***
Несмотря на то, что недавно лил сильнейший дождь, а ветер бушевал так, что ветки стучали об окно, лужи на улицах быстро высыхали, а на проспектах всё чаще и чаще появлялись люди. Непогода утихала, но пасмурность и лёгкий туман остались — казалось, в последнее время город постоянно был в таком состоянии, и его больше никогда не осветит солнце, а звёзды не рассыплются по ночному небосклону. Мартина шагала рядом с отчимом, сквозь солнцезащитные очки наблюдая за происходящим и укрывшись зонтиком (от дождя или от солнца — неизвестно, ведь ни того, ни другого не было, но подобное одеяние было прежде всего её обязанностью). Девушка с наслаждением вдыхала свежий воздух, с наивной удивлённой радостью озираясь по сторонам, будто ребёнок. Ветер, изредка взметающий пыль и колышущий деревья, был по-прежнему холодным, но духота, поднимающаяся от подсыхающих луж, стремительно завладевала городом. Шум, наполнявший улицу, казался ей каким-то неправильным, резким для слуха, чужим. Она столь привыкла всё время проводить в своей комнате, что так и не научилась чувствовать эту жизнь, бурлящую на проспектах, не умела дышать ею, не задыхаясь. Она постоянно была дома, отрешившись от всего мира и слушая лишь тишину, жуткую и печальную, от которой леденела душа и немело сердце. Тишина эта пробирала до костей, вселялась в неё и обрекала на вековечную тоску, скорбь по тому, чему никогда не осуществиться. Девушка прикусила губу, внезапно встревожившись и споткнувшись обо что-то, отчего едва не рухнула прямо в лужу. В разуме пульсировали мысли, приведшие её к той печали, которая вечно была рядом. Она охраняла Мартину, она следовала за ней по пятам, будто тень, и была второй её сущностью. Печаль эта, иногда возрастающая до острой скорби и тоски, а порой утихающая до безликой грусти, никогда не отпускала девушку и даже сейчас, даже в такое светлое мгновение она была рядом. Всегда. Мартина с паникой смотрела вдаль, уже не видя перед собой оживлённую улицу и различные здания, представшие перед её взором. Вопросы, завладевающие разумом, ужасно досаждали ей и погружали во всё более и более угнетённое и подавленное состояние, вызывая прострацию даже сейчас, на прогулке, которая наоборот должна была расслабить её. Девушка сжимала трясущиеся руки в кулаки и без конца задавалась вопросами, ответов на которые у неё не было. Что, если новый образ жизни, который начнётся с завтрашнего дня, не поможет ей? Что, если эту боль ничем не прогнать? Что, если она обречена на вечное существование в грустном одиночестве? Это же… Мартина тяжело дышала, всё чаще и чаще спотыкалась обо что-то и беспокоилась. Она знала, что требовала другой жизни от родителей, требовала свободы лишь потому, что хотела навечно избавиться от заключения в четырёх стенах и апатии, сопровождавшей её на протяжении всей жизни. Она отчаянно желала этого, отчаянно надеялась, и посему мысль о том, что это может не помочь, невыразимо сильно пугала её. Она жаждала однажды проснуться с лёгкостью в сердце и осознать, что счастлива. Осознать, что её больше не волнуют прежние проблемы, что она не помнит о вчерашней боли, о вчерашней скорби, о тоске. Сбудется ли это когда-нибудь?.. Наверное, переживания эти продолжали бы и дальше терзать её, не давая насладиться такой приятной редкостью в её жизни, как прогулка, если бы не голос отчима, вырвавший её из пучины самоистязания. — Мартина? — голос его звучал будто сквозь вату, и девушка не сразу поняла, что обращаются к ней. — Тина, что с тобой? Девушка вздрогнула и часто-часто заморгала, будто бы отгоняя от себя назойливое видение. Все тревожные мысли, доныне крепко охватившие её, на мгновение растаяли. Мартина растерянно