***
Язу спустился в ангар, в огромное холодное помещение с ровными рядами вертолётов и вездеходных машин. Он миновал грузовики с закрытыми матерчатым тентом кузовами и рабочие автомобили разного толка. Всё это время его телефон вибрировал не переставая. Язу не мог сдерживать улыбку. «Взять тебе запасные аккумуляторы?» — написал он, когда ещё был в арсенале. «У меня их столько, что можно Эдж сутки освещать. Если тебя не будет у моей тачки через пять минут, я запихаю все эти сраные батарейки в твою костлявую задницу!» «И кто из нас после этого педик?» С тех пор, как двадцать седьмой написал это сообщение, его телефон не умолкал, жужжа, словно в кармане лежал включенный перфоратор. И так минут десять, не меньше. Язу уже приблизился к личной коллекции напарника, и только тогда сообщения перестали приходить. Единственное, в чём Алвису не было равных — техника. Он приволок сюда то, что собрал из мусора своими собственными руками: мотоциклы, два недоделанных и частично разобранных хэтчбэка — наверняка над ними напарник и работал, пока его не дёрнул Тсенг — родстер, походивший на обкатанный камень с хищными раскосыми фарами и белоснежный кабриолет с занятного цвета отделкой. Этот оттенок называли и жёлтым, и лимонным, и даже апельсиновым. Двадцать седьмой понял, что совершенно в них не разбирается, и мог сравнить диски и бампер разве что с цветом мочи, но как-то звучало не очень. И среди всех этих шикарных автомобилей стояла прима балерина — чёрная жемчужина коллекции с матовым покрытием кузова, тёмной отделкой и кожаными сидениями. Эта полноприводная дамочка имела под капотом гибридный двигатель, разгонявший её до двухсот с лишним километров в час за какие-то одиннадцать секунд. Но при желании на автомобиле можно было кататься и не нарушая скоростного режима города, да так мягко, будто по воде. Электроусилитель руля, климат-контроль, цифровая аудиосистема — внутри было всё, о чём только можно мечтать, исключая, быть может, неоновую подсветку днища и затемнённые фары. Алвис считал это дешёвыми трюками, портящими самобытность автомобиля. Язу выучил всё о находившейся здесь коллекции наизусть, потому что всю прошлую неделю его напарник трещал о тачках и байках не затыкаясь. Рено не умел так сплетничать, как этот рассказывал о совсем недавно купленной семиступенчатой коробке передач. Не то чтобы было особо интересно, но прерывать переполненную гордостью речь Алвиса казалось кощунством. Он знал про машины и мотоциклы всё. Абсолютно всё. И копался во внутренностях любого механизма, как у себя в кармане. Где-то среди техники стоял и байк Кадажа под чехлом. Язу не доверил бы его всяким мордоворотам, вроде новой охраны из той банды, а вот на эти золотые руки мог рассчитывать. Не исключено, что байк заведётся безо всякого ремонта просто потому, что не захочет показаться неисправным при Алвисе. Так уже было с рабочей машиной: её всего-то нежно погладили по приборной панели, мягко повернули ключ и о, чудо! Звук работающего двигателя. — Ещё раз херню мне писать будешь, я башкой твоей пол вымою, мразь, — сказал Алвис уже без особой обиды. Язу стало ещё веселей от подобных заявлений. Напарник недовольно сидел на водительском месте, выставив наружу одну ногу в остроносом ботинке. Вообще-то, Тсенг запрещал брать «Жемчужину» на миссии — она привлекала слишком много внимания — но сейчас они выходили за все рамки официального рабочего времени. — А где кофе? — спросил Язу. — А дерьма за щёку не хочешь? Жопу прижал к сиденью, и поехали! — напарник зажёг сигарету прикуривателем и выпустил изо рта облако ядовитого дыма. Благо, он не стал включать свою дурацкую бухающую музыку.***
