В королевстве у моря

       Ровно прочерченный, падающий из промежутка в шторах луч солнца четко делит спальню на две половины, добегает до их постели, взбирается на неё и ломается о поднятое колено Дженсена, разбиваясь хаотичными бликами по простыне. У Кастиэля - другое колено, и он невесомо гладит его подушечками пальцев. За двадцать минут до рассвета, ровно в семь тридцать утра шестнадцатилетний Дженсен стал его любовником. Сейчас начало девятого. Они валяются в кровати и Кастиэль смотрит, подперев рукой голову, как Дженс шумно и хрустко молотит картофельные чипсы, выуженные из своей сумки. Кастиэль больше чем уверен – скоро придет черед сладкой газировки и тут бы ему сделать замечание насчет ужасающей гадостности такого завтрака, но он лишь улыбается, глядя на жующего Дженса, потому что это всё уютно, сонно и беззаботно. Периодически Дженс протягивает ему пакет с шуршащими чипсинами в нём, предлагая, но Кас отказывается, жалея свой желудок. А Дженсен, весь усыпанный колючими жирными крошками, рассказывает с набитым ртом о своем грехопадении три месяца назад. И Кастиэль с удивлением узнаёт, что оральный опыт, полученный Дженсеном с каким-то «взрослым» парнем, гостившем у Элен тогда («Ведьма» - думает Кас несправедливо), на самом деле – единственный грех его резвого мальчика. Чудесное юношество, нежное цветение первых раскрывшихся бутонов на поверку оказывается лишенным всякого романтического флёра и совершенно естественным образом включает в себя, по рассказам Дженсена, мокрые и глубокие, до гланд, поцелуи с языком на заднем ряду кинотеатров, пошлые обжимания там же или в родительском авто и, о ужас, беспорядочные оральные удовольствия. Кастиэль тут же задумался, по какой зыбкости ему придётся ступать, чтобы осторожно разбудить в своём неопытном любовнике еле теплившуюся чувственность! Которую, по всему, уже заглушили эти, совершенно обыденные поспешные минеты в туалетах школы. Но в каком-то смысле, частично, невинность Дженсена была доказана. Хотя трепетность к нему уже покидала Кастиэля, сметенная абсолютно другим чувством. Оторвавшись от горлышка бутылки – будь прокляты все эти предметы в его рту! – Дженсен довольно откинулся на подушку и потянулся всем телом. Гибкий, коричневый, с белоснежной полоской незагорелой кожи, выглядывающей из-под трусов, снова желанный. И Кастиэль потянулся к его мокрым и сладким от колы губам, мечтая о втором заходе. Слепо попал в плечо и начало шеи, и влажно засосал там кожу. Дженсен сразу недовольно отдернулся: - Перестань. Ах, да, не «лизаться», вспомнил Кастиэль и хмыкнул. Оторвался от шеи и словил в ладонь горячую щеку Дженса. Его губы сладкие, липкие и Дженсен позволяет этот поцелуй, напрягая спину, когда Кастиэль ведет жесткой рукой вдоль нее и ниже, проникает пальцами под ткань трусов и прихватывает круглую ягодицу, чуть оттягивая её в сторону: - М-м-м… - мычит Дженсен протестующе и норовисто отдергивает зад, тут же разрывая и поцелуй. Кастиэль с неохотой отпускает его и с тоской предчувствует затруднения. Этот этап любовной игры они еще не освоили. И Касу кажется, что его Дженсен окажется еще тем капризулей. Член снова ноет, будто у сорокадвухлетнего профессора не было секса час назад. Кастиэль опять придвигается к Дженсу, притираясь, и тут же получает взгляд из категории "Эй, мистер!" Профессор вздыхает: придётся смириться и потерпеть. Дженсен подтягивает трусы и садится на кровати, опуская ноги. Кастиэль все еще прикасается ладонью к его бедру, не в силах отнять руку. Близость и теплота кожи Дженсена чудесным образом заставляют время застыть именно в этот миг, который Кастиэль продлил бы вечно. Но уже девять и Кас отправляет Дженсена в душ, сам кое-как прибирая их развороченную постель, потому что её неопрятность так явно демонстрирует их утреннее времяпровождение. Бог с ними, с крошками жирных чипсов, куда более откровенны влажные пятна, покрывшие беспорядочным узором все постельное бельё. Кастиэль принимает душ вслед за Дженсом и когда выходит, видит, что тот не в настроении. Сидит на кровати, держа на коленях сумку и сердито кусает губы. Вскидывает глаза на Каса, обернутого лишь полотенцем вокруг бедер, спрашивает: - А папа сегодня на смене? Неожиданность