***
Вместе с тем, как стремительно промокала её одежда, Джулия всё чаще и беспомощнее ругала себя за то, что не взяла зонтик, который бы сейчас оказался очень даже кстати. Когда она впервые выглянула в окно сегодня, было раннее утро, и дождь едва ли капал с неба. Она перевела взгляд на тёмные, порою даже свинцовые тучи, но в этот раз их было гораздо меньше, чем в предыдущие дни, и женщина твёрдо решила не брать с собой зонт. В конце концов, большую часть времени ей предстояло провести в помещении, разбираясь со скучными документами и той зарплатой, которую она сегодня должна была получить. Зонт казался бы не нужен и просто мешал бы ей. Однако, как назло, небеса разверзлись по-настоящему именно в тот момент, когда Джулия выскользнула из помещения, радуясь долгожданному освобождению от обязанностей и уже предвкушая радость возвращения домой и отдыха. Как жаль, что этим планам не суждено было сбыться! Едва ли женщина увидела, какой дождь хлынул на улице, она поняла, что в назначенное время ей домой не попасть — она просто бы не смогла идти под таким ливнем. Джулия, худая невысокая женщина с тёмными, практически чёрными волосами, остриженными чуть ниже плеч, замерла под крышей здания. Тут стояли и другие люди, которые, как и она, не догадались взять с собой зонт и теперь были вынуждены коротать время здесь, тоскливо глядя вслед уходящим людям с зонтами и уезжающим машинам. Джулия выловила взглядом ещё одну машину, в которую садилось два человека, и ей сделалось грустно — она-то пришла сюда пешком, потому что сие здание располагалось не так уж далеко от дома, и теперь не могла ни уйти, ни уехать. Дождь шумно барабанил по крышам, по асфальту, по рядом стоящим машинам, и всё практически тонуло в этом равномерном шуме. Однако среди людей, стоящих здесь, разносились какие-то звуки, пусть приглушённые от непогоды, но всё ещё различимые. Кто-то о чём-то перешёптывался, кто-то разговаривал по телефону (может, просил помочь выбраться отсюда), кто-то утешал своего ребёнка, беспрерывно и горько рыдающего. Отрешившись от внешнего мира, от этих голосов, женщина тихо стояла среди них, печально рассматривая улицу, заволочённую пеленой дождя. Шли секунды, минуты, а дождь не прекращался. Толпа немного редела: кто-то дожидался своих знакомых и прятался вместе с ними под зонт, кто-то, плюнув на всё, мчался навстречу непогоде, кто-то накрывался, чем было, и стремился поскорее уйти отсюда домой, в тепло. Нетерпеливо топчась на месте, Джулия взглянула на часы и отметила, что прошло уже почти тридцать минут. Взглянув на заливающий город ливень и глубоко вздохнув, женщина последовала примеру других людей и, накрыв пакетом голову, быстро зашагала в сторону дома, стараясь не наступать в лужи. Вот только сама она всё равно очень быстро промокла, и какой-то жалкий пакет не мог ей помочь. Отвлекаясь на то, чтобы лишний раз упрекнуть себя в этой очевидной глупости, Джулия, поникнув, шла по улице, чувствуя себя ужасно одиноко. Вокруг не было ни души, и царила тишина, нарушаемая лишь шумом дождя. Порою, когда женщина оглядывалась по сторонам, ей казалось, что весь город вымер, оставив её здесь совершенно одну. Подняв голову и в очередной раз осмотревшись, она с лёгкой радостью обнаружила, что дошла уже до дома своей хорошей знакомой — Мэнди Стоессель. Значит, ещё один квартал, и она доберётся до своего дома. Мысленно возликовав, женщина вдруг остановилась и удивлённо подняла голову вверх. Она несколько раз была в доме у Мэнди, познакомилась с Виктором и даже один раз увидела её дочь Мартину — весьма закрытую девушку, проводящую время в своей комнате (Джулия знала, где именно её комната) и почти не выходящую из неё. Женщина также знала, что Мэнди от чего-то защищает