***
А Тролль не сдавался, он создал Зеркало вновь. И в нем теперь отражалась не просто души кривизна, а вся та чудовищно злая любовь, что исчадием древнем, хтоническим, жадным таится внутри. «Игрушка моя, – чудовище ласково, но ужас внушают глаза. – Иди же ко мне, как змей, обниму я тебя. Не бойся, иди, ты будешь моей и в серебре сонных дней, и в обсидиановой гари ночей». Тролль торжествовал: это Зеркало лучше. Оно даже не лживо, оно беспощадно честно. И будто кричит: «Смотрите же, люди! Найдите в сердцах уродство своё!» Вновь ученики Зеркало подняли к небесам. И там обратили в красивейший радужный снег. Он медленно падал, касался заветренных губ, и вещими делал глаза, коль касался легонечко век. Но люди умеют не видеть, даже когда уже не отвернешься, чудовище ведь пред тобой. Им в друге порой слишком больно увидеть врага. Их слишком пугает познания мудрая боль. Люди шли по домам, пугаясь внезапных чудес, запирали надежнее двери, и молили, чтоб внутренний бес смолк. Не видеть, не слышать им зла. Только неотделимо зло от добра. Тролль удивился, не так замышлял. Он то ли войну, то ли мор ожидал. А в ответ прилетело простое Ничто. На сей раз не случилось вообще ничего. Глуп был тот Тролль, был бы мудрым, то знал, не проймешь людей дивом, но он дивен сам. Был бы проще, состряпал фокус, как встарь. Чтоб не в сердцах читали, а видели дрянь.***
Герда в делах, ей нет времени даже для сна. Каждое утро рассветом она творит чудеса, полдень встречает небесным теплом и огнем, вечер полон покоя, гостеприимен дом. В нем тени со светом лукаво смеются в углах, в нем феи порхают на крыльях-мечтах, цветут на балконе, не вянут луне подобны цветы, и Гердина ночь полна смысла и красоты. К ней в гости заходят лихие подруги, друзья. И ветры несут ворох сказок, сказанья на все времена. Герда в хлопотах, но душа ее, как в детстве, чиста. Ей бы выкроить время для крепкого нежного сна. Кай живет по соседству. Он так же мечтателем рос. Художником стал, сияньем утренних рос любовался. Картины ж его были полны, однако, севера лишь одного. И каждую зиму с тоской он глядел на закат. Помнил Кай, где-то там далеко Чертоги Снегов стоят. И внутри тех Чертогов бессмертна льдов чистота. Лишь такою казалась ему красота. В каждой зимней ночи Королеву свою он украдкою ждал. Он мечтал, он желал, лишь её одну звал. Королева осталась в сердце его. А больше и не было в нем ничего. Лишь картинами он сам себя и спасал. На картине одной в снежном зале был бал. В вальсе кружились снежные духи и сны. И полярным сиянием их горизонты полны. Бабушка умерла. Она тихо ушла за черту. Не смущала сердца, не пророчила верно беду. От нее и остались лишь дивных цветов семена да книга с тысячью сказок, и в каждой таилась судьба. Каждый год, перед тем, как на землю выпадет снег, Кай и Герда ходили к ней в мраморный склеп, приносили ей розы и полный добра каравай. Говорили: «Ты, Бабушка, нас не забывай!» Уходили потом пить вино в таверне близ дома. Спорили и шутили, болтали о пустяках. Дети выросли, и вот ныне их души хоть созвучны, но скажем так, по привычке, и не видят друг в друге они ничего, за что душой можно бы зацепиться, ради чего стоит разделить на двоих один сон. И вот Тролль раскрошил тут Зеркало в вихрь, колдовская метель Город Старый уж оплела. Кай, наполненный чарами в самое сердце во весь голос свою Королеву позвал. И она вдруг пришла. Совершенна, прекрасна, как прежде. Заглянула всем севером художнику в злые глаза. И глаза Кая вновь наполнялись серебренным светом. «Забери меня, – шепчет, – любовь моя». Королева кивнула, и вновь мчатся сани по небу с пургою к далеким мирам. И счастлив вновь Кай, он забывает Город, Герду и бабушку, жизнь по ролям, не ему уготованным. Судьбу не обманешь. Только отсрочить можно приход. Но вот это как раз и не надо. Пусть своим чередом это время идет.***
Герда хватилась брата через неделю, когда он не пришел в Сочельник к обеду. Собрались у огня все Герды друзья: Принц и Принцесса, Колдунья, Разбойница, Лапландка и та на Олене верхом прискакала в уютный дом. Кая лишь одного не было в нем. Шепчут звезды: «Он вновь на волшебных санях улетел в дальний край, Королеву призвав». Озадачена Герда, смутились друзья. Что же делать теперь? «По утру в путь? Спасать?» – усмехнулась Разбойница, чистя свой верный нож. «Потеплее одеться, и двинемся в путь, – Принц говорит. – Уж найдем. Как-нибудь». «И наступит вновь для Кая весна!» – Принцесса всё так же чиста и добра. «Только умножится в мире так зла, – осторожно Колдунья вдруг обронила. – Ведь на сей раз сердце Кая не стыло. Не волшбою, всем сердцем ее он призвал. Королеву свою». «Столько зим ее ждал, – Герда вдруг согласилась. – А нам можно в путь. Но вот надо ли Кая вообще выручать?» Призадумались други, и правда, кого там, по сути, спасать. В своем же Дворце Королева у Кая в плену. Во власти Художника, в ней видит он лишь красоту. Метель говорит, даже в мир он не хочет ее отпускать. И, быть может, зимы больше не стоит ждать. Королева снегов, как в темнице, в оковах любви. И застыли уж чары в ее холодной крови. В пору осенью уж собирать друзьям дивных сущностей рать. И на Север в поход. Королеву от Кая спасать.