Беспощадные разборки бешеных мафиозных кланов и один двухдневный день рождения

Покрывая тело своего мальчика поцелуями, Луссурия не учёл одного факта – мальчик не был геем. Но, только окончательно проснувшись и осознав, что с ним сейчас сделают, он вскочил, отбиваясь, и, сделав бешеными свои ну очень красивые карие глаза, убежал из номера, прижимая край пиджака к девственной заднице. — Ну вот, обломилось, — почти печально проговорил Луссурия, загрустив и болтая ногами, сидя на софе. Увидев неподалёку бутылку шампанского, он взял её, принимаясь открывать. В эту секунду внезапно из-за кресла на ковёр вылетел Иемитсу, очень похоже, что от удара ноги. — Ита-та-та-та… — потирая затылок, бормотал он, и, чувствуя, что голова перестаёт болеть, осмотрелся вокруг. Луссу одарил его взглядом, продолжая открывать шампанское, которое не поддавалось, и почти потянулся за чем-нибудь острым, когда Иемитсу пригладил волосы, застегнул рубашку на пару пуговиц и, вставая с пола и подсаживаясь к Луссурии, молвил: — Позвольте, я открою, — он забрал бутылку, открывая шампанское, — Ваши руки созданы для вещей более нежных, чем откупориванием бутылок. Луссурия слегка даже покраснел, и в глубине его души родилась вдруг коварная мысль, что папаша Тсуны пытается его клеить. Это не могло не радовать! Луссурия окинул его взглядом и пришёл к выводу, что вариант неплох, пусть даже и под коксом и алкоголем. Папочка был основательно помят, но приятно пах дорогим парфюмом, был показушно галантен, слегка небрит и мужественно красив. И, вдобавок, этот мерзавец свернул из проволоки от шампанского вилочку! Он сам, без помощи хранителя солнца, нашёл два бокала, наполняя их шампанским. — Прошу прощения за моё экстравагантное появление, — сказал он. — Ничего-ничего, — взяв свой бокал и продолжая невинно краснеть, пробормотал Луссу, боковым зрением замечая, как Иемитсу закинул руку на спинку софы позади него, — Знаете ли, это было совсем не страшно, даже очень мило, — он нарочито ласково улыбнулся, — Хорошо, что Вы появились… Папочка Иемитсу внезапно переменился в лице, внимательно смотря на Луссурию, вызвав некоторое недоумение последнего. — Можно, я… — Иемитсу взял за край очки Луссурии. — Можно… — чувственным шепотком разрешил тот и закрыл глаза, ощущая непередаваемое волнение от расставания с этой неизменной частью своего имиджа. Осторожно приоткрыв один, а затем и другой глаз, Луссурия попал под пристальный внимательный взгляд папочки Савады и, сообразив, что к чему, решил использовать один старый действенный метод. Жалобно сдвинул брови, смотря снизу вверх, он закусил нижнюю губу. Всё его существо буквально вопило на всю комнату «Я твоя маленькая ласковая самочка, трахни меня скорее, большой и сильный альфа-самец!» Ответ на вопль последовал незамедлительно. Шампанское полетело на пол, как бутылка, так и оба так и не отпитых ни разу бокала. Луссурия судорожно стягивал с плеч пиджак, обнимая страстно целующего его Иемитсу, свалившего его на софу, и чёрной завистью завидовал маме Тсуны. Спустя пару часов, в свете трёх едва мерцающих огарков свечей, Луссурия пытался рассмотреть время на наручных часах. Иемитсу в это время трахал его в четвёртый раз за ночь. Все остальные в комнате, кажется, уже спали. — Милый… — позвал он, ласково проводя рукой по спине увлечённого папочки, — Давай передохнем чуточку, я устал… — Аха, — согласился он, не отвлекаясь. Когда он, наконец, угомонился, Луссурия довольно вздохнул, прижимая к себе влажное тело внешнего советника. Какой мужчина, ах, какой мужчина! — с