Dear Soldier

Это был странно спокойный месяц, чему Эрик оказался несоизмеримо рад. Он успел запомнить имена и выслушать истории некоторых новых рядовых, поскольку прошло достаточно много времени с тех пор, как кого-то убили, и Эрик решил, что, возможно, сблизиться с кем-то уже не так опасно. Один из них, молодой человек по имени Логан, даже согласился научиться шахматам. Вначале он предстал жутким игроком, с трудом улавливал концепцию и медленно запоминал ходы, которые можно делать в той или иной ситуации, но в итоге совершенствовался, и Эрик был рад проводить с ним время. Логан оказался острым по краям, и сразу ему понравился. Он был чуть ли не единственным, кто вызвался приехать на войну сам, и явился с аурой человека, повидавшего не одну битву. Во время их игры часто возникали попытки разговора, но умирали, возвращая внимание только к шахматам. Эрик хотел беседовать о литературе и мечтах, а Логан предпочитал поболтать о пиве и драках в клетках. Но все-таки между ними образовался странный вид товарищеских отношений, и это было замечательно – иметь друга по ту же самую сторону океана. Спустя несколько недель их тихие шахматные партии в палатке Эрика перестали быть тихими из-за снятия сексуального напряжения, и он наслаждался томным спокойствием своего новообретенного любовника. Настоящих чувств в их действиях не было, кроме близкой и довольно нетрадиционной дружбы, но никто не хотел отказываться от счастливых мгновений, которые они могли предложить друг другу. Эти моменты отставляли джунгли на второй план, и потому Эрик любил каждую секунду. Он старался не думать, как часто его разум страстно желал красноречия Чарльза вместо нахальных оборотов Логана. Проходили недели, и Эрик позволял себе незначительную надежду на то, что война угаснет. Реальность настигла его, когда они отправились на разведывательную операцию. Всего лишь легкий шелест листвы, едва различимый даже для ветра, и затем из кустов потоком хлынули люди с полосами грязи на лице. Солдаты Эрика ныряли в укрытие, пока над ними свистели пули, а сам он, выхватив нож, бросился навстречу нападавшим. Нож использовался им чаще, чем огнестрельное оружие. Мокрые от слякоти и сырости пистолеты могли дать сбой; холодная сталь ножа никогда его не подводила. Теплая кровь пролилась ему на руки, когда Эрик погрузил нож в первого оказавшегося рядом, а потом и в следующего, и после инстинктивно пригнулся от звука нового выстрела. Где-то позади него раздался хрип, словно ударом вышибли весь воздух из легких. За ним последовал глухой стук от удара тела о землю. Мир будто замер, когда Эрик обернулся, слишком хорошо узнавая звуки смерти, но еще лучше узнавая глубокий баритон Логана, шепчущий его имя. Если бы один из солдат не потянул Эрика вниз, он бы так и стоял, замороженный, пока другая пуля не нашла бы его грудь, как одна уже нашла грудь Логана. Толчок немного привел Эрика в себя, и он наконец снова начал шевелиться и пополз по грязи, отчаянно желая добраться до Логана и остановить кровь, растекающуюся вокруг его неподвижного тела. Мозг работал на автопилоте, внутренности сжало страхом, и он с трудом замечал, что сражение еще продолжается. Его парни были хорошо тренированы и эффективно подавили партизанов, пара человек были ранены, но на земле не оказался никто. Только Логан. Эрик понял, что он мертв, еще до того, как коснулся его. Эрик никогда не показывал слабину перед солдатами, но именно это произошло сейчас. Он вцепился в ткань униформы Логана, слезы бежали по лицу, пока Эрик тряс труп, выдавая поток бессмысленных приказов. Требовал, чтобы тот дышал, чтобы сердце вновь забилось, чтобы он вновь улыбался своей чертовой глупой улыбкой, закуривая сигару. Надо отдать его людям должное, они не стали думать о нем хуже. И позже, везя тело обратно в лагерь, никто не упомянул о случившемся. К счастью, успокаивать тоже не собирались, слова утешения, скорее всего, вызвали бы только вспышку гнева. День подошел к концу, как и любой другой, но Эрик задержался в палаточной столовой, мрачно рассматривая нетронутую еду. Он знал, что, вернувшись к себе, обнаружит пару небрежно скинутых сапог Логана и ряд полупустых бутылок пива, отставленных ради более чувственных удовольствий прошлой ночи. А еще шахматную доску, навсегда оставившую на себе отпечатки пальцев мертвеца. Человека, который погиб, приняв предназначенную для Эрика пулю. Пулю, от которой он увернулся по привычке, не осознавая, что сзади есть кто-то значимый. В итоге он все равно вернулся в палатку, несколько секунд стоя в проходе и осматривая ее. Затем с яростным рыком схватил шахматную доску со стола, разбрасывая фигуры, и зашвырнул так далеко в джунгли, как смог. Руки со злостью зачерпнули фигуры