Dear Soldier

Проходили недели, дни перетекали один в другой точно так же, как истекали кровью люди Эрика на болотах Вьетнама. Его мысли часто возвращались к Чарльзу. Чем он занимается? Чему учил сегодня? Прочел ли какие-нибудь новые книги? Счастлив ли? Эрик сознавал, что использует Чарльза для отвлечения. Как способ дистанцироваться от зверств войны, когда выносить это становилось все тяжелее. Если его разум на другом краю земли, то гораздо проще позабыть щелчок противопехотной мины под ногой друга или скрежет приближающегося минометного снаряда, прежде чем он унесет чужую жизнь. Это помогало ему не терять рассудок и поддерживать так тяжело созданную стену между ним и войной. Что бы подумал Чарльз, увидев Эрика таким, каков он есть? Не образованного человека, пишущего письма с глубокими размышлениями и разделяющего интересы, а безжалостное оружие, продирающееся через джунгли со смертоносным намерением и забирающее жизни, не дрогнув. Возможно, потому, что больше не ценил собственную жизнь, но легко мог закончить чужую. Он был умел и беспощаден, прорываясь в засаду и кромсая всех, лишая шанса причинить вред, который они намеревались причинить. Эрик научился приглушать для себя крики своих подстреленных людей, гораздо важнее было сразить врага. Остановиться и помочь товарищу означало дать время вьетнамским партизанам убивать остальных. Теперь Эрик знал, на какую глубину погрузить нож, чтобы убить человека; по простому шелесту листьев мог угадать, куда направить прицел для верного выстрела; он даже мог побороть кого-то голыми руками, если у него ничего не останется. И на этих его руках было больше крови, чем во всем теле. Явно не та сторона, которой стоит делиться с учителем на другом конце мира. Если бы только Чарльз знал, каким монстром стал Эрик для блага своих людей, он бы прекратил писать совсем. Так прошло три месяца, и Эрик получил новый пакет. Его солдат отрезали от основных сил и связи, три недели они отражали атаки, пока припасы истощались, а партизаны окружали все плотнее. Эрик выступил с двадцатью, но сумел вернуть назад только семерых. Другие остались гнить в небольших могилах, которые они вырыли, когда поняли, что не смогут донести трупы. В этот раз Эрик принял посылку и письмо с гораздо более тяжелым сердцем. Напоминание, что мир не переставал вращаться за пределами этого ада, практически уничтожило его. Эрик смотрел на нераспечатанный белый конверт не меньше часа, чувствуя поднимающиеся к горлу рыдания, хотя разум твердил, что он уже не на болотах, а в лагере. Никто не потревожил его в палатке, и Эрик позволил тишине сгуститься вокруг, это было несравнимо лучше, чем хриплое дыхание умирающих. Когда он наконец открыл письмо дрожащими пальцами, его сознание скользнуло в то место здравомыслия, куда он не раз возвращался. Это был мир Чарльза, не Вьетнам. Словно погружение в несуществующее измерение, однако он знал, что оно реально. Именно за такой мир, за такую жизнь он и сражался. 17 июля, 1960 Дорогой Чарльз, пожалуйста, зови меня Эрик. Я так устал от своего звания. Я был бы рад, если бы меня называл по имени хотя бы один человек. Люди обычно воспринимают имя как должное, забывая о силе и красоте того, что является только твоим. Я терял свое имя много раз и не хочу делать это снова. Меня знали по номеру. Знали по чину. Знали по позывному, который раздается здесь по радио. Хоть раз, хоть для кого-то одного, я хочу стать Эриком опять. Не думаю, что у меня хватит слов выразить, как много значит твое письмо. Признаюсь, мне было очень нужно знать, что существует мир вне этого душного ужаса. Не знаю, какая удача или судьба позволила нашим жизням соприкоснуться, но спасибо, что ты, по-видимому, не против поддерживать эту связь. Я искренне благодарен. Твой отец научил тебя шахматам? Я научился от дяди. Мне было одиннадцать, мы только перебрались в Соединенные Штаты, и я помню, как собирали всякие безделушки и использовали вместо фигур, потому что не могли себе позволить настоящие. Тетин наперсток был королевой, запасные пуговицы служили пешками, и если не ошибаюсь, королем стала аккуратно свернутая обертка от шоколада. До семнадцати лет я не знал, как выглядят шахматы на самом деле. Тебе правда не стоит извиняться за поднятую тему смертей, которые меня окружают. Не нужно подбирать для меня слова. Уверяю, смерть здесь – неотъемлемая часть жизни, и меня не оскорбят твои мысли о ее существовании. Я не хрупкий, я не сломаюсь от напоминаний об опасности, с которой мы встречаемся. По поводу твоего предложения позвонить, если окажусь в Нью-Йорке. Я буду иметь в виду. Прозвучит неблагодарно, но должен добавить, сомневаюсь, что это когда-либо произойдет. Не уверен, что однажды вернусь в штаты, поэтому обхожу любые связанные с ними планы. И все же мне бы хотелось сразиться с тобой в шахматы. Несмотря на уверения твоей сестры, это вовсе не игра стариков. Так что если вдруг придет день, когда я ступлю на тот берег, я посещу Нью-Йорк. У меня не хватало свободного времени, поэтому я только начал читать последние книги Толкина. Начинаю переживать за всех членов Братства и слежу за каждым написанным словом, затаив дыхание. Странно, но эти книги напоминают мою ситуацию. Так же, как Рохан и Гондор воюют против темных сил, так и мои люди сейчас в темном месте, где тяжело поверить, что еще есть добро на земле. Надеюсь, Толкин подарит им мир в последней части, и точно так же надеюсь, что моя битва тоже однажды будет окончена. Ты спросил, какой жанр я предпочитаю. Я бы выбрал фэнтези. Хотя мне нравится разное, и, пожалуй, нет вещи, в которую я не захотел бы погрузиться. Друг мой, не стоит ощущать вину, что ты в безопасности, пока другие нет. Хорошо, что война не поглотила тебя. Твое добавленное в список проклятых имя не вычеркнуло бы из него других. Твой вклад в мир будет гораздо больше, чем мой, и не чувствуй себя виноватым, что жизнь оставила тебя там. По правде говоря, я рад, что ты не здесь. Если бы так случилось, у меня не хватило бы времени узнать тебя как следует. Извини, но не соглашусь с тобой, что моим людям со мной повезло. Поддержка формы уверенности ничего не значит, когда мои солдаты все равно в опасности. Будь я тем командиром, каким хотел бы стать, не видел бы так часто гибель товарищей. Порой между жизнью и смертью всего миг, и я часами прокручиваю эти моменты, желая быть проворнее или иметь больше времени, чтобы спасти их. Я устаю ощущать, как жизнь утекает сквозь пальцы. Устаю ощущать, что каждому из умирающих есть, что дать миру. Извини. Если честно, твое письмо застало меня в не слишком хорошие времена. Боюсь, я угрюмее, чем всегда. Не хочу говорить на такие мрачные темы, но в последние дни тяжело выбросить это из головы. Также, думаю, надо извиниться, что это письмо пробудет в пути дольше. Мы оставались без связи, и это отсрочит приход письма на несколько недель. Было бы неплохо, имей мы другие средства общения, но нужно довольствоваться тем, что имеешь. Надеюсь, у тебя все в порядке. Эрик Леншерр. P.S. Отправленные тобой фрукты наверняка были вкусными. Надеюсь, ты не возражаешь, но я решил, что моим людям они нужнее, и передал их им.