Dear Soldier

Эрик с трудом мог вспомнить прошлое Рождество, как оно пришло и ушло совершенно незаметно. В этом году он провел полдня, думая о том, чем бы мог сейчас заниматься Чарльз. И не раз доставал из кармана фотографию, всматривался в нее, разглаживая углы, стараясь, чтобы грязь не капнула рядом со сверкающей для него радостной улыбкой. Не слишком веселое празднование Рождества, но Эрику нравилось. Странное умиротворение наступило в джунглях в этот день, и он не собирался жаловаться. Дабы Чарльз гордился (ибо учитель наверняка захотел бы, чтобы Эрик хоть как-то отметил), он пробрался в палатку, служившую столовой, и провел там около часа, практикуя свои кулинарные навыки, которые не находили особого применения в этой глуши. Не пиршество, но под руками Эрика обычный рацион преобразовался в нечто, на вкус похожее на нормальную пищу. Несколько солдат по-хорошему поворчали на него за то, что не помогал в стряпне раньше. Один рядовой, Скотт, даже дерзнул швырнуть в Эрика ложкой, потребовав готовить чаще. Даже пара, которая обычно отвечала за еду для лагеря, кидала на него умоляющие взгляды и просила содействовать им, когда найдется время. Эрик напомнил себе, что должен поделиться этим мгновением с Чарльзом. В конце концов, именно он виновник такого события. Но Эрика это не раздражало. Приглушенные огни и приличная пища и правда сумели сделать день более похожим на Рождество. Последовало несколько суток относительного спокойствия перед новой засадой, но потери вышли минимальными, и это можно было засчитать как победу. Приближался Новый Год, Эрик снова ощущал, как переносится мыслями за океан. Чем учитель займется на праздниках? Нравится ли ему отдыхать от преподавания? Получил ли он уже письмо? Сержант коротко усмехнулся, пытаясь прикрыть это кашлем, когда представил выражение лица Чарльза при выпадении снежинок из конверта. Даже спустя недели он был горд собственной идеей и особенно тем, какими снежинки получились в итоге. Кто знал, что дешевым карманным ножом можно вырезать приличные хлопья? Никаких фейерверков в джунглях не было, но Эрик все равно отсчитывал время до полуночи, и когда момент настал, он принял несколько решений, которые надеялся суметь претворить в жизнь. О том, что он выживет, о том, что его люди останутся живы, о том, что однажды он лично увидит улыбку Чарльза и сыграет с ним давно обещанную партию в шахматы. Эрик не знал, когда именно поколебалась его уверенность в невозвращении в Штаты. Каким-то образом они стали выглядеть более гостеприимными, несмотря на плохие воспоминания. Эрик задумывался, захочет ли Чарльз продолжить с ним дружбу, увидевшись. Не покидало осознание, что негатив на бумаге отражен не так ясно, и Эрик боялся, когда барьера океана не станет, Чарльз поймет, кто он на самом деле. Упрямый, гордый, несдержанный и не настолько дружелюбный с другими так, как с Чарльзом. Это не самый лучший рецепт для хорошего товарищества. Когда пришло письмо, Эрик позабыл половину вещей, которыми хотел поделиться с Чарльзом, но нашел множество других. Он вскрыл письмо прямо на грязном столе и детально изучил голодными глазами. Его лицо расколола акулоподобная ухмылка, заставившая солдат чуть отступить назад, пока он глотал каждое слово, впитывая радость от новой весточки учителя. Любопытные руки наконец отложили письмо и открыли присланный с ним небольшой пакет. Эрик проигнорировал мятные лепешки, и его пальцы сомкнулись вокруг гладкой серебряной шахматной фигурки. Он благоговейно извлек ее и провел тонкими пальцами по красному банту на верхушке. Акулью сменила более мягкая улыбка, которой он бы смутился, если бы не был так поглощен маленьким сувениром. Свет отразился от серебряного покрытия, и у Эрика захватило дыхание, он пытался осознать, как такая красота только могла оказаться здесь. Он наскоро закончил трапезу и вернулся в свою палатку (после раздачи лепешек отряду) и просидел несколько мгновений, перекатывая серебряного короля и так же мягко улыбаясь. Затем с некоторым сожалением ему пришлось отложить фигуру в сторону, дабы взять ручку и написать ответ. 