Тяжелы движенья, Мысли тяжелы. Лёд опустошения И бескрайней мглы.
Это был депрессивный молитвенник параноика с тонной разочарования. — Тебя пустят по кругу, не стоило делать этого без ранга дамы, — без эмоций проскрипел Монах, прервав прогулку внимательного взгляда по ровным строчкам. Он подошёл угрожающе близко, бережным движением забрал книгу и положил её на полку. Горячие подушечки пальцев Монаха коснулись кисти Мая. — А потом убьют за покушение на Стоуна и шпионаж. Не сомневайся, Картер пойдёт до конца. — Но не до моего, — под улыбкой Мая скрылось раздражение. Амбиции Картера буквально пронизывали комнату своей никчёмностью. Этот неклеймёный сукин кот чуял, с какой стороны выросли ноги у его смерти. И как уверенно она к нему шла. — С какой стати мне убивать Стоуна? Я спас ему жизнь, не подпустив Фрога к его благородным сединам. — Примавере нужен лишь повод, чтобы закопать тебя, — Монах имел деловой подход к смерти. Его глаза смотрели в прошлое с гордостью за каждую уничтоженную им душу. Наверное, это называлось мудростью. — И ты его дал. Рассвет приближался. Май провёл пальцем по белым буквам на выцветшей чёрно-белой картинке и отдёрнул любопытную руку, когда суть упрёка преодолела сопротивление его извилин. На влажных подушечках осталось волнующее ощущение прошлого. Пропитавшая кровь молитва была отложена. — Туз был одержим мною с самого начала. Но моё липовое дело он получил только сегодня, — пока пробудившееся чувство жадности перебирало скопившиеся мысли, один щекотливый вопрос взволновал разомлевшее сознание сильнее других. — Где я прокололся? Как он понял, что я пришёл за Картером? — Я не знаю, — Монах отвёл блудливый взгляд. На его стороне была одна непобедимая сила: собачья преданность Тузу. Пальцы с наколками сжались в кулаки. Он был готов на всё. По крайней мере, был в этом уверен. — Я ничего не знаю. — Тогда ты умрёшь, — это было всего лишь очевидное предположение. Монах мучительно вздохнул и тяжёлым кулём осел на пол. Костлявая рука схватилась за сердце, а сморщенное лицо посерело. Его губы зашептали что-то дьявольское, что-то очень опасное и непредсказуемое. Молитву? — Не вставай, — Май снисходительно указал на пол. Сам он приземлился на табурет и демонстративно потянулся за ножом. Грациозно, беспощадно и победоносно. Он захотел срезать татуировку со сморщенной кожи. Но не мог этого сделать. — И моё насквозь прогнившее сознание хочет ранг дамы. Придумай что-нибудь, чтобы Туз отменил свой отказ. — Это не спасёт тебя. Они доказали, что ты шпион, — прошипел Монах сквозь зубы. Случилась удивительная дурость. Он попытался угрожать. И его манера угроз казалась диковинной и забавной. Она звучала как очень дельный совет. — Найс не переубедит Туза. И я его никогда не предам. — Тюрьма меняет людей, — в насмешливом голосе Мая отразилось уважение к самому себе. Это прозвучало двусмысленно и приторно сладко. Но нож пролетел мимо Монаха, отлетел от металлической стены и упал в дальнем углу комнаты. — Я не убью тебя. Считай это своей гарантией. Гарантия была очень слабой. В дверь глухо постучали, и, прежде чем Монах успел сообразить, Май накрыл пальцем разразившуюся улыбку. Дверь приоткрылась, и комнату обволокло приступом неукротимой паники. Это была естественная реакция стен на идиотизм. В раскрытую щель юркнула светлая голова параноика. Май обернулся. «А это моя гарантия», — его красноречивый взгляд был понят без лишних слов. — Микки, выйди вон отсюда, — неожиданно грозно процедил Монах и нервозно промокнул рукавом выцветшие губы. Он постарался изобразить потерянную над ситуацией власть, для чего свёл брови в единую мохнатую линию. Май улыбнулся. Ублюдок не внял его доброжелательному предупреждению. — У Стоуна лёгкие отказали, — едва слышно прошептал Микки и вздрогнул, испугавшись собственного голоса, наполненного безысходностью. Он не ушёл, и его маленькое лицо продолжало теряться на фоне тусклых стен. Он нервничал и был готов вырыть своими маленькими ладонями защитный окоп. В бетонном полу. — Бог оставил нас. Фанатизм Микки достиг апогея. Эгоизм Мая был восхищён: поехавшая крыша параноика породила единую веру. И у этого Бога имелась капля совести, раз в параноике затаились задатки образцового заложника. Микки смотрел кристально-чистыми глазами и творил свою смерть. Под мучительный стон Монаха он сделал отважный шаг в комнату. Май улыбнулся ещё шире. Тюрьма меняла людей, вот только он человеком не был. Уважение к самому себе перешагнуло максимум, и это не могло пройти мимо опытных глаз. — Микки! — едва слышно шикнул Монах, встав на ватные ноги. Дрожащие руки с пожелтевшими ногтями ухватились за край стола. Он весь напрягся. Беспощадный удар был нанесён. Май отработанным движением дёрнул параноика на себя и перекрыл ему доступ к кислороду. Тело Микки обмякло через десять ударов сердца. Май прижал его голову к своей груди и сделал медленный шаг назад, почти в коридор. Микки весил не больше засохшего трупа кошки. Монах ринулся вперёд. — Я сверну ему шею, — Май остановил его улыбкой. Очень гадкой. Он почувствовал себя гадюкой, сбросившей ложный мирный окрас. Его руки остановились за секунду до смертельного щелчка. — Назад! — Ты победил, пусть, — Монах сбавил громкость, выставив ладонь вперёд. Он очень медленно подходил к сути разговора. Договариваться по-хорошему не собирался. — За