— Прикинь, я взял магнитолку за какие-то двести гил на разборке. Да ща штаны себе купить и то дороже. А у неё всего-то перегорела пара контактов, я её подпаял, работает, как часы. И ещё кнопку поменял. Её кто-то сигой выжег, вот болван! Чтоб о нём родные дети так заботились. Кстати, видал ещё суперский глушак на моцык, тебе подогнать? — А он встанет? — Не встаёт у тебя на баб, педик. А я приварю что угодно и куда угодно. Язу не понял смысла сказанного ему замечания и решил не отвечать. Приварить Алвису бы не помешало немного мозгов. И язык. К нёбу. Автомобиль подъезжал к стрип-бару, грязному ночному солнцу Эджа. Здание светилось столь ярко, что затмевало уличные фонари, но для Язу сейчас оно потеряло всю свою привлекательность. Турки приходили сюда выпить и расслабиться по пятницам в преддверии выходных дней. Обычно щёки двадцать седьмого начинали гореть ещё заранее. Он сразу вспоминал про девушку с постера и ту танцовщицу с бордовыми губами. Они манили к себе какими-то особенными чарами. Но сегодня ночью всё было иначе: причиной приезда стала работа, Руд остался в Эдже и бледный, как смерть, Рено лежал в стерильной палате с катетером в вене. — Ты чо, обиделся? — Алвис толкнул Язу в плечо. Тот уже забыл, о чём они говорили. — Да, не дуйся ты! Пошутил я. — Я не дуюсь. Я устал. — Ну, глушак-то надо? Если да, с тебя зелень. — Без разницы. Алвис недовольно вздохнул, остановился на свободном парковочном месте и дернул на себя рычаг ручного тормоза. Даже он в «Жемчужине» работал плавней и тише, чем в других автомобилях. Или это потому, что Язу мог сравнивать лишь с рабочими «вёдрами с болтами» и тем грузовиком, на котором он отбил себе всю задницу. Напарник вспушил бакенбарды, поправил причёску и безуспешно пытался поставить колом воротник рубашки. На груди поверх редких тёмных волос поблёскивала широкая цепочка. — Красивая, — сказал Язу и указал на украшение пальцем. — Эта? Отцовская. Батя оставил мне её в наследство. «Настоящий пацан должен иметь такую» — так он сказал. — А мать у тебя есть? — Была. Она откинула копыта, когда Мидгар накрылся... ну, я так думаю. Я её с тех самых пор не видел. Да не велика потеря. Я не общаюсь со старой синюхой с тринадцати лет, как из дома сдул. — Разве ты её не любил? — За что её любить? Тупая шлюха не заработала ни единого гил за всю жизнь, только знала себе пропивала пособие по безработице и ныла о своей тяжёлой жизни без мужика. «Тупая шлюха». Это прозвучало бы странно, не будь словами Алвиса. Алвис в своей жизни любил только автомобили и мотоциклы. Двадцать седьмой повернул голову и посмотрел на стрипбар, мерцавший и переливавшийся всеми поверхностями. С яркими граффити на стенах и обрывками постеров. Он вспомнил рисунок Кадажа на стене: огромное лицо около метра в высоту от пола, нарисованное мелками всех цветов в разнобой. Он сам увидел его только несколько лет спустя и даже тогда смог найти отпечатки крови среди жирных линий. Им тоже стоило не общаться с ней... Никогда. И сдуть из дома. Язу поймал себя на мысли, что никогда не спрашивал Рено или Руда о родителях, а они сами никогда об этом не упоминали. Да и Алвис до этого дня. — А ты чего вдруг о матери? — А нельзя? Алвис закатил глаза и вылез из салона, оправляя смявшийся пиджак. Язу достал из кармана солнцезащитные очки, потому что без них от неона у него слезились глаза. Он поднялся с сиденья и аккуратно захлопнул дверь «Жемчужины».***
Турки миновали ряды автомобилей и с помощью магии карточки избежали вопросов охраны. Стоило перешагнуть порог, как они оба погрузились в плотное облако сигаретного дыма, духов и алкогольных паров, вибрировавших от музыки. Стрипбар был одним из зданий, построенных из обломков Мидгара, то есть напоминал груду сваленного металла. Вверху работал мотель для известных целей, а в подвале с окнами под потолком — танцпол, бар и подиумы для танцовщиц. Если бы не неоновые трубки, привинченные в случайном порядке внутри холла, и не яркие граффити на стенах, свисающие с потолка музыкальные пластинки и вездесущие красные сиденья, здание можно было бы спутать с гаражом. Но этому месту шло. Ему шли даже лужи пива на полу. Посетители курили, передавая друг другу сигарету, пили коктейли