Тария и Тёрн

Когда Седьмая Богиня Мирайна очнулась, в гостиной уже было пусто. По крайней мере, Мирай так казалось, поскольку ни леди иль Найтх, ни леди эль Гратэ, ни Первого Советника, ни даже их юных учеников рядом не оказалось. А когда Богиня услышала приглушённые разговоры, доносившиеся из-за дверей столовой, она поняла, что остальные гости просто ушли пить традиционный вечерний чай. — Это я надоумил их уйти, — словно в унисон мыслям Седьмой, раздался сбоку чей-то насмешливый и спокойный голос. — Сказал, что побуду с тобой, пока не очнёшься, и прослежу, чтобы твоя жалкая жизнь не оборвалась раньше времени, раз уж я частично виноват в произошедшем. Мирай встрепенулась и с плохо скрываемой тревогой посмотрела на источник звука. Рядом с ней, в одном из мягких кресел, сидел сам Великий Кейран Этэрнити и привычным ему скучающим взглядом наблюдал за пробуждением Мирайны. Он был ровно таким, как о нём шептались во Вселенной: надменно-язвительный, расчётливый и… безумно красивый. Конечно, Мирайна слышала эти рассказы и даже пару раз видела Кроу издалека, но сейчас собственными глазами убедилась во всех этих сплетнях. А сплетен про него ходило едва ли не больше, чем про его мерзкую сестру. Например, самым популярным слухом в Бесконечном Колесе была легенда о том, что Великий Кейран переспал если не со всеми, то с абсолютным большинством Богинь Этэрнити. И ещё — что все эти Богини по собственному желанию бросались к нему в постель, не то обезумев от похоти, не то купившись на красоту и власть Кейрана, но в обоих случаях совершенно забыв, каким монстром является Кроу на самом деле. «Вот же глупые, — про себя ухмыльнулась Мирай. — Пусть он и красавчик, каких свет не видывал, но опускаться до подобной низости — удел законченных идиоток». Вторым по известности слухом был тот, в котором говорилось, что Кроу — единственный признанный Великий Мастер, который не обладает врождённым Талантом к чему-либо и который получил свою власть и влияние лишь за счёт острого ума и гениальной изобретательности. Для Кроу как члена Кейриата — организации, состоящей только из самых великих и талантливых Богов всего Этэрнити — это было по-настоящему выдающимся достижением. Впрочем, ещё более удивительным был третий слух. В нём указывалось, что Великий Кейран, несмотря на всю свою обделённость талантом, без раздумий бросает вызов каждому, кто так или иначе оскорбляет его сестру. И кем бы ни был его соперник, Кроу каким-то образом всегда одерживает победу, а заодно развоплощает нахала, посмевшего ставить под сомнение честь прекрасной Кейрин. «Да какая там честь… — тут же одёрнула себя Мирай. — Если вспомнить, что она натворила…» Додумать Богиня не успела, поскольку Кроу чуть подался вперёд и снова обратился к ней: — Ну что, пришла в себя? — Ты… Вы… — в противоположность Кейрану отпрянула Мирай, вжавшись в подлокотник софы и лихорадочно размышляя, как быть. Она впервые за вечер осталась наедине с этим печально известным на всё Бесконечное Колесо существом и теперь спешно просчитывала, чего он хочет и как ей быть. — Ага, я, — усмехнулся Кроу, позабавленный реакцией женщины. — А ты, как ни погляди, одна из наделёких Богинь этого мира. — Вздумали насмехаться? — собрав всю свою волю и наглость в кулак, дерзко парировала леди. Она не знала, насколько враждебно или миролюбиво настроен по отношению к ней Великий Кейран, однако боялась дать слабину. — Насмехаться? Зачем? — тем временем хохотнул Кроу. — Над тобой и так природа посмеялась. Если судить по устройству твоего мира, разумеется. А затем глумливо добавил: — Да уж, так налажать с миропорядком — это надо постараться. Мирай озлобленно стиснула зубы, вынужденная сносить одну издёвку за другой. Ей совсем не нравилось присутствие рядом Кроу и уж тем более не нравились его высокомерные насмешки, но лишь потому, что они задевали самолюбие Мирайны и били ровно в цель: ведь Халл действительно был одним из тех миров, которые пренебрежительно называли «движимыми». Такие миры отличались слабостью структуры, внутренних связей, и, соответственно, слабостью всей системы. В этих мирах чаще происходили войны, стихийные бедствия, разрушения. В них же быстрее ослабевал контроль над происходящим и быстрее наступал Конец. А Конец мира всегда означал Конец Бога, создавшего его. Или Богов, как в случае с Халлом. Собравшись с силами, Мирайна хотела было разразиться ответной бранью, но вдруг ощутила, насколько сильно кружится голова после целого вечера предсказаний, и схватилась за ноющие виски. Она почти не помнила, что происходило во время последнего прорицания, зато явственно ощущала нестерпимую боль отдачи, наступившую после. Да, наверное, за всю долгую жизнь Богини это было самое сложное и самое энергозатратное пророчество из всех. Оно вытянуло из Седьмой такое количество сил, что женщина едва держалась, дабы не потерять сознание во второй раз. Великий Кейран это состояние Мирай заметил и, мельком окинув леди взглядом, хмыкнул: — Надо же, ты действительно потратила весь свой резерв на дурацкие предсказания. Какая нелепая расточительность… С каждой фразой Кроу раздражал Мирайну всё сильнее, и в какой-то момент она не выдержала: — Зато благодаря моим предсказаниям теперь я знаю о Вас то, что не знают другие! Хоть это была откровенная ложь, слова оказались произнесены с таким чувством превосходства, что любой другой на месте Кейрана, как минимум, испытал бы недовольство или заволновался бы о своей репутации. Но Кроу только пожал плечами и хмыкнул: — Удачи пополнить список сплетен обо мне. Седьмая подивилась невозмутимости этого Бога и вперилась в него раздосадованным взглядом. На провокации он не поддавался и был прав: всё равно за ним и его сестрой тянулась такая вереница слухов, что парочка новых погоды бы не сделала. Однако прежде чем Мирайне удалось придумать что-нибудь ещё, Кейран заговорил сам: — Впрочем, мне совершенно плевать на тебя и твой мир. Единственное, чего я хочу на данный момент, — так это чтобы ты не лезла в мои дела. Седьмая Богиня опешила. Наглость и своевольность сидящего рядом Кроу поразила её так глубоко, что неприязнь Мирай пересилила даже её страх. А потому женщина едко возразила: — Не хочу огорчать, но это мой мир, и заявляясь сюда, это Вы лезете в мои дела. Кроу неторопливо закинул ногу на ногу, поудобнее устроившись в своём кресле, как если бы предавался праздной болтовне, а не вёл напряжённый диалог о вещах крайне важных. Он не спешил отвечать, только отцепил от лацкана камзола маленькое серебряное пёрышко и начал прокручивать между пальцев. Мирайна исподлобья посмотрела на это изящное украшение и сразу поняла, что перед ней Артефакт. Не бытовой или бесполезный, каких во Вселенной пруд-пруди, а тот самый истинный Артефакт, важнейший для Божества и обычно завязанный на его Таланте. Такая вещица аккумулирует силы Бога и является главным оружием в сражении с противниками, причём её сила не зависит ни от размера, ни от формы, ни от внешней простоты или сложности. Важна только суть. Кроу медленно повернул голову к Мирай — и по одному его взгляду Седьмая поняла, насколько опрометчивыми были её последние слова. Некогда безмятежно лазурные, с весёлыми искорками, а теперь абсолютно чёрные глаза, в которых таилось нечто крайне опасное и неконтролируемое, смотрели на Мирайну как на жалкую букашку. Не оставалось сомнений: сейчас последует что-то очень плохое. — Да неужели? — всё так же неспешно, почти лениво, произнёс Кроу, словно и не думал вступать в конфликт. — Ну раз так… Неуловимое движение — и Кейран внезапно оказался рядом с Седьмой, а в его ладони полыхнул чёрным светом занесённый Артефакт-пёрышко. — …значит ты не будешь против, если я, скажем, прямо сейчас тут всё к Бездне разрушу? — сияя по-настоящему безумным взглядом, до жути ласково прошептал Кроу. — Разорву твой жалкий мирок на части, а вместе с ним — и твою душу? После чего добавлю её к своей коллекции, как и души остальных шестерых? Мирайна отпрянула назад, испуганно вжавшись в спинку софы и в ужасе глядя на своего оппонента. Вот теперь она действительно ходила по тонкому краю чужого терпения, а любая мелочь могла стоить ей мира… и души. На самом деле даже если все Семеро Богов Халла собрались бы вместе, едва ли им удалось бы остановить самого Кейрана Этэрнити. А уж одна Мирай с её талантом к предсказаниям и слабостью в отношении более разрушительной магии тем более не сумела бы дать отпор. Да и кто бы смог? Кто обладал достаточной силой, чтобы бросить вызов этому Демону и его сестре? У кого хватило бы смелости?.. Седьмая Богиня Мирайна вдруг вспомнила о девушке с яркими серебряными глазами и длинными волосами, что умели превращаться в шипы. — В-вы не посмеете, — храбрясь из последних сил, поджала губы леди. — Помимо меня здесь есть ещё один Миксит. И если она узнает, что ты натворил… — …то что? — нависнув над Мирай хищной тенью, издевательски рассмеялся Кроу. — Что она мне сделает? Даже Великий Кейриат не смог противостоять нам с сестрой, а ты надеешься, что какая-то маленькая девчонка, у которой молоко-то на губах не обсохло, сумеет что-то противопоставить? Выкинь из головы эту блажь. Седьмая едва не захныкала от досады. Последний её козырь, последняя точка давления оказалась сметена волной непрошибаемой уверенности Кейрана. «‎Да что эти двое вообще забыли в моём мире? — отчаянно подумала Мирай, зло щурясь в сторону застывшего рядом Кроу. — Почему они заявились именно сюда? Что им здесь надо?»