него с тебя снимут кожу и умертвят. — Позже займётесь этим, — примирительно согласился Май и опустил тело параноика на пол. Руки мягко приподняли его за плечи и подтянули головой на колени. Артерия ещё билась жизнью. Бинт с засохшей кровью обернулся вокруг тонкой шеи. — Он умрёт через одиннадцать минут. Если мне не надоест ждать твоего ответа раньше. — И ты сможешь его убить? — это был кричащий шёпот. В глазах Монаха играло враждебное недоверие. — Я бы на твоём месте не сомневался. Монах ещё несколько секунд изучал холодный взгляд врага, вздохнул, поднял нож с пола и в молчании подошёл к стене. Кончик лезвия воткнулся в шуруп в стене, рукоятка повернулась вокруг своей оси. Он не слишком профессионально тянул время. Под открученным листом обшивки сырела бетонная выемка. Она злобно выдохнула в комнату холод. В кладке остывали несколько жестяных банок консервов и пакет. — Картеру грозила смертная казнь. Его с того света буквально вытаскивали, настаивали на невменяемости, — Монах пожал костлявыми плечами и оглянулся, словно от его слов зависела прочность стен Примаверы. Он вывалил на стол с десяток сморщенных томатов с пожухлыми боками. Остро заточенный нож мазнул по кожице. — Его должны были отправить в психиатрическую клинику. Но судья что-то заподозрил и вынес другое решение. Примавера. Больше я ничего не знаю. Зловещее слово мурашками пробежалось по затёкшей спине. Вот уже восемь с половиной минут острые лопатки бесчувственного параноика вдавливали колени Мая в пол. Микки мирно посапывал. — Купить судью было бы дешевле, — догма непроизвольно выстрелила в воздух. — Тебе это не особо помогло, — хмыкнул Монах. Май так и не нашёл обоснования этой дерзости и сделал задумчивый поворот кистью. Бинт натянулся и шрамом врезался в горло Микки. Ногу бедняги свело судорогой, он несколько раз дёрнулся и попытался сглотнуть. — Не смей, — Монах поднял руки вверх, в точности повторив жест Найса. Загадочная ублюдочность Примаверы резала глаза. Тяжёлые мешки под глазами старика нервно задёргались, но он взял себя в руки и продолжил: — Кто-то охотился за Картером, так что операцию по перевозке засекретили. Настоящий приговор огласили лишь через неделю. За это время двадцать пять талантов были осуждены на принудительное лечение. — А я оказался единственным из двадцати пяти, кого перенаправили из клиники следом за Картером, — Май почувствовал, как загорелась его кожа. Словно на него опрокинули ведро вскипячённой грязи. Разгадки загадочной ублюдочности резали нервы. — Вы действительно знали. Вы удивляли меня своим лицемерием целых восемь дней. — Туз сомневался, что ты убийца, — Монах с ни с чем не сравнимой гордостью протянул обломок старой тарелки. Он вновь зашептал молитву. В руке Монаха застыл нож, с которого срывались красные капли. По венам Мая потекло смятение, которое на правах сильного заняло девяносто процентов тела. В остальные десять уместился голод. Май сглотнул слюну. Молитва была кстати. Голова почти пошла кругом, но пальцы грубо смяли сочившийся кровью томат. Он это проходил. И мог пройти ещё сотню раз. Он должен был поесть. — Ни одна известная нам преступная группировка не нанимала тебя. Твои отпечатки нигде не значатся, кроме Примаверы, — язык Монаха развязался и, к счастью, был неописуемо длинным. — Ты не просто наёмник, ты нечто другое. И Туз хочет знать что. — Я судный день, — Май без интереса пожал плечами. — Если ты враг талантам, тебя сдадут в военный лагерь, — Монах скукожился, словно религиозная дребедень наматывала его кишки на вилку правосудия. Лагерь, за который когда-то погибли родители. — Дом, милый дом, — Май хотел сказать что-то совершенно другое, что-то язвительное, но раздражение возродилось где-то в локтевом нерве и защекотало селезёнку. — Дай мне ранг дамы. Я уверен, на решение Туза можно как-то повлиять. Жизни этих талантов ничего не стоили, но они упрямым слоем никчёмности заслоняли истинную историю мира. Май искренне ненавидел стремление говорящих мертвецов к жизни. Но больше всего он ненавидел их желание сдохнуть героически. Словно что-то в мире, кроме количества цветов у надгробия, могло измениться. — Думаешь, твоя жизнь стоит моей? — это прозвучало как сильное несогласие. В глазах Монаха металось сомнение между зыбким призванием и сущностью талантливого убийцы. Желание уничтожить унижающее присутствие Мая омывало белки краснеющих глаз. — Ранг дамы он захотел. Картер прирежет любого, кто заступится за тебя. — Так Найс просто хотел подставить тебя? — Май возродил свою стихийную опрометчивость. Этот псих просто поражал своим масштабным стремлением упасть ниже возможного. Его скотская жажда к гнусным играм переходила границы. — Ты тоже подсыпал перца ему под хвост? — Туз приставил меня к нему в качестве лимита жестокости, — Монах делал медленные шаги спиной к двери. Врождённый инстинкт убийцы проиграл приобретённой гуманности. Он наплевал на героизм. Это было лицо настоящего таланта: трусливое и коварное. Он пытался сбежать. — Шестнадцать минут, — холодным тоном Май подвёл итог. В нём даже зародилось разочарование, хотя с самого начала он видел этих ублюдков насквозь. — Время истекло. Защитный окоп Микки превратился в могилу. — Что? — Монах остановился, с недоверием опустив взгляд на безжизненное тело. Широко раскрытые глаза наполнились догадкой и немыслимым