из цветных бутылок. Турки казались чем-то чужеродным среди этих аляповатых странно одетых людей, совершенной противоположности дневным жителям Эджа. На униформу косились десятки глаз изо всех углов. По крайней мере, Язу так казалось. — Время идёт, а этот город не меняется, как его не обзови. Видишь всю эту шваль? Днём они пашут, как волы на говноработе, а ночью одна отдушина: побухать, дунуть дури и потискаться с лахудрами. Вот и вся жизнь, — Алвис сплюнул на пол. — Помню, Рулуф рассказывал про эти бары и публичный дом. Как к нему бабки за пятьдесят клеились и мужики-пузатики, — он рассмеялся. — Ну, неудивительно, он реально смахивал на сладенького педика. — У тебя все вокруг педики или только половина? — Та часть, к которой принадлежат пучащие губы жеманчики типа тебя! — Ал показал напарнику средний палец, получив в ответ лишь ухмылку. Женщина из неоновых трубок над гардеробом покачивала упитанной ногой на фоне меняющих цвет листьев пальмы. Под ней моргали три буквы «Х» и надпись «вход строго с 18 лет». Язу всегда не мог сдержать усмешки, когда видел её. Напарник распахнул двери зала, и на двадцать седьмого обрушился грохот музыки, тяжёлые удары которой отдавали куда-то под грудную клетку. Тёмное помещение на мгновение вспыхивало белым светом, но он потухал раньше, чем глаза успевали что-то разглядеть, а потом всё загоралось до того, как они привыкали к темноте. Свет на доли секунды показывал скрючившиеся в танце фигуры, больше напоминавшие какого-то искорёженного монстра. В первый раз Язу стошнило от всего этого букета. Тогда он долго сидел на полу в туалете и сжимал пальцами виски, ожидая действия таблеток от головной боли. Сейчас он уже привык и не мог представить другого места, которое бы он одновременно настолько любил и ненавидел. С одной стороны, пьяная масса слипшихся в танце людей, кривляющаяся под тягучий грохот басов, обволакивавшая со всех сторон и обдавшая смесью вони духов, табака, пота и сальных волос. Ошалевшие блестящие от пота лица с закатившимися глазами, острые локти и плечи одних, жирные животы других соприкасались с идеально чистой и выглаженной формой Язу. Сейчас он только и мечтал о том, чтобы на костюм никто не блеванул. И на отдавленные туфли — тоже. Но с другой стороны, оказываясь в этой толпе, двадцать седьмой терял ощущение времени и пространства. В вибрирующем воздухе плавали яркие огни, все мысли и посторонние звуки смолкали в бескрайнем море людей: их заменяла музыка на фоне извивающихся тел. И даже цветной дым под потолком колыхался в такт музыки диджея. И синхронно с ним — загорелые танцовщицы, огороженные от посетителей металлическими прутьями. Двадцать седьмой впадал в транс, как та змея под дудочку факира и на какое-то время забывал о братьях, о не-Матери, о НЁМ, о работе и о том, что он так и не позвонил Тифе. Но не сегодня. Музыка стихла на мгновение, и танцующие встали истуканами, только покачивались туда-сюда. Алвис расталкивал их, врезаясь в плотную толпу, а Язу тащился за ним, вцепившись в рукав напарника и находясь в полной дезориентации. Выстрели кто сейчас, он бы и ничего не понял. Турки достигли барной стойки. Официантка с голым торсом, покрытым толстым слоем блестящей пудры, предложила светящиеся коктейли, напоминающие мако, но Язу только покачал головой. — Привет, чуваки, мы свои, как там Луи? — крикнул Алвис охранникам, стоящим у входа в подсобку, тыкая им в нос удостоверением. — И вы тоже? — Что значит «и мы — тоже»? — Сюда приходил один из ваших. Удостоверение дал. Мэтт или как его?.. Алвис уже не слушал, он проскочил мимо, щёлкнув раскладным механизмом шокера. Язу на ходу достал оба пистолета из кобуры. Двери закрылись за спинами турков, заперев снаружи шум тягучей музыки. Подсобка пустовала, и здесь оказалось подозрительно тихо среди всех этих коробок, инвентаря и вешалок с одеждой. Двое мужчин около первой гримёрки переглянулись между собой. В их руках поблёскивали