Книггер

К нам подошла другая официантка, и Лухан сделал заказ. Я же бездумно ткнула пальцем в какой-то салат в меню, даже не прочитав его название и не посмотрев на стоимость. — Это какая-то ошибка, — растерянно пробормотала я. У меня вдруг заболел живот. Боль была настолько сильная, словно там сидел очень злой крот и безжалостно разрывал мои внутренности. — Боюсь, что нет, — со вздохом ответил Лухан. — Мне удалось уговорить знакомого показать конкурсные работы, которые уже прислали, и там была твоя «Хрупкая душа», но автором значился другой человек. Я не могла поверить своим ушам. Происходящее было больше похоже на дурной сон, чем на реальность. Невозможно, чтобы со мной на самом деле произошло что-то настолько ужасное, настолько несправедливое и неправильное. Разве после тех трудностей, которые мне пришлось преодолеть, я не заслужила немножечко счастья? Разве я не достойна наконец-то увидеть плоды своих трудов? Неужели не могу надеяться на заслуженную награду? Это шутка! Лухан просто шутит! Другого объяснения у меня нет. В моей жизни итак слишком много чёрных полос, и я не хочу снова увязать в болоте отчаяния. — Нет-нет, такого просто быть не может. Не может… Ты шутишь, правда? — в моем голосе скользило отчаяние, смешанное с надеждой. Мужчина ещё не успел открыть рот, как я прочитала ответ в его взгляде. Господи, он не шутит! — Нет, Нэиль, не шучу. Всё довольно серьёзно. Я проверил несколько раз, — мрачно произнёс редактор. — Ошибки быть не может. Та дамочка, правда, украла твою работу. Поморщившись, я схватилась за живот, чувствуя, как боль начинала нарастать и расползаться по всему организму. У меня частенько скручивало желудок, когда я нервничала, но такой сильной боли ещё никогда не было. — Нэиль, тебе плохо? — обеспокоенно спросил Лухан, порываясь встать со своего места. — Я могу чем-то помочь? Я быстро подняла чуть согнутую в локте руку, призывая мужчину не вставать. — У меня просто «эти дни», — довольно резко сказала я. — Сейчас пройдёт. Лухан сразу же умолк, больше не пытаясь предложить свою помощь. Я как всегда отличилась, додумавшись сказать нечто подобное, сидя напротив мужчины, который мне весьма симпатичен, и ловя на себе его взволнованный взгляд. Конечно, потом я, скорее всего, пожалею об этой нелепой лжи — точно пожалею! — но сейчас были проблемы гораздо важнее какой-то дурацкой боли. Мне нужно было, чтобы мужчина отбросил свои джентльменские замашки, перестал беспокоиться о моём самочувствии и сосредоточился на украденной работе. Я была в панике из-за того, что посмела упомянуть о месячных при Лухане (меня воспитывали мужчины, поэтому я до сих пор произносила слово «менструация» стыдливым шёпотом), но какая-то часть меня мыслила с поразительно холодной расчетливостью, полностью захватив контроль над ситуацией. Если я не успею выведать у Лухана всё, что он знает, придётся ждать, когда мужчина закончит работу. И вот тут-то в моём уравнении появлялась одна неизвестная под названием «Ким Минсок». Я могла договориться встретиться с Луханом после работы, но не имела ни малейшего понятия о том, во сколько освобожусь сама. Было необходимо обсудить всё именно сейчас, поэтому меньше всего на свете мне хотелось тратить драгоценное обеденное время редактора на поиски таблеток или чего-то в этом духе. — Как это могло произойти? — тихо спросила я. — У меня есть одна догадка, — признался мужчина. Лухан сделал вид, что я ничего не говорила про месячные, и спокойно продолжал разговор, за что я была ему очень признательна. Мне стало стыдно за своё поведение. Ну, почему рядом с ним я всегда веду себя как неблагодарная грубиянка? — И? — Копия твоей рукописи хранилась у меня на рабочей