восторгом думал Луссу, поскабливая пальцами его кожу и время от времени пища от удовольствия. Иемитсу что-то промычал. — Что такое?.. Спи, сладкий мой! — погладил Луссурия его по волосам. — Я что-то… не хочу спать, — приподняв голову, произнёс Иемитсу. У Луссурии аж волосы зашевелились. По всему телу. — А что ты хочешь, хани?.. – вкрадчиво спросил он. — Поговорить… Луссурия выдохнул. — Океей, мон амор! Иемитсу улёгся на грудь Луссу ухом и закрыл глаза. — Я голоден, — заявил Иемитсу. — Боже, я должен был сам давно догадаться! Я сейчас же найду что-нибудь, — целуя советника в шевелюру, Луссурия засуетился, выполз из-под него, натягивая брюки, и отправился искать в темноте стол, на котором, кажется, оставалась еда. — Господи! – подскочил он на месте, увидев чью-то тень рядом со столом. — Ушиши, спокойно, — оглянулся Бэл, сверкнув улыбкой даже в темноте. — Здрасьте, — шепотом поздоровался Ирие, освещённый лунным светом из окна, поплотнее прикрывая отсутствие брюк курткой Бэла. — Не вы одни такие, шиши, — кивнул Бельфегор, — Мы с принцессой тоже кое-чем интересненьким занимались, подустали и решили перекусить, — Ирие усиленно принялся обмахивать руками розовеющие щёки и прятать взгляд, слыша такие откровения о своей персоне. — Ты напугал меня до полусмерти! – негодующим тоном заметил Луссурия, ткнув Бэла пальцем под ребро. — Я не специально, — расплылся тот в улыбке, потирая потыканный Луссурией бок. Луссурия подозрительно поморщил нос в сторону Бельфегора, накладывая в тарелку еды для Иемитсу, прихватывая поднос с пирожными, поставив на него стакан и вино для верности, отчалил в темноту, вильнув игриво хвостиком. — Ушишиши… — опускаясь на ковёр к принцессе пошикал Бэл, — Ты видела это?.. — Видел, — устало поправил Ирие, — Что я должен был видеть? — Он же без очков! — И? Я тоже без очков. И даже без понятия, куда они подевались, – Ирие взял губами салат с вилки, которую протянул ему Бэл, подставляя ладонь, чтобы не накрошить на колени. — Он не снимает их никогда, — оглядываясь на темноту, поглотившую Луссурию, произнёс таинственно Бельфегор, — Только в крайне особенных случаях. Ирие пожал плечами, жуя с удовольствием салат. Если кто не помнит, он не ел целый день и очень по этому поводу проголодался. — Ну что ж, значит, у него случился этот самый крайне особенный случай, — сделал вывод Шоичи касательно Луссурии, открывая рот и смиренно ожидая ещё салата. Тем временем хранитель солнца вернулся к своему ненаглядному папочке. — Милый, — Луссурия потряс дремлющего Иемитсу за плечо, — Я принёс тебе еды. На слове «еда» у годами натренированного мозга Иемитсу сработал будильник. Он подскочил, в быстром темпе садясь на софу и начиная уплетать всё подряд, что только мог найти на подносе. Луссурия тихонько приземлился рядом, с нежностью наблюдая за своим насыщающимся самцом. «Ах, какой мужчина!» — вздохнул он, по мере надобности подливая вина в его стакан. Спустя десять минут от еды остались одни воспоминания. — Ну что ж спать, — негромко постановил Иемитсу, вытирая губы и руки салфеткой, — Последний разок – и спать, — с этими словами он напал на меньше всего ожидавшего этого Луссурию, снова настойчиво спуская его штаны с задницы, и без лишних прелюдий перешёл к пятому за ночь половому акту. — А после растерзай меня в клочья, мой тигр, и я умру счастливым! — выгнувшись, выкрикнул Луссурия в потолок, не сдержавшись, и тут же закрыл себе рот рукой, приглушённо постанывая от движений Иемитсу. «Извините все,» — подумал Луссурия, но уже было поздно жалеть о чём-то.