сожалением. Затем он взглянул на безразличное лицо Мая и до конца осознал последствия своего решения. — Ты ведь не мог… Ты не мог убить его? Микки? — Микки мёртв. И Бог ему не помог. Этих слов Май не произнёс. Потому что в Примавере было сострадание, и его он пока не хотел уничтожать. Май встал, и отяжелевшая голова параноика глухо ударилась об пол. Монах пошатнулся. Сделал несколько слабых шагов вперёд и упал на колени возле тела. Несколько секунд он не дышал, выискивая хоть малейшее движение ресниц на бледном лице. Или слабое тепло дыхания. С появлением Мая смерть систематически промахивалась в других. Время в комнате сосредоточилось на шлепках старческих ладоней по серым щекам параноика, на нелепых попытках искусственного дыхания и на неумелом массаже сердце. — Микки… — болезненный полушёпот Монаха кнутом ударил в спину. Май обернулся. В комнате была собрана настоящая коллекция печатных изданий, книг было не меньше тридцати. Вырванные из памяти имена пестрели на однотонных обложках. Они были выцветшие, пожелтевшие, разлохмаченные и несли в себе жизнь. Жизнь с ложными тревогами прошлого. Спешную молитву. Монах нервно мотнул головой. Он попытался встать, но снова схватился за сердце, словно боль в груди не давала ему разогнуться. Лампа нервно замигала. Даже свет умирал в этом подземелье. В холодных глазах Мая играли затухающие блики ночника. Если среди преступников он не смог найти себе места, то Химера с удовольствием вдыхал смрад жестокости. Монах сделал несколько рваных вздохов, держась за сердце. Это был рассвет. — Передай Богу, что впредь у него будет много работы, — это было нелепо, но Май надеялся, что в затухающее сознание проникнут его последние слова. Напряжённое тело Монаха обмякло, издав тревожный стон. Май улыбнулся. Он обладал самым чудовищным талантом в мире и любил фальшивое облегчение на губах покойников. Деспотическая сила. Безмерная власть. Удовлетворение. Жажда жизни пересилила накопившийся голод, и Май выжал зажатый в руке томат на пол. Спящий Микки пошевелился: в его взгляде не было ни единой мысли, лишь густой туман сонливости. — Май? — просипел он, встав на ноги. Ещё раз потёр и без того красные глазища. Дешёвая подошва тапок скользнула в антропогенной луже, но Микки удержался, рассекая руками воздух. — Голова болит. — Не кружится? — с беспокойством вздохнул Май, схватив неловкого товарища под руку. — Ты сильно ударился. Май выдержал пронизывающий взгляд одурманивающих глаз. Микки послушно последовал за ним и приземлился на затрещавшую кровать. С неловким удивлением он ощупал свой ушибленный затылок. — Я поскользнулся и упал? — Микки с непониманием заскользил взглядом по трупу. — Да и... у Монаха случился приступ. Мне жаль. Ресницы Микки дрогнули и прикрылись. Он облизнул губы и опустил глаза. В уголке выступила капля слезы, которую захотелось поддеть пальцем и размазать по безвольной щеке. Он что-то прошептал. Что-то резкое и неудержимое. Что-то болезненно гневное. Микки сглотнул пронизывающую горечь, и в его распахнувшихся глазах отразилась сдавливающая рёбра боль. Наверное, именно так скорбели убийцы. По-зверски сдержанно. — Ненавижу, — всё, что смог выдавить из себя параноик. В нём было столько угнетающего отчаяния, что, вылившись наружу, оно бы затопило все этажи тюрьмы. — Он ушёл к Богу без меня! Отчаяние, порождённое завистью. — Микки, мне так жаль, — Май с облегчением выдохнул. И просто смял бушующего параноика в объятиях. Тот застыл. Несмело ответил. Это была чудовищно спонтанная победа. Над всеми забитым и обожающим неприятности Микки. — Ты же не притворяешься? — Микки отодвинулся и сморщился, столкнувшись с деланным безразличием на лице Мая. В нём играла кровоточащая обида. — Ты же добрый. Май вдохнул спёртый воздух и задержал дыхание. Что-то вязкое и незнакомое обволокло желудок, что-то щемящее сдавило рёбра. Ущербные просто не имели права дышать. Никто не имел права даже существовать. Дегенераты возбуждали в нём желание проредить население планеты до нуля. Май резко выдохнул, вернув самообладание. — Может, я лицемер и неудачник, — сказал он со всей серьёзностью и терпимостью. Микки покачал головой и обошёл его, не сводя подозрительного взгляда. В покрасневших уголках глаз выступили щемящие слёзы жалости, но мальчик шмыгнул и утёр их грубым движением. Тюрьма могла сделать мужчину даже из параноика. Но не сделала. — Но я бы не стал играть с доверием друга, — на каменном лице Мая таяла невыносимо жгучая провокация. — Твоим доверием. — Я сейчас разрыдаюсь, — мелодичный тенор за спиной объявил новый раунд игры без правил. Май замер на секунду, потом с демонической ухмылкой обернулся к Найсу. Прекрасное лицо было едва узнаваемо. Под носом бордовой корочкой засохла кровь, на скуле розовело яркое пятно, трещинки на губах сочились краснотой. Он улыбался, но было видно, как ранки больно стягивали его мимику. Найс вернулся живым. Это была неубиваемая зараза. Параноик сделал несмелый шаг назад, потерял равновесие в томатной луже и схватился за рукав Мая. Вновь удержался на ногах. Но то была лиричная суета. К бесконечному списку добавилась фееричная проблема. Радость из груди медленно плавилась под холодеющим взглядом Найса и стекала мурашками по горящей коже.А вихрь то взмывает круто, То рушится, пыль клубя... О, если б хоть на минуту Суметь разгадать себя!..