электронной почте во входящих, поэтому я первым делом заподозрил, что девчонка взломала мой ящик. Вот только я каждый день получаю десятки рукописей, но она почему-то выбрала именно твою. Это очень странно, не находишь? Чтобы из огромного количества историй выбрать ту, что собираются отправить на конкурс, надо быть невероятным везунчиком. Или неудачником. В зависимости от того, как на это взглянуть. Меня раздражало то, как Лухан спокойно рассуждал о везении и невезении. Это мой роман! Моё дитя, рождённое в творческих муках! — Выходит, роман был украден другим способом? Официантка бесшумно вернулась и, аккуратно расставив перед нами еду, так же тихо удалилась. Стоило мне посмотреть на салат, который оказался обычным цезарем, к горлу подкатила тошнота, и меня чуть не вывернуло скромным завтраком, перехваченным с утра. Мужчина же с аппетитом принялся кушать, то и дело бросая на меня виноватые взгляды за то, что посмел наслаждаться едой, пока я испытывала такие душевные страдания. Всё-таки он был очень внимательный и заботливый. Зря я так на него разозлилась, ведь Лухан ни в чём не виноват. Не стоит срывать на нём злость и обиду. — Да. Кажется, его скопировали с твоей флэшки, когда ты забыла её в издательстве. — Что? — у меня чуть глаза на лоб не полезли. — Ты уверен? У меня голова пошла кругом от услышанного. Значит в то время, когда я жаловалась Минсоку на человека-лилию, какая-то дрянь нашла мою флэшку и скопировала себе её содержимое? Или это случилось гораздо позже, когда я отказалась от великодушного предложения мужчины отпустить меня в издательство, чтобы забрать забытую вещицу? — Не совсем. Узнать наверняка теперь уже не представляется возможным. Ну, если только не спросить напрямую у воровки, но она-то уж точно тебе ничего не скажет. Я промолчала, стараясь подавить желание накричать на редактора и обвинить его во всех смертных грехах. Очень хотелось переложить свои проблемы на чужие плечи, чтобы наконец-то ощутить лёгкость во всём теле и распрощаться со всеми неприятностями. — Кстати, флэшку я нашёл именно на третьем этаже, где и работает та дама. Чем тебе не доказательство? К тому же, мне удалось краем глаза посмотреть присланную на конкурс рукопись, и она немного отличается от той, которую читал я… — Естественно! — перебила я мужчину, не сумев удержать язык за зубами. — Я же потратила столько сил и времени, чтобы переписать и сделать её как можно лучше. Лухан устало кивнул, а я вдруг осознала, что всё это время задавала неправильные вопросы и вообще начала совсем не с того. Первым делом нужно было узнать имя той сучки, которая посмела присвоить себе чужую работу, и, возможно, нанять киллера, чтобы тот её грохнул. Или придушить эту воровку собственными руками! — Видишь, это ещё один плюс к моей догадке, — заметил Лухан. — Исправленную и дополненную версию «Хрупкой души» она могла получить, только скопировав с флэшки. Мне стоило огромных трудов поддерживать разговор с редактором, потому что внутри у меня уже давно всё кипело и бурлило. И это были не мои горящие от боли внутренности. Это была ярость. Первобытная, всепоглощающая ярость. Я злилась на себя за то, что забыла чёртову флэшку и так легкомысленно отмахнулась от совета Минсока немедленно поехать за ней, отложив работу на другой день. А ещё злилась на ту сучку. — Кстати, как зовут… воровку? — как бы между прочим спросила я. Я очень старалась выглядеть спокойной и серьёзной, а на самом же деле была готова подорваться с места в ту же секунду, когда услышу её поганое имя. Я собиралась сражаться за свою историю до последнего вздоха. — Нэиль, — Лухан с сомнением посмотрел на меня. — Не думаю, что тебе стоит устраивать ей