свою дочь, чего-то, что сможет ей навредить, и сердце Джулии наполнялось сочувствием — бедная девочка… Она смутно понимала, что Стоессель ограждает её от улицы, от одного даже вида на неё, и каково же было удивление женщины, когда она взглянула на окно знакомо расположенной комнаты. Шторы, вопреки обыкновению, не были задёрнуты. Как раз напротив, они были широко распахнуты, и Джулия могла разглядеть стоящую у окна хрупкую темноволосую девушку, чья кожа казалась слишком, неправильно бледной. Женщина неуверенно топталась на месте, позабыв о дожде и беспокойно глядя наверх. Она не знала, что и почему может навредить Мартине, но почему-то догадывалась, что это может быть опасно. Уж слишком обеспокоенно вела себя Мэнди, защищая дочь. Внезапно девушка дёрнула головой и посмотрела вниз, и Джулия, очнувшись от минутного оцепенения, поспешила вдаль по улице, искренне надеясь, что её не заметили. Пока женщина направлялась к дому, она размышляла о том, что видела, и полагала, что об этом стоит рассказать Мэнди. Она терпеть не могла, когда кто-то страдал, даже если этого «кого-то» она едва знала. Внезапно размышления прервал телефон, завибрировав в сумке. Джулия вздрогнула, чертыхнулась, не зная, как ей под таким ливнем достать сотовый, и осторожно вытащила его из сумки, поднеся к уху. — Да? — Он опять пропал! — отчаянно взвыл на том конце муж, номер которого был заранее определён. — Джу, я просто не знаю, что с ним делать! Это невозможно — я слежу за ним, глаз буквально не спускаю, а он всё равно улизнул! — сокрушался мужчина. Женщина чуть не выронила телефон и лишь в последний момент успела его перехватить, прижав плечом к уху и вновь вцепившись в пакет. — Роберт, Роберт, подожди, — перебила его она, вздыхая от неудобной позы. — Ты хочешь сказать, что Хорхе опять вышел из дому, не предупредив? — Да, — горестно подтвердил мужчина, и его голос даже повысился от негодования. — А там ещё льёт как из ведра, сам чёрт ногу не высунет. Не знаю, куда он пошёл, тем более в такой дождь… Джулия угрюмо окинула взглядом улицу, насколько это было возможно при такой позе, и мысленно согласилась с мужем. Гулять в такую погоду — всё же не лучшее решение. — Именно, — печально произнесла она, продолжая идти к дому. — Уж мне-то можешь не говорить, какой здесь ливень, — женщина цокнула языком. — Так трудно с этими подростками… Роберт, однако, будто бы не услышал её последней фразы. Он практически не дал её договорить, перебивая и задавая вопрос, и голос его звучал ещё более тревожно: — Подожди… Ты что, хочешь сказать, твои дела уже завершены, а сама ты плетёшься под этим дождём?! — воскликнул, а затем в трубке послышался раздражённый вздох. — Ну почему двое из моей семьи бредут где-то под ливнем, а я об этом ни черта не знаю? — пожаловался сам себе мужчина, особо не надеясь на ответ. — Джу, Боже, почему ты не позвонила? Я бы подъехал. Женщина прикусила губу, понимая, что он прав, и ей действительно следовало бы сделать это, но она не звонила, а поэтому теперь лихорадочно придумывала ответ. — Ну… Ты же следил за нашим сыном… — попыталась оправдаться она, но её слова были опровергнуты. — Но тебе я тоже не позволю мокнуть! — возмутился Роберт, повышая голос. — Если у Хорхе такая склонность к побегам, я бы посадил его в машину, и мы вместе поехали бы за тобой. Ведь так тоже нельзя, Джулия! Джулия виновато вздохнула и неловко пожала плечами, но лишь через пару секунд осознала, в чём заключался её промах — телефон, ныне не зажатый между плечом и головой, выскользнул и упал на землю, испачкавшись в грязи. «В следующий раз так и будет», — хотела крикнуть она, но телефон, ударившись о твёрдую поверхность, выключился, и связь прервалась. Женщина раздосадовано покачала головой и подхватила мобильный. Она быстрее зашагала к дому, чтобы объяснить всё мужу, и с изумлением заметила, что дождь начал прекращаться. Было всё ещё пасмурно, небо скрылось за огромными тучами, однако у Джулии возникло чувство, что в ближайшие несколько часов дождя не предвидится. А значит, и с Хорхе ничего не случится. И, наконец опустив пакет, она уверенно поспешила к подъезду.***
