***
В лесу было страшно и красиво. Немного смущали слухи, которые ходили про это место, но Гарри хорошо помнил, как профессор МакГонагалл лично отвела их сюда на отработку. А Хагрид отправил на поиски единорога в сопровождении только лишь собаки и Малфоя. И трусливый Клык был определенно надежнее гадкого слизеринца. Так что уж точно тут не страшнее, чем на отработке у Снейпа. Забравшись поглубже в чащу, мальчик сделал привал, перекусил, чуть отдохнул, а потом пошел дальше. Место для постоянного ночлега он нашел только на третий день пути. За две предыдущие ночи он научился управляться с палаткой весьма уверенно и даже чары на ней проверил опытным путем. Ну, не сам проверил — стихия и всякие злобные существа постарались. Дождь на водонепроницаемость протестировал приют беглеца в первую же стоянку. Да и «отвращающие все живое» заклинания прошли испытание тогда же — кто-то до рассвета рычал и чавкал у стенок, но попыток прорваться внутрь и полакомиться мясцом мага не делал (тут Поттер себе явно польстил. Какое там мясцо? Откуда?). А о том, что Фиделиус «пробовал на зуб» сам директор Дамблдор, Гарри и представить не мог. Вещей при себе у него осталось мало. Особенно жалко было оставлять в поезде волшебную палочку и фотоальбом с колдографиями. С другой стороны, летом все равно запрещено колдовать. А Гермиона обещала, что палочку они уберегут несмотря ни на что. Но самое красивое фото с мамой и папой Гарри все же вынул и взял с собой. Мантию он оставил не в чемодане, а сразу передал на хранение Грейнджер. Он бы и к Дурслям мантию не взял — те запросто могли сжечь или испортить волшебную вещь. Они всегда все портили. Рон, кстати, надеялся, что мантию Гарри оставит ему. Но как это сделать, помня о близнецах, которые, как Дадли, не задумываясь могут испортить чужую вещь? Хитростью с учебниками Гарри и вовсе гордился. Рон, как бы для себя, поменялся учебниками с небогатым второкурсником-хаффлпаффцем, у которого в следующем году в школу поступают сестры-близняшки. Учебники за второй курс Гарри взял с собой, а свои учебники за первый — оставил в чемодане. А перед следующим годом отдаст их Джинни. И у сестренки Рона будут не Уизлиевские истрепанные книжки, а почти новенькие. Гарри в них и не рисовал особо. Только по ЗоТИ докупить останется. Но это уж для всех так. Единственно что — хаффлпаффец поставил условие, что на следующий год Рон согласится на такой же обмен. Проснувшись поздним утром четвертого дня своего бегства, Гарри первым делом отправил сову друзьям. Какие там новости? Всыпали Малфеенышу за драку? Наругали? Или опять этому гаду ничего не было? Что там с чемоданом? Права была Гермиона, настаивая, чтобы Гарри для достоверности отправил этот приметный сундук в поезд? Сработал ли этот ход? Не потерялся ли чемодан? Там, конечно, и была только пара учебников да всякая трава для зелий, но заново все это покупать и впустую тратить деньги совершенно не хотелось. Дожидаясь ответа, Гарри разогревал себе завтрак, наслаждаясь тишиной и покоем. Не визжала тетушка Петуния, не топал Дадли, не всхрюкивал, читая утреннюю газету, дядюшка Вернон, не жужжала выматывающая нервы газонокосилка соседа, которую, казалось, тот не выключал даже на ночь. За стенами палатки чирикали птички, журчал и бил ключом крошечный родничок, да шелестела тихонько листва где-то в вышине. Воздух хотелось пить, как пьют коктейли киногерои в киношных мелодрамах. Казалось бы, этим же воздухом он дышал в школе. Но там, в каменных стенах, то ли не все лесные запахи улавливались, то ли воспринимались почему-то совершенно иначе. Мир был полон движения и звуков. Мальчик ни на секунду не чувствовал себя одиноким. Скорее наоборот, приходилось то и дело вздрагивать, заслышав в кустах хруст веток или громкий шум. Это, как он видел из приоткрытой двери палатки, оказывались крупные птицы или безобидные животные, типа зайцев, но расслабиться пока еще не получалось. Сейчас мальчик с горечью вспоминал Хагрида. Лесник, вообще-то, мог