скандал. — В смысле? Она украла мою работу, выдала её за свою… Ещё как стоит! — возмутилась я. Редактор печально посмотрел на меня: — Это ничего не решит, Нэиль. Я не понимала, почему Лухан так говорил, и готовилась задать той девчонке хорошенькую взбучку. — Зато у меня на душе полегчает, — заверила я мужчину. — Я устрою грандиозный скандал, уж можешь мне поверить. Она ещё сто раз пожалеет, что на свет родилась. А после этого обличу её в краже и добьюсь, чтобы мерзавку с позором дисквалифицировали и вообще уволили из «JMK Publishing»! А потом спокойно отправлю «Хрупкую душу» на конкурс от своего имени! – Мне нравится твой боевой настрой, но я не просто так спросил, отправила ли ты «Хрупкую душу» на конкурс. Если бы ты это сделала после воровки, то именно тебя обвинили бы в плагиате и лишили права участвовать. Та девчонка… она всё хорошо продумала. — Подожди, я не понимаю… Это же моя работа! С какой стати обвинять меня в плагиате? Лухан отложил столовые приборы и тяжело вздохнул, стараясь собраться с мыслями. У меня от одной этой картины по спине побежали мурашки. — Что-то у меня дурное предчувствие, — прошептала я. Этот конкурс был отличной возможностью наконец-то чего-то добиться, и я не знала, когда мне ещё выпадет такой прекрасный шанс показать свой талант. Нельзя допустить, чтобы меня отстранили от участия. — И не зря. Нэиль, дело в том, что ты не сможешь доказать своё авторство. К больному животу внезапно прибавилась ещё и головная боль. До этого я хоть и чувствовала себя весьма паршиво, но знала, что справедливость на моей стороне, поэтому была уверена в том, что смогу исправить ситуацию. — В смысле? — Когда автор присылает работу, её прогоняют через специальную программу, которая перероет весь Интернет и, если этот роман уже публиковался где-то в сети под чужим именем, сразу же признает его плагиатом. Естественно, такая работа не будет допущена к конкурсу. Но «Хрупкой души» нет в Интернете, я правильно понимаю? — Конечно, нет! Это же противоречит правилам конкурса! — В этом-то и проблема, Нэиль, — Лухан взволнованно схватил меня за руку, впервые чуть повысив голос. — Она отправила «Хрупкую душу» на конкурс, предоставила свои паспортные данные, назвалась автором… Сотрудник издательства, ответственный за приём работ, проверил «её работу» через ту самую программу и убедился, что она не присвоенная, потому что ранее не публиковалась ни в каком издательстве. В Интернете её тоже нет… Теперь-то ты понимаешь? — Глупость какая-то. Если роман не выложен в сети и ранее нигде не публиковался, это не значит, что его написал человек, отправивший его в издательство, — я пыталась ухватиться за любую, даже самую тоненькую соломинку. — Всё верно. Ты это понимаешь. Я это понимаю. Издательство это тоже понимает, но оно ничего делать не станет. К сожалению, тебе никак не доказать, что автором «Хрупкой души» являешься ты, а не какая-то Пэк Хана. Имя девушки вырвалось у Лухана совершенно случайно, и мужчина, увидев мой горящий взгляд, явно пожалел об этом. Я же мысленно сделала заметку запомнить имя нахалки, так меня подставившей. — У меня на ноутбуке сохранена старая версия «Хрупкой души», не говоря уже о переделанной. Разве это не доказательство? — Нет, Нэиль, — редактору явно не хотелось разрушать мои надежды, но он не пытался подсластить пилюлю, а, наоборот, старался донести до меня всю безнадёжность ситуации. — Это не посчитают достаточным доказательством. Даже файл с рукописью, присланный мне на почту, уже никто не примет во внимание. — Почему? — допытывалась я. — Неужели нет никакого выхода? Я ведь могу предоставить свою флэшку, попросить охранника, который отдал мне её в тот день, подтвердить, что