‎ Ей не дано было знать ответ, но даже если бы она знала всю правду, ничего бы не изменилось. Потому что Вселенная, несмотря на её величие, никогда не отличалась совершенством. В Бесконечном Колесе всегда кто-то был от природы талантливее, сильнее и красивее других, всегда кому-то другому доставалось больше власти, влиятельности и успеха. И как бы ни злилась, как бы ни распалялась от ненависти Мирайна, даже ей не оставалось ничего другого, кроме как смириться. — Ну что, будешь послушной девочкой? — заметив обречённость и смирение во взгляде женщины, мурлыкающим голосом уточнил Кроу. Мирай ничего не ответила и лишь молча стиснула зубы. Она ненавидела таких, как Кейран: богатеньких, осыпанных благами, наделённых талантом, властью, силой — всем, чего никогда не было у обычных посредственных Богов. Но где-то глубоко внутри Седьмая жутко завидовала им, таким беззаботным и надменным, таким, которым не надо было спасаться бегством, создавая свой собственный мир лишь потому, что в родном Этэрнити выжить было просто невозможно. Пока Мирайна тонула в своих невесёлых мыслях, Великий Кейран, приняв молчание за знак согласия, вдруг сменил гнев на милость. Его чёрные жуткие глаза посветлели, а на лице заиграла светлая приятная улыбка, которая наверняка очаровала не одно женское сердце. Кроу присел на софу и снова повернулся к Седьмой. — А теперь у меня к тебе будет маленькая дружеская просьба, — прилаживая серебряное пёрышко обратно к лацкану камзола, оповестил Кейран, словно не было ни напряжённого момента, ни откровенной угрозы с его стороны. — Раз уж ты имеешь славу отравительницы, то наверняка и в специфике местных ядов разбираешься, не так ли? Мирай всё так же молча кивнула, не понимая, куда клонит Бог. — В таком случае тебе же не составит труда провести небольшой осмотр вот этого экземпляра? — Кроу порылся за пазухой и извлёк на свет маленький мешочек. Седьмая растерянно посмотрела в сторону мешочка и, даже зная, что это может стоить ей всего, не удержалась от язвительного комментария: — Вы ведь Великий Кейран Этэрнити. Неужели не способны сами разобраться с каким-то жалким ядом? — Конечно, способен, — пропустив чужой сарказм мимо ушей, беспечно возразил Кроу. — Только мне это не надо. Я привык использовать свои ресурсы рационально, а потому перекладываю примитивные обязанности на плечи менее разумных существ, чьё время стоит не так дорого, как моё. Поэтому анализ яда проведёшь ты. Он протянул Мирайне злосчастный мешочек, и той ничего не оставалось, кроме как проглотить очередную издёвку и принять образец. — Что это за дрянь? — открыв свёрток, нахмурилась Мирай. — Любимый чай Его Превосходительства Первого Советника, — одними уголками губ улыбнулся Кейран. Когда он говорил о Хистэо эль Гратэ, в его наигранном, совершенно фальшивом поведении проскальзывало что-то снисходительно-мягкое, чуть задумчивое и сложное, что казалось Мирай даже более жутким, чем откровенная ненависть или злоба. Однако сейчас Седьмой нужно было сосредоточиться на задании, и стряхнув с себя лишние мысли, она вернулась к мешочку с чаем. — На чаинках яд, — лизнув горсть маленьких высушенных листочков, констатировала Мирай. — Да ты что, а то бы я сам не догадался! — саркастично ухмыльнулся Кроу, позабавленный выводом Богини. «Ну раз сам догадался, то и разбирался бы с ним‎ тоже сам», — хотела бросить в ответ Седьмая, но благоразумно сдержалась. — Обычно такой яд имеет жидкую форму и подливается в напиток незадолго до того времени, когда жертва выпьет его, — пояснила она. — Но этот был заранее введён в чаинки и просушен. При этом в небольших количествах он незаметный и безвкусный, так что обычный человек ничего не заподозрит. — Смотрю ты весьма осведомлена, — удовлетворённо кивнул Кейран. — Просто той, кто создал этот яд, была я, — криво усмехнулась Мирай. — Он называется Ядом Тысячи Капель. Кроу издал звук, похожий на лёгкое удивление, и шутливо похлопал в ладоши, словно воздавая честь тонким навыкам отравительницы. Разумеется, в подобном жесте не было и капли уважения, лишь тонкая издёвка. Мирайне пришлось проглотить и это. Она лишь поморщилась, а затем нехотя продолжила: — Вся суть этого яда в том, что он имеет накопительный эффект. Обычно такую отраву дают людям, которых не устранить простыми путями или которых нужно убить так незаметно, чтобы все концы были в воду. Необходимо не меньше тысячи капель этого яда, чтобы он подействовал, отсюда и название. А как только человек примет последнюю дозу — каким бы сильным и выносливым он ни был, его ждёт неминуемая смерть. — Ммм, вот как, — невозмутимо протянул Кроу, словно подробности о яде его совершенно не пугали. — Значит, тот, кто использовал эту штуку, прекрасно знал о строгом надзоре за Королевскими Кухнями, как и о резистентности моего господина к другим ядам, а потому поступил крайне осторожно, но в то же время действенно. И чуть подумав, добавил: — Эй, Седьмая, а откуда вообще привозят этот чай? Ты ведь наверняка в курсе. — Это лийанский напиток, — всё ещё с опаской поглядывая на Кейрана, ответила Мирай. — Весь он идёт из Гранд-Порта — крупнейшего торгового города между Архипелагом Лийа и Нортом. Наверняка тем, кто захотел отравить Первого Советника, был кто-то из лийанок. Может, даже их Королева. — Может, да, — Кроу коснулся своих волос и принялся задумчиво перебирать пряди, словно раздумывая над чем-то. — А может, и нет… Некоторое время он молчал, мысленно просчитывая одному ему известные планы, а затем с такой же лёгкостью отложил их в сторону и вернулся к диалогу: — Впрочем, куда больше меня волнует противоядие. Думаю, оно может понадобиться в самое ближайшее время. Так что, будь любезна, составь рецепт. Кроу властно кивнул в сторону кофейного столика, на котором в полном хаосе лежали карандаши, порванные во время предсказания листы и какой-то мелкий мусор. Мирайна покосилась туда же и не удержалась от циничного комментария: — Хотите сделать противоядие для Первого Советника? Так он в любом случае обречён, а его смерть — лишь вопрос времени. Ведь мои предсказания не врут. Хистэо эль Гратэ действительно висел на волосок от смерти, и Седьмая знала это даже безо всякого пророчества. С одной стороны, его жизнью бесцеремонно поигрывал Тень, который использовал мальчишку лишь для своих тёмных и неприглядных целей, нисколь не заботясь о том, что тем самым убивает собственное Воплощение. С другой стороны, ведомая Проклятием Тария буквально шла по пятам за Тэо с явным намерением избавить мир от очередной угрожающей Балансу опасности. Таким образом, Первый Советник оказался зажат меж двумя одинаково гибельными для него вариантами развития событий. Если его не убьёт Тария, значит погубит Тень. Если не погубит Тень, значит убьёт Тария. Всё просто. В размышлениях об этом Мирайна глубоко ушла в себя, а потому вздрогнула от неожиданности, стоило ей услышать насмешливый голос Кроу: — Обречён — не обречён, умрёт — не умрёт… какая мне разница? Я просто захотел, чтобы события пошли определённым образом, и они пойдут. Даже если кому-то это не понравится. Самоуверенности Великому Кейрану было не занимать, и Седьмая ощутила сильное желание подпортить эту непоколебимость Кроу. — Не забывайте, что Хистэо эль Гратэ всего лишь смертный и принадлежит этому миру, — дерзко свернув глазами, заметила она. — Может, Вы и имеете некую власть в Этэрнити, но Халл всё ещё принадлежит мне. И Первый Советник — тоже. Кажется, это была ещё одна ошибка со стороны Мирайны, поскольку Кейран, до этого умиротворённо перебирающий и переплетающий пряди своих волос, вдруг не то с презрением, не то с пренебрежением поинтересовался: — Кто тебе принадлежит? Что ты там вообще пискнула? Он нехотя повернулся в сторону Мирай, словно желал убедиться, что назойливое жужжание осмелевшей мухи ему не показалось. Но Седьмая Богиня уже достаточно успокоилась, чтобы вновь попытаться обратить ситуацию в свою сторону. — Этот. Мир. Мой. — с нажимом произнесла она. — И всё, что в нём, — тоже моё. В ответ на эти слова Кроу посмотрел на Мирайну так понимающе и снисходительно, словно перед ним была не одна из создавших Халл Богинь, а маленький глуповатый ребёнок, которому приходилось объяснять прописные истины. Однако Седьмая не дала себе обмануться. Она уже заметила, как темнеют глаза Кейрана, и поняла, что за мнимым штилем придёт настоящая буря. И буря в самом деле пришла. Но прежде чем это произошло, Кроу вдруг с невероятным раздражением посмотрел на свои волосы. Мирайна невольно бросила взгляд туда же и с удивлением заметила, что за время их разговора чёрные пряди Кейрана оказались заплетены в длинную небрежную косу. Видимо, Кроу сделал её машинально, как обычно бывает, если крепко задумываешься и перестаёшь контролировать свои маленькие привычки. Только в этой привычке было скрыто нечто такое, что безумно злило Великого Кейрана, а потому он резкими грубыми движениями принялся расплетать косу, словно в попытке избавиться от чего-то неприятного и чуждого ему. Взгляд же его был полон непроглядной тьмы. И в тот короткий промежуток, пока Кроу ещё был занят этим действием, Седьмая Богиня вдруг поймала себя на мысли, что такой, с длинной косой и чёрными глазами, Великий Кейран кого-то смутно напоминает ей. Кого-то, кого она не знала, да и не могла знать лично. Но кого-то, кого в то же время невозможно было не знать. Развивая цепочку догадок, Мирайна подумала, что всё это наверняка как-то связано с Этэрнити и его бесконечными интригами, однако додумать не успела: Кроу наконец-то справился со злосчастной косой и тут же безо всякого предупреждения скользнул к Седьмой, чтобы в следующее мгновение вжать её в софу, навалившись сверху. Лёгкое движение руки — и чужие пальцы безжалостно стиснули шею Мирай, принявшись методично душить Богиню. Женщина закряхтела, забарахталась, словно пойманная в сети рыба, но тут же поняла, насколько это бесполезно. В одной только руке Кейрана силы оказалось больше, чем во всей Мирайне. И даже если бы Седьмая решилась применить магию, для Кроу это только послужило бы лишним поводом разрушить её мир и её саму. — Хорошо, пусть так, — вернувшись к прерванному разговору, продолжил Кейран, не обращая внимания на тщетные попытки вырваться со стороны своей жертвы. — Этот мир действительно твой… Он выдержал короткую паузу, после чего прильнул к уху дрожащей Богини и холодным, как лёд голосом, зашептал: — …а эта Вселенная — моя. Я владею абсолютным знанием о ней, и ни одна песчинка не ускользнёт от моих глаз. Поэтому стоит тебе, Седьмая Богиня Мирайна, пошевелиться на одном конце этой Вселенной — и я уже буду знать об этом на другом. Каждый твой шаг, каждое твоё действие, все твои слабости и всю подноготную — я знаю всё. Так что в следующий раз, когда решишь шантажировать меня какой-то несущественной мелочью — хорошенько подумай, ведь я могу не просто разрушить твой мир и убить тебя саму — я могу превратить твоё существование в одну сплошную пытку. И тогда уничтожение души покажется тебе самой желанной милостью. Уяснила? Мирайна была так напугана, что не могла ничего сказать, но ей хватило ума кивнуть. В этот же миг рука на её шее разжалась — и она смогла сделать вдох. Впрочем, Кроу церемониться с ней не собирался: он быстро поднялся и, так же стремительно схватив женщину за запястье, дёрнул в сторону. От резкого движения Мирай упала на