взглянула на отчима, в его обеспокоенные светло-зелёные глаза, и неопределённо повела плечами, даже не сразу сообразив, что они стоят на месте, посреди оживлённой улицы. Она глубоко вздохнула и попыталась придать себе беспечный вид. — А? Почему ты так думаешь? Со мной всё хорошо, — она изобразила улыбку. Виктор с подозрением смотрел на неё, пока они по-прежнему стояли на месте и не могли продолжить свой путь. — Не уверен, — вздохнул он, медленно, осторожно устремляясь вдаль, куда они и шли, и качая головой. — Судя по выражению твоего лица, ты была как угодно, но только не в порядке. И так часто спотыкалась, что я подумал, не уснула ли и не идёшь ли теперь, как лунатик, — мужчина слабо усмехнулся, но было видно, что сия шутка не понравилась даже ему. Мартина прикусила губу. Вот чёрт! Не стоило, вероятно, так сильно задумываться об этой проблеме сейчас, когда она была в окружении людей, рядом с Виктором. Одно дело — предаваться угнетающим мыслям в своей комнате, в одиночестве, где никто не мог потревожить её, и другое — здесь, на улице, когда любой мог легко заметить это. Девушка отрешённо шагала рядом с отчимом, погрузившись в свои мысли и лихорадочно придумывая в ответ. Время спешило, и ей показалось, что на этот раз молчание затянулось. — Ну, — неловко протянула она, стремясь разрушить это безмолвие, пока отчим ненароком чего-то не заподозрил, — почему тебя это настораживает? Я только что узнала о такой прекрасной новости, предвкушала всё, плюс ещё эта неожиданная прогулка… Мне в каком-то смысле ново всё это, и я… ну… — Мартина умокла, окончательно растерявшись и смутившись. Между тем Виктор искоса взглянул на неё, помолчал несколько мгновений, а затем рассмеялся. Девушка перевела на него недоумённый взгляд, распахнув в удивлении глаза и в очередной раз едва не споткнувшись. Отчим же лишь качал головой. — Порой я просто не понимаю тебя, — выдохнул он, изумляясь. — Тебе выпал такой прекрасный шанс — используй его. Ты не одна, к тому же. Я вытащил тебя на улицу не для того, чтобы ты была в таком же состоянии, как и дома. Давай, забудь обо всём хотя бы сейчас. Мартина смущённо пожала плечами. Наверное, Виктор воспринял эти переживания как главные, и девушка мысленно порадовалась тому, что её истинные страхи не отразились на её лице. Ей не хотелось, чтобы хоть кто-то знал об этом, знал, что её гложет. Мэнди и Виктор в достаточной мере знали о тревожных чувствах, и она не желала перегружать их, не желала говорить обо всём, полагая, что с этим она легко (ну, почти легко) может справиться сама, что это лишь вопрос времени… Тем не менее, девушка на этот раз попыталась справедливо выбросить все эти мысли из головы и состроила гримасу отчиму. — Это не так легко, знаешь ли, — отозвалась она, рассматривая улицу и идущих по ней людей. — Но, можешь поверить мне, я борюсь с этим, — усмехнулась Мартина, вскидывая руки в молчаливом согласии с ним. Виктор фыркнул и тряхнул головой. — О, верю, — протянул он, явно забавляясь и больше не смотря на неё с подозрением. Затем легонько ткнул кулаком в плечо, подбадривая. — Так держать, Мартина. Наслаждайся красотой и звуками жизни, — многозначительно произнёс он, полной грудью вдыхая свежий воздух. — Подумай, как здесь хорошо… Девушка, продолжая улыбаться, огляделась по сторонам, будто бы следуя совету мужчины… и затем вновь немного посерьезнела. — Да, — задумчиво промолвила она, поднимая взгляд к небу и с тоской смотря на огромные тучи. — Жаль только, что так пасмурно. Если бы не эти люди, ходящие повсюду, улица выглядела бы унылой… Она поджала губы, задумываясь о том, как редко видела ясную, солнечную погоду, хотя в их городе это было отнюдь не редкостью. В