Mise en Place

Кулинария – способ признаться в любви.

Джудит Джонс.

Джон не рискнул присесть. Утром во вторник он улыбнулся и помахал рукой Лестрейду и всей съемочной группе, когда те уезжали из Брикли. А остаток дня провел в ресторане: встречал каждого гостя и всем разливал напитки, убирал с каждого стола и, если у кого-то падала вилка, например, лично заменял приборы. За весь день он позволил себе только одну передышку — и то только для того, чтобы, стоя, залпом выпить стакан воды. Джон провел на ногах весь день, пока двери после обеда, наконец, не закрылись. Но пока Мэри пылесосила зал, меняла скатерти и складывала салфетки, Джон направился в камеру глубокой заморозки: проверить, не пора ли что-то списать. Список испорченных продуктов он наклеил на дверь, поскольку мусорные баки были практически переполнены, а машину для вывоза отходов ждали только к полудню в среду. К ужину Уотсон вновь был на ногах, только теперь они с Гарри поменялись обязанностями, и он весь вечер мыл посуду. По правде сказать, он был даже рад, что находится в этой крошечной, наполненной паром комнате: по крайней мере, кастрюли, сковородки и тарелки не спросят его о Шерлоке, не возьмут его за руку и не скажут: «Мне так нравится меню, даже не знаю, что и заказать!». Или: «Новое меню так отличается от старого! Просто прелесть». Или: «Должно быть, вы так рады, что Шерлок Холмс выбрал именно вас». Да, думал Джон, улыбаясь, пожимая чужие руки и смеясь над их шутками, просто невозможно рад, что Шерлок Холмс выбрал именно его, выбрал из сотен прочих людей, а потом попросту позабыл о нем, уехал, не попрощавшись, не оставив даже записки, даже не намекнув, когда вернется. Радовало только одно: Шерлок должен был вернуться через несколько недель, чтобы отснять заключительные пять минут шоу, в которых покажут, как теперь работает ресторан. Бывали мрачные минуты, когда Джону казалось, что он понял, почему Шерлок позволил ему трахнуть себя в ту ночь: Холмс прекрасно знал, что на следующий день он поимеет Уотсона по полной. Но эти мысли посещали Джона только в самые мрачные минуты. Подспудно он осознавал, что просто ищет рациональное объяснение произошедшему. А на самом деле Шерлок его вовсе не поимел, да и не собирался. Он попросту смылся, бежал с тонущего корабля, растворился в ночи. Но он оставил Джону ресторан, который, надо признаться, работал весьма неплохо. А ночью во вторник Джон остался в «Империи» и углубился в изучение меню, рецептов, отзывов, писем, заказов, кулинарных и смежных отраслевых журналов за последние пятьдесят лет. Он проработал до трех утра. К этому времени мусорный бак был уже доверху забит бумажками, испорченными продуктами, пропитанными жиром коробками и осколками посуды. Джон проснулся под перебранку и крики мусорщиков, которые приехали как раз перед утренней доставкой овощей чуть раньше семи утра. Нельзя сказать, что ящики для документов в кабинете управляющего были пусты, но там впервые за долгое время было место, чтобы убрать бумаги с пола и со стола. Комната выглядела опрятной и чистой. По крайней мере, опрятнее и чище , что тоже весьма неплохо. Джон потянулся и отправился к миссис Хадсон, которая подала ему кофе и булочки с джемом и вдобавок прочитала лекцию, которую Уотсон благополучно пропустил мимо ушей. А потом он вернулся в «Империю» и принялся мыть овощи. В среду Джон мыл посуду, орал на доставщиков овощей за то, что они забыли привезти помидоры, дважды ходил за продуктами, отбивался от журналиста, который хотел сенсационных откровений о том, каково это — быть для Шерлока Холмса кем-то вроде морской свинки (сколько неприличных ответов пришло в голову Джона прежде, чем он выдавил: «Без комментариев»), звонил поставщику и просил включить в еженедельный список еще один ящик красного