пол, прямо рядом с кофейным столиком. Красноречивый взгляд Кейрана подсказал ей, что нужно делать, и Седьмая судорожно схватила чистый лист и перо, а затем принялась составлять рецепт противоядия, больше не навлекая на себя чужой гнев. Всё то время, пока она дрожащими руками выводила на бумаге слова ингредиентов, Кроу бдительно смотрел на неё сверху, готовый в любой момент накинуться на свою жертву. Правда, уже безо всякой пощады. Ощущая эту нависшую над ней тучу, Мирайна уже тысячу раз успела пожалеть, что попыталась возразить Великому Кейрану. Но жизнь ничему её не учила, а потому стоило Седьмой чуть прийти в себя — и дикая ненависть вперемешку со страхом вынудила Богиню покоситься на своего врага, чтобы тихо пробормотать: — И за какой Бездной Вам сдался этот мальчишка? Неужели мало женщин во Вселенной, которые готовы делить с Вами постель и выполнять ваши прихоти?.. Кейран всё это услышал, но в ответ лишь рассмеялся своим ледяным демоническим смехом: — Он мне нравится, и я его хочу. А я всегда получаю то, чего хочу. Вот и весь ответ. Мирайна содрогнулась от этих слов. То были речи совершенного монстра, каким и считали Кроу во Вселенной, поэтому Седьмая лишь с сожалением заметила: — Не завидую этому ребёнку. Пасть жертвой такой твари, как Вы… это худшая из судеб. Она протянула Кейрану готовый рецепт и замерла в ожидании его дальнейших действий. Кроу пробежался довольным взглядом по записке, сунул её за пазуху, после чего так широко и очаровательно улыбнулся, что от этой улыбки по коже Мирай побежали неприятные липкие мурашки. — Какая жалость, что у такой твари, как я, совершенно нет сердца, — с какой-то болезненной жестокостью и в то же время раздражением произнёс он. — Не зря же вы все зовёте нас с сестрой Демонами и Пожирателями Душ. Кроу склонился над Седьмой и, видимо, хотел добавить что-то ещё, но в этот момент двери столовой распахнулись — и в гостиную вошёл Хистэо эль Гратэ. Он окинул взглядом представшую ему картину, чуть нахмурился и торопливым шагом двинулся к Господину Счастливчику. — Что ж, леди, кажется, самое время нам вернуться к своим ролям, — только и успел шепнуть Великий Кейран, прежде чем на его голову опустился не знающий пощады подзатыльник Первого Советника. — Ууу, за что-о?.. — тут же тонко взвыл Кроу, оборачиваясь к хозяину. — Милорд, я ведь ничего не сделал! Мирайна до глубины души поразилась удивительной способности Кейрана менять личину. Раньше ей казалось, что это она, Седьмая Богиня, искусна в маскировке и актёрской игре. Но пронаблюдав за Кроу, за его потрясающей способностью в мгновение ока становиться абсолютно другим человеком, Мирай лишь в очередной раз убедилась, как он опасен. Секунда — и вместо хищного оскала сияет лучезарная улыбка. Миг — и перед Хистэо стоит не Великий Кейран Этэрнити, от одного взгляда которого холодеет в жилах, а дурачок-телохранитель с блаженной улыбкой на лице. — За то, что не позвал меня, как только Тимиаматис очнулась, — грозно сверкнув карими глазами и схватив подчинённого за многострадальное ухо, оповестил Тэо. — И за то, что пытался домогаться до леди. Видимо, Первый Советник узрел ситуацию под другим углом и не догадался, что на самом деле Кроу занимался делами куда более интересными, чем банальные приставания. Но Господину Счастливчику это было даже на руку, поскольку он не желал раскрывать себя настоящего. — Так я всего лишь предложил ей пойти на свидание! — дурашливо захныкал наёмник. — Кто же знал, что это запрещено? — А ты уже и дня прожить не можешь без женской юбки? — всё ещё сжимая кожу телохранителя, фыркнул Тэо. — Может, мне руки тебе связать, чтобы больше ты их не распускал? — Ммм… — очевидно, напридумывав что-то только ему и понятное, просиял Кроу. — Я не против, милорд! Свяжите меня… эхе-хе… полностью! — Ещё бы ты был против, бестолочь… — закатил глаза Хистэо, не поняв откровенного намёка, но ухо Господина Счастливчика милостиво отпустил, а затем кивнул в сторону дверей. — Пойдём. Я уже попрощался с благородными леди. Так что вечер окончен, и мы возвращаемся. На самом деле Первый Советник скорее позорно ретировался, нежели достойно покидал покои Виви. Дело в том, что после предсказаний Тимиаматис все, кроме потерявшей сознание ведьмы и Кроу, снова обосновались в столовой и принялись за традиционный вечерний чай. Однако странные пророчества Тимии так удручающе подействовали на присутствующих, что почти всё время они провели в молчании. Разве что Селина как будто порывалась что-то сказать брату, но каждый раз, когда она поднимала на Тэо взгляд, её одолевало не то смущение, не то раздражение. Так что в итоге Хистэо просто решил уйти, сославшись на позднее время и наличие неотложных дел. Это не особо понравилось окружающим, а Эйвиль и вовсе порывался ринуться за ним, но Хейль удержала друга, и Первый Советник смог ускользнуть от ответственности. — До свидания, леди Тимиаматис, — перед уходом вежливо поклонился Тэо. — Прошу простить моего нерадивого телохранителя. Он отвесил зазевавшемуся Кроу ещё один подзатыльник, заставив того также поклониться лийанской ведьме, после чего развернулся и прошествовал к выходу. Господин Счастливчик послушно засеменил следом, но перед самыми дверями чуть обернулся к молчаливо застывшей Тимии и, на мгновение сменив личину, смерил её мрачным насмешливым взглядом. «Только попробуй что-нибудь выкинуть…», — красноречиво говорил этот сумрачный взор. Седьмая Богиня Мирайна ‎поджала губы и понятливо кивнула. Связываться с Великим Кейраном Этэрнити она не собиралась. Что бы он ни задумал. *** — Ну и что за Бездну ты там устроил?! — стоило дверям покоев Тэо закрыться, накинулся на телохранителя лорд. — Я? А что я? — невинно хлопнул ресницами наёмник. — Я же весь вечер был паинькой! Хистэо окинул этого «‎паиньку»‎ тяжёлым взглядом и приготовился отчитывать его за каждый проступок: за излишнюю развязность, за пойманную зубами булочку, за непрошенные комментарии и, разумеется, за дурацкое предсказание. Кстати, о предсказании… Отвлёкшийся на минуту Тэо снова обернулся к Господину Счастливчику и заметил, как тот едва ли не крадучись пробирается в сторону своей комнаты, явно намереваясь как можно быстрее уйти от неудобного разговора. — А ну-ка иди сюда… — застукав наёмника на горячем, недобро поманил пальцем Тэо. Кроу замер и, растерянно почесав затылок, указал на комнатные часы: — Ох, милорд, уже так поздно… давайте мы в следующий раз поболтаем, а? Я та-ак устал и та-ак хочу спать, что сейчас просто умру! — Ты умрёшь, если не подойдёшь ко мне прямо сейчас, — угрожающе пообещал Первый Советник. — Живо сюда. Господин Счастливчик нарочито тоскливо вздохнул, но всё же поплёлся к своему хозяину, по пути выразительно шаркая обувью. — Быстрее, — нетерпеливо поторопил наёмника Тэо. Кроу ещё красноречивее вздохнул, однако шаг ускорил. Стоило ему приблизиться к лорду — и Первый Советник грубо толкнул его в грудь, тем самым заставив упасть на мягкую старенькую софу. — А теперь рассказывай, — нависнув над телохранителем, приказал Хистэо. — Что рассказывать? — глупо заулыбался Господин Счастливчик. — Ты и сам знаешь, — лорд скрестил руки на груди. — Понятия не имею! — сделав самые честные глаза на свете, замотал головой Кроу. — Вот же гад, — от подобной наглости у Тэо дёрнулся краешек губ. — Значит, в дурачка со мной играть вздумал? И откуда только наглости набрался… Первый Советник немного подумал о том, как быть, но в итоге решил не торопиться с наказаниями, раз уж от них всё равно не было толку. Наоборот, ему в голову вдруг пришла не самая приятная, зато определённо рабочая идея. Переборов себя и мысленно произнеся все известные ему ругательства, Хистэо плавно опустился на колени к Господину Счастливчику. Кроу от такого откровенного жеста опешил и изумлённо уставился на хозяина своими лазурными глазами-блюдцами. «‎Спокойно, спокойно, это нужно лишь для того, чтобы вытянуть из него информацию, — едва сдерживаясь от желания прибить наглеца, успокоил себя Тэо. — Я просто воспользуюсь его распущенностью и получу то, что нужно». — Милорд? — осторожно спросил телохранитель, не веря своему счастью. — Вы чего? ‎. Хистэо эль Гратэ собрал всю свою волю в кулак и, с трудом заставляя лицо не кривиться от раздражения, предложил: — Хочешь поцелу… — ХОЧУ! — даже не дослушав, с готовностью воскликнул Кроу, словно только этого и ждал. На его красивом лице появилось такое выражения радости и предвкушения, что Тэо неожиданно для себя растерялся. Однако отступать было уже поздно, и Первый Советник, смущённо кашлянув, провозгласил: — Если хочешь поцелуй, сделай для меня одну вещь. — Всё, что угодно, Ваше Превосходительство! — сияя не хуже столового серебра, закивал Господин Счастливчик. Кажется, он уже напредставлял себе всякого разного и теперь вальяжно размышлял о каких-то только ему известных пошлостях или Бездна ещё знает о чём. — Значит, «всё, что угодно»‎? — коварно усмехнулся Хистэо. — В таком случае я хочу, чтобы ты откровенно и честно поговорил со мной о том, что меня интересует. Прямо сейчас. И без всяких увиливаний. Счастья на лице Кроу чуть поубавилось. — Ну мило-орд, это же нечестно! — запричитал он. — Разве можно выставлять такие жестокие и бессердечные условия? К счастью, за эти дни Первый Советник успел неплохо изучить Господина Счастливчика, а потому знал, что церемониться с ним ни в коем случае нельзя. — Поцелуй хочешь? — жёстко пресёк чужой скулёж Хистэо. Кроу насупился, как несправедливо обиженный ребёнок, но упрямо буркнул: — Хочу. — Тогда будь добр выполнять уговор, — словно строгий учитель, приказал лорд. Наёмник страдальчески вздохнул, поёрзал на месте, поджал губы и, когда терпение Тэо было уже на пределе, всё-таки согласился: — И о чём же вы хотите «откровенно и честно» поговорить? Первый Советник, пребывающий в не самом приличном и подобающем его статусу положении, возликовал. Теперь и его бесстыжая поза, и похабные взгляды Господина Счастливчика, и предстоящий поцелуй, от одной мысли о котором Хистэо бросало в дрожь, будут оправданы. Поэтому лорд решил более не тратить ни одной лишней минуты и приступить к допросу. Он поймал блуждающий по нему голодный взгляд Кроу и твёрдо ответил: — О тебе. И о том предсказании, которое ты получил. Телохранитель это утверждение проигнорировал, лишь продолжил и дальше разглядывать сидящего у него на коленях Тэо. Чуть рассерженный чужой несговорчивостью, Первый Советник