— Найс предал тебя, — стены шептались за его спиной. Что-то в зарождающемся сомнении казалось неоспоримо верным. Что-то, что притаилось в непреодолимых стенах Примаверы. И от этого ярость желания потекла по венам. Сукин отпрыск сдал его тайну Тузу. Всё было кончено, и под этим Май понимал нечто большее, чем жизни миллиарда разумных тварей. Глаза Найса скользнули вниз, Май с тоской открыл рот. Острое жало на языке царапнуло нёбо, и он промолчал. Это был блеф. Этого просто не могло случиться. Да, в извращенце было слишком много ублюдочности, чтобы помочь. Но недостаточно, чтобы нарушить своё слово. Найс сделал протяжный шаг вперёд. Совсем не с добрыми намерениями. Май мысленно выругался и закрыл глаза. Неизвестность кислотой капала на нервы. — Всем имбецилам покинуть помещение, — резко выдохнул Найс, выдержав долгую паузу. Он многозначительно кивнул Микки и замолчал. Он прятал тайну под жестокостью взгляда и натянутой улыбкой. Дождавшись, когда параноик без сожаления покинет опасную комнату, Найс закрыл дверь и щёлкнул замком. Щеколда блеснула в дверной щели и утопла в стене. — Даже не стану спрашивать зачем. Просто… какого дьявола ты добиваешься, Май? Найс с детской беспомощностью развёл руками. — Тебя, — Май выдохнул, почувствовав, как волна напряжения хлынула к голове. Оба сглотнули, переведя горящие взгляды на стену. Через секунду один из них пришёл в себя. И это был Найс. Он небрежно присвистнул, взлохматив волосы на растрёпанном затылке, покачал головой и беззвучно выругался. Очевидно, одного имбецила в комнате он недосчитался. Он хотел сказать что-то ещё, но передумал и с деловым видом обошёл тело Монаха. Повертел голову, проверил его шею, кожу под прохудившимся свитером, руки до локтя. — А ты та ещё мразь, — это был самый посредственный комплимент из его девственного до настоящих оскорблений рта. — Не оставил улик. — Это врождённое. Найс не ответил. Он не злился. Не угрожал. Встал, поддел носком шкуру развороченного томата. Повёл крыльями носа из стороны в сторону. Задумчиво потёр переносицу. Его глаза вновь бегали по стенам, игнорируя присутствие врага народа. Детская психология была загадочна, но вполне предсказуема. Найс по кирпичикам возводил стену отчуждения. — Ты струсил? — Май поперхнулся слюной. Это было невероятно. — Найс, ты струсил. Май расхохотался. Затем согнулся пополам и упёрся ладонями в колени. Смех резко оборвался. Это было сильнее, чем просто невероятно. Это было за гранью фантастики. Он переоценил извращенца. Он в очередной раз переоценил человека. Бинт плавно соскользнул с его кисти. Май бросился на Найса, ударив ступнёй по колену. Нога заныла, почувствовав под собой острую чашечку. Мелодичный хруст ударил даже по вкусовым рецепторам. Хруст трескающихся костей. Извращенец рухнул на пол и неудачно загородился рукой от последующих ударов. Найс умел удивляться. И даже сейчас между болью от ударов в его красивых жестоких глазах мелькал отблеск восхищения. Май вытянул его обмякшие руки вдоль тела и зажал бёдрами, сев жертве на живот. Бинт обернулся вокруг покрасневшей шеи извращенца. Тёплое тело не шевелилось и не пыталось вырваться. Садист кожей впитывал чужой триумф. И делал он это с мазохистским наслаждением. — Сыграем в последний раз, Химера? — жарко прошептал Найс. Пот струился по его вискам, разбавляя кровь и прижигая ссадины. Но в мальчике до сих пор не проснулось ощущение неизбежности. Ни грамма страха. Ни грамма сожаления. Лишь проклятая уверенность в себе и жажда ломать чужую гордость. — Уточни правила, — Май коротко ударил кулаком по алеющей скуле. На всякий случай. Он и сам до конца не верил в лёгкую победу над этой гнусной гиеной. Какое-то ощущение свинячьей подставы осело во рту солёным осадком. Найс сплюнул кровью ему на грудь и расплылся в хищной улыбке. — Я оставил завещание о нашем с тобой маленьком секрете, — во рту, наполненном кровью, действительно нашлось место для великой гадости. — Сумеешь найти Туза раньше, чем к нему придёт посылка? Май прикусил губу, заткнув поток слов, вертевшихся на языке. Это был не просто ребёнок. Алчный взгляд хранил в себе охоту до махинаций. Под прекрасной маской притаился опасный враг, которого Май раньше времени сбросил со счетов. И этот враг наслаждался его замешательством. Ублюдочно-прекрасный Найс. Даже жёлтые ромбики камушков в его ушах сияли оттенком высшей степени сволочизма. — Долго в гляделки играть будем? — проурчал Найс, освобождая кисти рук из плена жёстких коленей. Он неторопливо размял пальцы, на которых остались красные налившиеся следы, потёр след от удара. — Пока не сдашься, — Май приложил ладонь к горящему лбу и покачал головой. Рядом с этим поганцем логика не имела смысла. Game over, вот только кнопки перезапуска под рукой не оказалось. — Ещё один труп из твоих рук — переломаю рёбра, — прошептал Найс, почувствовав вкус победы. Пальцы легли на сжавшие его тело бёдра. Скользнули выше, к выпирающим косточкам под резинкой штанов, под свободную рубашку, по коже живота. Мышцы пресса нервно сокращались под безжалостно-нежными прикосновениями. — А потом буду смотреть, как