вина, начал, наконец, ревизию в камере глубокой заморозки и до ужина разобрал полностью одну полку. Потом сбегал в квартиру Гарри на второй этаж, принял душ, переоделся в запасную рубашку и весь вечер с улыбкой разносил гостям напитки и убирал со столов. Он говорил: Да, мы очень гордимся новым меню. Попробуйте кеджери. Блюдо просто чудесное и порция не очень большая, так что останется место для десерта. Да, декор — просто фантастика, правда? Стало так светло и просторно. И портреты замечательно вписались, не находите? Да, нам ужасно повезло. Шерлок Холмс очень помог. Джон запер дверь за последним гостем, выключил свет в зале и отправился разбирать морозильную камеру, а когда закончил, принялся за полки с консервами и бакалеей. — Джон. Уотсон выронил банку с майонезом и маринованной морковкой, и они грохнусь на пол с тошнотворным булькающим звуком. Он повернулся: в дверях в халате стояла лохматая Гарри. — Джон, час ночи. Какого хера ты тут копошишься? — Бакалею разбираю, — Джон прошмыгнул мимо сестры и взял пакет: скорее всего, панировочные сухари, судя по тому, что пакет достаточно легкий. — В час ночи? — Гарри проводила взглядом пакет, исчезнувший в недрах мусорного бака. — Когда-то нужно было этим заняться. Я вызвал службу вывоза мусора завтра к полудню. — Джон, — Гарри взяла брата за руку и развернула к себе. — Ты когда последний раз дома был? — Ох, Гарри… — Нет, серьезно. На тебя смотреть страшно. И воняешь ты подтухшим чесночным тостом. Сколько ты вчера поспал на полу в кабинете – три… четыре часа? — Боже, Гарри… — Иди домой. — Мне нужно работать, — сказал Джон и освободил руку, но Гарри снова схватила его, на этот раз крепче. — Не сегодня. — Да отъебись ты, — прошипел Джон, дернул руку, но, к своему удивлению, так и не вырвался. Хватка сестры была болезненно крепкой. — Пусти, я сказал. — Ты что, боишься, «Империя» исчезнет, если ты уйдешь? Что немедленно явятся люди из банка и заберут ее за неуплату, если ты отлучишься на какую-то паршивую минутку? — Нет! — У нас все хорошо, и дальше все тоже будет хорошо. За вечер мы имеем пару тысяч прибыли. Люди уходят в восторге. Ты бы видел, как Мэри сегодня считала чаевые: она чуть не расплакалась, сказала, что уволится и уедет в Диснейленд. — Я знаю, что все хорошо. Я каждый вечер подсчитываю примерную прибыль. — Тогда какого хера ты паришься? Почему домой не идешь? — Вдруг Гарри с шумом втянула воздух. — Ой бля. Ты просто не хочешь идти домой. Потому что там нет его. Джон снова рванул руку, и на этот раз Гарри его отпустила. — Чудно. Неужели я и правда как открытая книга? Ну спасибо. — Нет, Джон… — Да! Я не хочу идти домой! — закричал Джон. — Потому что все эти четыре дня, когда я возвращался домой, он всегда там был. Сидел в гостиной и просматривал отснятый материал, или готовил на кухне ужин, или просто ждал меня наверху, и знаешь, что? Я привык к этому. И мне это чертовски понравилось. Я теперь жду этого. И это самый тупой в моей жизни поступок, потому что он бы все равно никогда здесь не остался. Потому что… ты только представь, Гарри… Он богат, знаменит, и у него в мизинце больше кулинарного таланта, чем у всех нас вместе взятых! Так какого хуя он все это бросит ради того, чтобы притащиться на Бейкер Стрит и ждать, когда я вернусь домой? Поэтому да, я не хочу домой. Не хочу заходить в пустые холодные комнаты и вспоминать, что всего несколько дней назад он был здесь. И у меня здесь куча работы, так что, если не возражаешь, я продолжу. Так… с полками я разобрался. Извини, если разбудил тебя, можешь отправляться обратно спать. Гарри ничего не ответила, просто плотнее запахнула халат и кротко посмотрела на брата. Джон даже немного запыхался. Только сейчас он осознал, что эта внезапная исповедь шла от самого сердца, он не то что никогда не