уточнил: — Оно ведь правдиво? Кроу медленно, почти неслышно выдохнул, словно призывал всё своё терпение и выдержку для этого разговора, а затем насмешливо бросил: — В отношении пророчеств слово «‎правдиво» не совсем верно, поскольку все они связаны с реальностью лишь отчасти и представляют собой не более чем самый вероятный исход событий. Как бы наёмник ни пытался скрыть свою истинную сущность, в его голосе уже проскользнули те самые холодные властные нотки, которые Хистэо не раз слышал прежде и которые определённо не могли принадлежать простому обывателю. Просто вся эта дурачливость, вся нарочитая вычурность поведения Кроу сама собой исчезала, стоило ему заговорить о вещах куда более важных, чем яблочные булочки и головоломки. — Допустим, так, — одновременно обрадованный и взволнованный этими переменами, тут же парировал Тэо. — Но это всё касательно будущего. А что насчёт прошлого? В отличие от других гостей, Тимиаматис почти не говорила о том, что тебя ждёт. Кажется, она куда больше была заинтересована твоим детством. Стоило Первому Советнику подобраться на шажок ближе к истине — и Кроу тут же совершил тактическое отступление: — Ха, нашли кого слушать, милорд! Вы же и сами видели, что та сумасшедшая ведьма явно была не в себе и просто наболтала какой-то несусветной чуши! — Да неужели? — изо всех сил вцепился в диалог Тэо. — А по-моему она сказала много дельного. Например, как ты объяснишь то, что она знала про твою сестру? Кроу закатил глаза и с какой-то странной интонацией пробормотал: — Да кто на этом свете не знает про мою сестру… Хистэо этой фразы не понял, однако напряжённо начал продумывать новый вопрос. Пока его разум вертел шестерёнками, Господин Счастливчик вдруг беззастенчиво привлёк лорда за талию одной рукой, а второй — мягко потянул за ленту, скрепляющую волосы Тэо. Чуть отросшие серебряные пряди Первого Советника скользнули ему на плечи, но лорд не обратил на это внимания. Он знал, на что идёт, поэтому скрепя сердце позволял Кроу чудить. Разумеется, пока это дурачество не переходило пределы дозволенного. — А ещё она упомянула твоих родителей и вроде бы… ещё одну сестру? — вдруг вспомнил Хистэо и поднял взгляд на телохранителя. — Сколько у тебя вообще этих сестёр, бестолочь? Господин Счастливчик на вопрос отвечать не спешил. Вместо этого Кроу, даже не скрывая своё удовольствие от происходящего, прижал Тэо ещё ближе к себе, ещё теснее и зарылся рукой в копну распущенных волос лорда, принявшись не то поглаживать, не то распутывать их. «Знает, гад, что сейчас я ему ничего не сделаю, — про себя решил Хистэо. — Знает и поэтому не только распускает руки, но и оттягивает время». Телохранитель действительно медлил, тем самым задавая темп разговору и бесконечно раздражая своего хозяина. Но когда Первый Советник уже готов был взорваться от злости, Кроу вдруг просто ответил: — Не знаю. — Что ты имеешь ввиду? — возмутился Тэо, в голове которого не укладывалось, как можно не знать количество своих родственников. — То и имею, — ровным голосом оповестил наёмник и странным, слишком сложным взглядом посмотрел на Хистэо. — Я ничего не знаю о своей родной семье и никогда её не видел. Вернее, может, и видел, но ничего об этом не помню. Наши с сестрой самые ранние воспоминания начинаются примерно с четырёх триплексов. Лорд слегка опешил от такой информации, однако удовлетворённо кивнул. Он чувствовал, что поднятая тема неприятна Кроу, пусть даже тот не показывал открытого недовольства, и в качестве компенсации за это вынужденное неудобство позволил Господину Счастливчику ещё чуть больше развязности. Наёмник этой возможностью не преминул воспользоваться и осторожно коснулся ладонью щеки Тэо, как будто проверяя, насколько далеко ему разрешено зайти. Но Первый Советник не обратил на его действия внимания, больше сосредоточенный на диалоге. — Значит, вы с сестрой потеряли память? — удивился он. — Как странно. А ваши родители? Разве они не пытались вас найти? Кроу провёл невидимую линию от скулы до подбородка Хистэо и задумчиво остановился на его скептически поджатых губах. — Даже если и пытались, то у них не было и шанса, — хмыкнул наёмник. — Вы ведь сами слышали, что сказало предсказание: наш с сестрой дом очень далеко. Первый Советник нахмурился и предположил: — Неужели туда не попасть простыми путями? Господин Счастливчик усмехнулся, и в этой усмешке Тэо послышалась затаённая нотка горечи: — Думаю, туда уже никак не попасть, милорд. Хистэо не очень понимал, почему Кроу так уверен в своих выводах и с чего вообще решил что существует место, в которое невозможно попасть, однако спорить не стал. Сейчас ему было важно узнать как можно больше всего, пусть даже не столь подробно и обстоятельно. Ведь лучше что-то, чем совсем ничего. — Хорошо, пусть так, но что насчёт другой части предсказания? — сменил тему лорд. — Той, где Тимиаматис назвала тебя «Величайшим из Мастеров»‎. Стоило Тэо произнести эти слова — и по лицу наёмника будто скользнули зыбкие тени. Он не возразил, не выказал недовольства, даже не поморщился, но весь его вид был красноречивее любых слов. Кроу словно претило даже упоминание подобного титула, не говоря уже о том, что кто-то мог приписывать этот титул ему. Тем не менее, телохранитель оставался спокоен. — Кстати, об этом… — развивая мысль, продолжил Хистэо. — Тимиаматис постоянно говорила такое странное слово… да, точно, она говорила «‎Вселенная». Что такое ‎«‎Вселенная»? Как только лорд спросил об этом, весь образ Господина Счастливчика словно чуть просветлел. А затем Кроу, подобно терпеливому наставнику, которому приходится объяснять что-то слишком сложное, мягко пояснил: — Это всё, что есть. Всё сущее. Ладони наёмника легли на плечи Тэо и застыли там, больше не творя непотребства. Но Первый Советник этого не заметил, погружённый в свои мысли. Ему так много хотелось спросить у Кроу, так много узнать о нём, что лорд не знал, с чего начать. Ворох идей и догадок, груда самых разнообразных предположений — всё это мельтешило в голове Хистэо, сливаясь в одно большое любопытство. И невозможно было выбрать из этого многообразия что-то одно. Внезапно, размышляя о значении только что изученного слова, Тэо вспомнил слова пророчества: «Как… как он посмел? Как посмел нарушить законы самой Вселенной?!»‎ — Раз ‎«‎Вселенная» — это всё сущее, то, получается, следуя предсказанию, ты будешь наказан за то, что нарушил все существующие законы? — задумчиво произнёс Тэо. Вот теперь, даже несмотря на всю его выдержку, Господин Счастливчик ощутимо помрачнел и нахмурился. Такого выражения лица у своего телохранителя Первый Советник ещё не видел, а потому впился в него жадным взглядом, желая запечатлеть и запомнить это необычное настроение Кроу. Однако куда больше Хистэо поразили полные твёрдой уверенности слова наёмника: — Я ничего не нарушал. — Но Тимиаматис сказала, что… — начал было лорд и тут же был прерван. — Милорд, я ничего не сделал. — лазурные глаза посмотрели на Тэо с таким непримиримым упрямством, какое может быть у несправедливо обвинённого ребёнка. — Ничего, за что меня можно было бы осудить. Первый Советник вздохнул. Он знал, что Кроу многое скрывает, но сейчас Хистэо казалось, будто Господин Счастливчик не врёт. По крайней мере, не врёт намеренно. А раз явной лжи в его словах не было, значит оставалось два варианта. Либо пророчество Тимиаматис ошиблось. Либо то, о чём говорилось в этом пророчестве, имело скрытый смысл. — Ладно, допустим, ты не сделал ничего плохого, — отбросив сомнения, вернулся к обсуждению Тэо. — Тогда почему предсказание назвало тебя Величайшим из Мастеров? Что это значит? Кроу равнодушно пожал плечами: — Понятия не имею. Но Первый Советник не дал себя провести: — Имеешь, просто не хочешь говорить. В таком случае я сам догадаюсь. Дай подумать. Хистэо действительно задумался и некоторое время прокручивал в голове разные варианты, а потом и вовсе принялся рассуждать вслух: — Титулом «Мастер»‎ называют того, кто хорош в магии, науке или ремесле. Это тот человек, который на голову выше всех остальных в своей стезе. Человек с выдающимися способностями. Человек, вызывающий к себе всеобщее уважение. Господин Счастливчик слушал эти выводы всё с тем же бесстрастным и будто бы отстранённым видом, но опасный блеск в его обычно безмятежных глазах подкрепил уверенность Тэо в своих умозаключениях. — Значит, Величайший из Мастеров — это тот, кто смог превзойти всех остальных и сделать что-то такое, чего никто до него не мог, — медленно продолжал нащупывать лорд. — Но что это может быть? Какое-то особое заклинание или знание, недоступное другим? Фундаментальное открытие, меняющее реальность? А может, и то, и другое вместе взя… Первый Советник не успел закончить предложение, потому как был внезапно и бесцеремонно прерван. — Милорд, вам когда-нибудь говорили, что вы очень умны? — послышался непривычно холодный и непривычно вкрадчивый голос Кроу. Хистэо вздрогнул от неожиданности и внимательно посмотрел на оппонента. Да, ошибки быть не может. Сейчас перед Тэо сидел не бестолковый дурачок-наёмник. И даже не охочий до женских юбок гуляка. Теперь это был человек с надменным характером, дерзкими повадками и властным голосом, вызывающим неприятные мурашки. Тот самый, который без промедления зажал Первого Советника прямо посреди коридоров замка. Тот самый, который подчинялся приказам лишь по какой-то лишь ему ведомой прихоти. И, разумеется, тот самый, который на самом деле был невероятно опасен. — Нет, не говорили, — сдержав судорожный порыв отпрянуть назад, ровным голосом произнёс лорд. Эта выдержка стоила Первому Советнику больших усилий. Но за многие триплексы тягот и лишений он привык не выказывать страх, как бы ни был силён и ужасен противник, поэтому даже бровью не повёл в ответ на столь резкую и неожиданную перемену в чужом поведении. Кроу это самообладание Хистэо словно понравилось, потому как он чуть улыбнулся, одними только краешками губ. Хотя Тэо подобная улыбка больше напомнила затаённый оскал хищного зверя. — Тогда я буду первым. — бесцеремонно прижав к себе лорда так, что их лица почти соприкасались, медленно начал телохранитель. — Вы действительно очень умны. Я бы даже сказал, на голову умнее и проницательнее большинства тех, кто меня окружает. Но вы должны усвоить одну простую истину, которая поможет вам не нажить проблем в будущем. Как бы вы ни были умны, всегда знайте меру и