8 января, 1961 С Новым Годом, Чарльз, Ты можешь представить себе, что уже почти год прошел с твоего первого письма? Мне кажется, это было совсем недавно, но и в то же время я чувствую, будто знаю тебя всю жизнь. Не думаю, что буду неправ, если скажу, - такая дружба очень редка, поэтому я рад, что она каким-то чудом есть у нас. Уже поздновато для этого, но тебя тоже с Рождеством, друг мой. Мне приятно, что тебе понравились мои снежинки, я над ними потрудился. И был искренне удивлен, когда удалось запихнуть все в маленький конверт. Надеюсь, их оказалось достаточно. По поводу праздников – я отмечаю Рождество; я не отмечал Хануку с тех пор, как жил в Германии. В тему Рождества... полагаю, мне стоит винить тебя в том, что я медленно начинаю нравиться моим людям. Боюсь, проникновение на кухню и помощь в приготовлении съедобной рождественской пищи были ошибкой. Это и еще угощения из твоих посылок, похоже, заставили их решить, будто у меня есть сердце. Что, разумеется, ужасно, и я не могу тебе этого простить. Даже усмешка, появившаяся у меня после получения твоего письма, напугала лишь некоторых. Я определенно теряю хватку. Сувенир великолепен, Чарльз. С одной стороны, я боюсь даже держать его, я не хочу, чтобы болото испортило эту красоту, но с другой стороны, не могу выпустить из рук. Кажется, я тянулся дотронуться уже раза три, пока писал письмо. Спасибо, правда. Желал бы я отправить тебе нечто такое же ценное, но могу предложить только листья и грязь. Не хочешь грязевой шар? Я бы прислал. Тут полно грязи. Я бы хотел сказать нужные слова, дабы унять боль из-за разбитой семьи, но их нет. Ты уже доказал, что лучше меня, прощая все плохое. Слишком сложно отпустить горечь, которую мне причинили. Я держал много зла, и оно до сих пор прячется где-то на задворках моего разума. Поблагодари Мойру за лепешки, я поделился ими (вновь разрушая репутацию стоического лидера отряда). Почему-то я не удивлен твоим носкам со снеговиками. Рейвен нравится мне все больше из-за подобных подарков для тебя. Она очень даже в курсе, что от нее ты примешь любой дар. Из наших писем я почерпнул - ты многое бы сделал ради своей сестры. Несмотря на твои протесты, я решительно настаиваю на своем мнении, что ты гений. Многие дети проводят свои годы, зарывшись в книги, но не всех принимают в Гарвард в 16 лет. Тебе не стоит расстраиваться или гордиться вещами, через которые я прошел. Никакая эмоция не изменит прошлого. Я не хочу думать, что огорчаю тебя. Гордость не занимает место в том периоде моей жизни, я выжил благодаря удаче и любви приемной семьи. Ты слишком многое мне приписываешь, уверяю, я не достоин этого, как и твоей гордости за меня. Мы можем встретиться когда-нибудь в другой стране на праздниках, но я надеюсь и сыграть в шахматы в Нью-Йорке, как ты обещал. Чем больше я узнаю тебя, тем больше ощущаю, что, возможно, я смогу приехать домой после службы. Мысль о возвращении в Штаты уже не наполняет меня таким ужасом. Ты говорил, что любишь клубнику, верно? Оказывается, тут неподалеку ее продают. Если выпадут несколько свободных дней, я схожу туда и, наслаждаясь ей, буду думать о тебе. Я бы предложил прислать тебе немного, но этот жест будет недооценен тем фактом, что все испортится, пока доберется. Случилось ли с тобой нечто чудесное в этот Новый Год? Здесь было тихо, но я раздумывал, наблюдаешь ли ты салют или ужинаешь с друзьями. Ты дал себе какие-нибудь заветы? У меня появилось несколько, но, говорят, что рассказывать такое нельзя, так что тебе останется только гадать. Я уверен, что могу еще много тем для разговора найти, но пора готовиться ко сну, поэтому остановлюсь. Еще раз спасибо за подарок, твой друг, Эрик.