голове мелькнула мысль, что, пока она сидела в своей мрачной комнате, в какие-то дни могло ярко светить солнце… и вдруг Мартина вздрогнула и поёжилась, когда вновь поднялся ледяной ветер и подул в лицо. Девушка печально вздохнула, плотнее кутаясь в кофту. — Возможно, — легко отозвался отчим, не догадываясь о её переживаниях и полностью сосредоточив своё внимание на чём-то другом. — Но порою здесь бывает так жарко, что… Мартина, услышав его слова, подалась вперёд, сама того не ожидая, и зонт закачался в её руках. — А мне бы хотелось увидеть солнце сейчас, — тихо проговорила она, не давая Виктору закончить свою фразу. — Так было бы теплее, верно? Ответа не последовало. Шагая рядом с отчимом, девушка, пребывая в смятении, осторожно посмотрела на него, и ей показалось, что она уловила в его взгляде что-то, что не могла определить. Однако Виктор сейчас казался бесстрастным и невозмутимым, будто бы так и шёл в молчании и не слышал никаких слов падчерицы. Мартина осознавала, что, может, сейчас это было бы неправильно, однако ничего не могла с собой поделать. Любопытство было сильнее её. Поэтому она повторила свои слова, внимательно следя за отчимом и почти ожидая, что он вновь промолчит. Однако Виктор лишь резко пожал плечами, уставившись на какое-то здание так, будто бы хотел силой мысли сдвинуть его с места. — Возможно, — только и ответил он. Кусая губы, девушка размышляла, что могла значить такая резкая перемена настроения её отчима, как вдруг резко остановилась, поскольку прямо перед ними вдруг, словно из земли, вырос какой-то мужчина. Мужчина был черноволос, крепкого телосложения и одет в брюки, куртку и шарф, которые явно приобрёл не в каком-то левом магазинчике. Весь его вид — его одежда, его взгляд, его осанка — просто кричали о самоуверенности и богатстве. Он казался каким-то неуместным здесь, перед ними, но вдруг, к изумлению Мартины, заулыбался и воскликнул: — Виктор, старик! — и от души похлопал приятеля по спине, отчего тот аж поперхнулся. — Какая приятная встреча! Отмахиваясь от него, Виктор тоже теперь стоял на месте, раздосадованный тем, что его остановили на полпути. — Ради всего святого, Марсело, — пробормотал он, с негодованием глядя на мужчину и на всякий случай приблизившись к падчерице, словно бы желая защитить её, прикрыв собою. — Ты тут откуда? Выглядывая из-за плеча отчима, Мартина, широко распахнув глаза, наблюдала за странным мужчиной, не понимая, кто он такой и откуда знает Виктора. Эта прогулка, предложенная Виктором, становилась всё интереснее, и девушка невольно задавалась вопросом: а что ещё ей может подкинуть сегодняшний день? Переводя взгляд на отчима, она видела, что тот явно не был рад встретить своего знакомого сейчас и старался избавиться от него. Марсело же, наплевав на чьё-то негодование, продолжал улыбаться, сияя белыми зубами. — Ну, Виктор, — протянул он, приглаживая свои тёмные волосы, и без того идеально уложенные. — Мы ведь не до конца обсудили тот проект, помнишь? И к тому же… — Его взгляд внезапно переместился за спину Виктора, и мужчина присвистнул. — Кто эта очаровательная юная леди? Почувствовав на себе его взгляд, Мартина невольно поёжилась, испытывая некоторый дискомфорт из-за того, что какой-то незнакомец её рассматривает. Девушка испуганно посмотрела на отчима, и он попытался ещё больше загородить её собой. — Это моя падчерица, Марсело, — раздражённо отозвался Виктор, явно не горя желанием продолжать беседу. — Мартина. Я как-то упоминал о ней. А что касается проекта… — он выдержал небольшую паузу, — у меня сегодня выходной, так что сожалею, — вопреки словам, его голос звучал без тени грусти; наоборот, в нём чувствовалось облегчение. Марсело