***
Для Гарри Поттера лето между третьим и четвертым курсом было самым лучшим в жизни. Прямо с Кингс-Кросс они продолжили путешествие и уехали в Европу. Сперва Сириус записался в какую-то дорогущую клинику в Германии, где врачи его осмотрели и прописали кучу всяких зелий и лечебные мероприятия. И не только его, но и самого Гарри осмотрели, хоть он и отбивался всеми четырьмя лапами, с самого первого курса не переваривая Больничное крыло. Мадам Помфри, нет сомнений, не совсем уж плохой человек (хоть и не такая добрая, какой казалась Гарри до конца первого курса), но все эти ее бесконечные: «Вы человек хрупкого здоровья, мистер Поттер…» Никакой он не хрупкий! Просто от столкновения с бладжером может любой поцарапаться. И от встречи с Волдемортом — заболеть. А после полнолуний он вовсе не болел! Потому что это на самом деле была «естественная перестройка организма». Вот. Так целитель говорил. А уж он знал толк в оборотнях. Целитель. Да. Вот у него в Больничном крыле Гарри сидел бы по первому слову и хоть до посинения. Но его больше не было. И мальчик, как мог, саботировал осмотры и приемы зелий, пока наконец врачи не перестали хмуриться и не занялись одним только Сириусом. Правда, казалось иногда, что они добавляют какую-то гадость в еду. Но могло ведь и казаться! Правда? Зато он познакомился с замечательным парнем в больничном парке. Тот вообще-то живет в деревеньке за рекой, но залез на спор на охраняемую территорию. И обязательно попался бы больничной охране, если бы Гарри его не прикрыл. С тех пор они часто болтали, бегали на пруд, устраивали шуточные дуэли. Правда, из половины «махания палкой» Ганса получались просто какие-то разноцветные мелькания вокруг тела Гарри. От некоторых особо диких всполохов Ганс натурально пугался и прямо зеленел, вызывая у Гарри неудержимый хохот. А иногда, поздней ночью Гарри сам сбегал из клиники (разумеется, не по полнолуниям — в эту пору его всегда отправляли порт-ключом куда-то, где много зелени и кругом вода). Ганс обычно уже раскладывал большой костер и при себе имел целый пакет картошки и маленьких вкуснющих сосисочек, которые по собственному рецепту изготовляла его мать, фрау Гретта. Они пекли картошку на углях, жарили на веточках сосиски (не до хорошего, а так, подержать над костром, чтобы лопнула тонюсенькая зарозовевшая в сумерках кожица и потек на угли одуряюще пахнущий сок из смеси жира и каких-то незнакомых Гарри приправ). В эти минуты было так здорово смотреть на огонь… Бывало, Гарри вспоминал что-то из своего прошлого. Далекого и не очень. Смотрел на всполохи огня и рассказывал неровным, чуть ломающимся, юношеским голосом. И не замечал профессионального интереса в глазах Ганса — лучшего детского колдомедика, из-за особенностей пациента вынужденного ежедневно принимать оборотное зелье с волоском своего младшего сына. Клиника была на самом деле очень дорогой. А случай — очень и очень запущенным. Да и времени на лечение клиент отвел удручающе мало. Когда они наконец уехали из Германии, Гарри почувствовал просто-таки огромное облегчение. На сердце стало как-то легче. Словно он распрощался со всеми своими покойниками только там, у костра над маленькой речушкой, название которой он не то что выговорить — прочитать-то не по слогам не смог бы. А сердце грело предвкушение — впереди ждала поездка в Италию. Картины, статуи, воспевающие красоту человеческого тела, виноградные гроздья, тепло! И солнце, солнце, солнце везде! Много белого и желтого. Много смуглых тел и знойных улыбок. Много веселых девчонок в одежде с вырезами и разрезами. Не в плохом смысле этого слова, а просто веселых. Смеющихся, дружелюбных. Представляющих разительный контраст с завернутыми в бесформенную мантию озабоченными статусом и перспективами однокурсницами (и уж тем паче с завернутыми в рваный саван дементорами, которыми Блэк был вынужден любоваться все эти годы). И крестный, и крестник вовсю улыбались в ответ, подмигивали и острили, насколько хватало грации и остроумия. Блэк