говорил об этом раньше — он и самому себе до этого не сознавался. Как же он вымотался за это время… — Пойдем, — позвала Гарри. Она просто повернулась, даже не коснувшись его, и пошла на второй этаж. Она была уверена, что брат пойдет следом. И он пошел. Гарри отвела Джона в спальню, подтолкнула к кровати, сняла с него ботинки. А он упал на подушки и закрыл глаза. — Я люблю тебя, — прошептала Гарри и уютно подоткнула одеяло. Не успела она выключить свет, как Джон уже крепко спал. *** Гул далеких взрывов, от которого содрогается земля. Эти раскаты эхом отдаются в костях Джона, будто взмываешь вверх на американских горках, кинетическая энергия предвкушения неизбежного падения. Еще три метра. Еще два. Один. Джона разбудили яркие солнечные лучи и накрепко запутавшееся в ногах одеяло — точнее, ощущение, будто попал в ловушку и не можешь выбраться. Уотсону снился кошмар. Казалось бы, сердце должно бешено колотиться, кожа — покрыться испариной, а ноги – непроизвольно дергаться в попытках освободиться. Вместо этого, Джон дышал почти ровно, разве что чуть быстрее обычного. Спустя пару секунд после пробуждения он понял, где находится, сел в кровати, огляделся и посмотрел на часы. Встряхнул их и снова посмотрел. Половина третьего. Джон тихо рассмеялся, раздумывая, стоит ли верить часам. Но солнце лгать не могло: сквозь комнату пролегал бледно-желтый конус послеполуденного света. Уотсон кое-как освободил ноги и потянулся. Он чувствовал себя помятым и разбитым — то ли оттого, что спал слишком долго, то ли оттого, что заснул, так и не раздевшись. На стуле возле кровати стопкой лежала одежда. Его одежда — должно быть, Гарри сбегала домой и принесла кое-что. Она даже про шампунь не забыла (красноречивый намек, ничего не скажешь). Джон взял тюбик и пошел в душ. И пока обжигающие струи воды тяжело катились вдоль изгибов его мышц, он мог позволить себе ни о чем не думать. Джон медленно втирал шампунь, потом так же медленно смывал… Он не думал о Шерлоке. Он старательно не думал о Шерлоке. Вместо этого он думал о пустых полках в морозильной камере, вспоминал, какой там ледяной тяжелый воздух, как он вспотел, работая в теплой парке, как перекатывались мышцы под влажной кожей. Спину жгло от горячей воды. Джон потянулся и дотронулся кончиками пальцев до низкого потолка душевой. Суставы хрустнули, он глухо застонал и с облегчением расслабил плечи. Джону было… хорошо. Он до сих пор чувствовал себя немного помятым (еще бы – проспать четырнадцать часов), но все же отдохнувшим. Горячая вода и пар разбудили его, и Уотсон глубоко вдохнул влажный воздух. Он все стоял под горячими струями и будто смаковал все эти болезненные пощипывания и обжигающий зуд, пока кончики пальцев не сморщились и не покрылись глубокими морщинами. Джон оделся, и, все еще храня ощущение тепла и особенной чистоты, вышел на лестницу и прислушался. Теперь едва уловимый звук стал отчетливее: шум и сутолока «Империи», когда ресторан закрывается после обеда. Позвякивание тарелок в раковине, грохот подносов на кухне. Мэри весело выпроваживает гостей у дверей, и в самом эпицентре событий Гарри нещадно отчитывает Арти за какой-то, безусловно, тяжкий проступок, а тот вяло пытается защищаться в этой своей забавной манере, рассчитывая вызвать улыбку, призванную перевесить все возможные упреки в его адрес. Пока Джон спал наверху, «Империя» вполне неплохо существовала без него. На мгновение он почувствовал себя виноватым: на него рассчитывали, а он продрых весь день. Блядь. — Арти! — цыкнула Молли. — Нельзя ли хоть немного потише? Джона разбудишь. — Прости, прости, — затараторил парнишка. Джон вернулся в квартиру, чтобы обуться и спуститься к остальным, но вдруг заметил кое-что на кухонном столе. Раз — рецепт плова в рамке. И два — рецепт курицы с