и отправили их следом за доской. В ту ночь он спал на полу, не вынеся мысли о том, чтобы очутиться на кровати, которую делил с другом. Утром его взор упал на одинокую черную пешку, избежавшую ночной бури, и он молчаливо потянулся за ней. Из покрасневших глаз вновь потекла влага, когда Эрик прижал фигуру к груди, в которой нарастало новое рыдание. Он не мог поверить, что буквально день назад надеялся на приостановление войны. Позже тем утром Эрик взял себя в руки и отправился в командирскую палатку, где завещал свою жизнь повторно. Будь все проклято, если он не станет сражаться в этой войне до горького конца. Спустя двое суток ему была брошена коробка, и Эрик аккуратно провел рукой по имени на письме. Нужно держаться этого. Чарльз должен остаться его единственной связью с миром. Он с благоговением вскрыл конверт, наполняя разум осознанием, что Чарльз все еще жив. Чарльз все еще в безопасности и в порядке, нетронутый войной. 15 ноября, 1960 Дорогой Чарльз (Фрэнсис Ксавье), Хэллоуин, боюсь, прошел здесь довольно обычно. Если честно, не припомню, чем я занимался в тот день, он не отличался от прежних. Праздники тут почти всегда проходят незамеченными. И все же я рад слышать, что ты отмечаешь его, забавно было бы увидеть тебя в костюме планеты. Надеюсь, твои дети не вышли из-под контроля, очутившись первого числа нагруженными конфетами. Хэллоуин всегда был одним из моих любимых праздников. Будучи подростком, мне хотелось приодеться. Я помню, как злился на дядю, когда он говорил, что я вырос уже для такого. Я бы до сих пор хотел нарядиться и отправиться за сладостями, если бы не знал, что это не слишком приемлемо. Последним моим костюмом (лет в шестнадцать) был инопланетянин. Весьма стереотипный инопланетянин, зеленый и с огромными глазами, часто произносящий что-то вроде: «Отведите меня к своему лидеру». У твоей сестры кто-то появился? Ты его одобряешь, или тебе нужно перекинуться с ним парой фраз о том, что с ней следует хорошо обращаться? Надеюсь, ты не чувствуешь себя одиноким из-за отсутствия Рейвен с новым ухажером. Прошу, рассказывай о любых глупостях, которые приходят тебе на ум. Я люблю слушать (точнее, читать) эти твои глупости. Очень мало их здесь, каждый день похож на предыдущий, и я жажду услышать истории из жизни, где ежедневно что-то происходит. Уверяю, я счастлив услышать обо всем, от детей и сестры до цвета твоих носков. Ничто не покажется скучным. Насколько я знаю, зубы у меня не острые. Полагаю, при улыбке виднеются все, что пугает новобранцев. Быстрее заслужить их уважение, если они станут бояться, что я их съем. Я прилагаю для тебя фотографию, ибо мою улыбку лучше увидеть, чем описать. Несмотря на твои слова, извини, что волную тебя. Даже если это в твоем характере, не хочу быть причиной твоего беспокойства. Я считаю тебя другом, а с друзьями я не привык так поступать. Германия. Помню о ней больше, чем хотелось бы. Первые годы жизни были вполне неплохие, затем началась война, и таким, как я, стало тяжелее. Смотрю, ты немало путешествовал. Куда ты хотел бы отправиться, имея возможность? Я предпочел бы Грецию как-нибудь. Думаю, замечательно стоять посреди руин цивилизации и собирать по кусочкам то, какой жизнь была в те времена. Не за что извиняться, ты говоришь, опираясь на свой опыт, и я не могу тебя винить. Если поменяться местами, я бы тоже с трудом воспринимал неизбежность смерти здесь. Но хочу тебя уверить, я слишком упрям, чтобы умирать. Возможно, эти слова облегчат восприятие того, о чем я хочу сказать следом. Не знаю, упоминал ли, но мое командование началось в прошлом ноябре, и меня должны были отослать домой чуть меньше месяца назад. Однако из-за недавних событий я расхотел уезжать и вызвался пробыть здесь еще полгода. Надеюсь, мое пребывание тут означает, что хотя бы одного юношу не направят сражаться без его на то желания. Лучше мне остаться, чем позволить кого-то призвать сюда. Принимая во внимание твою склонность к беспокойству, эта новость может тебя расстроить, и мне очень жаль, друг мой. Хочу попросить об одолжении в надежде, что оно не причинит неудобств. Как я понял за последние месяцы, ты не против нашей переписки, и я бы хотел попросить поддерживать контакт хотя бы ближайшие полгода, если это не слишком проблематично. Не знаю, как быть без твоих слов, чтобы не потерять рассудок. Я слышал об историях Льюиса, но не имел удовольствия читать. Не извиняйся, что книги детские, я часто нахожу их более интересными, они не ограничены правилами, которым взрослые непреклонно следуют. Вновь болтаю обо всем без умолку; признаюсь, ты мое отвлечение от того, что происходит сейчас в моей жизни. Надеюсь, ты простишь меня за это. Твой абсурдно многоречивый солдат, Эрик.