никогда не лезьте туда, где слишком опасно. Поскольку те, кто не знают меры, всегда плохо заканчивают. Даже если это Величайшие из Мастеров. От этих слов, от этой пробирающей интонации оппонента Первый Советник не удержался и отвёл взгляд. Не то чтобы слова Господина Счастливчика подразумевали нечто ужасное. И не то чтобы наёмник пытался запугать собеседника. Однако в его речи прозвучало такое неприкрытое предупреждение, что Хистэо понял: это предел их с Кроу разговора. Больше лорд ничего не вытянет из своего подчинённого, даже если будет пытать его всеми известными способами. Поскольку тема, которую поднял Тэо, не просто чревата последствиями. Она смертельно опасна. — Хорошо. — чуть подумав, кивнул Первый Советник. — Я запомню твои слова. Стоило лорду произнести это — и весь образ Господина Счастливчика тут же смягчился, вернувшись к прежнему состоянию. В лазурных глазах снова засияли озорные искры, а на лице появилась широкая безмятежная улыбка, будто ничего и не было: ни напряжённого разговора, ни опасных намёков, ни даже неприкрытого предупреждения. Хистэо тихо вздохнул, чувствуя, как накаляется от мыслей голова. Ему нужно было хорошенько обдумать всё произошедшее, каждую деталь, каждую фразу этого разговора, и уже после сделать выводы. Но это не сейчас, не здесь и не теперь. Сам того не осознавая, лорд уже начал подниматься с чужих колен, стремясь как можно быстрее вернуться к себе в спальню и уже там внимательно изучить все фрагменты долгого вечера, особенно те, что были связаны с Кроу. Однако Господин Счастливчик внезапно схватил запястье Тэо, не позволяя ему отстраниться, и жалобным голосом заканючил: — Мило-орд, вы вообще-то поцелуй мне обещали! Хистэо закатил глаза, вспомнив злосчастный уговор, и в нерешительности застыл. Конечно, он не видел в такой мелочи, как поцелуй, ничего особенного. Для него — человека, ждущего и жаждущего смерти — подобное даже не заслуживало внимания. Подумаешь, всего-то соприкоснуться губами с другим человеком. Подумаешь, прильнуть к кому-то, словно трепещущая от любви девчонка. Подумаешь… Однако думать-то — это одно, а вот делать — совсем другое. Поэтому Первый Советник так и продолжил сидеть на коленях у собственного телохранителя, растерянно глядя то на него, то на свою руку, которую наёмник всё никак не хотел отпускать. Наоборот — потянул за неё настойчиво, но медленно, точно боялся спугнуть Хистэо. — Ну мило-орд, ну вы же обещали! — снова повторил Кроу, выклянчивая поцелуй, словно пряник на ярмарке. — Нужно держать своё слово! Эта детская непосредственность и дурашливая интонация неимоверно раздражали Тэо, хотя они же давали иллюзию спокойствия. Потому как лучше видеть в Господине Счастливчике шкодливого ребёнка, чем то, что лорд имел возможность наблюдать несколько минут назад. — Ах да, как я мог забыть… — наконец, кисло протянул Хистэо и нехотя придвинулся обратно. — Ну конечно, будет тебе поцелуй… Кроу ещё сильнее засиял от радости, явно предвкушая и представляя себе долгожданную награду. И Первый Советник уже склонился над ним, желая закончить весь этот глупый фарс как можно быстрее. Но только лицо Тэо оказалось в опасной близости от лица наёмника — как он внезапно ощутил прилив абсолютно не свойственного ему волнения. «‎Это ещё что такое? — мысленно выругался лорд. — Я же не собираюсь краснеть и мяться, словно девица перед первой брачной ночью? Или собираюсь? Боги, да за что мне всё это…» ‎Где-то на окраине сознания Хистэо промелькнула мысль попросту отказать Господину Счастливчику без всякого объяснения причин. Ведь Тэо был Первым Советником Короля и мог позволить себе даже более своевольные выходки, чего уж говорить о каком-то там глупом обещании, тем более данном простому наёмнику. Однако тут же в глубине души лорда поднялось отчаянное возмущение подобной трусости. Разве он, второй по значимости человек в Норте, станет пасовать перед жалким поцелуем?.. Ну и пусть, что это распутное лобызание будет с мужчиной — всё равно ведь никто не узнает. Ну и пусть, что Кроу явно не тот, с кем Тэо хотел бы делить даже минутную близость — всё равно Хистэо недолго осталось, чтобы привередничать в подобных вещах. Ну и пусть даже, что — как бы лорду ни было стыдно признаваться — это будет его первый и, видимо, последний за жизнь поцелуй. Да какая, в Бездну, разница?! Первый Советник со злостью вцепился в ворот камзола наёмника и придвинулся к нему так близко, что теперь ощущал на себе тёплое дыхание Кроу. — Милорд, вы чего? — удивлённо хлопнул ресницами Господин Счастливчик. — У вас такое выражение лица, как будто вы меня прибить, а не поцеловать хотите! А я вообще-то не хочу сегодня помирать! — Заткнись, — процедил Тэо и, не желая поддаваться собственной трусости, резко притянул к себе наёмника. Но в самый последний момент, когда их лица разделяло ничтожно малое расстояние, Хистэо всё же оробел и молниеносно сменил направление поцелуя. В итоге его губы коснулись не губ, а щеки Кроу, прижавшись к ней столь плотно и чувственно, что на мгновение у лорда закружилась голова. Сгорая от стыда и смущения, Первый Советник зажмурил глаза. Его сердце бешено колотилось, чем ещё сильнее бесило Тэо, в то время как кончики пальцев предательски дрожали на ткани чужой одежды. Щека у Кроу оказалась мягкой и тёплой. А его объятия — вполне даже сносными. К тому же оказалось, что от Господина Счастливчика на удивление приятно пахнет: тонкие, едва уловимые ароматы глинтвейна, кедра и табака причудливо мешались между собой. «‎Достаточно, иначе я точно сойду с ума», — приказал себе Хистэо и резко отпрянул от наёмника. Ему не хотелось встречаться взглядом с Кроу, однако сделать это всё же стоило. Хотя бы для того, чтобы увидеть его реакцию. А посмотреть здесь было на что. Телохранитель застыл с таким сложным выражением лица, что на секунду Тэо даже перепугался. У Господина Счастливчика лихорадочно блестели широко распахнутые от изумления глаза‎, чуть покраснели скулы и слегка приоткрылся рот. Казалось, Кроу почувствовал или ощутил что-то такое, что до глубины души поразило его и в то же время заинтриговало. А когда через минуту он пришёл в себя, то задал Хистэо всего один вопрос: — Почему в щёку? Первый Советник невозмутимо скрестил руки на груди и, скрывая собственную робость, сухо ответил: — Мы не договаривались, какой именно будет поцелуй. Так что сам виноват. Нужно было тщательнее проверять условия соглашения. — Вот как… — медленно протянул наёмник и усмехнулся. Кажется, несмотря на маленькую хитрость лорда, Кроу ничуть не расстроился. Наоборот — его глаза загорелись ещё бóльшим интересом, на щеках же появился видимый румянец. В какой-то момент телохранитель и вовсе не выдержал: сначала зажал ладонью нижнюю половину лица, скрывая какую-то эмоцию, а затем резко схватил руками Первого Советника и без каких-либо усилий стащил с себя, усадив на соседнее место. Сам же стремительно вскочил и прошёл к противоположной стене, остановившись спиной к Тэо. — Ты чего там удумал? — с подозрением покосился на Господина Счастливчика лорд. — Зачем убежал к стене? — Аха… аха-ха-ха… — нервно засмеялся Кроу, обернувшись через плечо. — Да мне просто жарковато стало, вот я и отошёл. — Жарковато? — ни разу не поверил Хистэо. — Что за чушь ты несёшь? В гостиной прохладно. Сейчас же возвращайся сюда. — Нет, милорд, не могу, — едва не вжимаясь передней половиной тела в стену, отчаянно замотал головой наёмник. — Мне нужно ещё немного постоять здесь. Так сказать… кхм… остудиться… в некоторых местах. — У тебя жар что ли? — не понял Первый Советник. — Простудился? Господин Счастливчик обречённо вздохнул и почти неслышно пробормотал: — Нээт ксат хэт, что за невинная простота на мою голову… — Да чего ты там бормочешь, а? — потихоньку начал терять терпение лорд. — А ну живо сюда, бестолочь. Давай-давай, иначе я тебя… — …сбросите с самой высокой башни? — хихикнул телохранитель, очевидно вспомнив приевшуюся шутку. — …или сварю заживо, — сурово пообещал Тэо, едва сдержав улыбку. — Нет, милорд, лучше я это… спать пойду, — бочком двигаясь по стенке в сторону спальни, возразил Кроу. — Утомился я сегодня очень-очень, да и поздно уже, пора баиньки… — Ах ты обнаглевшая бестолочь… — недобро сверкнув глазами, поднялся с дивана Хистэо. — Ничего не знаю, хочу спать — умираю! — схватился за ручку двери Господин Счастливчик и уже хотел было ретироваться, как вдруг был крепко схвачен за ворот камзола. — Куда же ты собрался, бестолочь? — нарочито любезным голосом процедил Тэо. — А как же обещанная сказка? Это был ловкий ход, чтобы продлить общение с телохранителем и попытаться ненароком выведать лишних подробностей о нём. Ведь сонные люди контролируют себя хуже бодрствующих, особенно если развязать им язык ничего не значащей болтовнёй. Так что Первый Советник решил придерживаться такой стратегии, пока не придумает чего-нибудь получше. — Сказка? — прикинулся дурачком Кроу. — Какая сказка? — Которую ты обещал рассказать мне, если я не смогу уснуть, — настойчиво пояснил лорд. — Но вы ведь даже не пытались заснуть! — возмутился наёмник. — А сказку нужно рассказывать тогда, когда мучает бессонница! Не отпуская чужого ворота, Хистэо приблизился к уху Господина Счастливчика и почти прошептал: — О, поверь, из-за твоих выходок, бестолочь, я сегодня точно не засну. Так что тащи свою задницу в мою комнату и готовься рассказывать свою дурацкую сказку. — Ууу, вы снова обижаете меня, милорд! — развязно запричитал Кроу, однако сопротивляться приказу не стал. — Бе-едный я, несча-астный, невинная жертва чужой жесто-окости! — Ага, конечно, — Тэо отвесил наёмнику превентивный подзатыльник и потянул в сторону своей комнаты. — Иди давай, жертва недоделанная. Первый Советник заволок попеременно вздыхающего телохранителя в свою комнату, затем чуть подумал и выставил Кроу за дверь, чтобы незаметно переодеться в домашнюю одежду и погасить магические светильники: Хистэо меньше всего хотелось, чтобы Господин Счастливчик увидел печати на теле своего хозяина и начал задавать лишние вопросы. Когда всё было готово и лорд разрешил телохранителю войти, Кроу увидел лишь тёмную спальню и тень укутанного в одеяло с головы до ног Тэо. Впрочем, Господина Счастливчика это ничуть не смутило, и он беспечно плюхнулся рядом с кроватью Первого Советника, положив подушку, предусмотрительно принесённую из своей комнаты, прямо на пол. — Ты говорил, что будешь рассказывать