бы научить ходить по лесу и нормально в нем ориентироваться сына своих друзей, которого «вот такусечким» сдал в маггловский мир, как пустую бутылку из-под виски. Ну хоть бы в теории научить. Нет же, принимался выть в свой огромный клетчатый платок, стоило спросить о чем-то интересном, что отличалось бы от навязшего в зубах: «Они были отличными людьми! Ты так на них похож! Глаза, как у матери, а прическа — один в один, как у папочки!» Нет, сперва эти слова казались здоровскими. Он не ненормальный, он похож на родителей! А значит, как и они, за-ме-ча-тель-ный (и заткните слизняком пасть самому главному слизеринскому слизню!). Но, чем дальше, тем больше он от этого однотипного повторения уставал. И тем больше по-маггловски удивлялся: это что, магическая фишка такая — прическа, как у отца? Ладно, глаза. Ну, цвет волос, их густота. Но это вот состояние лохматости, оно что, тоже магическое? Обладает каким-то тайным смыслом? Из-за которого всем Поттерам приходилось заводить специально обученного парикмахера-стилиста, чтобы он при помощи шиньонов стареющим магам восстанавливал шухер на голове вместо залысин. Точно так, да. А вообще, и вправду интересно, почему у него, мальчика, которого стригли чаще всех на улице, а потом вовсе не стригли целый год, волосы всегда одной и той же длины? Теперь, когда Гарри знал про выплески стихийной магии… Стоило попробовать… Перед сном он старательно накручивал себя, злясь на волосы и на доброжелателей, которые за прической не видят его самого. А еще на сову, которая так и не вернулась с ответом. Отсутствие писем было обиднее всего. Утром он проснулся не то от настойчивого чириканья какой-то неизвестной птахи, не то от того, что что-то щекотало ему лицо. Решив, что отвращающие заклинания дали сбой, мальчишка в панике рванулся с кровати, краем глаза заметил, что прищемил рукой что-то черное и мохнатое, и взвыл от боли — это оказалась прядь его же волос. Пряди были длинными — почти до пояса, густыми и такими же непослушными, как прежде. Их никак не получалось связать шнурком. Они лезли в рот, глаза, сковороду, тарелку, родник, у которого Гарри умывался. Цеплялись за кусты и ветки, когда он разведывал округу. Из-за постоянных рывков Гарри почувствовал себя каким-то мопсом, которого бдительная неторопливая хозяйка, наверняка такая же грузная и нелепая, как тетушка Мардж, дергает за шлейку, чтобы не рвался вперед так бодро. Уже вечером он в раздражении схватил нож, отрезал эту невыносимую копну почти под корень и сжег в пламени очага, провоняв всю палатку отвратительным запахом паленого. Теперь еще пришлось избегать зеркал, чтобы не увидеть случаем результат своих трудов. Против воли он думал перед сном об отрезанных волосах и так и не вернувшейся сове. Пора уже начинать беспокоиться о Хедвиге? Ничего удивительного в том, что по утру Гарри проснулся от щекотки — волосы отросли вновь на ту же длину. А его белоснежная красавица так и не объявилась. От огорчения Гарри был готов заплакать. Или даже выбраться из леса и отправиться искать Хедвигу. Но во время обеда на плечо донельзя расстроенного мальчика, пытающегося разгрести волосы так, чтобы они хоть не все сразу лежали в тарелке, села сова. Боднула тяжелой умной головой в щеку, чуть пощекотала мягкими теплыми перышками и слетела на стол, намекающе поглядывая на отбивную, грустящую на тарелке в компании не интересных порядочной сове помидорчиков черри. Гарри облегченно рассмеялся, отрезая одним махом половину от своей порции. — Хедвига! Как же я за тебя волновался! Сова осуждающе глянула на ребенка. Типа, это еще посмотреть надо, кто за кого отвечает и кто за кого волновался. Но от трапезы не оторвалась. С ее хозяином сытными обедами пренебрегать было нельзя. Сова еще помнила их первый печальный август 1991, когда на нее, брызгая слюной, орал толстый бесполезный маггл с лицом, как эти никчемные круглые штуки. Кто знает, вдруг завтра придется вернуться в тот же дом, на тот же голодный паек из крекеров и крошечных кусочков чего-то, мясом только пахнущего? Хорошо хоть, там было где охотиться на мышей, иначе совсем бы с голоду пропали. Но никаких конвертов или свитков сова не принесла. Да и выглядела взъерошенной и сердитой. «За Гермионой и Роном следят! — догадался Гарри. — Наверняка козни Малфоя!» Это было так похоже на школьные приключения, что даже в груди стало как-то тепло. Ничего, он подождет пока и без писем от друзей. На радостях мальчик справился с невыносимыми волосами, кое-как закрепив криво сплетенную косу куском ткани, отодранным от самой ветхой футболки. Теперь можно было и обустраивать быт. В конце концов, следующее лето Гарри планировал провести здесь же. Тетушка, если отбросить ее мерзкий характер и привычку смотреть на всех, кто не Дурсль, как на что-то не очень приятно пахнущее, оказывается, была не так уж и плоха. По крайней мере, она отменно воспитала Гарри Поттера. Мальчик мог и постирать, и приготовить обед, даже что-то покрасить и приколотить гвоздями, если возникнет надобность. Да, он не любил работать по дому. Но только потому, что это был очень уж чужой дом. Даже можно сказать — враждебный. Теперь же Гарри, напевая, со знанием дела обустраивал все для себя. Развешивал веревки, на которых вскоре будет сушиться замоченное уже белье. Рыл на краю полянки яму для бытовых отходов. Собирал ветки для вечернего костра — не из необходимости, просто чтобы посмотреть на живое, не магическое пламя. Отбирал из тех веток самые крепкие сушины, чтобы потом как-нибудь сбить себе домик на дереве, в котором можно будет, скажем, читать «Квиддич сквозь века» в солнечный денек. Или просто сидеть, свесив ноги и мечтать о чем-нибудь хорошем. В старой маггловской школе учителя верили в его ненормальность как раз из-за этой привычки уходить в себя, сидеть часами с остекленевшим взглядом и мечтать. Что бы они понимали! В один сумрачный вечер, когда над далекими горами собирались черные грозовые тучи, Гарри вышел выбросить подгнившую луковицу, да так и замер с поднятой для броска рукой (не идти же ради такой ерунды через всю поляну, в самом деле?). У помойной ямы стоял жеребенок из породы тех страшненьких лошадок, которые возят школьные кареты, и жрал кусок стухшего мяса. Кусок этот Гарри достал, чтобы приготовить рагу, но отвлекся на кормление Хедвиг, потом отошел к ручью, потом заметил в стороне от поляны волшебную рябину, населенную лукотрусами, потом почуял ветерок и запах, как с большой воды, прошел еще чуть и обнаружил лесное озерцо, в котором плескался, не заходя на глубину, до самого вечера. А войдя в палатку, сразу унюхал забытое на столе на весь очень_жаркий_день мясо. Его, ко всему прочему, еще и мухи обсидели. Фу! Кусок был очень быстро и брезгливо выброшен. А лошадке понравилось. Жеребенок, конечно, плотоядный. Но выглядел таким прозрачным и трогательным, что Гарри не выдержал и подошел его погладить. Так в лесу у него появился еще один друг, кроме Хедвиг. Гарри назвал жеребенка Ньют, решив и этому питомцу подобрать книжную кличку. В этот раз на ум пришел Ньют Скамандер, исследователь странных зверей. Мальчик задумался. А хотел бы он после школы все еще жить вот так, в палатке, путешествовать по разным странам, описывать повадки разных зверушек? Пожалуй, да, хотел бы. Надо найти ту книгу — «Волшебные звери и места их обитания» — среди своих так еще до конца не разобранных завалов и полюбопытствовать, как должна выглядеть правильная статья с описанием. Теперь он везде бродил с книжкой, как Гермиона какая-то. Да еще носил несколько кусочков пергамента, на которых тренировался делать записи. «Объектом исследования» были торжественно назначены Хедвиг и Ньют. Пока что, сравнивая свои почеркушки со статьями про животных из учебника, Гарри оставался неизменно недоволен собой. И мистером Скамандером. Как, скажите на милость, он определял все эти странные вещи? Что вот, например, кто-то из тварей любит жить только в холодных пещерах? А