Туз разделывает Химеру на мелкие кусочки. Это последнее предупреждение. Успокойся, или тебя успокою я. — Что ты хочешь за молчание? — Май толкнул домогающееся тело, ударив Найса головой об пол. Встал. Он никогда не курил, но сейчас желал вдохнуть успокаивающего дыма. Как можно больше. — Назови цену? — Дай мне, — пожал плечами Найс. Честность была ему не к лицу. Он сказал это всерьёз. Это был пугающе обдуманный ответ. — Просто дай мне. — Скинь хоть пару центов? — фыркнул Май, пожимая затёкшими плечами. Мысли чёртовой тучей пчёл носились в голове и жалили черепную коробку. Жизнь. Власть. Возмездие. — Дорого просишь. — Сдаётся мне, я ещё и продешевил, — насмешливо протянул Найс, выжидая следующего категоричного ответа из гениальной головы. Май уставился в игривые глаза мальчика. Осуждающе и непростительно. — По рукам. — Ну разве не умница? — Найс расплылся в улыбке и протянул свою руку к напряжённому лицу новичка. — Не бойся. Вся моя нежность будет твоей. Это и пугало. Май вздрогнул, почувствовав электрический разряд ненавистной неизбежности. Шершавые подушечки чужих пальцев коснулись его кожи. Судорога пронзила тело, и Май закрыл глаза. В этом жесте скопилось нелепое сострадание к загнанному в угол монстру. Это была фальшь. Найс не мог подарить то, чего в нём не было. Новичок стиснул зубы. — Ты же не дашь мне ранг дамы. Как только ты уйдёшь, они опустят меня, — взрывоопасная волна догадки всколыхнула убаюканный мозг. Май бесстрастным взглядом таранил стены, словно играл завершающую партию со своей судьбой. — Ты просто заранее занял очередь, ублюдок. — Умница. Но ты сам виноват, — Найс улыбнулся почти снисходительно. Уголками покрасневших губ. Он даже не попытался отрицать свой мерзкий обман. — Монах мог дать тебе ранг дамы и спасти. Но ты его дисквалифицировал. Нужно было дождаться меня. Теперь всё кончено. — Это из-за тебя я оказался в таком положении! — вскипел Май, взяв многословную тварь за воротник измятой рубашки и встряхнув до удивления в маниакальных глазах. В игре было слишком много игроков. И она вышла из-под контроля. — Меня хотят опустить из-за твоей сучьей выходки. Оба обернулись на резкий скрежет за дверью. Скрежет быстро стих, уступив чьему-то гортанному крику. Чьё-то тело врезалось в дверь, едва не сорвав с петель. Это означало одно: за стенкой дрались таланты. Примавера не спала даже в раннее утро. Сквозь щели просочилась чья-то возбуждённая ярость. Всё быстро стихло, послышались лишь удаляющиеся шаги. Одного. Второй безвременно вышел из сознания. — Ты говоришь о моём поцелуе? Да, это так называется, — Найс вздохнул, расслабив напрягшиеся плечи, и снова повеселел. Он подобрал особенно некомфортное время для кровопролитной романтики. В его глазах заиграли дьявольские искры. Из кармана выскользнула заточка и направилась к переносице Мая. — Если ты давишь на мою совесть, это очень глупый ход, глазастый. — Дай мне ранг дамы, — тот с безоговорочным доверием закрыл глаза. Он боялся передумать, так что кожей впитывал измену самому себе. Ускользающее время по крупицам уничтожало его шансы на спасение. — Меня видели с тобой. И ты единственный, кто сможет противостоять Картеру. — Шутишь? — Найс замер, прокручивая смысл последних слов. Заточка в его руках продолжала давить на кожу новичка. Похоже, это был самый бессмысленный бред, который он слышал за свои восемнадцать долгих лет жизни. И отчего-то этот бред не вызывал должного презрения. — Всё равно, что прыгнуть с утёса. — Так прыгни, — Май резко распахнул глаза. Так резко, что рука Найса дёрнулась, едва не порезав веки с дрожащими уверенностью ресницами. Наверное, Найс должен был удивиться, но не удивился. Он просто надул щёки и задержал дыхание. Затем тонкой струйкой выпустил воздух, от чего кровь на его губах чуть запузырилась. Найс излучал апатию. Он не сводил с новичка глаз. Он не мог даже толком разозлиться. Что-то отвлекало его от жгучего взгляда Мая. Какое-то дьявольское напряжение, расползавшееся по бетонным стенам. Оно проникало в каждую трещинку. Оно рушило покой. Оно несло в себе чей-то злой шёпот. Чей-то негласный приговор. — Это не смешно, Май, — Найс всё-таки поборол себя и вернулся в разговор.Когда я дольше, чем мгновенье, Разгадываю жизни ход, По собственному разуменью, Я — труп, что воскресенья ждёт.
— Я согласен на любые условия.Кончается моё скитанье. (Кто жил, тот прожил мало лет.) Я — заблужденье, я — желанье, Я — обладанье и запрет.
— Невозможно.Я стану на земле незримым. Чужим, бесчувственным, не мной, Под солнцем я рассеюсь дымом Иль опьянюсь зарёй иной.
— Помоги же мне.Я потеряю непременно Обогревающую связь С людьми, с мечтой, со всей Где цепь времён оборвалась.
— Ты понимаешь, кого и о чём просишь? — Найс не выдержал пытки раскалённым взглядом. Он несколько раз ударил бесхозный труп носком, затем и вовсе отвернулся. Умиротворённо улыбнулся, запрокинув голову назад. Беззащитно открытое горло манило нежной светлой кожей. — Если станешь моим, я тебя уничтожу.И сколько б солнечная ласка Земной ни золотила лик, Всё это маска, только маска, Всё — ночь, повсюду мрак проник.