сказки в том порядке, в котором назвал, — нетерпеливо уточнил Хистэо. — Значит, сегодня будет «‎Мальчик и Механизмы»? — У вас хорошая память, милорд, — похвалил Кроу. — Правда, есть одно‎ «‎но». — Какое ещё ‎«‎но»? — фыркнул Тэо, поражаясь наглости наёмника. — Дело в том, что эта сказка не самая… кхм… весёлая, — предостерёг Господин Счастливчик. — Возможно, после неё вы… не сможете заснуть. — Пфф, я тебе что… трусливый ребёнок, чтобы бояться каких-то сказок? — рассмеялся Первый Советник. — Хватит молоть чепуху. Лучше давай рассказывай. — Вы уверены, милорд? — вкрадчиво переспросил телохранитель. — Сказка действительно не из приятных. Вас ведь и стошнить от неё может. — В таком случае я постараюсь сделать это в твою сторону, — ехидно пообещал Тэо, не воспринимая всерьёз детский лепет Кроу. — Интересно, будешь ли ты жаждать поцелуя от того, кого при тебе же вырвет?.. — О, не волнуйтесь, милорд, если это будете вы, я не стану брезговать! — серьёзно заверил наёмник. — Честно-честно! — Хватит заговаривать мне зубы, — не дал провести себя Хистэо. — Рассказывай сказку и катись из моей комнаты. — Ну ла-адно, но я вас предупредил! — цокнул языком Господин Счастливчик и, важно прочистив горло, начал. — «Мальчик и Механизмы». Придумано великим и непревзойдённым сказочником Кроу. Рассказано… эээ… тоже великим и непревзойдённым сказочником Кроу. Хистэо поудобнее устроился на кровати и, положив голову на мягкую подушку, принялся слушать. — Далеко-далеко, в самом центре сущего, там, где встречаются все дороги и сходятся все пути, среди вечной безжизненности и бесплодности простирался великий город Итинрэтэ. Каждый, кто хоть раз в жизни видел этот город, не мог не восхититься его блеском, великолепием и бесконечным биением жизни, а диковины, которыми был полон Итинрэтэ, поражали воображение даже самых искушённых гостей. И населяли этот город Вечные Существа. Великие и бессмертные, они проживали тут бесконечно долго, развивая свою культуру, делая поразительные открытия и строя интриги. Но было среди них негласное разделение на Талантливых и Бесталанных. Талантливые жили себе в удовольствие, поскольку Талант в Итинрэтэ был величайшим благом и ценнейшей валютой, а потому давал им влияние и богатство, иногда даже безо всяких усилий. Они могли позволить себе если не всё, то многое, и заботились лишь о своём удовольствии, предаваясь веселью и беззаботности. Бесталанным приходилось тяжелее: зачастую они проводили свои бесконечно долгие жизни в трудах и хлопотах. Им приходилось рано вставать по утрам, работать до самого вечера, а перед сном думать лишь о том, где добыть пропитание для следующего дня. Однако со временем это расслоение стало более видимым и острым. Бесталанные гнули свои спины, сетовали на судьбу и всё чаще с завистью и укором поглядывали на своих одарённых сограждан. «‎За что им такие богатства? Они ведь их не заслужили», — украдкой ворчали одни. «‎Это нечестно, пусть поделятся с нами! ‎‎- открыто возмущались другие. — Мы ведь тоже Вечные, как и они. В нас течёт такая же горячая кровь, наша плоть не отличается от их плоти, а наши животы одинаково хотят есть!» «‎Так давайте заставим их отдать свои блага! — недобро посмеивались третьи. — Уж всяко лучше, чем влачить такое жалкое существование. К тому же пусть на их стороне Талант, на нашей стороне количество».‎ Все эти разговоры, все эти тонкие шепотки и пересуды медленно, но верно распространялись по Итинрэтэ и в один момент привели к тому, что в народе поднялись волнения. Однажды, когда чаша терпения почти переполнилась, Бесталанные собрались вместе, всей своей многотысячной толпой, после чего выставили Талантливым ультиматум. В этом ультиматуме они требовали равных условий и равных свобод для каждого жителя великого города. В противном же случае обещали устроить восстание, жестокое и беспощадное. Талантливые, узнав об этом, испугались за свои жизни и своё имущество. А потому они также собрались вместе и принялись обсуждать проблему. Кто-то предлагал пойти на уступки Бесталанным, другие соглашались принять условия мятежников лишь частично, но куда больше оказалось тех, кто не желал отдавать Бесталанным ни гроша собственных денег и влияния. Эти последние быстро переманили остальных на свою сторону, заверив их в необходимости подавления бунта. Только вот… кому-то нужно было возглавить сборище Талантливых, иначе разобщённость сыграла бы с ними злую шутку. Все присутствующие это понимали, а потому, затаившись, ждали смельчака, что возьмёт на себя и всё управление, и всю… ответственность. Спустя недолгое время вперёд выступил один молодой Вечный. «‎Послушайте, господа, — своим чарующим голосом произнёс он. — Я знаю, как следует поступить и что нужно делать. Если вы вложите в мою идею доверие, а в мои руки — власть, то я навсегда избавлю наш славный город от бед и волнений. И ни один Бесталанный более не посмеет нарушать порядок». То был не обычный Вечный, а признанный Великий Мастер, весьма уважаемый и почитаемый в Итинрэтэ. Его изыскания уже не раз служили на благо общества, а его острый ум, невероятная красота и искусное владение словом завораживали окружающих. К тому же поговаривали, что за какое бы дело ни взялся этот Вечный, его всегда сопровождал ошеломительный успех, словно бы сама удача была на стороне этого Мастера. Поэтому Талантливые в тот же миг единогласно отдали бразды правления в руки Вечного, поддержав его задумку. Но несмотря на всю безупречность Великого Мастера, решение, которое он предложил, было далеко от идеала. Вместо того, чтобы прийти к мирному соглашению с Бесталанными, этот Вечный пригрозил подавить их бунт силой. «Склонитесь предо мной и пред Судьбой, поскольку вы всего лишь Бесталанные, — ‎надменно провозгласил он. — Вселенная обделила вас магией, так что и ценности в вашей жизни нет. Но моя милость велика, а потому я позволю вам уйти. Вернитесь в свои дома и более не смейте роптать. Тогда мы, Талантливые, позволим вам существовать в этом государстве».‎ В ответ на эти полные пренебрежительности речи толпа рассвирепела. «‎Да кем ты себя возомнил, малец?!» — задыхаясь от возмущения, кричали одни. «‎Пожил бы сначала нашей паршивой жизнью, а уж потом бы языком трепал!»‎ — жаловались другие. «Проваливай отсюда! Не тебе решать, что есть государство и кому в нём можно жить! Это нам выбирать!» — грозились третье. Однако, не обращая внимания на лившуюся со всех сторон брань, Великий Мастер заложил руки за спину и снисходительно рассмеялся: «‎Нет, вы ошибаетесь. Государство — это не то, что вы себе надумали. И не то, что вам дано выбрать. Потому что государство — это Я«‎. То была последняя капля терпения. Волна ярости всколыхнулась и побежала по рядам голодных, измученных нуждой и работой Вечных. Народ восстал, взбунтовался и бросился в атаку на Великого Мастера. Они желали ему страданий, желали отмщения, желали Вечной Смерти, но стоило первому из них добраться до этого прекрасного на вид юноши — как мятежник поскользнулся прямо у ног Великого Мастера и, упав на землю, свернул себе шею, тотчас же распрощавшись с жизнью. За ним последовали другие, также пытавшиеся застигнуть юношу врасплох. Однако их постигла та же участь: они валились с ног и умирали, не коснувшись Мастера и пальцем. Словно бы в самом деле сама Удача хранила этого Вечного. «‎Что ж, значит, внимать рациональности и здравому смыслу они не желают, — хмыкнул Великий Мастер, спокойно глядя на бушующую толпу, окружившую его. — В таком случае и милости для них не будет». На следующий день восстание было подавлено самым жестоким способом, а вокруг лучшей части города была возведена огромная высокая стена. Такая, что и не перелезть и не перебраться через неё, даже если очень захотеть. Стена эта была сплошь и рядом вся в защитных чарах, а сторожили её особые воины, что зорко смотрели за тем, как блюдётся порядок.‎ Поэтому все те бесталанные бунтовщики, что были оттеснены за стены, более не могли проникнуть в процветающую часть Итинрэтэ, где всегда было достаточно еды и благ. С тех пор Бесталанные много раз пытались пересилить своих врагов, но всякий раз терпели поражение. Ведь тот юноша, тот Великий Мастер, устроил всё так, что у мятежников не было ни шанса изменить ситуацию. Он бдительно следил за порядком в Итинрэтэ, а потому со временем получил ещё больше уважения и влияния среди соотечественников. Из Великого этот Вечный превратился в Величайшего. А Упорство и Труд навсегда проиграли Таланту. Тем не менее шло время, сменяли друг друга поколения, вспыхивали и затухали новые распри, происходили вещи тёмные, тайные и страшные. Бесталанные же привыкли и смирились со своей участью, влача жалкое и безвольное существование за стенами на окраине города, где было мало пищи и воды. Теперь их жизнь полностью зависела от милости Талантливых господ. Но однажды случилось нечто крайне необычное. В Вечном Городе Итинрэтэ, где всё всегда шло своим чередом, а перемены были синонимом смерти, вдруг потемнело и разразилось громом небо. Оно вдруг стало чёрным и мрачным, словно озлобилось на что-то или кого-то, и теперь сверкало тысячами жутких молний, пугая местных жителей. Особенно страшно было Бесталанным, которым и без того жилось несладко. Они смотрели на небесную мглу из своих ветхих бедных жилищ и молились только об одном. «‎О, Вселенная, если это есть твоё провидение, так пошли нам Спасение. А если нет — то даруй нам Вечную Смерть».