ножи. — Вы куда прёте? — напыжился первый, сжимая рукоять. Он только успел закончить слово, когда его челюсти клацнули от мощного удара кастетом. Неизвестный повалился назад, на коробки с инвентарем. Второй выхватил нож, но тут же получил пулю меж глаз. Алвис схватил первого за волосы, потянул на себя и огрел шокером по затылку. — Бегом к девятой! — крикнул он, не сводя взгляда с лежащего на полу противника. Язу рванул вперёд, минуя пронумерованные двери одну за другой. Номер три, гладкую с металлической табличкой, номер четыре, разрисованную баллончиком, номер пять... Когда он промчался мимо номера шесть, одна из дальних дверей распахнулась, и из неё вывалилось несколько здоровых мужчин. Амбалов — Язу понравилось это слово. Раньше, чем они выхватили оружие, он оказался около крайних противников и вынес им мозги на стены. В свете ламп блеснул револьвер. Язу выбил его из руки и приставил дуло глушителя прямо меж испуганных карих глаз. От едва слышного щелчка стокилограммовая туша рухнула, как подкошенная. Четвёртый выстрел попал в чей-то живот, и кровь тёмно-вишнёвым потоком хлынула прямо на светлый костюм. Язу увидел вспышку и перекатился от неё за стеллаж. Залп огня опалил ковёр. Запахло едким пластиком. Разряд дроби пробил пакет на верхней полке, обсыпав двадцать седьмого с ног до головы разноцветными пайетками. Мимо пронёсся Алвис и сбил с ног вооружённого материей противника. Электрический разряд — и ещё одно тело на полу. Алвис вывернул нож из кисти нападавшего, воткнул его в толстую татуированную шею. Раненый закричал, отшатнулся в сторону, и тогда его настиг беззвучный выстрел прямо в грудь. Эфес шокера выбил чей-то белоснежный зуб и, перехваченный, звонко врезался в лысый висок. Язу дёрнул напарника за шиворот, когда металлическая труба чуть не разнесла Алу голову. Глухой выстрел через еще работавший глушитель. Из глазницы последнего противника брызнула кровь. Громила выронил трубу и грузно завалился назад. Коридор наполнился дымом, пылью, гарью, запахом крови и пороха. Стены слабо напомнили Язу какой-то далекий город в военное время. Амбал с окровавленным виском потянулся за револьвером, но получил разряд тока прямо в грудь. В этот момент впереди, в конце коридора, скрипнула и щёлкнула на стопоре дверь. Каблуки звонко забили по каменным ступеням. — А ну, стоять, падла! — Алвис рванул по коридору за неизвестным, улизнувшим к чёрному ходу. Язу остался на месте, окружённый телами, часть которых извивалась на полу от боли, как черви. Он выбрал одного наиболее живого, сцепил руки наручниками и убрал от него оружие подальше. Остальные получили контрольный выстрел и один за другим перестали шевелиться. Под подошвами ковёр чавкал от крови. У Язу кончились патроны и он остановился, чтобы перезарядить пистолеты, а заодно стряхнуть с себя сверкающий мусор, запутавшийся в волосах. Он осмотрелся по сторонам и заметил, что дверь в восьмую гримёрку открыта, и в ней зияет пулевое отверстие. Когда Язу заглянул за неё, на мушке оказалась сидевшая на полу девушка в белой рубашке накинутой поверх короткого оранжевого платья. По блестящим от пудры щекам стекали слёзы. Она широко раскрыла глаза и рот, прижалась спиной к двери. Полоса крови за ней поднималась к пулевому отверстию. Язу опустился рядом с раненой на колени. Пульса у неё уже не прощупывалось. Сложно сказать, чей выстрел задел девушку, но она умерла почти мгновенно. Стеклянные глаза уставились на турка, неприятно-застывшие, как у куклы. Язу смахнул с них слёзы и закрыл её веки. Он не помнил, чтобы девушка выступала, но бейджик говорил, что её звали Дианой. Может быть, дебютантка. От вида этого трупа Язу стало как-то не по себе. Он провёл по ещё тёплой щеке пальцем, на котором остался тональный крем и блёстки. — Мы пообещали оставить в живых тебя и твоего приятеля. Вы-то нам не нужны, только Мать. Но нет же! Вы, люди, никогда не понимаете хорошего отношения. Стреляй! Она