лидировал по очкам, легко восстанавливая форму первого ловеласа школы. Гарри отыгрывался за счет природного очарования и неуклюжести олененка Бэмби, которая всех женщин, вне зависимости от возраста, заставляла умиляться и сюсюкать. До тех пор, пока не выяснялось, что наглость и захапистость у этого «олененка» выпирают так же, как его клыки и зубы в звериной ипостаси. Кто знает, кто бы победил по количеству «добытых телефончиков», продлись поездка чуть дольше? Но первое сентября всегда наступает беспощадно и неотвратимо. Гарри впервые не знал, чего ему хочется больше — в школу или чтобы продолжались каникулы с Сириусом? Вернее, он знал, но стыдился себе в этом признаться, цепляясь за первое чувство восторга и благоговения перед Хогвартсом и профессорами. В самолете было странно. Кондиционированный воздух казался противным, пресным и безжизненным. Искусственные ароматизаторы, назойливо пахнущие из туалета, раздражали. А от мужчины в кресле через проход пахло как-то похоже на Ганса. Гарри пытался отвлечься, придумывая этому объяснение. Парфюм похожий? Ага. У четырнадцатилетнего пацана одеколон, как у маггла, способного позволить себе билет в бизнес-класс. Может, он купил себе колбасок с похожими приправами? Нет, на такие глупости сознание решительно не отвлекалось. Больше ни о чем не думалось. И хотелось чихать. Гарри чихнул. Из носа потекло. Глаза припекало, словно в них насыпали перца. За окном проносились облака. Гарри чихал. Он уже не ограничивался парой жалких чихов, а выдавал «апчхи» настоящими очередями. В голове гудело, а изнутри словно распирала злоба. Хотелось грызть и рвать. Причем не абы кого, а того самого типа, у которого запах знакомый. Обеспокоенный Сириус тысячу раз проклял себя за решение прокатить крестника на маггловской фиговине. Переместиться аппарацией или порталом на такой скорости — форменное самоубийство. Да еще эта бесплатная выпивка, будь неладна! Нет, будь он не так ослаблен Азкабаном, да не отвечай он за крестника, можно было бы попробовать. Но сейчас оставалось только ждать остановки. Время тянулось мучительно медленно. Прошло еще минут десять. Осталось совсем недолго до посадки. Сосед достал плоскую фляжку и с видимым отвращением отхлебнул из нее. Запах разнесся по всему салону, словно тараном врезавшись в Гарри. И, как полагается хорошему тарану, начисто снес преграды. Совершенно по-звериному зарычав, мальчик изготовился вырвать гадкую вещь и уничтожить. Можно прямо с руками и самим вонючим носителем. Испуганный Сириус еле удержал его в кресле. Хорошо хоть посадил у окна, а не у прохода! К ним уже спешила стюардесса: — Сэр? У вас проблемы? Гарри чихнул пять раз подряд и кивнул, подтверждая, что да, у них проблемы. — У вашего сына аллергия? — Э? — Блэк не знал очень много маггловских слов, а потому слукавил. — Простите, мой английский не так хорош. — От запаха, да, — прогундосил Гарри, желая выброситься с этого самолета без парашюта. — Что же делать? — Сириус был взволнован. Чувствовать собственную беспомощность ему никогда не нравилось. — Какие таблетки вы принимаете? Эти слова Сириус знал. И четко помнил рекомендации доктора. — Таблеток нельзя. Только… э… — он почти забыл то дурацкое маггловское слово, — гомеопатия. — А божбо беста сбедить? — простонал мальчик. — Пересесть? — Дуда, — и Гарри кивнул головой в сторону дешевых мест в самолете. — Минутку. Стюардесса и впрямь отсутствовала недолго. В противоположной части самолета моментально нашлась пожилая пара, которая не боялась аллергий и с удовольствием сменила свои не самые удобные места на два комфортабельных кресла. На новом месте стало получше. Но магам все равно не терпелось поскорее покинуть салон самолета. Выбравшись наконец на волю из этого смертельно опасного аттракциона и отбившись от встречающих у трапа встревоженных докторов визиткой с номером телефона маггловской части той германской клиники (там обладали бесценным умением доступно объяснять врачам не-магам про неприятие магическим организмом разной