‎ Никто из них не знал, что в этот день, когда всё вокруг рвалось и бушевало, небо действительно разверзлось, явив на свет двух маленьких детей. Эти дети — мальчик и девочка — пронеслись по небосклону, как падающая звезда, и незаметно приземлились у самого-самого края города — там, где никто и не жил. Окружающие ничего не заметили, напуганные небесной мглой, и не знали, что на самом деле произошло. Но на утро в Трущобах стало на двух жителей больше. Потому что упавшие с неба дети… выжили. Они очнулись от пробирающего до костей холода, резкого и неприятного. Оказалось, что всю ночь эти двое пролежали без сознания, плотно прижавшись друг к другу, как два маленьких котёнка. Во сне их лица имели выражение горькое и печальное, будто им снился кошмар, однако до самого утра мальчик и девочка не разомкнули рук, сцепленных так сильно, словно в целом мире у этих пришельцев ничего кроме друг друга и не осталось. Как только Светило взошло над Итинрэтэ, осветив хорошенькие, ладные крыши богатых домов Центра и мельком скользнув по обветшалым навесам Трущоб, падшие с неба дети наконец очнулись. Они проснулись одновременно и первым делом увидели друг друга. Мир вокруг выглядел пугающим и незнакомым, но когда рядом был кто-то близкий, даже самое мрачное место казалось чуть светлее. — Ты Белая Тень, — неуверенно произнёс мальчик, сам не понимая, откуда знает имя спутницы. — А ты Чёрный Свет, — эхом отозвалась девочка, крепче сжимая озябшие руки брата по несчастью. Они неосознанно потянулись друг к другу и обнялись в попытке понять хоть что-то. И действительно поняли. Распознали это тепло и нежность, что не смогло бы убить даже самое злое намерение и даже самое сильное заклинание. — Я совсем ничего не помню. — растерянно пробормотала Белая Тень. — И я. — встревоженно кивнул Чёрный Свет. Однако тут же добавил: — Но я точно знаю, что ты моя сестра. Я это чувствую. Лицо девочки слегка просветлело, и она согласно кивнула: — А я точно знаю, что ты мой брат. Так говорит моё сердце. Падшие с неба дети тесно прижались друг к другу и сидели так некоторое время, обсуждая произошедшее с ними событие. Они пытались вспомнить хоть что-то и не могли. Они хотели понять, что случилось, но не получалось. Им словно бы начисто стёрло всю память о прошлом, о том, кто они такие, откуда и почему здесь оказались. — Где же мы есть? — нахмурилась сестра, оглядываясь по сторонам. — Должно быть, рядом с каким-то городом, — логично рассудил брат, окинув взглядом пространство. — Посмотри туда, там много домиков и большая-большая стена. Белая Тень встала на ноги и помогла подняться Чёрному Свету. По возрасту он был четырёх триплексов от роду, как и она сама, но на вид выглядел куда более хилым и хрупким, а его болезненно-белое лицо говорило само за себя. — Пойдём, попробуем что-нибудь узнать, — приободрил сестру мальчик и потянул её в сторону домиков, тщательно скрывая свою ослабленность. Белая Тень согласно кивнула, хотя тревожное чувство внутри неё лишь нарастало. Казалось, что потеря памяти — только малая часть будущих невзгод и вскоре случится что-то ещё более страшное. Так и произошло. Стоило Падшим Детям попасть в Трущобы — как их чуть не сбила повозка, а возничий обругал ребят такими забористыми словами, что щёки Чёрного Света побледнели ещё сильнее, в то время как скулы Белой Тени загорелись от ярости. Однако делать было нечего, и брат с сестрой продолжили обследовать незнакомый город. Они принялись спрашивать у прохожих о том, где находятся и почему оказались здесь, но в ответ получали лишь новую брань и насмешки. «Вы что, с неба рухнули?» — хихикали одни. ‎«Головой приложились, да?» — покатывались со смеху другие. ‎«Хватит шляться без дела, паршивцы, — злились третьи. — Катитесь уже отсюда». К середине дня Белая Тень и Чёрный Свет собрали так мало информации, что смогли понять лишь некоторую часть происходящего. Они узнали название города, в котором оказались, и то, как именуют место за стенами. Трущобы. Это был не пустой звук, а истинное положение дел. Потому что назвать это грязное, опасное и тёмное место как-либо иначе не поднимался язык. Здесь было много маленьких лачуг, в которых семьями ютились Бесталанные, и куда меньше более высоких и крепких домов, обычно представлявших собой трактиры и забегаловки. Жизнь на улицах Трущоб всегда кипела: кто-то, согнув спину, тащил скудное имущество на местный рынок; кто-то обменивался последними новостями, потягивая мутную жижу у стен пивнушек; а кто-то бранился прямо посреди скверных, изрытых колдобинами дорог. Брат с сестрой, проголодавшись к обеду, зашли в одно из таких мест, чтобы попросить немного еды. Их тут же с криками и руганью погнали взашей, да так, что Падшие Дети едва унесли ноги. — Задарма брюхо набивать вздумали?! — в ярости орала хозяйка таверны, размахивая ножом. — Да я вас самих на вертел насажу и хорошенько прожарю, бездельники! Как только дети отбежали в более людное и безопасное место, Белая Тень огляделась по сторонам. Везде вокруг люди обменивали товары и еду на маленькие медные монетки, а потому девочка обратилась к брату: — Нам не дадут здесь еды просто так. Нужно добыть деньги. — Но как? — нахмурился Чёрный Свет. — Чтобы получить деньги, нужно предложить что-то ценное взамен. Белая Тень посмотрела на мальчика и заметила на его шее отделанную серебром, золотом и бриллиантами подвеску в виде скрипичного ключа. Когда девочка распахнула ворот своего платья, то обнаружила у себя такое же украшение. — Смотри, мы можем продать эти вещи и купить еду, — предложила сестра. Её брат кивнул, и они отправились на поиски того, кто мог бы приобрести их подвески. Но Падшие Дети были ещё слишком малы, а потому позволили себя обмануть. И за бесценные изящные украшения получили всего несколько медяков. Впрочем, тогда и этих денег хватило, чтобы брат с сестрой насытились. Они купили себе по большой горячей булочке, и хотя выпечка слегка подгорела, а тесто было пресным и почти безвкусным, настроение у детей всё равно поднялось. Когда после обеда Чёрный Свет и Белая Тень прохаживались по одной из оживлённых улочек, изучая местность, мальчик вдруг заметил нечто странное. — Смотри, что это? — указал он куда-то в середину дороги. Там, прямо на грязной земле, лежала темнокожая девушка, очень красивая, но, как и другие жители Трущоб, бедно одетая. Она совершенно точно была жива, однако совсем не двигалась, лишь застыла в одной позе, свернувшись калачиком, и бессмысленно смотрела куда-то вдаль. Её юбка была изрядно порвана, а меж стройных длинных ног что-то стекало. И всё же поразило детей не это, а нечто другое. То, как реагировали на бедную девушку прохожие. Вернее, не реагировали. Они просто проходили мимо, словно не замечали сжавшейся на земле соплеменницы. Или не хотели замечать. Им всем, занятым, мрачным и раздражённым, не было никакого дела до этой девушки, а потому они видели в ней лишь очередной мусор под ногами. Некоторые даже не удосуживались обойти красавицу и ступали прямо по ней, топча её волосы, одежду и конечности. У Белой Тени от жалости сжалось сердце, и она сказала брату: — Давай подойдём. Чёрный Свет кивнул, также ощущая горечь за незнакомку. Падшие Дети подбежали к темнокожей красавице и заградили её от прохожих своими телами. Белая Тень помогла девушке приподняться и, бережно поддерживая руками, осторожно спросила: — Простите, леди, но что вы здесь делаете? С вами что-то случилось? Незнакомка скользнула по детям затуманенным взглядом и не ответила. Она была словно пустой оболочкой себя самой, бессмысленной, никчёмной и разбитой до основания. — Да чего вы её теребите? — послышались насмешки из толпы. — Не видите что ли: кто-то неплохо развлёкся с ней ночью. Наверняка подставила задницу кому-нибудь из Талантливых, уж они-то любят наших девчонок. Такие и не сопротивляются, и отпора дать не могут. — Так и есть, — раздался голос другого зеваки. — Это ж у Талантливых любимое развлечение: выкрасть кого-нибудь из нашей братии и измываться ночами напролёт. Небось и эту по кругу пустили: больно красивая попалась. Вон смотри, как глазища таращит. Понимает всё, хе-хе. — Ага, пусть лежит себе дальше, не трогайте её, — советовал кто-то третий. — Таких коснёшься — ещё и гадостью какой-нибудь заразишься. Себе дороже. От этих слов на глазах незнакомки выступили крохотные бусинки слёз, но она не проронила ни слова и даже не пискнула. Только смотрела своим опустевшим взглядом на окружающих, словно больше ничего не могло тронуть её душу. Чёрный Свет покрепче прижал к себе женщину, стараясь заслонить от мира вокруг, а Белая Тень в ярости вскочила на ноги. — Прекратите! — воскликнула она. — Как вам не стыдно говорить такое?! — Стыдно — не стыдно, да кому какая разница? — почесал затылок кто-то из прохожих. — Тут, в Трущобах, каждый сам за себя. Поэтому брось этот отработанный товар на место, пусть сама выбирается, если хочет жить. — Она тебе не вещь! — сжала кулаки Белая Тень и грозно выступила вперёд. — Она живая, слышишь?! Но проходившие мимо Бесталанные только посмеялись над наивной дурочкой, а кто-то даже вскользь обронил: — Все мы здесь вещи. Кто подороже, кто подешевле… ты и сама это скоро поймёшь. Девочка не стала слушать этот бред: сжала зубы, вернулась к незнакомке и решительно сказала брату: — Нужно отнести её подальше от дороги. Здесь небезопасно. Они помогли красавице подняться и отвели её в сторону, а затем усадили под чахлым полусгнившим деревцем и начали отпаивать горячим чаем, купленным тут же, недалеко. — Вот, возьмите, это придаст вам сил, — ободряюще улыбнулась Белая Тень, протягивая девушке припасённую булочку. Незнакомка медленно, словно во сне, приняла еду и принялась механически пережёвывать сдобу, запивая её тёплым напитком и делая это, скорее, по привычке, нежели осознанно. Но с каждым кусочком булочки взгляд этой девушки наполнялся осмысленностью, а с каждым глотком чая её лицо приобретало всё более живой вид. — Как вас зовут? — укрыв плечи незнакомки своей кофтой, осторожно спросила Тень. — Л-люми, — дрожащим тихим голосом отозвалась девушка. — Люми, вам есть куда пойти? — мягко продолжила девочка. — И есть ли кто-нибудь, кто может позаботиться о вас? Красавица, чуть подумав, неуверенно кивнула. — Моя семья живёт здесь… неподалёку… — всё тем же слабым тоном проронила она. — Хорошо, тогда мы поможем вам вернуться домой, — кивнула Белая Тень. Когда Люми доела предложенную ей пищу и собралась с силами, дети проводили девушку до нужного места и, передав её в руки родственников, ушли восвояси. Это был первый раз, когда Белая Тень и Чёрный Свет столкнулись с пугающей реальностью Трущоб. Но далеко не последний. Уже вечером, когда в Итинрэтэ стемнело а с неба полился дождь, Падшие Дети наконец осознали, насколько в действительности был неприветлив окружающий мир. Они пытались найти себе убежище для ночлега, но никто не желал пускать к себе двух оборвышей. Им не было позволено даже остаться на постоялом дворе рядом с домашним скотом, чего уж говорить о большем. Но когда брат и сестра уже отчаялись найти приют и стояли, дрожа от холода и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться, из тьмы к ним выступил Некто. Он был одет в чёрный ханьфу, отделанный золотыми узорами на рукавах и поясе, а его лицо наполовину пряталось за изящной чёрной маской. Но несмотря на таинственный вид, было ясно, что незнакомец до неприличия