помидорами, написанный почерком Шерлока. Джон представил, как сестра пришла в дом на Бейкер Стрит и обнаружила рецепты, пришпиленные ножом к столу. О чем она, интересно, подумала в тот момент? О чем бы ни подумала, она принесла их вместе с чистой одеждой и шампунем — словно это был тоже своего рода намек. Джон снова внимательно прочитал рецепт Шерлока. С кухни снова послышался грохот и еще одна порция упреков — на этот раз от Мэри. Джон сложил рецепт, спрятал в карман, надел пальто и тихонько проскользнул на улицу через парадную дверь. Все были слишком заняты, чтобы это заметить. Если бы у Джона спросили, заговаривал ли с ним кто-то, когда он покупал продукты, он бы не нашелся, что ответить. Уотсон даже не был уверен, вступал ли в беседу он сам. Возможно, вразумительный разговор и мог иметь место, но Джон в этом весьма сомневался. Он выбирал продукты самозабвенно, предельно сосредоточившись на рецепте. Он даже не задумывался, не найдется ли что-то из ингредиентов у Гарри, но что-то ему подсказывало, что нет. Он пришел в себя только на кухне в маленькой квартирке сестры, когда начал подготавливать продукты. Не жалей времени на подготовку, Джонни. Убедись, что у тебя под рукой все, что нужно. Джон никогда не готовил один, даже когда повзрослел. У него за спиной всегда стоял Джеймс: предлагал, советовал, напоминал. Теперь Джеймс был не один. К нему присоединился Шерлок. Но он не присматривал из-за плеча. Он стоял напротив, облокотившись на стол, или слонялся между кухней и гостиной, или жонглировал апельсинами, а иногда пытался удержать солонку на кончике носа. Он ничего не предлагал и не советовал. И он совершенно отличался от того эгоистичного мудака, каким Джон знал его в реальной жизни. Но он был рядом. Пусть вне досягаемости, пусть только где-то в поле бокового зрения, даже если Джон старался не думать о Шерлоке, Уотсон знал, что он рядом. Так что Джон готовил не один. Достать курицу из упаковки, промыть холодной водой. Разложить на столе и высушить. Посыпать солью, перцем и молотым имбирем. Нагреть молоко, поджарить шафран, потом добавить его в теплое молоко, отставить на время. Нарезать лук тонкими кружочками, натереть свежий имбирь, измельчить кинзу. Что ему нужно? Точно не Шерлок Холмс, как бы ему ни хотелось сказать обратное. О, Джон хотел его и мог это признать, даже с крыши выкрикнуть или написать в верхней строке меню жирным шрифтом. Но Шерлок Джону был не нужен, равно как и Шерлоку — Джон. Безусловно. Через несколько недель вернется Шерлок, но только на пару часов. Он захочет увидеть открытую и процветающую «Империю», где клиенты счастливы, а на кухне все гладко и под контролем: продукты свежие, а камера глубокой заморозки поразительно пуста. На мгновение Джон позволил себе окунуться в мечты и подумать об идущем по кухне Шерлоке, с камерами, снимающими его со спины, и горящим взглядом, направленным на Джона, и с улыбкой, и… Джон выкинул видение из головы. Он не хотел Шерлока всего на пару часов, да и то под прицелом камер. Он хотел видеть Шерлока на своей кухне, хотел, чтобы они вновь менялись шефством за безупречной работой. Он хотел развалившегося на диване Шерлока, который смотрел бы кулинарные шоу и выкрикивал «Чушь!» каждый раз, когда с экрана говорили что-то нелепое. Он хотел Шерлока, критикующего, как он моет посуду, выбирает тип муки для пасты или имеет наглость выбирать консервированные помидоры вместо свежих. И да, он хотел Шерлока в своей постели, обнаженного и задыхающегося. Нужно быть честным с самим собой. Но Джону он был не нужен. Промыть рис, затем высушить. Нагреть духовку, растопить сливочное масло, открыть банку консервированных помидоров, нагреть сотейник с растительным маслом. Что ему было нужно? «Империя»? Мэри, Молли, Арти? Гарри. Хорошая, бескорыстная, добрая, с