же было откровенно всё равно на всякие сожаления-облегчения и инсценированные преграды. Настолько быстро, что Виктор даже не успел заметить, он очутился возле девушки и галантно коснулся губами её руки. — Рад с тобой познакомиться, Мартина, — патетически известил он, а затем перевёл взгляд на Виктора. — Значит, выходной, говоришь? — Да, — натянуто ответил отчим, напряжённо смотря на него. — Так что, пожалуйста, позволь нам спокойно дойти до магазина и вернуться домой. Услышав данное требование, Марсело вдруг расхохотался, и Мартина совсем оцепенела, в немом изумлении глядя на него. Пока мужчина, найдя что-то забавное в словах Виктора, смеялся, девушка осторожно обратилась к отчиму. — Кто это? — Это, — так же тихо произнёс он, не сводя с Марсело раздражённого взгляда, — один из тех типов, с которыми я работаю. Мы как раз сейчас разрабатываем один проект, и Марсело — мой сотрудник. Он порой выводит из себя, по правде говоря… Мартина с сомнением смотрела на мужчину, не представляя, как отчим работает с ним, если Марсело ведёт себя столь несносно. — И он странный, — поделилась своими мыслями девушка. Виктор лишь успел вздохнуть в ответ, когда коллега вновь обратился к нему. — Но ведь это был вынужденный выходной, — жизнерадостно воскликнул Марсело, поправляя свою дорогую куртку и устремляя на него многозначительный взор. — Поэтому я не вижу преград, чтобы зайти в кафе и обсудить этот проект, — заявил он. — Всё за счёт Марсело Парра, разумеется. То, что он назвал сам себя по имени и фамилии, показалось девушке вдвойне странным, но в душе её вдруг вспыхнуло волнение. Мартина не помнила того, что она хоть раз была в кафе, и мысль побыть в подобном заведении, пусть и со странным коллегой своего отчима, показалась ей заманчивой. Марсело заметил её возбуждение и подмигнул, отчего она нервно сглотнула и попятилась ближе к Виктору. Отчим же в это время испустил раздражённый вздох, показывая тем самым, как ему опротивели все проекты и надоедливые сотрудники. Он поднёс свою руку к лицу, чтобы разглядеть время. — Ты всегда был помешан на деньгах, — проворчал он, чем вызвал довольную ухмылку Марсело. — Так-так, — бормотал Виктор, смотря на часы. — Думаю, Мэнди не сочтёт выходящим за рамки то, что я решил накормить её дочь в кафе. Мартина вздрогнула. — Она уже дома? — нервничая, вопросила она, опасаясь реакции матери на эту их «прогулку». — Не знаю, — честно ответил отчим, опуская руку. — Но я думаю, мы с ней потом легко разберёмся. А сейчас… — Виктор перевёл взгляд на мужчину, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу, и с досадой кивнул: — Мы обсудим с тобой этот злосчастный проект.***
Кафе, в которое они заглянули, было уютным, и царящая в нём атмосфера расслабляла. Устроившись в мягком кресле, Мартина неуверенно обвела взглядом стол и увидела меню. Краем глаза заметив, как Виктор кивнул ей, она со вздохом начала изучать блюда, которые предлагались здесь. Она почти не видела, что написано, отрешённо скользя взглядом по тексту, потому что Виктор и Марсело начали разговаривать, и любопытство оказалось сильнее. — Ты же понимаешь, что закончить нам надо до пятнадцатого октября, — начал Дарри, и, что удивительно, сейчас его голос звучал серьёзно и собранно, несмотря на тот факт, что он так легкомысленно вёл себя на улице. — А у нас много работы. Стараясь изо всех сил выглядеть так, будто бы она заинтересована в выборе блюда, Мартина затаила дыхание и слушала, одновременно удивляясь внезапно изменившемуся настроению Марсело. Хотя… сейчас, фактически, он работал, и ему не следовало относиться к этому пренебрежительно. — У нас впереди ещё пять дней, не считая этого, — спокойно