К счастью, в комнату к ней заглянул отчим, а не мать, и Мартина немного расслабилась. Виктор закрыл дверь и беспечно прошёл внутрь, ища взглядом Мартину. Девушка подняла голову в немом вопросе, будто бы только что оторвалась от чтения книги и теперь интересовалась, зачем он здесь. Впрочем, это её волновало по-настоящему. — Тини, детка… — начал он, собираясь что-то сказать ей, как вдруг осёкся и в удивлении уставился на неё; брови мужчины поползли вверх, а в глазах плескалось искреннее недоумение. — Что-то случилось? Мартина ощутила, как внутри всё замерло и сжалось, и растерянно улыбнулась отчиму, выражая всё своё недоумение. Она понятия не имела, что так поразило его, и ей это не нравилось. Похолодев от опасения, что Виктор может как-то узнать, что произошло, девушка изо всех сил сжала в руках книгу, стараясь дышать ровно и глубоко. Костяшки её пальцев побелели, сердце учащённо билось, а в голове пульсировала лишь одна мысль: «Нельзя». Нельзя дать ему понять, нельзя допустить того, чтобы он догадался о чём-то. Мартина не доверяла ему полностью, несмотря на то, что он был так добр к ней. Она слишком мало общалась с ним, мало знала о нём, чтобы быть в чём-то уверенной наверняка. «Вдруг он расскажет матери?» Стараясь выглядеть спокойно и непринуждённо, Мартина закрыла книгу, демонстрируя всё своё внимание; жест получился нервным. — А что не так? — изобразила удивление девушка, пытаясь говорить так, чтобы её голос не дрогнул. Она сдержанно улыбнулась ему и с замиранием сердца умолкла, ожидая ответа; внутри она порывалась начать оправдываться, придумывая множество причин, хотя и знала, что многие из них неразумны. Виктор с оттенком недоверия смотрел на неё, отчего Мартина ощутила удушающий страх, объявший её. — Просто ты… Твои волосы… Почему ты так растрёпана? — он потянулся к ней рукой, желая, наверное, пригладить растрепавшиеся локоны, но девушка успела в последний миг увернуться, едва не свалившись со стула. Глядя на ошалевшего мужчину, она натянуто улыбнулась. — Тина?.. Девушка коснулась своих волос и с досадою прикрыла глаза, ругая себя за эту оплошность. Причёска почти полностью растрепалась, пока Мартина нервно носилась по комнате, и теперь надо было придумать что-нибудь вразумительное, что и выглядело бы правдоподобно, и позволило избежать постыдной правды. — Просто я… Понимаешь… — она замялась, не зная, что сказать. Мартина лихорадочно соображала, и меж бровей у неё залегла маленькая морщинка; отчим в это время с умеренным любопытством смотрел на неё. — Меня так взволновали эти новости, — нашлась она, — что я не могла усидеть на месте. Всё время ходила по комнате, вот и получился такой вид, — она опустила взгляд, словно бы смущённая таким развитием событий, хотя на самом деле просто не могла взглянуть Виктору в глаза. Мужчина удивлённо поднял брови, стоя так несколько мгновений, а затем вдруг рассмеялся. Девушка вскинула взгляд, недоумённо смотря на него, а отчим лишь хохотал, не в силах остановиться. — Да уж, — выдавил он, опираясь на стоящий рядом шкаф и в весёлом изумлении качая головой. — Не думал, что тебя встревожат эти новости — ведь ты всегда так хотела этого… — Виктор усмехнулся, а девушка поджала губы, внезапно испугавшись, что такая реакция с её стороны могла бы показаться ему глупостью, но нет: мужчина только задумчиво глядел на неё