Сказки и сны

Три плитки темнейшего шоколада растопить да сдобрить молоком. И до кипения это тягучее счастье довести трижды. Три – верное число. А потом взбить в облако, перелить в кружку и засыпать маршмэллоу и кокосовой стружкой. – Как ты это пьешь? – интересуюсь я, передавая кружку с волшебным тягучим зельем, полным мечтаний и жара, старинному другу. – С удовольствием, – мурлыкает он и, сделав первый глоток, довольно щурится. Сам он сварил кофе, крепкий, с неизменной корицей, мускатным орехом и щепоткой морской соли. Ворожил над жаровней, чтобы и вкус был полным чудес, и аромат пьянил, и пенка, подобна облаку, каким оно бывает на рассвете. Мы хорошо знаем вкусы друг друга. Такой вот обмен колдовскими дружескими едва ли не эликсирами. Сидим на балконе, наслаждаемся звездной ночью. Читаем, что рунами из облаков выложило небо и смеемся. Когда рядом с тобой тот, кто созвучен тебе по природе, всегда смеешься. Это смех радости, что вы вновь свиделись, это дивно. Можно болтать обо всем на свете, обмениваться впечатлениями, историями и сказками. Можно обсудить даже очередную каверзу, подброшенную, будто труп, Явью и похохотать даже над этим. Потому что вдвоем любую невзгоду отгонишь если не смехом, то совместным шаманизмом над сложившимся сюжетом. А то и вовсе перепишешь на иной лад, так, чтобы текущая гадость не свершилась. Мы и это умеем. Еще как. – Знаешь, над Рейкьявиком ночью небо даже не пытается притвориться, что оно здешнее, – говорит друг. – Оно рисует эпические картины. И по нему, не таясь, летают боги. А вместо рассвета недавно Феникс крылья над горизонтом раскрыл. Половину облаков сжег, зато весь день потом шли по небу бегущей строкой древние сказания. Только эта птица опять в языках запуталась. И половину телеграфировала рунами, а половину греческим алфавитом. Это было так забавно. – О чем он врал на сей раз? Друг лукаво щурится и вальяжно потягивается. Придвигаюсь ближе и кладу голову ему на грудь. Сидим в обнимку, как встарь. Хотя время над нами власти не имеет. Мы меняемся, но при этом неизменны. Так есть. – Эта была очень старая история о том, как из страны, где снег и дождь сменяет летний недолгий пожар, в путь за сокровищем шел невеликий герой. Хотел он, думаешь чего? – Бессмертным стать? – Вроде того. Он шел и путался в дорогах, ведь карты врут, когда им нужно. Встречал попутно диво, судьбы, нашел себя и потерял. Забыл о том, о чем мечтал. И лишь бессмертия искал. И понял как-то дурень тот, для Вечности выбран мир не тот, и на Калинов Мост он – шасть... – И кое-кто его там – хвать? – Ну надо больно. Он не вкусный. Обед вот не люблю я грустный. Пусть чешет, ибо всё равно найти в нахалку не дано бессмертия, ведь эликсир из крови Феникса творим. А птица эта – сама знаешь – скорее уж испепелит, чем крови каплей одарит. – А коль не победит – сгорит. --Так вышел он в волшебный мир. Там шел нечистый навий пир. Ну как нечистый – нави все ж. Но если уж попал под нож, то кровь, кишки и прочий ливер на сковородочку уж кинут. – И как там справился герой? – Ты знаешь, просто болтовней. Он зубы им заговорил, и мёд чудесный пригубил, почти бессмертным все же стал, вот только сердце потерял. Оно хранится у Жнеца, и будет так уж до конца, пока герой тот невеликий на Мост тот вновь не добредет уже с душою чистой настежь себя назад не обретет. – Ты знаешь это наперед? – Предвижу, бой один грядет. Смеемся. Невеликий герой, возжелавший вернуть свое сердце, оказавшееся у Жнеца лишь потому, что захотелось этому дурню получить особую силу и волшбу – это действительно забавно. Никакая ворожба не поможет, если робеешь только под одним взглядом непостижимого. И заговорить тут уже не получится. Если Жнецу станет скучно, он и слушать не станет. А вызвать на бой Ангела Смерти, которому еще в Навь это чучело несуразное вести – да ни у кого на это вообще духу хватит? Тем более, что бой за собственное сердце. Которое отдано добровольно, если не сказать, насильно всученное. – Но бой грядет, – хохочет друг. – Это будет очень смешно. Представляешь себе такой вызов? На судьбокрестке стоит вот этот невеликий герой и орет: «Иди ко мне и сердце верни!» Мы едва не сваливаемся с диванчика от дикого ржача. – И тут Жнец решает поиграть, является и выдает: «Толково придумал, сердце ему верни. А прикуривать я от чего тогда буду?» – подхватываю грядущего нить, веселясь на всю катушку той самой кудели Макоши, она же – нить вероятной судьбы. – Вот и отправится этот герой искать особое огниво, чтобы поменяться. Потому что не на мечах же ему с Ангелом Смерти махаться. Отдубасит же его Ангел, еще и поглумится, мол, ты вообще чем думал, когда на бой вызывал, это тебе не девок по сеновалам тискать, чудила. Со старым другом хорошо. Можно не таиться, быть собой. И засыпать в обнимку, и гулять по стране дивных снов, созданной нами, чтобы было где порезвиться, погонять наперегонки с ветрами, создать несколько безупречных снов и парочку исполненных красоты миров. Таков уж наш давний, самим Родом писанный союз. И в этих совместных снах мне особенно хорошо. Ведь со мной их Хранитель. И чужой в них не пройдет без приглашения. А если уж угораздит просочиться, то будет старинному другу моему закуска. Потому что это наши миры и наши правила как движения, так и игры. Только для своих. Так было. Так есть. И да будет так.