Записки на коленке

- Эдинсон. - Давид. - Эдинсон… - Чувак, ты серьезно думаешь, что я сейчас всё брошу и отступлю? - Я… не… - Тем более, так что заткнись и пей. Давид с самым несчастным выражением лица посмотрел на стакан. Серьезно. Он не любил алкоголь в принципе, а виски так вообще на дух не переносил. Этот напиток был не его целиком и полностью. Слишком крепкий. Слишком горький в конце-концов. Давид не любил его даже в сочетании с ромом. Но вот у Эдинсона, похоже, стоял принцип напоить друга. День рождения все-таки очень важный праздник. - Мы могли бы провести этот день с реальной пользой, - уныло заметил Давид, беря в руки стакан. - Конечно, но мы будем пить. Вздохнув, Давид одним махом осушил стакан, кривясь: - Какая гадость! Эдинсон лишь улыбнулся, кладя голову ему на плечо: - Я хочу тебя напоить и воспользоваться моментом. - Стесняюсь спросить, что мы еще с тобой не делали, что ты так хочешь меня напоить? - Римминг, - не задумываясь, сказал он. И Давид поперхнулся, пытаясь откашляться, и не выблевать горький виски. - Ты специально ждал, что я бокал к губам поднесу? - Я специально пою тебя, чтобы твой не в меру болтливый язык был занят делом. В этом весь Эдинсон. Ему было всё равно, что подарок должен был получить Давид. - Можно было попросить и без дрянного виски. - Ну нет, - Эдинсон почти мурлыкал. - Мне хочется, чтобы ты был еще более раскованным. Через полчаса и еще три стакана, Давид уже смирился с этой идеей. И вообще находил в ней свои плюсы. Раскрасневшийся Кавани вызывал не только желание, но и какое-то непередаваемое чувство нежности. Поэтому Давид совсем не удивился, когда стал выцеловывать шею Эдинсона, слушая его тихие стоны. Постепенно они стали избавляться от одежды, пытаясь, при этом, целоваться. Как Кавани оказался прижатым к матрасу в коленно-локтевой позиции - Давид не вспомнил бы и под страхом смертной казни. Теперь имело место быть только страсть, которая окутывала их. Он жадно целовал его плечи, обводил языком каждый позвонок и спускался всё ниже, к расселине между бедер, вызывая горячим дыханием долгую дрожь, блуждающую по телу. Сначала аккуратно, почти нежно, он коснулся языком сжатых краев мышц, дурея от собственных ощущений и от того, как выгнуло Эдинсона. Постепенно, не смущаясь, Давид практически трахал его языком, получая удовольствие от долгих стонов любовника. Виски сыграл немаловажную роль, потому что Давид снова пропустил момент, как заменил язык собственным членом, запустив руку в его густые, черные как смоль волосы. Всё происходило быстро, резко, на эмоциях, приправлено алкогольным дурманом. Но не менее горячо. Кончили они в унисон, жарко выстонав имена, или что-то менее важное. - С днем рождения, - улыбаясь, словно сытый кот сказал Эдинсон. - Это самый хреновый подарок, чувак, серьезно, - скаля зубы, вторил ему Давид. - Надо будет повторить. Алкоголь медленно выветривался, оставляя место сладкой неге.