сверху вниз. — Извини тогда. Мартина растерялась и лишь пожала плечами, мол, неважно. Но в то же время она несколько озадаченно уставилась на него, не слишком хорошо понимая, за что он извинялся: за то, что они дали ей свободу, а она так занервничала, или за то, что задал такой вопрос. Тем не менее, выбросив пока что эти мысли из головы, она откинулась на спинку стула и изобразила безмятежное настроение. — Да ничего… Ты что-то хотел? Несмотря на внешнюю беззаботность, внутренне девушка вся сжалась и была готова ощетиниться, если что-то пойдёт не так. По выражению лица Виктора нельзя было сказать, что он пришёл сюда по какой-то серьёзной причине, однако Мартина не теряла бдительности, и внутреннее напряжение, казалось, достигло высшего уровня. Глаза отчима озорно блеснули при этом вопросе, и он, наконец, вернулся к той теме, которую не закончил прежде. — Слушай, Тини… — когда он вновь назвал её так, девушка отчего-то ощутила щемящую тоску: мать редко называла её ласково, чаще обращалась к ней холодно и величала сухим «Мартина», будто бы не признавала сокращённого имени дочери. — Тебе же всё равно скоро нужно будет выходить на улицу, чтобы добраться до школы или ещё куда-нибудь. Почему бы не совершить это сейчас? Мартина от неожиданности выронила книгу, которую так и не успела положить на столик, и широко распахнутыми удивлёнными глазами уставилась на Виктора. Осторожно поднимая свою вещь и по-прежнему находясь в шоке от его слов, она, не веря, смотрела на него. — Что… Что ты имеешь в виду? — дрогнувшим голосом спросила она. Лицо отчима была невозмутимо, почти неподвижно, однако в уголках губ затаилась хитрая, мальчишеская усмешка, отчего он на мгновение показался моложе своих лет. — Я собираюсь в магазин, — спокойно пояснил он. — Сейчас дождь прекратился, и я не думаю, что тебе стоит сидеть дома одной. Вот поэтому и хочу тебе предложить пойти со мной. Подышать свежим воздухом любому необходимо, — он тепло улыбнулся ей, а затем кивнул, опережая её следующий вопрос: — Мэнди дома нет, не волнуйся. Мы можем абсолютно спокойно прогуляться, и никто не будет нас в этом упрекать. Что думаешь? Девушка изумлённо открыла рот, собираясь что-то сказать, но не в силах произнести ни слова. Чего-чего, а уж того, что ей предложат вырваться наконец из этого дома и вдохнуть какую-никакую свободу, она точно не ожидала. Мартина внимательно присмотрелась в лицо Виктора, будто бы ища подвох, но не находила. Неужели ей правда разрешено выйти из дома? Девушка в смятении обернулась на окно, в которое она так зачарованно смотрела несколько минут назад, и всё ещё не могла поверить, что вот-вот сможет оказаться там. Это казалось сном, а не реальностью, и она на мгновение даже испугалась, что сейчас проснётся. Однако это был не сон. Всё происходящее сейчас — просто подарок судьбы, шанс, от которого нельзя отказываться. Когда ей ещё удастся вырваться отсюда без строгого надзора матери? Мартина просияла: — С удовольствием.***
Поглядев на себя в зеркало, Мартина угрюмо вздохнула и нацепила солнцезащитные очки. Она понятия не имела, на что они ей сейчас, как и эти телесные перчатки, надетые на руки, но Мэнди всегда твердила, что её дочь обязана носить эти вещи, что бы ни случилось, какая бы погода ни была. Даже при самой холодной и промозглой погоде девушка носила солнцезащитные очки, хотя она была уверена, что они тут не требовались. Разве что от ветра защитят. Даже при самой жаркой погоде, когда она почти всегда сидела дома и выбиралась на улицу только в туманный день, Мартина носила перчатки и иногда была вынуждена брать с собой зонтик, чтобы укрыться от солнца (но кроме неё никто так не делал, и девушке это казалось в высшей степени странным). Мартина всё ещё