только водит нас кругами! — Зачем в неё стрелять? Она красивая! — Лоз посмотрел сначала на одного брата, а потом на второго, ожидая одобрения, но услышал лишь усмешку Язу. — И такая же тупая как, ты. И нюня. Идеально подходите друг другу. Может, оставить вас тут? — Я просто сказал, что она красивая и такую жалко убивать, вот и всё! Почему ты вечно дразнишься? — Прикончи их обоих и пошли отсюда! Ну, же! Мало ли что те, другие, сделают с Матерью! — Кадаж стоял по колено в рыхлом снегу и выглядел очень уставшим, хотя вылез из колбы буквально пару часов назад. На мгновение Язу вспомнил испуганные и полные слёз глаза Елены, синяки на её лице. На влажные припухшие щёки и кровь под носом налипли волосы, и она покорно закрыла веки, когда он приставил дуло к её лбу. Если бы двадцать седьмой нажал на курок, она бы вздрогнула от выстрела, а потом завалилась назад и раскинула руки на снегу, так же испуганно пялясь в небо, как сейчас Диана в потолок. Однако, в тот момент, когда пистолет был снят с предохранителя, её лицо неожиданно стало решительным, губы плотно стиснулись. Резким движением она отклонила пистолет, и тот выстрелил в молоко. Елена кинула в центр какую-то бомбу с радужной пылью (1), и когда братья очнулись, всё так замело снегом, что найти следы турков было уже невозможно. Язу опомнился, услышав шаги совсем рядом. Он направил оружие на звук, но получил тяжёлый удар в живот, и в груди сжалось дыхание. Пленник с наручниками, болтающимися на одном запястье, схватил вылетевший из кисти турка пистолет, но от прогремевшего выстрела обронил оружие обратно и повалился на пол. Язу выругался: он рефлекторно разнёс противнику голову. В этот момент в кармане завибрировал телефон. Тсенг. — Слушаю, сэр, — ответил двадцать седьмой, поднимаясь с пола. — Доложи ситуацию. — Объект потерян. Мы встретили неизвестных с оружием. Все мертвы. В перестрелке погибла девушка Диана, стриптизерша, кажется. На том конце прицокнули, послышался скрип кожаного офисного кресла. — При Луи должно было быть несколько охранников. — Полагаю, среди тел. Они все одинаковые, — Язу поднял второй пистолет, отерев его от крови об убитого. — Телефон Луи до сих пор в гримёрке. Найди его и пройди в комнату охраны. Это прямо по коридору до входа и налево. Мне нужно, чтобы ты взял оттуда все возможные видеозаписи камер видеонаблюдения за сегодняшнее число в промежутке с десяти вечера до настоящего времени. — Слушаюсь, сэр. — После этого скооперируйся с напарником. — А с мёртвыми что? — Я решу проблему сам. Отбой. Язу захлопнул раскладушку. Он уже зашёл в комнату номер девять и окинул взглядом бесчисленное множество шкафчиков, полочек и прочих мест, идеально подходивших, чтобы что-нибудь спрятать. Глубоко вздохнув, он приступил к поискам.***
К тому моменту, когда Язу вышел из комнаты охраны, трупы в коридоре уже упаковали в пищевую плёнку, и сотрудники с бейджиками на груди волокли их к чёрному ходу. А в зале в этот момент продолжалось веселье, народ скучковался и визжал вокруг сцены, где выступала смуглая женщина в белоснежном платье. Рено вечно говорил, что Руд на неё запал и даже предлагал взять телефончик. За пределами гримёрок ничего не изменилось кроме вышибал и пятен крови на асфальте около выхода. Язу миновал их с пакетом, внутри которого лежали записи, телефон Луи, найденный за батареей и все телефоны, которые он обнаружил на телах неизвестных. Комнату видеонаблюдения тоже кто-то навестил до турков, застрелил охранников и отключил камеры, так что сведений имелось не так много. На парковку подъехала «Жемчужина», вся в пыли, и на сердито зыркавшем Алвисе появились пятна свежей крови. Двадцать седьмой открыл дверцу, закинул пакет назад и сел не переднее сидение. Как только он устроился, автомобиль тронулся с места. — Домой? — Щас, размечтался! Поедем фиксатого обрабатывать. Тебя где носило? И чего ты весь в этом дерьме, педик? — он снял очередную пайетку. Язу