это моя вещь. Да и ты мог бы рассказать правду. Лухан, тебе бы точно поверили! — Нэиль… Охранник же не видел, что записано на флэшке. И никто не сможет доказать, что ты, забирая авторские для Сюмина, не копирнула «Хрупкую душу» с рабочего компьютера Ханы, пока никто не видит. — Бред! Бред! Бред! — я швырнула вилку так сильно, что та со звоном ударилась об пол. Мозг работал на полную мощность. Если утрачу ясность ума, поддамся отчаянию и впаду в неконтролируемую ярость, быть беде. Выход, выход… должен быть какой-то выход! Это моя история! Мой труд! Мои бессонные ночи! Я не могла так просто смириться с мыслью, что кто-то забрал всё это у меня. Я, как автор многих произведений, всегда старалась видеть «картину целиком», словно орёл, парящий над бескрайними просторами пустыни. Моей задачей было заметить то, чего не видят другие, и шаг за шагом строить свои истории. Видимо, я настолько поднаторела в этом деле, что и мыслительный процесс у меня теперь происходил в том же духе. Вот только в этот раз найти решение не получалось, сколько я не ломала голову. Все пути вели в тупик. — Пожалуйста, успокойся, — мужчина легонько сжал мою левую руку. — Книжный бизнес ничем не отличается от любого другого. Здесь тоже много несправедливости, и каждый норовит сожрать другого. «JMK Publishing» пресечёт все твои попытки доказать своё авторство, потому что им не нужен скандал. Мне очень жаль… — Ты ни в чём не виноват, — я аккуратно высвободила руку. К сожалению, мне некого было винить, кроме себя. И, пожалуй, той вороватой девки, Пэк Ханы. Уж для неё-то у меня была припасена парочка проклятий. — Я дам понять этой Пэк Хане, что знаю о краже, и заставлю снять мою «Хрупкую душу» с конкурса. — Ты всё равно уже не сможешь отправить этот роман на конкурс, потому что его автором все считают госпожу Пэк, — рассудительно заметил Лухан. — И что? Это не значит, что я должна позволить ей участвовать с ворованным романом. Моим романом, — возразила я. — Ты права, но, пожалуйста, не вмешивайся в это. Я уже намекнул Пэк Хане, что знаю о её делишках, и, если она не хочет, чтобы о них узнал и Большой Босс, то лучше бы ей отказаться от конкурса. — А она что? — Приняла это к сведению, — коротко ответил редактор. — Я сам с ней разберусь и сделаю всё, чтобы она не участвовала. С этого и надо было начинать разговор, Лухан! Я же чуть не умерла от разрыва сердца. Или желудка. Или и того, и другого разом. — Я… даже не знаю, как тебя благодарить, — произнесла я, ощущая небывалое облегчение. – Спасибо, спасибо тебе огромное. Как же хорошо, что он на моей стороне. Наверное, в прошлой жизни я была мученицей, поэтому заслужила в этой встретить такого замечательного человека, как Лухан. — Не стоит благодарностей, — отмахнулся редактор. — Я чувствую, что должен тебе помочь, потому что и сам немного виноват во всей этой ситуации. Однако, это не изменит того факта, что ты не сможешь выставить на наш конкурс «Хрупкую душу». Я была рада тому, что мерзавка Пэк Хана не сможет участвовать в конкурсе, присвоив мой роман, и одновременно ужасно расстроена, что сама никогда не увижу свою «Хрупкую душу» среди призёров. Все мои бессонные ночи пропали даром. Те надежды, которые я возлагала на конкурс начинающих авторов, рассыпались прахом. Как я успею за два месяца написать новый роман? Даже Лухан не поможет мне справиться с этой проблемой. Видимо, стоит переписать одну из своих рукописей, как я сделала в случае с «Хрупкой душой». К счастью, у меня накопилось много материала, но вот желание писать… его не было. Оно просто исчезло, испарилось. Скорее всего, это временное явление, и всё же я чувствовала такой упадок сил, что и словами не передать.