проговорил Виктор, отрывая взгляд от своего меню. Девушка чувствовала, что он по-прежнему напряжён и не рад здесь находиться, хотя атмосфера этого кафе была невыносимо приятной. Марсело покачал головой. — Да, но наш проект… — Вы решили, что будете заказывать? — вдруг раздался сверху женский голос, заставив мужчину смолкнуть. Мартина вздрогнула и подняла взгляд, увидев перед собою темноволосую девушку лет двадцати пяти, держащую в руках блокнот и ручку. Марсело обворожительно улыбнулся официантке, опуская своё меню на стол. — Мне «Винья Морена», красное полусладкое, — сделал заказ он, добавив после этого, что не откажется от итальянского салата. После того, как девушка записала заказ, Виктор попросил кофе с круассаном, а Мартина растерянно устремила взгляд в меню, надеясь заказать то, что первое попадётся на глаза, — выбор-то она сделать так и не успела. — Мне… м-м-м… сэндвич с лососем и чай… гм… «Лесные ягоды», — нашлась она, откидываясь на спинку кресла и с облегчением закрывая меню. Записав всё, что они заказали, официантка кивнула и отошла, тем самым предоставляя Марсело возможность закончить свою фразу. — Так вот, — заговорил он, и в его голосе вновь прорезались нотки того неуместного веселья и капельки занудства, которые звучали и на улице, — поскольку мы отрываем тебя от твоего вынужденного выходного… Постепенно беседа перестала увлекать Мартину, и, хотя она ещё пыталась следить за этим разговором, то вскоре безвозвратно упустила его нить, и теперь лишь безучастно рассматривала кафе. То, что здесь было немало людей, которые смеялись и разговаривали, пусть это и звучало приглушённо, заставляло её чувствовать себя неловко. Девушка с грустью понимала, что многолетнее проведение своего времени в комнате, в которой было холодно, одиноко и тихо, оставили на ней свой неизгладимый след. Она по-прежнему жаждала вырваться оттуда, но чувствовала себя не в своей тарелке, находясь среди людей. Ей казалось, что их слишком много, что их слова слишком громкие, а музыка невыносимая, несмотря на её мелодичное звучание. В кафе, судя по всему, было очень приятно находиться, атмосфера действительно царила безмятежная, но эти люди… их взгляды, изредка скользящие по ней… это угнетало. Она не была готова открыто жить среди них, её родная комната казалась надёжной и безопасной, хотя и ужасно опротивела за столько прошедших лет… Мартина вдруг сжалась, сама не зная, от чего хочет защититься — то ли от всех этих людей, действующих ей на нервы, то ли от мыслей, терзающих изнутри, а не извне. Неужели её страхи, сжавшие сердце ещё на улице, действительно начинают оправдываться?.. Опасаясь, как бы эти мысли не добили её окончательно, девушка тревожно оглянулась и испытала огромное облегчение, увидев, как та же официантка приближается к ним, неся в руках поднос. Может, хотя бы еда отвлечёт её от этих безрадостных мрачных мыслей. Все с радостью набросились на свою еду, когда девушка принесла им заказ. Сэндвич и чай оказались вкуснейшими, и Мартина с удовольствием поглощала свою еду, вот только это, к сожалению, не могло уберечь её от самой себя. Её сознание всё ещё терзали собственные страхи, печаль, смятение, и это было невыносимо. Даже не доев оставшийся сэндвич, девушка легонько похлопала отчима по плечу, известив его, что ненадолго отойдёт, и поспешила прочь из зала. Ступая между столиками и людьми к какой-то двери, ведущей, по мнению девушки, в туалет, она жаждала уйти на какое-то время куда-то, где не будет всех этих людей и разговоров. Пересекая зал и ёжась, когда на неё обращали внимание, Мартина ругала себя за то, что оказалась настолько слабой. Ей следовало уверенно идти навстречу своей новой жизни, уверенно