думал, что избавился от них. — Убирал мусор. Забрал улики. Ты знал, что Тсенг у нас мамочка Луи? — Ты чего мелешь? Язу выудил телефон из пакета и ткнул напарника носом в телефонную книгу контактёра. А номер Рено там значился, как «Водопроводчик». — Хех! Ну, ты знаешь, из Тсенга в натуре бы вышла отличная мамочка, — Алвис усмехнулся. Он курил в открытое окно и рулил одной рукой. — Он меня пятнадцать минут опять отчитывал, мол, такая речь на работе неприемлема. Тоже мне! Вот то, что ты там пристрелил кого ненароком — не страшно, Рено тоже можно хоть голышом ходить и бухать в офисе, а Мелкий опять во всём виноват, портит чистейшую репутацию Шин-ра. Будь такой моя мамка, я бы сейчас протирал штаны на кожаном кресле где-нибудь в правительстве с девяти до шести, а не с вами тут хренью страдал. К сожалению, старая сука и имя-то моё забывала время от времени. — Старая сука? Мне казалось, люди уважают своих матерей, не смотря ни на что. Ведь Мать — это тот, кто тебя всегда любит, так? Кто-то... — Это кто тебе так уши натёр? Туфта полная! Не знаю, как твоя, а моя мамаша вспоминала обо мне только когда просыхала и некому было за похмелом бежать, — он сплюнул в окно. — Уважать! Разве что за то, что она меня не выкинула в мусорный бак или там в бордель не продала, как некоторые. Ну, спасибо, чёрт возьми! Язу молчал. До этого ему казалось, что их не-Мать — единственная в своем роде, дрянная овца. Оказалось, нет. Она выбросила его в мусорный бак. Во всех книжках, которые читал двадцать седьмой, так себя не вели даже мачехи, а оно-то оказалось. — И ещё гонору-то! Медаль на грудь и орден на спину каждой за то, что выплюнула на свет. Будто кто их просил! Да, если б я просил, то точно не эту дрянь, а холёную красотку. С фамилией Шин-ра например. Люди даже сами себе лгали. Мать желала зла братьям и ЕМУ тоже, просто он не понял. И она вспомнила о своих детях, когда некому было её спасти из заключения. — Вот, тогда б я зажил! Это только Руфус может такую родню пытаться укокошить, ну, он просто хряк зажравшийся, это всем известно. Теперь всё встало на свои места. Мать обманула глупого наивного Сефирота, а он обманул их. Обманутый обманщик. Сладкие речи, в которые ОН сам верил — вот настоящие глупости. Большие-чем-Хил-нёс глупости. У двадцать седьмого отлегло на душе. Теперь он осознал. — Стоп! Стоп-стоп-стоп! Ты о какой это на хрен матери мне затираешь? Тсенг говорил, ты типа клон или что-то такое. Эй, ты ваще слушаешь? Язу! — Внимательно, — он оторвался от экрана телефона. Из рук напарника исчезла сигарета. За окном мелькали яркие фонари, автомобиль мчался по одной из центральных улиц. Останови сейчас машину патруль, и придётся объяснять откуда на Алвисе столько крови и что делает в багажнике связанный мужчина. Помогла бы тут карточка турка? — Вижу я твою внимательность! Я спросил, про какую ты мать, педик синтетический? — Нашу общую. И ЕГО — тоже. Дженову. Она обещала сделать нас полноценными. Она... — Чушь собачья! Сам-то в это веришь? — Мне брат рассказал. Это не важно. Он сейчас мёртв. — Херню твой брат сморозил. — Ещё слово о нём, и я вышибу тебе мозги. Алвис замолчал. Он резким движением переключил скорости и придал машине ускорение. Мотор зарычал громче, пыльный воздух набивался в салон через открытое окно. Язу глянул на главный экран своего телефона. Лоз на чёрно-белом газетном отпечатке гордо стоял руки в боки рядом с приклеенной справа фотографией Кадажа из другой колонки. В голову опять лезли воспоминания. Двадцать седьмой недовольно фыркнул и захлопнул телефон. Жемчужина миновала несколько кварталов, вывернула на пустырь и помчалась по гравийной дороге для техники. Обычно автомобильное сидение начинало отбивать чечётку на заднице, когда колеса сходили с асфальта, но эта машина и тут шла сносно, правда, завесу пыли не рассеивали даже её противотуманные фары. — Что с контактёром? — спросил Язу после длительного молчания. — Луи пристрелили, как