может, отправь объект на пляжи Бразилии — и удивишься результату? Может, несчастная тварюшка только и мечтала поваляться на теплом песочке на берегу океана? Или вот Хедвига. Иногда очень просто сказать, что она любит, а что — нет. А иногда — ну нипочем не догадаешься! И вредная же какая! Стоило ей увидеть, что Гарри достал свой самосшитый блокнотик и карандашик, сразу улетала на самую высокую елку. Или пыталась отнять еще не переписанный набело черновик и кому-нибудь унести. «Нет, это не письмо Рону, глупая птица!» — Поттеру приходилось иногда бегать за ней по палатке, пытаясь вернуть пергамент со своей научной статьей. Так же пришлось взяться за гербологию. Потому что в научной статье как-то неубедительно звучит фраза: «***
Рассвет застал Поттера на высоком дереве. На не очень высокой ветке высокого дерева. Внизу грязной кляксой валялась упавшая палатка. Оказалось, допуск под Фиделиус для мага так же годен и для его звериной сути. Дружище Гарри не слопал Поттера только потому, что везение, как во многих случаях до этого, было на стороне гриффиндорца. Просто повезло. Прыгнув, оборотень сбил опору палатки и запутался в грубой ткани. А Гарри успел выбежать и домчаться до этого самого дерева. На этом везение кончилось. Ну что оно, за шкирняк, что ли, должно было тащить мальчишку выше? Мог бы и сам догадаться про прыгучесть твари. Даже «собачки» тетушки Мардж, эти пузатые страшномордые бочонки, довольно высоко прыгают, когда им надо. Бульдогов он вспомнил не просто так. В детстве ему удалось от Злыдня на дереве спрятаться. А вот теперь сбылся старый страх, и Гарри зажимал ладонью собачий укус. Ну, в смысле, волчачий. Или оборотниный, как там надо по-научному выразиться? Судя по тому, что Гарри Поттер прочитал в учебнике, особенности повадок темных тварей он сможет всесторонне изучить изнутри вида. Интересно, это достаточно научно? И что будет с его обучением в Хогвартсе? Работать оборотням совершенно точно не на всяких работах можно. А учиться? Подыскивать новую школу до слез не хотелось. И нога болела очень-очень. Кое-как спустившись с дерева, Гарри планировал отправиться искать друга. Но вместо этого с громким вскриком упал на землю. Он совершенно точно не сможет наступить на ногу. По другую сторону ствола послышался слабый стон. Гарри, шустро перебирая ладонями и коленями, переместился туда, чтобы обнаружить совершенно голого друга, блюющего в кустах. — Так невкусно? — момент был совершенно неподходящий для шуток, но Гарри не сдержался. — Живой? — простонал Эванс, вытирая ладонью испарину на лбу. — Я кровь с подбородка облизал и решил, что сожрал тебя вчера. Тело мальчишки снова сотрясли спазмы. — Нет, только надкусил, — все с тем же черным юмором смертника просветил друга Поттер. — Как? — в ужасе вытаращился на него Эванс. — Зубами, — Гарри закатал штанину, показывая ужасную на вид рваную рану. — Болит так, как будто ты не только заразный, но еще и ядовитый. Может, из ручья промыть? — Блин! Не поможет. Блин! Блин! Блин!!! — Да ладно тебе. Палатку поставить сможешь? Интересно, вещи, которые там были, сильно пострадали? Там у меня сумка-холодильник осталась. Преисполненный осуждения за такие бытовые мысли, Гарри Эванс поставил палатку, убедился, что вещи в ней оказались на своих местах, словно вчера там и не играли в догонялки маг и оборотень, и потащил друга к ручью, в самом деле промывать рану. А вдруг? В прямом смысле потащил — на руках. Куда-то идти или даже стоять Поттер оказался не способен. А после водных процедур, во время которых он плакал, дергался и выкрикивал ругательства, уже не мог даже дотронуться до лодыжки. Через час ногу, чтобы она болела, не надо было и трогать. Гарри жалобно скулил. По лицу катились слезы. А ведь он не был плаксой. Эванс успел убедиться в выдержке приятеля во время шутейных драк и на охоте, когда мальчик очень сильно поранил руку. Так сильно, что пришлось искать в сумке бадьян. То, что мальчик в этот раз не в состоянии терпеть