Май сделал уверенный шаг вперёд и схватил ублюдка за руку. Их дрожащие пальцы жёстко сплелись, едва не ломая друг другу кости. Найс замер. Развернулся, впервые позволив дерзкому новичку дотронуться до жёсткой корочки на разбитых губах. Май потянулся вперёд и языком прошёлся по героически заработанным ранам. Ранам, оставленным ненавистным Тузом. Тем, с кем у них зародился личный конфликт. Конфликт с первого взгляда. Это был пожар в груди. — Какого чёрта ты делаешь? — второй рукой Найс схватил Мая за подбородок. Жёстко и со злостью. — Повышаю плату, — Май парировал уверенным взглядом. — Ранг дамы, Найс. Ты не пожалеешь. Они оба замолчали. Найс вздохнул, отпустил новичка и сжал ладонями свои виски. Это было точным сумасшествием. Он сделал несколько шагов вглубь комнаты и схватил книгу со стихотворениями. Несчастный молитвенник параноика. Коридорный свет бил изо всех щелей двери. Шум в коридоре нарастал, пока что-то вновь не ударилось в стену. И Май с невыспавшейся усталостью прикрыл глаза. — Твой голос так наполнен лаской, твоих речей так нежен пыл… — Найс остановился, вслушиваясь в гул Примаверы. Что-то ткнулось в замочную скважину, надавило на неё. Но дверь не поддалась натиску извне. — Искать обман под кроткой маской у сердца недостанет сил. — Что это за мерзость? — Май почувствовал напряжение, исходившее от Найса. Чья-то тень скользнула вдоль стены, лишь на секунду погасив свет в щели. Проблемы могли подождать до утра или хотя бы приходить в порядке очереди. Но, как и подобает всякой заразе, они имели своё личное и невыкорчевываемое мнение. — Это не мерзость, Май, — Найс хлопнул обложкой книги, наконец приняв для себя безоговорочное решение. Его глаза запылали истинным бешенством. Он разгонялся от ребёнка до инквизитора за несколько секунд. Кто-то потянулся к его плетям власти. Кто-то взял на себя роль палача. — Это бунт против Туза. Бунт Картера. В его маниакальных глазах отразился кратковременный, но ёмкий ужас. Потребовались три удара ресниц, спрятавших на время этот растерянный взгляд, чтобы Найс решил беспомощно оглянуться вокруг себя. Они были заперты в глухой комнатушке, а отчаянный самосуд безжалостной Примаверы ломился к ним через единственную дверь. Они жаждали наказать новичка. Вера в справедливость Туза была подорвана. Ублюдок не удержал трон. Май сглотнул. Он и сам не представлял, что могло остановить раскачавшуюся Примаверу. Если это был конец, то он оказался действительно непредсказуемым и убогим. Картер поставил трусливый шах и мат. И комната действительно заполнялась чьим-то диким страхом и невыносимым запахом крови. — Что ты делаешь? — Май едва не поперхнулся. Найс медленно подошёл к двери и потянул щеколду вправо. — Найс? — Май успел поймать его руку, но извращенец резко ударил его по щеке и оттолкнул. — Заткнись, — мальчик серьёзно изменился. По его венам потекла вскипячённая кровь сумасшедшего. В яркой радужке осколками стекла засияла страсть. Он не верил, что мог проиграть. Он больше не чувствовал опасности. Лишь ярость. Возбуждение. Найс прикрыл глаза и облизнул губы. Последний сантиметр щеколды сместился, и распахнувшаяся дверь мощным ударом отлетела к стене. Гневный бал Сатаны. Ад уместился на пяти квадратных метрах за считанные секунды, сметя Найса к дьявольским чертям. Что-то тяжёлое врезалось в голову Мая, и он медленно сполз вдоль стены. Чьи-то руки схватились за голые ступни, утягивая его в другой угол, пока кто-то едва не вывернул ему локтевые суставы. Тело разрывалось. Давление в мышцах перерастало в невозможную боль. Ботинок прилетел по почкам. Май взвыл, неспособный сопротивляться бешеной толпе. По глазу потекла тяжёлая капля крови из разбитой головы. Жадные псы раздирали его тело. В нос тыкались ботинки, потные подмышки распластанных по полу тел, острые локти и влажные спины. Чьи-то зубы с рычанием впились в плечо, разрезая острыми зубами волокна ткани. Май зажмурился и дёрнулся из цепких лап. Рука хрустнула и даже перестала болеть. Рука перестала болеть в тот миг, когда с жутким звуком зубы противника клацнули, и нервная система недосчиталась значительного куска тела. Его заживо пожирали. Что-то холодное коснулось ног, такой привычный и гладкий холод. Чьи-то пальцы стиснули лодыжки. Лезвие подлезло под кожу под коленями, и Май почувствовал себя освежёванным телёнком. И это было очень больно. Невыносимо. До истерзанных губ. Хотя Май уже не был уверен, были ли они у него. Он сплюнул что-то красное себе на грудь. Там, через мельтешащие ноги, затуманенный взгляд поймал знакомые кроссовки, топтавшие труп старого Монаха. Найс дрался, сцепившись спиной к спине с Прыщом. Тела вокруг них разлетались и валили других. По стенам полз дым от огня, раскаты грома, кто-то выл от нечеловеческой боли. Дьявол не покинул свой трон и не явился на приём. Май улыбнулся из последних сил. Нагадивший в штаны Туз уже не имел значения. Улыбку быстро стёрли с его лица, ударив по челюсти. Кровавая каша из зубов, своего мяса и бульона крови едва не попала в дыхалку. Май закашлялся, выталкивая изо рта любимые зубы. Больше их было не двадцать восемь. Минус один. Минус два. Минус три. Что-то жуткое поймало мечущийся язык, пронзило его насквозь и приковало к челюсти. Слёзы брызнули из глаз. Зубы возле его уха ещё раз клацнули, но на этот раз боли не последовало. Регенерация спасала единственно возможное — головной мозг, лишая его полноценного удовольствия в виде отменного кошмара. Май с усилием воли открыл глаза, и всё, что он увидел, было залито красной краской. Мир стал невыносимо ярким под пеленой собственной крови. Он уже ничего не понимал, хотя в голове мельтешила нелепая мысль: у Найса была красивая спина. Даже без