только я замёл компашку. Просекли, что волна. Я сцапал их пахана. Типичный наглый говнюк, крутого из себя строит, типа ничего не боится. «Шин-ра ты сейчас даже младенца не напугаешь, турк», — так он говорил. Тсенг сказал устроить ему «совещание» в спокойной обстановке. Они завернули и проехали указатель границы портовых складов. В открытые окна потянуло несвежей рыбой и тиной. — Хм! На берегу реки? Какая романтика! Ты купил ему розы? — Розочку я ему из бутылки подарю. В печень. Хоть букет. Язу ухмыльнулся, снял солнцезащитные очки и убрал их во внутренний карман пиджака. «Жемчужина» остановилась между длинных складских боксов. Когда пыль осела и погасли фары, Язу открылся вид на тёмный пустырь с насыпанными горками, как в гигантской песочнице. Там, в нескольких сотнях метрах отсюда, на свет красных огней причала медленно ползла баржа, и ещё дальше находился порт для гражданских перевозок. Язу вылез из автомобиля и втянул ноздрями влажный ночной воздух. Хоть воняло не меньше, чем в стрипбаре, но отсутствие музыки, танцоров и духоты успокаивало. Напарник открыл багажник, они выволок на землю связанного человека в белом. Тот глухо застонал, зазвенел цепочками наручников на запястьях и лодыжках, когда его за шиворот потащили к краю причала. Ядовитые полоски обозначали бетонный обрыв, огороженный лишь отдельными столбиками. Тут всё обделали птицы. Язу поставил прихваченный по пути ящик на самый край, напарник положил внутрь камней и заколотил крышку. Грузное тело пленника пришлось усаживать вдвоём, и даже когда турки сняли мешок с лысеющей головы, человек в белом не пришёл в себя. Чахлые волосёнки спадали на распухшее избитое лицо, на груди краснело пятно крови из носа, а от белого костюма воняло потом и бензином. Когда его облили водой со средством для очистки стекол, запашок стал чуть лучше. Человек фыркал и пытался плеваться, но это сложное дело, когда во рту смятый ком тряпок. Алвис вынул кляп, мужчина скривил лицо и посмотрел ненавидящим взглядом исподлобья. — Кто ты такой и что тебе от нас надо, мразина? — напарник разжал кисть и сжал обратно. Края его кастета и поверхность шокера покрывала спёкшаяся кровь. — Какая тебе разница, шавка Шин-ра. Давай, убей меня, ну? Я же положил твоего дружка-очкарика. Всех вас хотел порешить. — Ты уши мне не полируй, помойщик сраный. Мозгов бы у тебя не хватило Луи вычислить, — Алвис поставил ногу на край ящика. — Говори, кто такой и на кого работаешь. Человек в белом хрипло рассмеялся. Металлические передние зубы блеснули в слабом лунном свете. — Ничего я тебе не скажу. А скажу — убьют ребята посерьёзней Шин-ра. Да и вы меня не отпустите. Так и так я не жилец. Так что давай, делай своё дело, турк! Голова пленника дёрнулась, когда разрядник шокера звонко ударился об его череп. — Говори! — Отсоси, придурок! Раздался электрический треск, и Язу закрыл глаза, потому что почти ощутил, как его внутренности скрутились в ком. Будто это его дернуло током в пах. Человек в белом сложился пополам, глухо заскулил, застонал, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба, и отключился. Алвис докурил сигарету и затушил её об макушку пленника. С досок ящика на землю что-то закапало. Язу думал только о том, что месяц назад мог бы оказаться на том же месте, и он что-то сомневался, что Рено поскупился бы на нечто подобное. Необходимость товарного вида или выбранные Мухомором методы отделяли двадцать седьмого от участи обмочить собственные штаны и встречать рассвет на краю обрыва в реку, ожидая, что тебя рано или поздно скинут в воду. Ему могли бы отрезать пальцы. Ему могли бы... — Приведи его в чувство, — напарник указал на канистру с водой. — Поживей, педик! Вода с сильным химическим запахом и спиртом смыла вонь, исходившую от тела пленника. Тот вновь заскулил, отвесил нижнюю губу и забулькал пенящейся красной слюной. Теперь его костюм стал уже не белым, он превратился в мешанину оттенков. Его