боль, говорило его другу просто об адских мучениях. Сам-то Эванс все время с момента укуса Сивым, которое требуется организму для перестройки в оборотня, пролежал без сознания в больнице святого Мунго, и даже не представлял, каково сейчас Гарри. Было страшно. Очень-очень страшно. И тогда он сделал то, что делают все испуганные дети — побежал к взрослым, в стаю. Гарри Поттер после третьего шага обвис на руках — потерял сознание и по крайней мере не стонал в ухо. Через сотню метров сильный, как все оборотни, Эванс сдался и перекинул свою ношу через плечо. Еще через сколько-то — попробовал тащить волоком. Он и не думал, что до стаи так далеко! Когда бежишь с утра и налегке — как-то все близко кажется. Но до дому он добрел. Хоть бы и на одном упрямстве. Вот только там им никто не обрадовался — косу к этому времени Поттер научился вязать накрепко. Она, конечно, разлохматилась, но шрам-молнию на лбу не прикрывала ни единой прядкой. Вожак почувствовал, что поседеет прямо не сходя с места. Но прежде в клочки разорвет всю семейку Эвансов. Вот начиная с их кусучего отпрыска, шляющегося где не надо. Это был приговор стае. Как только маги узнают о судьбе знаменитого Мальчика-Который-Выжил… — Мальчишку надо добить, — тихо произнес Питер Эванс, думая о том же. — Как?! — вылез его отпрыск куда не звали и словил леща. Мальчишку было жаль. Убийц (осознанных, а не по полнолунным безумиям) в стае не было. Вожак попытался убедить себя, что он должен. Потому что этот мелкий пацан — приговор для стаи. — Как вы вообще?.. Б… Ну ты! Да как вы вообще?! — от наплыва эмоций у Питера даже сил выматериться не было. — Мы заигрались, — жалко проскулил его сынуля-дебил. Неужели ума не хватило бросить надкусанного там, где увидел? — Заигрались и доигрались, — со злой усмешкой протянул вожак, все-таки понимая, что не поднимется у него рука на ребенка. И ни от кого в стае он такого требовать не должен. И даже наоборот — глотку выдрать тому, у которого на ребенка рука поднимется, потому что Фенрир Сивый уже есть один на свете. И второго не нужно никому. Этот-то на земле лишний! — И что теперь? — снова подал голос Питер, очень хорошо понимающий терзания вожака. — Мы оставим его у опушки. Выживет, значит выживет. Гарри Эванс вытаращился на них в ужасе. Выжить на опушке, когда стая оборотней вышла на охоту, шансов не было. Ни у кого. Что уж там говорить о таком тощем мальчишке, как его невезучий друг? Гарри не понимал, почему и за что с ними так. А потому дождался, когда взрослые выгрузят укушенного и, стыдливо вжимая голову в плечи, уйдут, после чего, коротко выругавшись и помечтав, чтобы этот кентавр весил поменьше, взвалил друга на плечи и припустил в обратную сторону. Ему надо было успеть добежать до палатки, скрытой Фиделиусом. Да еще и придумать хоть что-то, чтобы не прикончить друга самостоятельно.***
Он сломал себе лапу (в смысле, руку), но успел. И все сделал, как надо и как правильно. Умудрился расположить палатку на недостроенном настиле на дереве, спуститься вниз, взобраться наверх уже с Гарри на хребте, привязать его к кровати так, чтобы не вывалился в дыру в полу (настил был сильно недостроен), и уже почти спустился на землю, когда луна в небе достигла наивысшей точки восхождения. Вот, сверзившись с дерева в момент, когда кости особенно хрупкие, он и сломал себе лапу. Зарастет быстро. Дня за два. Он же не маггл, чтобы перелом по нескольку месяцев заживал. Но бежать надо было уже сегодня. И бежать быстро. Быстрее, чем умеет бегать стая. Потому что очень может быть, что с сегодняшнего вечера охота пойдет уже на них обоих. Эванс собрал палатку, напоил водой из родника полубессознательного друга, и, примерившись и шипя от боли, вскинул его на плечо. А потом двинулся, все убыстряя шаг куда-то на юг. Ну, как-то так подумалось: «Может, из страны бежать?» Стая преследовать их не стала. Но мальчишки об этом не знали. Последнюю полнолунную ночь этого месяца Гарри Поттер в полубреду провел привязанный