Прыща, замертво упавшего на пол, он справлялся. Это было ублюдочно. Май остался в этом аду, чтобы свергнуть своего врага. Враг не явился на финальную битву. Май почувствовал жёсткие прикосновения к вывернутой руке и тупую боль. Кто-то потащил его к выходу, схватив за задравшуюся рваную футболку. Бедро ударилось об угол, но наглого похитителя это волновало меньше всего. Толпа перед ними разлеталась по стенам, размазывая мозг из пробитых черепов. Май тихо вздохнул, когда движение прекратилось. Над головой склонился Ханни. Безжалостная улыбка на лице не вызвала даже капли злости. Примавера больше не имела никакого значения. Нужно было выбираться из кромешной тьмы на свет. Возвращающаяся боль стиснула кости. Он хотел на волю. Он хотел вдохнуть свежий воздух этого мира ещё раз. Лежать в серых простынях старого дома и смотреть на бессмысленный потолок. Слышать, как волны разбивались о каменистый берег, как подгнившие доски скрипели при каждом порыве ветра. Май резко приподнялся на локти, почувствовав, как неестественно отяжелел затылок. В дверном проёме мелькнула тень Амбала. Тот о чём-то коротко кивнул Ханни и выскользнул в коридор. Замок автоматически сработал. Эти ублюдки действовали подозрительно слаженно. — Не двигайся, — злобно шикнул Ханни. В Примавере действительно любили дебильные шутки, и Май назло всей системе попытался дёрнуть пальцем. Тело не слушалось. Ханни грубо вытер коктейль слёз и крови с его лица и заложил испачканную тряпку в рот. Кровь на время перестала течь по подбородку. — Я получил приказ от Туза, — улыбнулся он, подкладывая под голову новичка что-то мягкое, после чего тот перестал захлёбываться самим собой. Кровь отхлынула от глотки. — Не вздумай меня благодарить. Ханни исчез из комнаты. Это были его последние слова. На выходе что-то рассекло ему шею, и через уменьшающуюся щёлочку Май проследил за фонтаном крови. Ханни стоял, держась обеими руками за горло. Упрямо. Это был самый младший ребёнок Примаверы. С бесполезно слабым телом. С бесполезным даром интуиции. Но он до конца выполнил приказ Туза и упал на колени, когда тяжёлая дверь почти закрылась. Замок вновь автоматически её защёлкнул. По полу полз жирный таракан. Туз не стоил этой преданности. Май вдохнул носом. Его тёмный взгляд дрогнул от мучительных образов. Бесчувственные глаза Старика. Стальные удары его седых ресниц. Вкус упорных тренировок. Полупрозрачная салфетка на коленях и вилка в левой руке. Ровно остриженные ногти. Война. Шёлковый шнур в руках. Вздохи жертв. И конец этому положил единственный заказ. Террорист, взорвавший здание правительства людей в Китае. Под коленкой почувствовалось покалывание. Кровь вымывала забившуюся в рану грязь. И голову прострелила первая поистине гениальная мысль: Картер испугался. А это значило одно: он знал, что Организация пошлёт только того, кто непременно справится с заданием. Это придало немного сил. Это придало немного сил, чтобы возродить смущённый эгоизм и всё-таки пошевелить пальцем. — Однажды смерть догонит и тебя, — шептали голоса из прошлого. Его милые жертвы, засохшие в тяжёлых дубовых гробах. Час. Два. Три. Дверь плавно отворилась, и знакомые кроссовки скрипнули кровью по полу. Найс закрыл за собой дверь и с облегчением выдохнул. На нём не было живого места. Тело было испещрено царапинами и красными ушибами. Одежда утопала в крови. Он тяжело дышал, положив ладонь на грудь. Ключ бессильно выскользнул из его ладони и, подпрыгивая, отлетел под кровать Стоуна. — Из-за тебя, — тяжёлые слова повисли в невесомости. Найс зажал лицо ладонями.Смерть — поворот дороги, Кто завернул — незрим. Снова твой шаг далёкий Слился в одно с моим.
— А что я должен был сделать? Сказать Тузу правду? — ответ прозвучал едва слышно. Почти нечленораздельно, ведь слова со свистом вылетали между зубов. Сковывающая волна вины отхлынула. — Химера, двадцать два года, талант — синхронизация с сенсорной памятью человека. Специализация: несчастные случаи. В настоящем — беспринципный наёмник. В прошлом — аналогичная продажная сволочь. Любимое хобби — враг народа. Пришёл убить Картера. — Это похоже на исповедь, — Найс прервал его гневную триаду. — Вот только ты на святого не тянешь, — Май с трудом принял сидячее положение. — Но ты всё равно молишься на меня, Май, — претензионный голос Найса заставил зажмуриться от клокочущей боли в висках. — Стоун единственный, кто может навести порядок. Нужно противоядие. Май, ты слушаешь меня? Май мог бы даже перекреститься или умыть лицо молитвой. Даже содрать с кого-нибудь кожу. Лишь бы изолироваться от выразительной лекции досаждающего гомика. Найс вздохнул. Сделал несколько шагов, обогнув кровать с умирающим Стоуном, и присел к новичку, со стороны спины. Его ладонь приподняла широкую рубаху пижамы, коснулась старых незаживших ожогов, новых рваных ран и синяков. Кожа Мая сочилась болью. Взлохмаченные волосы открывали синюю шею с грубыми вмятинами пальцев. Плечи новичка дрожали, словно от холода. Он почти неосязаемо покачивался вперёд-назад. — Ты же не думал, что я стану тебя защищать? В ответ последовало многозначительное молчание и презрительный смешок. Хотелось празднично улыбнуться, вот только в груди поселилась вопиющая скорбь. Траур по выбитым зубам. Язык с отвращением скользил по дырявым дёснам. — Если Стоун встанет на ноги, с тебя снимут смертный приговор. Картер не сможет помешать, теперь он предатель, — Найс вёл деловую беседу с бетонными стенами. И Примавера отвечала ему едва слышными болезненными стонами. Кто-то жалобно просился внутрь и скрёб ногтями железную дверь. Но Найса это никак не трогало, он с безжизненной тенью на лице рассудил чужую жизнь. — И почему я до сих пор подтираю тебе