голову оторвали от колен и плеснули в лицо, чтобы наверняка привести в чувство. — Говорить будешь или нам продолжать веселье? Я могу музыку притащить, выпивку и пиццу. — Ну, умру я, и что? Рыть землю будете? — пробормотал он, хрипя и шмыгая носом. — Ты меня достал! Короче, говори на кого работаешь или на счёт десять, мой приятель тебе выстрелит по коленям. — Пошли вы оба на хер, вот что я скажу!.. — Раз, два... — Десять, — Язу выстрелил сразу в обе коленные чашечки пленника. По белым брюкам растеклись два бордовых пятна. Раненый громко заорал и вновь согнулся пополам. На красном лице проступил пот и из носа потекли сопли пополам с кровью. Пленник захлёбывался в этой агонии, выкрикивая какие-то невнятные ругательства. Двадцать седьмой смотрел на него, жалкого, вонючего, потного и картинно передернул затвор пистолета, чтобы выстрелить второй раз. — Стой, чёрт возьми! Я скажу! — выдавил он писклявым срывающимся на плачь голосом. — Не надо больше! — Уже? Я надеялся выбить тебе зубы и сделать украшение. — Говори, гнида! — плевок шлёпнулся на красную шею человека в уже совсем не белом костюме. — Кто тебя нанял, и откуда ты знаешь, что мы турки? — Этот хмырь, он назвался Максом, заявился ко мне и попросил крышу, — пленник сглотнул, тяжело сопя. — Спросил, готовы ли мы заняться мокрухой за бабки. Он пообещал мне столько, что можно было бы свалить из этого крысятника. — Откуда про турков знаешь? — Макс сказал, надо прибраться до приезда турков, иначе можем распрощаться с жизнями. Сказал притащить ему очкарика или прибить, по крайней мере. — Чо за хмырь? Как выглядит? Не мямли, а то в яйца током ещё раз получишь! — Алвис схватил пленника за жидкие волосы, тот весь съёжился и зажмурился. — Обычный мужик, ничего примечательного, просто офисный планктон... — Врёт. Алвис нажал на кнопку шокера, и за треском было не слышно испуганного вопля. — Стой! Ладно! Высокий, худой, волосы чёрные, шрам в полрожи. Я сначала думал, он кому-то задолжал. Выплатил аванс, и больше у меня к нему не было вопросов. — Шрам, говоришь... — Я облажался. Он на самом деле какой-то очень серьезный чувак, и вы в полном дерьме, ребята. — Мы-то в дерьме? Это ты в дерьме, козёл! — он хотел ударить пленника по лицу кастетом, но зазвонил телефон. Алвис похлопал себя по карману, вопросительно посмотрел на напарника, но Язу только покачал головой: он всегда ставил режим вибрации. Звук шёл из бардачка автомобиля. Алвис вдруг сорвался с места и судорожно открыл дверцу и крышку ящика. Он долго вылавливал там звенящий телефон, не его основной, но с одной из сотен любимых им однообразных мелодий. Напарник взял трубку с таким испуганным лицом, будто ему звонили с того света. Язу не слышал слов, но Алвис ходил туда-сюда, хватался за волосы и размахивал руками. — Как нам найти Макса? — спросил двадцать седьмой, не сводя взгляда со встревоженного напарника, вертевшегося на месте, как юла. — Никак. После такого ложатся на дно и не высовывают носа. Солнце уже поднялось из-за горизонта, порт погрузился в утреннюю влажную дымку, даже пыль не так поднималась с земли, когда Алвис наворачивал по ней круги. Он ударил по Жемчужине. Он ударил кулаком по своей любимой машине, при том, что даже запрещал опираться на её капот. Он отключил телефон и едва не швырнул его об землю. Выругавшись, Алвис повернул голову в сторону двадцать седьмого. — Кончай его, скидывай в воду и быстро шевели сюда булками! — крикнул он. — Но Тсенг... — Просто сделай, что говорю! — Э! Ребята, вы же!.. — у человека в совсем не белом костюме были такие же глаза, как у девушки в стрипбаре: испуганные и полные слез. Нижняя губа дрожала. — Извинись перед Дианой, — и Язу нажал на курок. Пленник чуть завалился назад, его легонько толкнули в грудь, и тело полетело с обрыва вниз вместе с ящиком. На всякий случай двадцать седьмой ещё раз обдал обрыв водой из канистры, чтобы наверняка не оставить крови, и побрёл к машине.