вопроса застает Кастиэля врасплох. На этом моменте заканчивается волшебство столь долгожданно-развратного утра и осознание действительности обрушивается так внезапно, что Кастиэль, вместо ответа и спокойных объяснений, делает вид, будто не слышит вопроса: - Собрался? Хорошо. Сейчас завтракаем и едем в Лоуренс. Дженсен бурчит о том, что есть он не хочет и не будет, отец наверно у очередной бабы и вообще – жизнь дерьмо. В небольшом бистро при мотеле они завтракают и Дженсен, противореча своим словам, довольно аппетитно уминает омлет с беконом, пару оладий с кленовым сиропом и огромный кусок яблочного пирога. Запивается это все, разумеется, сладкой газировкой и Кастиэль всё же говорит ему как это вредно. - Отстань. У меня горло саднит, - злобно отвечает Дженс, трогая шею ладонью и сглатывая с усилием. Морщится. Снова жадно пьет лимонад, будто шипучая вода может смягчить першение. Голос у него и впрямь севший и хрипловатый. Кастиэль краснеет, мысленно добавляя – «растраханный». И вспоминает, как жадно толкался своим большим членом в горячий шелк, раздвигая головкой яркие губы. После кофе Кастиэль идет к телефону в конце помещения и звонит Анне. Да, они еще в дороге, задержались на ночь бог знает где из-за поломки машины и будут через час. Анна отвечает, что к похоронам все готово и они назначены на завтра. Кас кивает, будто сестра может его видеть и вешает трубку прежде, чем она успевает спросить про состояние бедного мальчика. Кастиэль бросает на него взгляд. Дженсен сидит, съехав по сиденью вниз и жует жвачку, таращась в окно. Свежий, яркий, солнечно-русый его мальчик, усыпанный веснушками, с темно-фиолетовой отметиной, выглядывающей из-под ворота рубашки. Все эти люди в кафе, они равнодушно скользят по нему взглядами, не задерживаясь, не вглядываясь, не замечая. И Кастиэль улыбается краешками губ, немного торжествующе, всё еще чувствуя на своих ладонях теплоту его тела. Он один знает о невидимой под рубашкой россыпи золотистых ангельских поцелуев на плечах Дженсена и пояснице, где рука его еще полчаса назад ерошила пушистые волоски, мечтая спуститься ниже. О бархатистости укромного места между лопаток, которое так трудно достать собственной рукой. Обо всех этих труднодоступных уголках тела, куда он совал свой нос и тягуче тянул терпкий аромат маленького бессмертного демона в теле юного мальчишки. Забрав Импалу, они заехали на заправку. Дженсен с мрачным выражением лица отправился в туалет и Кастиэль стоял с пистолетом у бака, сам заправляя шестилитровое чудовище почившего Джона. Предстоящее объяснение с мальчишкой заставляло сердце пропускать удары. Он умолчал о несчастье. Он воспользовался наивностью и неопытностью мальчика. Он сделал много плохих, развратных вещей с ним не далее как два часа назад, и глядя на него, понурого и демонстративно садящегося на заднее сиденье автомобиля, Кастиэль физически ощущал, будто двенадцать пар глаз воображаемых присяжных смотрят на него и указывают обличающей рукой: «Виновен». - Bonjour*. Кастиэль дернулся. От неожиданности, от смутно знакомого голоса. Почему-то вспомнился французский Дженсена утром. Надо бы поинтересоваться, откуда он так сносно его знает?! - Кастиэль. Как приятно! – голос снова заставляет вздрагивать. Кас поворачивется и узнает его обладателя. - Люцифер! Как неожиданно… - Да… Давно не виделись… Проселочное шоссе в тридцати километрах от маленького Лоуренса – последнее место, где Кас ожидал бы увидеть своего бывшего столичного любовника. Нехорошая история, сомнительный опыт и дурное расставание. И сейчас Кастиэль чувствует себя отчего-то уязвимым. Странная встреча. Что он вообще здесь делает? Винчестерская машина шикарна, но авто Люцифера под заправкой ясно показывает - кто здесь неудачник. Коленопреклоненный "Дух экстаза"** на капоте его роскошного автомобиля сверкает позолотой. Чем их там полируют? Тертыми черешневыми косточками? Машина восхитительна, стоимость ее приближается примерно к стоимости десяти Импал и сам Люци выглядит на миллион. Кас краем глаза видит, как Дженсен тянет шею, чтобы получше разглядеть человека в ослепительно-белом костюме, с которым говорит невыспавшийся взъерошенный профессор. И Люци, мимоходом вежливо сказав что-то о