задницу, Май? Чёрт возьми, я не люблю копаться в дерьме. — Дай мне свою заточку? — Май развернулся, оперевшись здоровым плечом на плечо Найса. Скрежет за стеной нарастал, пока не был уничтожен чьим-то безжалостным ударом. Бойня продолжалась. Добивали уже лежачих. По телу пробежали мурашки, и, чтобы унять дрожь, Май взялся за лезвие и пронзил рану в плече. Когда Найс попытался его остановить, он с едва ощутимой силой оттолкнул извращенца. — Сдохни. — Я пытался позаботиться о тебе, маленький идиот, — с безразличием возразил Найс, но заточку не отобрал. Его альтруизм имел отработанные границы. Найс был ядовитой смесью несогласованных между собой особенностей. — Даже если я уничтожу тебя, моя душа не успокоится. Моя человеческая душа. Эти слова были произнесены с неколебимой гордостью. Найс ошибся. В нём не было ничего человеческого. Его серые глаза похолодели. Они с угасающим ожиданием смотрели на неподвижную ручку двери. Ледяное веяние пронзало воздух. Тяжёлые хрипы задыхающегося Стоуна давили на плечи. Пузырёк воздуха в прозрачном сосуде капельницы так и норовил скользнуть в трубку и пробежать по тесным венам. Раскиданные по полу шприцы. Безысходность. — При первой возможности я покину Примаверу, — Май обрезал неровные края укуса и попытался заткнуть рану старым бинтом, чтобы остановить безупречно сияющую кровь. — Ты нагадил в штаны? — Найс хмыкнул, резким движением отбросив грязный бинт в сторону. Он с недовольным стоном поднялся на ноги, подошёл к изголовью Стоуна и вытащил из-под его подушки заначку для первой помощи. Он протянул мешок вперёд, но тут же отдёрнул, столкнувшись с бешенством в глазах Мая. Прищурился с лукавым подозрением. — Бог мой, ты делаешь нам одолжение? Решил спасти наши жалкие жизни от своего величественного присутствия? Май с раздражением опустил глаза. Не от смущения. Только сейчас он осознал чудовищно помятый вид застрявшего в аду человечишки. Май опустил глаза, чтобы не выдать блуждающим взглядом уважение к этому ребёнку. Не по возрасту умному мальчику. Мальчику, бравшему от жизни всё, чего только мог захотеть. Своими руками. Силой или правдой. Нелепой искренностью и ложью. Мальчику, живущему на равных с талантами. Ничем не уступая. Подчиняя. Уничтожая. Наслаждаясь. Мальчику, предавшему Туза ради чужой тайны. Май вздрогнул. Заточка обрезала ещё несколько сантиметров кожи под коленом. Буквально на ощупь, в полутьме. Всё пошло крахом, и эта угнетающая мысль скарабеем пробиралась под кожей. Пальцы беспомощно разжались и выронили нож. Найс едва слышно цокнул и приземлился рядом. Поднял заточку. Сжал в кулаки широкий воротник ситцевой пижамы Мая, изгаженной кровью, потом и грязью. Потянул в разные стороны, разрывая застиранную ткань. Он мягким движением снял бесформенные лоскуты, освобождая истерзанное за неделю тело. Размотал белоснежную ленту эластичного бинта и зафиксировал спиртовую примочку на раненном плече. — Я бы справился, — безучастно прошептал Май. Это была первая натянутая за уши ложь из его губ. — Сам. — Насилием над собой? — Найс не позволил жертве оттолкнуть свою навязчивую помощь. — Если твоё насилие покажется эффективнее, я обращусь к тебе, — Май постарался улыбнуться, хоть его руки пронизывала холодная дрожь. Он зажмурился от сковывающей боли, плечо слабо реагировало на разъедающий рану спирт. Боль то утихала, то возвращалась. — Дай мне ранг дамы. Дело уже не в моей смерти. А в моей жизни. В Химере. Туз докопается до правды. — Май, — внимательный взгляд Найса скользнул на горящую кровью коленку. В нём разгорался интерес. Нож отрезал нижнюю половину штанин. Всё, чего касались руки маньяка, имело конечный результат. Найс интимным движением накрыл ладонью рану. Это движение было пропитано уничтожающей пошлостью, но бинт тут же сделал несколько оборотов вокруг ноги. — Скажи, чего ты так боишься? Что может быть страшнее меня?Стёрты земные грани. Смертью не обмануть. Призрачно расставанье. Подлинен только путь.
Май не ответил. Эта тайна была настолько тяжёлой, что он едва смог подняться на ноги, донести её до койки Стоуна и заглянуть в лицо загостившейся смерти. Использованный шприц ткнулся в вену, поиграл под кожей грубыми нетерпеливыми движениями и извлёк миллилитры бордовой крови. Изъеденный страхом Картер поступил глупо, решив расшатать стены братской могилы. Май не любил проигрывать. А Химера просто не умел этого делать. Игла воткнулась в мешок с прозрачной капельницей. Кровь плавными разводами смешивалась с содержимым и уползала по трубке в вену Стоуна. — Ты — лекарство? — очевидно глупый вопрос не мог не слететь с губ удивлённого мальчишки. — Судьба смеётся очень громко, — подтвердил Май. Теперь тайну знали двое. Талант и Человек. Здравомыслящий убийца и подвластный инстинктам извращенец. Май обернулся к Найсу, пригвоздив его удивление высокомерным взглядом. — Чего я боюсь? Тот, кто узнает об этом первым, победит в войне. А я жажду общего апокалипсиса в багряных красках. — Химера должен быть в тени. Это слишком сильное оружие. — Что за чушь ты несёшь, гаденький? — Найс подошёл ближе. С презрением осмотрел кровавую капельницу, щёлкнул по ней пальцем. Вздохнул с недоверием. — Хочешь конца света? — Это любимый таракан в моей голове. — Я раздавлю его, — Найс улыбнулся и провёл языком по зубам. Это была ещё одна бесчеловечная игра без финала. С безоговорочным проигрышем Мая. — Я не позволю тебе уйти из Примаверы. Химера сгниёт здесь. Вместе со мной. Стоун сделал рваный вдох и вцепился пальцами в железные рамы кровати. Май смотрел на его мучения с торжествующим видом. Батрахотоксин Фрога с бешеной скоростью прогибался под кровью Химеры. Это была беспредельная боль. Мертвец возвращался в жестокую жизнь.