Центурион, или История любви и предательства

То, что начиналось так возвышенно, красиво, Обернулось бедой. Как Отелло и Дездемона, мы расстались с тобой. (с) Крематорий, "Ромео и Джульетта" Джеральд не хотел видеть, что будет происходить, но Мюррей заставил, сказав: - Рандалл, это то, что нас свяжет вместе, наша победа. И вы никуда не денетесь от наших общих дел. - Я против! Я не должен... - Что изменит ваше "против", Джеральд? В любом случае виноватым в этой истории будете вы и только вы. Что генерал может быть жесток, Джеральд подозревал, но считал это вопросом, не касающимся подчиненных. Да и с врагами многое оправдано. Но теперь на месте абстрактного "противника" был Мустафа. Избитый, переживший несколько дней в жутких условиях. Не сдающийся... И вот вождя клана отдавали на растерзание, на самые жуткие пытки. Джеральд тогда впервые увидел "особых" подчиненных генерала Мюррея - парней в униформе специализированных войск и в масках. Именно нескольких из них губернатор привел в камеру и сказал: - Развлекайтесь, парни, добыча должна быть выносливой. Люди Мюррея насиловали пленника с удовольствием, больше подобающим какому-то тюремному сброду или диким зверям, чем цивилизованным гражданам Федерации. Возможно, они были пьяны или пребывали под действием веществ. Может, это был адреналин. Брали по двое вместе, кольцо для рта вставляли как можно более болезненно и тот, кому выпадала очередь насиловать в рот, загонял свое достоинство поглубже в глотку, заставляя Мустафу давиться и хрипеть. Было даже трудно сказать, приходили ли одни и те же или каждый день разные - все они вели себя одинаково скотски. Мустафу избивали кнутом, вырывали зубы и прижигали десна паяльником. Его раны посыпали каким-то жгучим порошком, от которого истерзанная плоть покрывалась язвами. И Мюррей заставлял Джеральда участвовать в пытках. Давал кнут и следил, чтобы парень бил в полную силу, давал пакет с порошком и указывал, куда сколько сыпать. Избивал меджийца сам, загонял ему иголки под ногти, выламывал пальцы... и приказывал Джеральду помогать, указывал, как издеваться. Напоминал, шепча на ухо: "Если вы откажетесь, то не вернетесь домой. А если донесете - я предъявлю видео, на котором Аль-Малека пытаете вы". Приходилось слушаться - а потом презирать себя. Приходилось мучить того, от кого когда-то принимал пылкую страсть (казалось, это было в другой жизни!). Не утешали даже мысли о Саре - такой ли ценой следовало вернуться к ней?! За четыре дня Джеральд состарился душой лет на сорок, не меньше... Утром пятого дня Мустафа стал умолять своих мучителей. Гордый меджиец, похожий когда-то на сильного и красивого степного хищника, подполз к Мюррею, выпрашивая исполнение последнего желания. - Я... скоро умру... я умираю, генерал. Вы не должны мне отказать. - Откуда такая категоричность? - хмыкнул Мюррей. - Здесь царь и бог - я. - Генерал, прошу вас, - взмолился Джеральд. - Дайте ему сказать. - Так любопытно? Ну ладно. Услышав это насмешливое разрешение, Мустафа прошептал: - Позвольте мне поговорить с Джеральдом наедине. Мюррей засмеялся. - Последнее свидание? Как романтично! Пожалуй, я не против. Он вышел. И тогда Джеральд опустился на колени перед Мустафой. - Прости меня... Это прозвучало глупо и беспомощно. Таких грехов не прощают!.. Но Мустафа прохрипел: - Я знал, что так будет. Это война. Только... скажи мне одно... тогда - ты любил меня? - Разве это что-то значит теперь? Он не мог понять этого. Почему в свой последний час Мустафа говорит о любви? - Значит. Скажи, Джеральд... Было невыносимо видеть этот темный взгляд, полный боли и муки. Джеральд заплакал и дрожащим голосом ответил: - Да, Мустафа, я любил тебя. Я тебя люблю... И он поцеловал истерзанные губы, покрытые коркой запекшейся грязи и крови.