Dear Soldier

Время, решил Чарльз, было худшим созданием человечества. Его могли купить и продать, обменять и украсть, использовать и потратить впустую. Время было так же ценно, как и быстротечно, и в большинстве своем его всегда не хватало. Во всяком случае, для юного педагога оно медленно сочилось, словно патока, сквозь сильные пальцы, удерживая в липких впадинах. Прошло больше трех месяцев с последнего письма сержанта Леншерра. Каждый проходящий день ощущался до самых костей; боль, углубляющаяся с новым часом, с новой минутой, с новой секундой. Приличия и разумные суждения позабыты; ему стал небезразличен этот человек. По крайней мере, настолько, что он хотел бы, чтобы тот оставался в целости и сохранности. Неустанно царапало беспокойство, разрезая разум на ленты и превращая концентрацию во все более сложную задачу. Рейвен, коллеги и даже энергичная группа детей начали замечать его отвлеченность. В любой момент мысли могли унестись за континенты отсюда, заставляя задуматься, как же там его дорогой солдат и почему так долго от него нет и словечка. Ранили? Взяли в плен? Битвы стали непрерывными, и не осталось времени на какие-то незначительные вещи? Или новизны в мирской жизни учителя уже не видно? Чарльз отвергал вариант гибели. Даже Судьба не столь жестока, чтобы отнять у мира такое теплое и искреннее сердце. Если страх гнал худощавые ноги каждый вечер к почтовому ящику, а васильковые глаза были постоянно красны и отчаянно нуждались во сне, то явно не из-за этого. Проницательной, сострадательной и невероятно упорной Рейвен удалось наконец вырвать правду у своего упрямого старшего брата. Под внушительным воздействием и немалым принуждением Чарльз подробно изложил свою переписку с храбрым офицером, не показывая самих писем (они принадлежали ему, черт возьми). Он не сделал попыток защититься от последовавшего строгого разноса. Сестра была единственным человеком, знавшим о его потерях и постоянно сопровождающей их тоске. Именно к ней обратится молодой человек, когда придется что-то пережить. Ее крепких рук он станет искать. К ее ласковой груди он приникнет в печали, сжимая бледными пальцами подрагивающую кружку чая. Ради ее спокойствия и своего благоразумия Чарльз предусмотрительно оставался оптимистичным. Эрик невредим. Он напишет, если будет время. Если нет, это не означает пренебрежение скучным учителем. Мир останется прежним и не перестанет вращаться. И только когда пришел пострадавший от непогоды конверт, Чарльз осознал, как слабо верил собственным словам. Он свернулся на темно-синем покрывале кровати, прижимая письмо к груди трясущимися руками. Побоявшись возражений Рейвен, ему пришлось пройти мимо ее распахнутой двери на цыпочках. Месяцы сомнительного терпения сделали тишину заслуженной. И все же он не мог заставить себя вскрыть конверт. Его пугало продолжение этой связи. И одинаково пугал ее конец. Пальцы разрывают конверт, и глаза пробегают по строчкам, как и должно было случиться. Он не в силах позволить всему затухнуть, ведь это словно перестать дышать. С благодарной улыбкой и мокрыми щеками Чарльз ударился в поиски ручки и бумаги. Если он уже проклят, то будет беречь каждый миг. 12 августа, 1960 Дорогой Эрик, странное удовлетворение поселилось в моей груди при написании этих слов. Щеки болят от улыбки. Знаю, как нелепо это звучит, но я будто чувствую себя ближе к тебе. Полагаю, в имени силы гораздо больше, чем в любом другом слове. Впредь и навсегда ты будешь для меня Эриком. Такая привилегия - честь. Уверяю, она не из тех, что я принимаю с легкостью. И все же ты никогда не был всего лишь званием для меня. Мое уважение к тебе куда больше, чем к