встречать всех новых людей, вторгающихся в неё, а вместо этого она запуганно шагала, ощущая, как её сердце сжимается. Это было так глупо, так глупо… Конечно, это всего лишь первый день, утешала себя девушка. Это только начало. Но это начало было мучительно. Она ожидала, что этот день станет для неё чем-то светлым и исполненным надежды, однако теперь он обернулся в пытку. Поглощённая своими переживаниями и терзаниями, преследуемая целью сбежать отсюда, Мартина не заметила, как кто-то хотел пройти мимо неё, и врезалась в этих двух людей. Послышался женский приглушённый вскрик, едва слышный сейчас, и мужское душевное «Чёрт!», и Мартина ошарашенно замерла на месте, потирая ушибленный лоб и глядя на тех, кого невольно едва не столкнула. Перед ней стояли незнакомые ей юноша и девушка. Они оба были темноволосы, имели одинаковые изящные черты лица и светло-карие глаза, в который также присутствовал какой-то оттенок зелёного. Судя по тому, как они были похожи, Мартина предположила, что они брат и сестра, хотя и не была в этом уверена. Девушка, которая сейчас успокаивающе хлопала парня по плечу, была молода; судя по всему, она была ровесницей Мартине, может, чуть старше. Её каштановые волосы были заколоты назад, придавая ей несколько надменный вид. Однако, приглядевшись чуть лучше, она не заметила в чертах её лица никакого высокомерия, а в глазах — презрения. Во взгляде девушки, обращённом на молодого человека, плескалась мягкость и, возможно, некоторая усталость. Юноша же… На мгновение Мартина позволила себе залюбоваться им, пока рассматривала незнакомца. Он выглядел лет на семнадцать и, вполне возможно, уже ближе к восемнадцати. У юноши, как и у девушки, были каштановые волосы, уложенные, однако, не в идеальную причёску, а в состоянии «творческого беспорядка»; высокие скулы, выделяющиеся на лице; также незнакомец был выше Мартины примерно на голову. Вероятно, для той девушки он был таким же высоким, если бы она не надела туфли на каблуках. Всякие мысли развеялись и минутное любование тоже, когда юноша сердито взглянул на неё и обвинительным жестом указал на неё пальцем. — Ты врезалась в меня! — заявил он, теперь скрещивая руки на груди и приподнимая одну бровь. Не имея практически никакого опыта в общении с незнакомыми людьми, а тем более — тем более! — со своими ровесниками, Мартина растерялась и лишь пожала плечами, смотря на незнакомца. Оглянувшись по сторонам, будто бы что-то могло подсказать ей, как поступить дальше, она наткнулась лишь на сидящих повсюду людей, она ощутила, как сердце перевернулась в груди, и попыталась закончить этот разговор. — Гм… Извини… Я случайно, — не найдя, что сказать, прохрипела девушка, чувствуя себя в этой ситуации нелепо. Она понятия не имела, как разговаривать с ними, и ощущала себя пещерным человеком. Впрочем, отчасти оно так и было, если выражаться фигурально, конечно. — Я мог быть сбит с ног, — буркнул он себе под нос, отчего Мартина его едва расслышала; пребывая в смятении, она не знала, как эта фраза соотносится с её и стоит ли её воспринимать, как ответ на извинение. — Прямо в кафе, посреди людного места! Какое событие! — протянул он, прикрывая глаза, и где-то в глубине разума девушки вспыхнула искорка веселья. Несмотря на всю нелепость ситуации, она понимала, что незнакомец преувеличивает, с некой театральностью представляя себе дальнейшее развитие событий. Да и к тому же, ситуация выглядела почти комичной. Почти. — Как всегда, ты не можешь ответить на извинение нормально, — закатив глаза, упрекнула его девушка и с виноватой улыбкой посмотрела на Мартину. — Ты извини, мой брат не всегда ведёт себя подобающим образом, — заговорила она, крепко