недостатками, отчаянная Гарри, которая изначально никогда не хотела «Империю» — по крайней мере, не так, как хотел Джон. Гарри выросла здесь, и Джон тоже. Джон помнил, как, будучи юным, делал на кухне «Империи» домашнюю работу, но Гарри сбежала оттуда гораздо раньше: то шла к друзьям, то занималась в квартире наверху, где жил Джеймс. — На кухне слишком шумно и жарко, — жаловалась она, указывая на важность обучения, давление от экзаменов и требовательность учителей. Родители сдались. С тех пор Гарри была редким гостем на кухне. Будучи подростком, Джон мыл посуду и изучал бизнес с самой нижней ступени. Гарри некоторое время была официанткой, но вскоре бросила это дело из-за слишком большой занятости: она снимала для школьной газеты, участвовала в конкурсах, проводя больше времени в проявочной, чем в ванной. Джон приходил домой, пахнущий чесноком и луком, — Гарри же пахла хлоркой и фиксирующим раствором: это был странный, неприятный запах. Не раз он ловил Гарри, с довольной улыбкой нюхающей свои пальцы — это была улыбка, очень похожая на ту, которая появлялась на Джоновом лице, стоило ему вдохнуть запах чеснока со своих рук. Джон подумал, как же сильно все изменилось. Казалось бы, не так много времени прошло с тех пор, как Джеймс умер и Хэмиш вступил во владение «Империей». Но почему-то Джон ушел из ресторана, сконцентрировался на профессии доктора, поступил в университет, сдал экзамены и больше не возвращался. И Гарри… тоже. Она отложила камеру и заняла место Джона, словно камера — это всего лишь Гарри, выставляющая напоказ грехи юности, будто разделившись в своём стремлении добиться чего-то совершенно иного. А может и нет. Джон постоянно предполагал. Но от идеи того, что Гарри управляет Империей, потому что ресторан без неё загнется, он уже начал зависеть. Больше некому было руководить «Империей», и больше всего на свете Джон хотел, чтобы ресторан продолжал свое существование. В самые тяжелые времена, в Афганистане, под палящим солнцем и градом пуль, Джон знал: где-то там, на кухне «Империи», перекрикиваются между собой повара, шипит масло на сковородке и царит тепло и уют. Это была его опора. Отсчитать стручки кардамона, палочку корицы, отмерить сахар, соль, изюм и миндаль. Начать жарить курицу, подготавливать специи и рис. Что ему было нужно? Открытая «Империя» или сама мысль о том ресторане, который был в прошлом? Память о его дедушке — в аромате имбиря и томатов, в похрустывании кожицы жарящейся курицы, в изящном падении петрушки, завершающей блюдо? Возможно. Может, поэтому половина мужчин из его роты в полевых условиях говорила о своих женах и девушках: о том, что последнюю ночь они провели бы, наплевав на контрацепцию, чтобы оставить что-то после себя, если не вернутся домой? У Джона не было ни жены, ни девушки. У него была «Империя» и Гарри, чтобы ею руководить, но предпринимательская деятельность — понятие недолговечное. «Империя», которая находилась сейчас внизу, уже не была такой, какой ее покинул Джеймс. Опять же, это была не та «Империя», в которую зашел Шерлок неделю назад. Обжаривать курицу, пока не подрумянится; отложить в сторону и поджарить лук, имбирь и консервированные помидоры. Выпарить воду из риса, добавить шафрановое молоко и поставить запекаться в духовку. Что опять привело к вопросу: что нужно Джону? Поместить курицу обратно в сотейник. Что совершенно отличалось от того, что он действительно хотел. Повернуть курицу, чтобы она поджаривалась равномерно. Он хотел Шерлока. Ему нужна была «Империя», которой руководила бы Гарри, но он хотел… он нуждался в… Джон промыл лайм, нарезал тонкими ломтиками и отложил в сторону. Он достал из духовки рис, взял стручок кардамона, палочки корицы и выложил все на тарелке. Сверху положил курицу, помидоры и лук, а потом на каждый