твоему чину. Нет слов выразить радость, которую принес мне твой ответ, Эрик. Моя несуразность временами изумляет меня, хоть я и понимаю, как занят ты можешь быть, но беспокойство уже начинало завладевать мной. Могу выдохнуть с облегчением, зная, что ты жив и здоров. Я сочувствую, что вы можете быть лишены такого простого удовольствия, как написание письма. Прошу, будь уверен, я не сержусь на тебя, дорогой друг. Моя тревожная натура – лишь моя забота. Рейвен любя называет меня наседкой. Нет нужды благодарить меня за нашу переписку. Если так, то это я должен сказать спасибо. Мне очень легко потеряться в собственном разуме. Ужасная привычка. Мир простирается дальше моего крошечного укромного уголка, и ты показал, что храбрые люди с большим сердцем есть повсюду. Ты возвращаешь меня на землю. За это мои ученики, моя семья и я сам будем вечно тебе благодарны. Я улыбался, читая историю о шахматной доске с безделушками. Не знал, что ты родом не из Соединенных Штатов! Если это не слишком навязчиво – откуда ты? Я коренной житель Нью-Йорка, но в детстве провел слишком много времени в Англии, и друзья считают меня британцем с ног до головы. Мой отец из Оксфорда, родился и вырос там. Именно он обучил меня всему, что я знаю о шахматах. Боюсь, помню его очень смутно. Всегда занятой, да и скончался, когда я был совсем юным. Твоя нехватка веры разбивает мне сердце, друг мой. Не в моей ситуации делать такие предположения, но я просто должен надеяться, что ты сумеешь вернуться. Не так много света в этом мире, и я отказываюсь принять то, что твой легко потушить. Когда ничего нет, у нас остается надежда. Я уважаю твое стремление к реализму, но уверяю, у меня хватит надежды на двоих. Моя доска ждет подходящего игрока, так и будет, пока ты целый и невредимый не сойдешь на берег. И не спорь со мной. У меня непоколебимые убеждения. Значит, ты предпочитаешь фэнтези! Возьму на заметку для следующей посылки. Ты поделился с кем-нибудь прежними книгами? Я счастлив, что тебе удалось найти время для чтения. Атмосфера там накаляется, не хочу испортить концовку, но скажу, что есть причины, по которым Толкин – мой любимейший автор. Ты не будешь разочарован. Благодарю за ласковые слова касательно моего положения. Не могу справиться с ощущением неполноценности из-за того, что не разделяю вашей участи. И все же твои заверения успокаивают, спасибо тебе. В свою очередь не соглашусь с твоим мнением по поводу твоего места. Ты хороший человек, Эрик Леншерр. Я и вправду понимаю твою ответственность за каждого потерянного тобой солдата. Только худший не вложил бы в это свое сердце. Ты на войне, друг мой. Как ты и говорил, потери неизбежны. Не отягощай себя грузом вины. Думаю, твои люди сказали бы, что были рады находиться под твоим командованием. В тебе гораздо больше, чем ты думаешь сам. Никогда не извиняйся за правду, о которой пишешь мне. Меня ранило бы, узнай я, что ты сдерживался во имя моего блага. Если я не могу поднять оружие бок о бок с тобой, то охотно выслушаю обо всем. И это честь, которую я счастливо приму. Всегда приятно получить от тебя весть. Как бы я хотел продолжить свою бессвязную речь о том, какой ты на самом деле дар для этой планеты, но, боюсь, уже становится поздно. Я по уши в украшениях и еде. Если не закончу сегодня планирование праздника для детей, завтра у меня будет крупномасштабный бунт. Как и всегда, надеюсь, письмо найдет тебя в добром здравии, и вскоре я вновь получу ответ. С заботой и наилучшими пожеланиями, Чарльз. P.S. Постоянно ставишь чужие нужды выше собственных. Разумеется, я не возражаю! В конце концов, они твои. Отсылаю еще одну банку. Распорядись ей как пожелаешь.