придерживая одной рукой за локоть братца и протягивая другую ей. — Я Лодовика, а это Хорхе. «Если бы я ещё знала, как это — подобающим образом», — мелькнула в сознании горестная мысль, но девушка быстро прогнала её прочь, не решаясь предаваться своей печали прямо здесь, на глазах у этих людей, и уставилась на протянутую руку, не сразу сообразив, что к чему. Приветствие? — А, эм… Я М-Мартина, — представилась она, неловко пожимая протянутую руку, хотя собственные дрожали. И умолка, предоставив все права продолжать разговор брату и сестре. Лодовика вымученно улыбнулась ей и ткнула брата локтём в бок. Когда тот раздражённо спросил, что это ей взбрело в голову, она возмутилась: — Ты бы хоть что-то сказал! Хорхе, будучи особо не увлечённым разговором, равнодушно взглянул на неё и слегка нахмурил брови. Помолчав с минуту, за которую Мартина уже сто раз успела пожалеть, что была невнимательна, пока шла, он наконец ответил: — Не бери у них пунш. Мартина в полном изумлении и растерянности уставилась на него. Может, она и не общалась никогда раньше со своими ровесниками, но любому человеку сразу стало бы понятно, что знакомство и фраза про пунш между собою никак не связаны. Девушка не сразу пришла в себя. — Что? — Пунш, говорю, — раздражённо повторил Хорхе, недовольный тем, что вынужден повторять. — Если ты здесь, ни за что не заказывай у них пунш. Понятия не имею, что они сюда добавляют, но это редкостная гадость. — А-а-а… Мартина потерянно улыбнулась, надеясь, что это сойдёт за ответ. Ей посоветовали не брать пунш, предостерегли. Может, стоит поблагодарить? Но, как бы то ни было, теперь уже в любом случае было поздно: схватив сестру за руку, юноша потащил её к выходу. — Пойдём уже. — Удачи тебе! — успела выкрикнуть Лодовика, заслужив неодобрительные взгляды официантов и других людей, прежде чем покинула кафе. «И тебе…» — осталась невысказанной её собственная мысль. Глядя им вслед, глядя на давно захлопнувшуюся дверь, Мартина поражалась тому, как прошла сегодняшняя прогулка. «Да, этот день определённо обещал быть необычным…»***
Несмотря на все сюрпризы этого дня, Мартина была рада наконец оказаться дома. После того, как Виктор распрощался с Марсело, они, уставшие, поплелись домой, едва не забыв то, зачем вообще выходили из дома. Забежав в магазин, они с чувством выполненного долга направились домой и наконец-то оказались внутри. Воспоминания этого дня — начало прогулки, встреча с Марсело, кафе, встреча с Хорхе и Лодовикой — всё ещё пылали в её сознании, и Мартина вдруг с удивлением осознала, что устала. Бросив взгляд на часы, она отметила, что сейчас уже шесть часов вечера, и подивилась этому. Обычно время в этом доме казалось подобно тягучей смоле, в которую она угодила по чьей-то чудовищной ошибке и вынуждена коротать свои дни за чтением книги или прослушиванием музыки, с тоскою наблюдая, как стрелки часов едва двигаются. Но сегодняшний день она впервые провела не в доме, отчего он прошёл так быстро, так насыщенно и так утомительно. Скидывая очки, зонт и кофту с себя, Мартина с наслаждением встала босыми ногами на холодный пол, больше всего на свете желая отдохнуть. Она даже не знала, какой для неё сейчас представляется мысль вновь вернуться в комнату — пугающей или же исполненной облегчения. И, с иронией отметила девушка, эта прогулка, вероятно, была самой долгой за прошедшее время. Виктор, стоящий рядом, громко прочистил горло, отчего Мартина едва не подскочила на месте. Обернувшись, она увидела, что он открыл рот, желая что-то сказать. — Мэнди! — крикнул мужчина, и его глубокий голос разнёсся по дому, нарушая привычную и всё равно жуткую тишину. — Мэнди! Ты где? Мы пришли! — ему в ответ было лишь тяжёлое молчание, словно грузом оседавшее на плечи отчима и падчерицы. Ощущая, как по коже бегут мурашки, девушка поёжилась и вопросительно посмотрела на Виктора. — Может, она куда-то отошла? — на удивление тонким голосом предположила Мартина, с тревогой вглядываясь в лицо мужчины и размышляя, где могла быть её мать. Как бы Мэнди себя порой холодно и жёстко не вела себя, Мартина любила её и всегда боялась за маму. Виктор нарочито непринуждённым жестом пожал плечами, стремясь успокоить её. — Возможно, — согласился он, помолчав едва заметное мгновение. — Но, скорее всего, она сидит где-нибудь у себя в комнате и смотрит телевизор, поэтому и не слышит нас, — усмехнулся он. Мартина склонила голову набок, взвешивая эти варианты, и подумала, что Виктор как раз прав. Вряд ли мама могла бы отойти куда-то, а комнат в их доме много, и не из всякой услышишь, если кто-то будет тебя звать. Кивнув Виктору, девушка развернулась и направилась к себе, почти инстинктивно двигаясь по дому, поскольку за дорогой не следила, погружённая в свои мысли. Дойдя до своей двери, она распахнула её и зашла внутрь комнаты, смотря на свою руку и слушая хлопок, который раздался после того, как дверь закрылась. Поднимая взор, чтобы увидеть свою комнату, Мартина на этот раз всё же подпрыгнула на месте от испуга, когда увидела Мэнди, сидящую на её кровати. От неожиданности вжавшись спиной в стену, девушка удивлённо взирала на мать, не сводящую с неё взгляда. И он был настолько хмурым, что Мартина буквально почувствовала его и то, как ей становится нехорошо. Неужели мама так сердится из-за их прогулки? Но ведь они… — М-мам, — дрогнувшим голосом произнесла она, совершенно перепугавшись этого взгляда Мэнди, который, казалось, прожигал насквозь. — Ты так злишься из-за того, что мы с Виктором прогулялись? Но мы же просто прошлись по улице, в смысле, это как обычная прогулка перед тем, что меня ждёт, ну… ничего такого, — от страха она лепетала нечто бессмысленное и бессвязное, но ей очень хотелось убедить женщину в том, что данная вылазка была абсолютно безвредной. — Мы просто гуляли! Дышали свежим воздухом, а я была одета так, как ты всегда велела, — Мартина с ужасом смотрела на неё, а в её голосе звучали умоляющие нотки. — Ты же мне веришь, мама? Мэнди, казалось, удивилась этой речи своей дочери, но не подала виду. Она всего лишь одарила девушку недоумённым взглядом и пожала плечами. — О чём ты, Мартина? Мне неприятно, конечно, что вы ушли, не предупредив меня, но об этом позже… — на одно крошечное мгновение её лицо стало рассеянным, отстранённым, но вернулось прежнее выражение так быстро, что Мартина даже подумала, будто ей показалось это. Сейчас её мать вновь была сама собранность. — Сейчас, дорогая моя, меня интересует кое-что другое… Теперь настала очередь Мартины недоумевать, и, хотя это чувство непонимания было мощным, она ощутила и крупицы обиды, примешанные сюда. Те два слова, которыми она обратилась к ней, может, и подразумевали некоторую ласку, фамильярность, но в том голосе, которым Мэнди произнесла их, не было и тени теплоты — лишь жёсткость, безразличие и даже капля насмешки. Возможно, услышать от чужого человека подобное обращение таким тоном было бы гораздо легче, нежели от собственной матери. Тем не менее, Мартина попыталась взять себя в руки и обратиться к ней таким же тоном — сухим, даже деловым. — Что, мама? Взгляд матери, казалось, стал ещё более хмурым, и это окончательно испугало Мартину. Она поняла: сейчас будет что-то серьёзное. И неприятное. — Мартина, — то, как мать начала говорить, звучало так, будто бы она озвучивает свой самый страшный кошмар, воплощённый наяву. — Ты распахивала шторы?