химии) Сириус, взяв Гарри на буксир, помчался за портключом в обратном направлении. Объяснить, что все уже прошло Гарри ему не смог. Англо-германских портключей взяли на всякий случай три. Потом Блэк бегом вернулся обратно и взял еще один: «А вдруг что-то случится с тобой, а я опять окажусь не в состоянии на парную аппарацию?» В клинике все забегали, срочно вызвали доктора геррГансафонШтррррауфштенштррррруберрра (так это имя слышал Гарри). Почтенный доктор, ровесник мистера Уизли, а может, и профессора МакГонагалл, аппарировал прямо в смотровую в домашней одежде, уже на ходу невербальными чарами приманивая к себе больничный халат лимонного цвета и убеждаясь, что медсестры не забыли наложить обеззараживающие чары на все и всех. — И что у нас? — Ничего, — набычившись, произнес мальчик и протестующе чихнул. — Это великолепно, mein kleiner Werwolf, великолепно! — поняв, что подружиться с пациентом не получится, доктор словно бы нарочно завел себе привычку его дразнить, что бесило Гарри неимоверно. В частности он едва удерживался от перехода на личности, едва лишь слышал это его «юный оборотень». А тут еще опять тот же запах. Только намного слабее. Но не менее раздражающий. — Всем отойти к стенам, выставить щиты категории Цэ. Герр Ротбарт, прикройте мистера Блэка, — указания были выполнены четко и быстро, Гарри опомниться не успел. А как только все доложили о готовности, под нос мальчику доктор вдруг всунул колбу со знакомым омерзительным запахом. Когда Гарри пришел в себя, он оказался почему-то на полу. Кулаки, ребра и лоб болели, видимо он бросался на щиты докторов, как обезумевшее животное. В комнате словно похолодало — так стало страшно. Он попытался что-то вспомнить из тех упражнений на самоконтроль, которыми их с Роном терзала Гермиона весь прошлый год, и — совершенно неожиданно — очистил сознание и успокоился. — О! Основы окклюменции? Неожиданно, но приятно, — непонятно чему обрадовался врач, словно это не его Гарри сейчас собирался растерзать в клочья. Сириус стоял рядом с ним и выглядел уже абсолютно спокойно. Может, и вправду все обойдется? — Вы не сошли с ума и не теряйте контрол, мой юный пациент. Просто перестройка организма еще не завершена и он, dieses Meisterwerk der Natur*, пытается вместить в себя по максимуму полезный свойстф. Не фсегда с точностью понимая — что именно может быть нам полезен. Вот, теперь приобрёль реакция на шкурку бумсланга в одной смеси. Einerseits ist es gut. Будете чуять оборотное за много-много ваших английских миль. Будете знать — тот ли перед вами, за кого себя выдает. Andererseits ist es schlecht. Много чихать. Очень много. — Значит тот мужчина…? — Авроров уже уведомили. — Но как?! Когда мой организм успел?! Я вот так выцепил, что мне будет полезно оторвать руки тому джентльмену, чтобы не вонял в самолете?! А мой организм сразу взял и запомнил? Почему бы ему не запомнить что-нибудь действительно полезное? Ответы на вопросы к контрольной по трансфигурации, рвотный рефлекс на Снейпа. — Wer oder was ist dieser — С-н-е-й-пь? — Хогвартский профессор зельеварения, — с усмешкой пояснил Блэк. — О! Много-много аллергии! Много чихать. Но зелий не дам молодому организму. Привыкнуть. За ein halbes Jahr привыкнуть. — За сколько? — то, как долго проговаривалось время привыкания, не внушало радужных надежд. — Полгода, — хмыкнул крестный.***
Гарри сидел за столом Гриффиндора и злорадствовал. У него теперь официально задокументированная аллергия на Снейпа и освобождение от уроков зельеварения на целых полгода. Он еще не сказал об этом Рону. Вообще никому не сказал, кроме директора МакГонагалл. Такие новости хотелось посмаковать.***