погоде, замечает шевеление на заднем сидении Импалы. Почему-то Кастиэль хочет загородить мальчика, спрятать его от заинтересованного и почти осязаемого взгляда Люцифера, но поздно: тот уже разглядел – и яркость зеленых любопытных глаз и брызги веснушек по всему лицу. Приоткрытые опухшие губы. Преступную молодость. Кастиэль стонет мысленно: Дженсен выглядит порочно, маняще и обличающе. Люцифер тоже это замечает и говорит с усмешкой, где-то между замечанием о прекрасных теплых ночах в этом штате и намечающемся хорошем урожае клубники, которую в это время так сложно достать в Нью-Йорке: - Какой милый мальчик… Весьма… - Здесь тоже с клубникой сложности, - Кастиэль делает вид, будто не замечает усмешку. Люцифер усмехается снова. И Кастиэль заметно нервничает. Не зря. - Где ты его достал? – вопрос гадкий, гадкий и Касу нечего ответить, кроме правды: - Это сын моего друга, одноклассника. Он… отец недавно умер, - Кас проклинает себя за откровенность, и не может остановиться. - Я думаю, ты позаботишься о мальчике, - Люци говорит это серьезно, без улыбки, но Касу кажется, что где-то в глубине его прозрачных глаз опять мелькает усмешка, похоть, зависть, все десять грехов, наконец… И жалость наполовину с пониманием. Садясь в свою роскошную белую машину, он еще раз пристально смотрит на Дженсена, который с восхищением глазеет на всю шикарную экипировку Люцифера. Он поворачивает голову к Кастиэлю и одними губами произносит, проплывая мимо во всём блеске своего богатства: - Félicitations***. И это звучит издевательски. Кас замечает как губы Дженсена складываются восхищенно в букву «О» и слышит, садясь за руль, как противный мальчишка шепчет: «Нифига себе тачка!» Доехав до Лоуренса, они устало зашли в дом. Дженсен поднялся к себе и закричал Касу уже сверху, разбирая сумку: - Надо позвонить папе, если он на работе, пусть отпросит меня из школы, у меня горло болит, - это будничная болтовня, но Кас нервничает. Не отвечает. Дженсен с грохотом слетает с лестницы и несется к телефону: - Как номер у папы, не помните? – он отчего-то переходит на «вы», и интимность их общения сразу исчезает. Дженс роется в тумбочке, ища листок с необходимыми номерами. Кастиэль молча подходит к нему и забирает из рук бумажку. - Положи трубку, Дженс. - Что? П-почему? - удивленно, и затем зло: - Почему это я не могу позвонить папе? Кастиэль в последний раз смотрит в безмятежное лицо Дженсена, в его непонимающие глаза и отвечает: - Потому что позавчера твой отец погиб.

***

Весь день Дженсен просидел в своей комнате, запершись и не проронив ни звука. Кастиэлю было бы легче и проще услышать рыдания, плач, просто жалобы, но Дженс молчал за закрытой дверью. Кастиэль заварил крепкий чай. Напёк тостов. Заказал три разных пиццы с кучей газировки на выбор. Поджарил бекон и нашел дженсову же заначку мармеладных мишек. Он пообещал Дженсену достать билеты на концерт Роллингов. Купить выпущенный недавно магнитофон с бобинами. Заменить его гитару на новую и позволить ему отрастить волосы. Он тщетно зазывал его выйти из комнаты и поговорить. Он не знал, как его еще утешить. И только поздно вечером, когда вымотанный самокопанием и убитый чувством вины Кастиэль улегся под одеяло, чтобы забыться до завтра, Дженсен вдруг появился в дверях его спальни – потерянный, жалкий, по-детски напуганный смертью и надвигающимся чувством одиночества. Кастиэль молча откинул одеяло и Дженс лег рядом, доверчиво прижавшись к нему, дрожа от подступающих рыданий. Кас гладил его по волосам, обнимая, и нес какую-то чушь, чтобы только отвлечь мальчишку. Говорил, что всё образуется и будет хорошо. Что Дженсен не останется один, он не позволит никуда его забрать и он закончит школу в Лоуренсе и обязательно будет учиться дальше, потому что Дженсен - способный мальчик. - Откуда ты знаешь французский? – этот невинный на первый взгляд вопрос вызвал настоящую бурю: Дженсен, судорожно дернувшись всем телом и всхлипнув, на одной ноте провыл, уже не сдерживая слез: - Мама заставляя-а-ала! – и сотрясаясь в рыданиях, признался: - Я так по ней скучаю!!! Слезы оборвались через минут двадцать, когда Дженс, уставший и обессиленный, провалился в сон, тесно прижатый к кастиэлевой груди, заснув в его объятиях.