к самой высокой ветке дерева, укутанный в полотнище палатки (оборотень понадеялся, что Фиделиус хоть как-то подействует и из такого условного подобия стен). Первую неделю после полнолуния провели в молчании. Поттер болел, а Эванс оплакивал веру в старших и свой уход из дома. Но потом как-то забылось, подувяло, разыгрался аппетит, зажили раны. Вспомнились и шутки, и игры, хоть подростки все так же уверенно держали путь на юг. Говорят, во Франции в школу чародейства и волшебства принимают полукровок-нелюдей. А может, даже и оборотней. Солнце всходило над ними снова ясное. Хедвига недовольно щурилась на совиные крекеры, а Ньют, смешно перебирая тонкими ножками, плелся следом. Иногда даже позволяя повесить себе на шею какую-нибудь сумку. Хоть Гарри Эванс и ругался на приятеля за такие попытки облегчить ношу: — Взбрыкнет скотина, и где ты будешь искать палатку? Или — еще хуже — сумку-холодильник? Я тебя тогда самого на отбивные разделаю. И птичкой закушу! «Птичка» оскорбленно и неприятно вопила, взвиваясь в воздух. Поттер только смеялся, утверждая, что доедать надо было сразу, как надкусил. Теперь мясо уже наверняка стухло. На слова о тухлом мясе Ньют прибивался поближе к компании. Эванс рычал, а Поттер принимался хохотать еще громче. Второе полнолуние наступило настолько же неожиданно, как и первое. Просто вдруг Гарри Эванс поднял глаза к потолку и, тихо простонав, опустился на колени, а потом и на четвереньки. Дальше Поттер досмотреть уже не смог. Вопреки всем его надеждам на «может повезет», «вдруг обойдется» и «мы же промыли рану», накатила судорога, скрутила, скукожила и распрямила уже злым и шерстистым. Некрупный, поджарый волк с черными подпалинами на шкуре и почти незаметной кисточкой на кончике хвоста зло зарычал на своего более массивного товарища. Звери, забыв прежнюю дружбу, собирались грызться за положение в какой-то кривой, ущербной, но принадлежащей им стае. Внезапно раздался хлопок: — Мистер Гарри Поттер, сэр! Доб… Два смазанных прыжка. Челюсти сомкнулись, разрывая нелепое существо с тонкими ножками-ручками. Застиранную наволочку окрасила кровь домовика. На пол упала пачка писем. Два волка, сцепившись, грызлись над добычей.***
Утром они очнулись далеко от того места, где настигло превращение. Гарри увидел кровь, покрывающую лицо и руки друга, и наладился было упасть в обморок, догадавшись, что они сожрали кого-то этой ночью. Но разглядел на себе и на Эвансе несколько ран. — Что… что произошло? — слабым голосом спросил он. — Да не умирай. Что ты, как девчонка? Грызлись с тобой. С новеньким в стае всегда так. Еще несколько полнолуний будем друг друга разукрашивать. Шрамы от оборотневых укусов даже на таких тварях, как сами оборотни, свести нельзя. Спасибо хоть, за морду друг друга не кусали. Гарри только судорожно втянул в себя воздух. — Ты это, тут посиди пока. Я быстрей тебя сбегаю за шмотками. Уж очень не хочется вдвоем ходить — сильно медленно получится из-за твоей ноги. Ты без обид только, да? Мы в правильном направлении ночью скакали. Теперь оттирай кровь, я быстро. — А мы точно никого не сожрали ночью? Что-то я какой-то сытый… — Да ты вокруг глянь — трупов нет. Не ушли бы мы далеко от недоеденного. — Эванс старался быть крутым и храбрым, но несколько переиграл. Гарри скрутило спазмом. — Ну, ты приходи в себя тут, да? А я быстренько. Рядом с палаткой нашлась их одежда, сумка-холодильник и какие-то чисто обглоданные косточки. От фаланг пальцев, но оборотень, не будучи людоедом, их не опознал. Да и не стремился он приглядываться, кого они там съели, если честно. «Похоже, друг Гарри был прав. Мы на самом деле схарчили какого-то зайца. Ну и отлично! Совместное пожирание добычи всегда помогает сживаться в стае. Джейк-книжник, из полумагглов, даже какую-то научную хрень рассказывал, почему оно так выходит. И еще что-то про водопой там. А, ерунда», — как мог бодро думал Эванс, собирая вещи и от волнения не обращая внимание на белеющие в траве конверты.