Радость портило одно — чихать приходилось на самом деле очень много. Едва завидев Снейпа — чихать, это еще полбеды. Тут Гарри отыгрывался за все годы страдания (особенно за свой первый год на уроках зельеварения) и распускал слюни, даже не делая попытки прикрыть рот рукой. Еще и нарочно в Снейпа целился. А что? Ему, значит, можно орать и слюнями в лицо брызгать, а Поттеру — так сразу и нельзя? Нет уж, терпите, мой мальчик. Но ведь гадкий зельевар повадился задавать на уроках других гриффиндорцев именно такие зелья, которые по составу максимально близки к Поттерской аллергии. Мантии пропитывались парами и… а… аааа… аааапчхи! И Гарри чихал почти круглосуточно, пока профессор МакГонагалл не обратила внимания и не сжалилась над гриффиндорцем. Гриффиндорцами. Окружающим бесконечные чихи в гостиной тоже радости не прибавляли (кроме близнецов и Ли Джордана, пожалуй). А заметила профессор, вернее, директор МакГонагалл не сразу — со всей этой суетой с Тремудрым турниром ей было совершенно не до бывших подопечных. Да вот пока умница Перси внимание ее не обратил, до тех пор и не замечала. Снейпа призвали к порядку в момент затишья, когда гости уже приехали, но записок в кубок Огня еще не накидали. Однако «приступы чиха» периодически накатывали все равно. Гарри подозревал Снейпову диверсию. Но мадам Помфри, к которой, как к независимому эксперту обратилась Минерва, сказала — остаточные явления. Только что-то они все никак не уходили, эти явления. Особенно плохо было на уроках у нового препода по Защите от Темных искусств. Ну опять-таки, тот самый первый курс вспоминался. И вот, полулежал Гарри Поттер на парте, опершись головой о сложенные руки, чихал себе. Смаковал свои страдания, которые в сто, да нет, в тыщу раз хуже полнолунных превращений без обезболивания, прислушивался к гудящей голове и свербящему носу, словно это были совершенно самостоятельные организмы на его и так уже совершенно чужой и ничего не соображающей голове, как вдруг пришла мысль. «Не заметила, что это голова Поттера, по причине гула, и осталась погибать там в одиночестве», — не преминул бы съязвить Снейп, яда которого уже даже как-то не хватало в школьной жизни. Так вот, мысль эту Гарри всесторонне обдумал, рассмотрел, словно она была живой тварюшкой, которой нужно посвятить научную статью, и понял страшное. На уроках Квиррелла ему было плохо неспроста. Так, может, и теперь? Еле высидев до конца урока, Гарри со всех ног бросился в гостиную Гриффиндора — к сквозному зеркалу, подаренному Сириусом для связи, чтобы не приходилось больше врать мадам Помфри. Сириус не отмахнулся, не велел выбросить ерунду из головы и идти гулять — приехал в тот же вечер, да не один, а с целителем Ган… Гер… Штаррр… Ну, впрочем, не важно. Представлять «своего» колдомедика Гарри все равно никому не собирался. Еще примут за неженку, вроде плакс-слизеринцев! Немец не подвел, подтвердил, что никакое это не остаточное явление, а вполне ярко выраженная реакция. Сириус тотчас же вызвал авроров и направился в кабинет Моуди. Авроры шли за его спиной, ощутимо побаиваясь психованного аврора. Вот только Блэк скрутил ненормального профессора на куриной ноге в два счета — вот бы им в школу такого преподавателя по ЗоТИ! Фляжка висела на боку злодея. И была она полна оборотным зельем. А настоящий Моуди-Шизоглаз томился в бездонном магическом сундуке, приспособленном под жилье, наподобие Гарриной палатки. Ух ты! Гарри и не знал, что так бывает! А то купил бы себе рюкзачок и ходил, как улитка — с домиком на спине. Палатка все-таки крупнее рюкзачка, что существенно для такого худенького мальчика. Нет, сила у него теперь, как у каждого юного оборотня — тьфу, доктор, чтоб вас! — но есть же еще и такое понятие, как парусность. Гарри его на собственном опыте постиг. Недоучителя (в смысле — по бумагам профессор, но занятий, оказывается, не вел) вытащили, оказали первую медицинскую помощь, вернули волшебную палочку и все причитающиеся протезы, и тут отставной аврор увидел своего нечаянного спасителя. И моментально опознал в нем темную тварь. Оборотень в школе. — Аввадда Ке… — Силенцио! — вмешался Сириус. — Беги, крестник! И Гарри, как испуганный заяц, бросился бежать. «Охота на Гарри» в свое время хорошо его натренировала. Если дают фору на побег, надо ей пользоваться по максимуму. А крестного авроры не тронут, так