кусок выдавил лаймового сока и сбрызнул им всю тарелку. Он проверил, все ли выключено, и направился вниз. Смех и разговоры из кухни доносились все громче и громче, пока Джон нес блюдо вниз, и на мгновение он просто замер в дверях, наблюдая за ними: Мэри, смеясь, склонилась над столом, сложив руки на груди; Молли стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле; Арти о чем-то повествовал, яро жестикулируя руками, а Гарри сидела за дальним столиком возле окна и с улыбкой что-то записывала на бумаге. Эти четверо, сплоченные и непринужденные, прекрасно справлялись и без него. Может, у него уже было то, чего он хотел? Может, только это ему и было нужно: знать, что эти четверо всегда здесь и делают то, что должны делать, но только без него? Джон им был не нужен — уж точно не так, как Джон нуждался в них. Но потом Мэри подняла голову, и её и без того счастливая улыбка стала ещё шире, а тихие, полные надежд мысли вновь превратились в земные и реальные. — Джон! — воскликнула она, выпрямившись. — Он самый, — подтвердил Джон. — Явился не запылился. — Да неужели, — продолжая улыбаться, фыркнула Мэри и за руку потянула его на кухню. — Гарри сказала, что ты спал. Надеюсь, мы тебя не разбудили. — На ланче было слегка шумновато, — добавила Молли. — Это была случайность! — протестующе заявил Арти. — О, Джон! — ахнула Мэри. — Ты готовил! — Я умею, знаешь ли, — сообщил Джон, поставив поднос на стол. — Надеюсь, это для нас, — сказала Молли, оглянувшись через плечо. — Потому что я не думаю, что этот соус получится именно таким, как сказано, исходя из рецепта. — Это курица по-омански, версия Шерлока, — ответил Джон. Арти передал по кругу тарелки и вилки, а Мэри впихнула Джону в руки тарелку с едой. — Ешь, — приказала она. Внезапно в его руке оказался и бокал вина, который всучила Молли. — Пей, — не менее настойчиво сказала та. — Только веселиться будем потом, — пробубнил Арти между глотками и откусил еще курицы. — Боже, босс, на вкус потрясно. Ты метишь на мое место? Потому что можешь просто уволить меня. - И преподнести тебе такой подарок?, — скептически уточнил Джон. — Да нихрена подобного. — Гарри, ты должна это попробовать, — позвала Молли, а та, все еще занятая бумажной волокитой, только отмахнулась. Молли вернулась к столу и взяла тарелку. — Мне жаль, что все не закончилось хорошо. Джон крепко сжал тарелку в руках и посмотрел в сторону Мэри и Арти, которые разговаривали между собой и их не слышали. — Так очевидно? — Ага. — Молли со свистом втянула воздух. — Все… все кончено, верно? — Он ушел не попрощавшись, так что, думаю, ты права. — Он поставил тарелку обратно; еда пахла очень аппетитно, но доедать, несмотря на полноту вкуса, совсем не хотелось. Молли, ничего не ответив, поставила свою собственную тарелку на стол и потянулась вперед, чтобы поцеловать Джона в щеку. Слегка коснувшись его плеча в знак поддержки, она тоже присоединилась к разговору Мэри и Арти. Гарри закончила копаться в бумагах и подошла к Джону, который стоял чуть дальше остальных. — Все в порядке? — тихо спросила она. — Да, — кивнул Джон. — Спасибо. — Не за что. — Она кивнула в сторону подноса. — Пахнет потрясно. — И вкус такой же. У Шерлока лучше выходило. Гарри рассеянно кивнула. — Думаешь, нам нужно добавить это блюдо в меню? — Он просил. И плов тоже. Гарри глубоко вздохнула и медленно выдохнула. — У нас есть все ингредиенты, хотя может понадобиться еще басмати. (Прим. переводчика: разновидность риса.) — Я могу сбегать в магазин. — Завтра, — решила Гарри. — Мы представим эти блюда в пятницу вечером. — Джон, вкус и правда потрясающий, — с восторгом заявила Мэри. — Вот и отлично, потому что скоро и Молли научится это готовить, — сообщил он. — Не могу дождаться, — с храброй улыбкой сказала Молли, и Джон почти ей поверил.