стояла у зеркала и, прикусив губу, осматривала себя, пытаясь найти утешение в том факте, что практически все (как она сумела разглядеть из окна) сейчас ходили в таком виде, поэтому она не будет отличаться. Девушке иногда казалось, что она по чьей-то злой воле попала в прошлое, в то время, когда люди носили одежду, укрывающую почти всё тело. Однако, ирония состояла в том, что её внешний вид дико сочетал в себе и изыски других времён, и кричащие детали современности. Мартина была одета так, что практически каждую часть кожи покрывала одежда, даже кисти рук: джинсы, светло-голубая блузка, поверх которой накинута кофта с длинными рукавами, и телесного цвета перчатки. Девушка едва заметно покачала головой и отряхнула одежду, убирая с неё невидимые крошки. Мартина оглянулась, увидела кресло, стоящее неподалёку, и устало опустилась на него. Выудив из сумки мобильный и взглянув на время, она откинулась назад и прикрыла глаза, прислушиваясь. Несколько минут назад Виктору кто-то позвонил, и он, извинившись, отошёл в другую комнату, чтобы поговорить с этим кем-то. Отчим сообщил, что это дело первостепенной важности, поэтому он не может проигнорировать звонок. Девушка лишь пожала плечами и стала дожидаться его. Устав сидеть без дела, она решила хоть как-то отвлечься и обвела взглядом вестибюль, ища в помещении что-то такое, что могло бы занять её на оставшееся время. Мартина заметила на небольшой стойке, расположенной в противоположной стороне, какую-то бумажку, лежавшую «лицом» вниз. Нахмурившись, она на мгновение задумалась, что это может быть и секретно, но, кинув вороватый взгляд в сторону, куда ушёл Виктор, поддалась любопытству. Легко поднявшись с кресла, девушка тихо, будто кошка, прошла к стойке и осторожно взяла заинтересовавшую её вещь. Это оказалась какая-то справка, и взор Мартины сразу упал на дату, проставленную в конце: «09.10.2012». Ровно два года назад. Это привело девушку в ещё большее недоумение — почему тут лежит справка такой давности? — и она скользнула взглядом выше, ища имя того, кому она предназначалась. И с изумлением, почти пропитанным недоверием, обнаружила там своё имя. Возникло странное, сюрреалистическое чувство, будто бы всё это происходит с чужим человеком, не с ней. Мартина растерянно сжимала в руках справку, пытаясь прочитать, что написано дальше, но от волнения видела только первую строчку — своё имя. «Мартина Стоессель… Мартина Стоессель... Мартина...» Сзади послышались резкие, неожиданные звуки шагов, и девушка вздрогнула, едва не выронив бумажку. Обернувшись, она потерянно взглянула на отчима, вернувшегося к ней и спокойно замершего посреди помещения. — Всё хорошо? — спросил он, не сводя с неё озабоченного взгляда. Мартина искренне надеялась, что по её лицу не видно, будто бы она сейчас пыталась узнать что-то, о чём ей не говорили. — Хорошо? — она попыталась расслабиться и изобразить нечто вроде беззаботной улыбки. — Конечно. Ты поговорил уже? Мы идём? Действуя аккуратно, на ощупь, девушка вернула справку на прежнее место и облегчённо опустила руки. Она хотела взять её с собой, но опасалась, что кто-нибудь заметит пропажу, поэтому решила временно её отложить и вернуться к этому позже. Виктор тем временем бросил на неё слегка подозрительный взгляд, отчего внутри всё перевернулось… но вот он невозмутимо прошёл мимо и открыл дверь. — Разумеется, — кивнул он, пропуская её вперёд. — Идём. Тихо и легко вздыхая, Мартина улыбнулась ему и поспешила выбраться на улицу, предвкушая небольшую свободу от извечно окружающих её четырёх стен. Спустя пару секунд и Виктор последовал за ней, закрывая дверь и кладя ключи в карман сумки. Справка теперь снова лежала на стойке, но лицом вверх, однако этого ещё никто не заметил.