ведь? Перед ним сам Министр Магии извинялся за Азкабан! Пока Шизоглаз максимально жестко вырубал Блэка, опешивших авроров и решительно вставшего в дверях немецкого доктора, а потом (заодно) проходившего мимо директора Каркарова, Крауча-старшего и прибежавшего всех спасать Снейпа, Гарри успел добежать до границы антиаппарационной зоны и задействовать портал до клиники, все еще болтавшийся у него в кармане мантии. Аластор Грюм не стал молчать. Не такой он человек. Он и Альбусовы доводы принимал от случая к случаю, а тут уж. — Девчонка эта Минерва! Сопливая к тому же! Чинуша бестолковая! Что она понимает? Что она понимать может?! Оборотень! Темная тварь! И ничего он не спасал! Темная тварь — всегда темная. А даже если спасала меня темная тварь, значит затевается что-то запредельно темное! Не выйдет! Меня так просто не поймать! — орал в кабинете главы аврората прославленный ветеран так, что было слышно и в приемной, и в значительной части коридоров Министерства Магии. Колыхался фикус. Ползли сплетни. Мальчику-Который-Выжил грозила беда. Но… — Ох уж это Поттеровское везение! — плевался Снейп, скрывая облегчение. — Я знала, я была уверена, что в Министерстве разберутся, — сжимала кулачки мисс Грейнджер, окатывая паникера-Рона Гневным_Взглядом_Очень_Сердитой_Подруги. — Мистер Поттер всегда был очень хорошим мальчиком, хотя характером действительно несколько удался в отца, — сдержанно улыбалась госпожа директор. Ее секретарь полностью разделял мнение начальства, а потому молчал, не видя, что тут можно добавить. — Во всяком случае, неприятности он генерирует с той же интенсивностью, — улыбалась Минерве преподаватель маггловедения Чарити Бербидж. — Конечно, статьи Риты Скиттер о «несчастной сироточке» свою роль сыграли. Обыватели обрыдались, — брезгливо отталкивал Моуди стопку свежих газет, в каждой из которых было сразу по нескольку разноплановых историй, вышедших из-под пера скандальной, но, стоит признать, не лишенной таланта пудрить мозги журналюшки. Старика за Аваду в школе едва не посадили в Азкабан. Пришлось ему сдать официальную палочку и соглашаться на домашний арест. — Ключ от твоего сейфа в Гринготтсе. Именной, как договаривались. Обручальное кольцо. Свадьба летом, но не на День рождения Гарри. Помолвка на Рождество. Успеешь с платьем и бабской фигней? — Блэк криво улыбался «нареченной». Оправдание крестника обошлось ему в некоторую сумму денег, потраченных на взятки чиновникам, и — самое ужасное — в личную свободу. С другой стороны, для чистокровного брак по договоренности — нормальная вещь, в общем-то. — Не волнуйся, мой милый. В моем возрасте к венцу леди собираются, пока горит спичка, — и будущая леди Блэк потрепала жениха за впалую щечку холеной рукой. Теперь за ее спиной огненным плащом (ну хорошо, пусть черным, хорошо) развевались флаги семейства Блэк. Она написала свою шедевральную Скандальную_Статью_Века. Ее сейф был полон золотых галлеонов. А прямо сейчас мисс Скиттер планировала обернуться жуком, слетать и плюнуть на могилу Дамблдора. Бывали моменты, в которые «акула пера» отчаянно жалела о том, что она не голубь.***
Пока громыхали пустые газетные скандалы, авроры деловито допросили Бартемиуса Крауча-младшего и отправились, укрепленные отрядом из невыразимцев, в некую деревушку. Нашли там пустующее поместье магглов Реддлов, а в нем — уродливое подобие жизни — воплощенного в голема Лорда Судеб Волдеморта, больше смахивающего на переваренную креветку. Добычу свою — необычную и, что самое приятное — бессмертную, бережно унесли сотрудники Отдела Тайн. Они планировали многие свершения во имя науки. Что там сулит «образец номер шесть тысяч восемьсот девятнадцатый», волновало ученых мужей крайне мало. Авроры — наконец-то! — помчались рапортовать об идеально выполненном задании. И кому надо знать, что при задержании слегка убили двух Пожирателей Смерти — Кребба и Гойла-старших? Больше авроров волновало — как бы раздобыть билеты на начинающийся через две недели в Хогвартсе Тремудрый турнир.