хорош собой. Его длинные, до земли, чёрные волосы были скреплены в небрежную косу, на ушах мерцали чёрным шёлком и золотом серьги, глаза же в прорезях маски сверкали спокойствием и проницательностью. — Идите за мной, — чарующим голосом поманил детей мужчина. — Я покажу место, где вы сможете укрыться. Белая Тень и Чёрный Свет недоверчиво переглянулись меж собой. Незнакомец казался им подозрительным, но разве у замёрзших одиноких детей был другой выбор? Уж лучше попытать счастья с этим Вечным, чем продолжать мёрзнуть на открытом воздухе. — Сюда, — подбодрил оробевших сестру и брата незнакомец, обернувшись через плечо. — Не бойтесь, я вас не обижу. Падшие Дети чуть осмелели и, взявшись за руки, пошли туда, куда вёл их мужчина, на самую окраину города, где протекал небольшой, но живой ручей. Незнакомец с длинными волосами шёл чуть впереди, показывая путь. Хотя «шёл» — не совсем то слово. Нет, этот Вечный, скорее, плыл по воздуху — настолько мягкой и неосязаемой была его походка. Если посмотреть на такого со стороны, без всякого лишнего знания, то волей-неволей промелькнёт жуткая мысль, что живые такой походкой не ходят. — Вот, почти добрались, — улыбнулся мужчина. — Здесь будет безопаснее, чем в городе. Белая Тень и Чёрный Свет подошли ближе, чтобы рассмотреть предложенное для ночлега место. Им оказался небольшой старый мост, крепкий, но обветшалый. Такой не спасёт от промозглого ветра и стужи, зато укроет от дождя и сырости. — Вам нужно разжечь огонь, чтобы согреться, — голосом терпеливого наставника продолжил незнакомец. — Идите, я научу вас, как это делать. — Постойте, — выступила вперёд Белая Тень. — Сначала ответьте, кто вы такой и как вас зовут? Она уже давно подозревала неладное, но не решалась спросить. Теперь же, когда они достигли нужного места, настал черёд знакомства. — Как меня зовут?.. — слабо усмехнулся Вечный и заложил руки за спину. Он чуть подумал, словно не мог выбрать, как именно назваться, а затем представился: — Моё имя Селест-Нуар, я Странствующий Сказочник. А как ваши имена? — Меня зовут Белая Тень, — учтиво ответила девочка и вежливо поклонилась. — А меня — Чёрный Свет, — вслед за сестрой откликнулся мальчик, также склонив голову. — Хорошо, вот мы и познакомились, — снова улыбнулся мужчина. — А теперь подойдите ближе, вам нужно согреться как можно скорее, чтобы не заболеть. Спрятавшись под мостом вместе с новым знакомым, дети принялись слушать его объяснения. Селест-Нуар оказался на удивление хорошим учителем — и уже вскоре Белая Тень смогла сотворить крохотную магическую искорку, слабую и нестабильную, но достаточную, чтобы разжечь огонь. В отличие от сестры, Чёрный Свет не мог похвастаться такими же успехами, зато быстро собрал лежащие под мостом сухие ветки и помог сестре развести костёр. Вечный в чёрном ханьфу внимательно наблюдал за этим и периодически давал толковые советы. Однако стоило детям усесться у костра и согреться, Селест-Нуар объявил: — Я не могу оставаться здесь долго. Мне нужно идти. Однако я буду приглядывать за вами и помогать, насколько смогу. — Но что нам делать? — взволнованно спросила Белая Тень. — Мы ведь ничего здесь не знаем! Даже кто мы такие… — Не бойся, всё будет хорошо, — тепло улыбнулся мужчина, хотя в этом жесте угадывался тонкий оттенок фальши. — Главное — всегда держитесь друг друга, будьте праведны и милосердны, помогайте тем, кто в этом нуждается, и никогда, слышите, никогда не ожесточайте ваши сердца. — Почему? — вступил в разговор Чёрный Свет. — Почему нельзя ожесточать сердца? Селест-Нуар внимательно посмотрел на мальчика, прокручивая в руках свой чёрный веер с шёлковой золотой подвеской. Украшение было сделано со вкусом, как и весь наряд этого Вечного, и загадочно мерцало в свете огня. Мужчина долго молчал, словно погруженный в какие-то лишь ему понятные мысли, а затем неопределённо бросил: — Оставь герою сердце… Что же он будет без него? Тиран. Это были последние слова, которые Падшие Дети услышали от своего нового знакомого. Вскоре он поднялся и, кивнув им на прощание, исчез, растворился в ночной мгле. Напоследок Селест-Нуар произнёс тихое, почти неслышное: — Вы должны выжить и стать сильнее, чего бы то ни стоило. Эта фраза прочно засела в юных головах брата и сестры. Поэтому наутро, когда Белая Тень и Чёрный Свет проснулись от холода, всё так же тесно прижимаясь друг к другу, им стало понятно, что если мужчина в чёрном ханьфу и вернётся, то вряд ли скоро. А потому с этого дня надеяться они могут только на себя. Но Падшие Дети старались не отчаиваться. Жизнь в Трущобах оказалась сложной и опасной, поэтому им приходилось быстро учиться на своих ошибках и быть осторожными. Чтобы кое-как обустроить своё новое жилище, которое они назвали Дом-Под-Мостом, брат с сестрой продали все оставшиеся драгоценности, что были на них в момент прибытия, и купили пару больших тёплых одеял. К счастью, Итинрэтэ отличался тёплым климатом, а потому погода здесь менялась редко. И всё же это не помешало Чёрному Свету почти сразу же заболеть. Если поначалу он ещё как-то держался, скрывая от сестры охватившую его слабость, то к вечеру второго дня симптомы стали ухудшаться. Мальчика то охватывал жар, то бросало в холод, он то проваливался в сон, то наоборот не мог сомкнуть глаз всю ночь. Тело его было слишком слабым, будто сам мир отвергал существование Чёрного Света, и Белая Тень очень скоро поняла это. Как поняла и то, что лекарства стоят очень дорого. Как поняла и то, что деньги можно достать лишь тяжёлым трудом. Как поняла и то, что она никогда, ни при каких обстоятельствах, не должна показаться брату слабой и беспомощной. Впрочем, Белая Тень всегда отличалась большим упорством и трудолюбием. Уже в первую неделю она нашла место, где могла получить достаточно денег для выживания. Этим местом был большой Дом Забав, куда захаживали самые обеспеченные из Бесталанных, а иногда даже сами Талантливые, ищущие новых впечатлений и утех. Девочку приняли туда сразу же, как только хохочущие куртизанки заприметили её на улице, по которой она проходила в поисках работы. — Посмотрите, посмотрите туда! — восхитилась одна из них. — Какая милая крошка! — Действительно, прелесть как хороша, — согласилась другая. — Да ещё и молоденькая. Таких у нас любят. Они подозвали к себе смущённую подобным вниманием Белую Тень и витиеватыми разговорами заманили внутрь своего пристанища. Сестра Чёрного Света и вправду была красива, поэтому куртизанки хотели забрать её себе, но случилось нечто непредвиденное. Когда Белая Тень зашла в окуренную благовониями полутьму Дома Забав, внутри как раз зазвучала тонкая пленительная мелодия. Несколько певичек на большой светящейся огнями сцене, плавно касаясь своих инструментов, исполняли причудливую мелодию. Стоило Белой Тени услышать эту песню — и сердце девочки затрепетало. Она ничего не помнила о своём прошлом и даже представить не могла, кем была до вчерашнего утра, зато её тело знало. Да, её тело помнило, как нужно двигаться под звуки пипы; как мягко надо ступать в ритм музыки; как стоит тянуть носки и грациозно прогибать спину; где следует прибавить шагу, а где — замедлиться. Поэтому все эти умения, отточенные долгими тренировками, вдруг сами собой рванулись наружу, и прежде чем Белая Тень осознала, что делает, всё её существо устремилось на сцену. И девочка слилась с танцем, на краткий миг откинув все заботы и позволяя себе делать то, что доставляло ей истинное удовольствие. Зачарованные неожиданной гостьей зрители и работницы Дома Забав от изумления и восхищения даже не стали прогонять маленькую танцовщицу. Более того, она оказалась так хороша в своём деле, что присутствующая на месте хозяйка Дома Забав положила на неё глаз и предложила девочке работу. Алчно подсчитывая прибыль за внезапно свалившийся товар, женщина сказала: — Будешь приходить сюда каждый вечер и всю ночь услаждать своим танцем наших гостей. А если хорошо постараешься, то, может, кто-нибудь захочет испробовать не только твоё искусство, но и тебя саму. Белая Тень не совсем поняла значение последних слов, но впереди у неё было ещё много времени, чтобы сполна всё изучить. Теперь же она лишь радовалась, что смогла найти работу и, следовательно, деньги на пропитание. С этого дня девочка принялась усердно трудиться, ночи напролёт проводя в Доме Забав, а под утро возвращаясь в свой Дом-Под-Мостом. Ей было тяжело, и она сильно уставала, но никогда, ни разу, Белая Тень не вернулась к брату без свежей булочки и баночки лечебной микстуры. Чёрный Свет болел долго и мучительно, иногда не поднимаясь со своего места целыми днями. Несколько раз, скопив денег, Белая Тень водила мальчика к целителям, однако те лишь отмахивались от него и старались побыстрее забрать желанные монетки. «Он просто от природы слаб, — посмеивались они. — Должно быть, самый Бесталанный из всех Бесталанных, ха-ха!». Белая Тень злилась в ответ на эти слова и, бросив пригоршню монет прямо в лица жадных целителей, уходила прочь. — Ничего страшного, не слушай их, — подбадривала брата сестра. — Они просто корыстные и подлые гады, не знающие своего ремесла. Все целители такие. Только и знают, как денег содрать, да побольше. — Но что если они правы? — тихо отвечал на это Чёрный Свет. — Что если всё дело в том, что я просто родился таким? Разве ты и сама не видишь: я лишь обуза для тебя, слабая и бесполезная? Уж не лучше ли будет бросить меня?.. — Не говори таких жестоких слов, — сжимая мальчика в объятиях, шептала Белая Тень. — Помнишь, что говорил Селест-Нуар? Нельзя ожесточаться сердцем. Никак нельзя. И девочка принималась копить деньги с ещё большим упорством, желая оградить брата от ненужных волнений. Она быстро освоилась в Трущобах и поняла их законы. А правила здесь были довольно простые. «Ешь столько, сколько можешь в себя запихнуть, ведь завтра еды может не быть и вовсе». «Работай побольше и думай поменьше, если хочешь выжить». «Терпи всё, что только можешь стерпеть, и даже больше». Белая Тень никогда не рассказывала брату о своей работе много и обстоятельно: она старалась отделаться быстрыми, ничего не значащими разговорами, по которым и понять-то ничего было нельзя. Но Чёрный Свет никогда не был дураком, а потому подмечал все те детали, которые Белая Тень пыталась скрыть. Он знал, что если под утро его сестра приходила вся чёрная от синяков и ссадин, тщательно скрывая их за тканью одежды, то значит, она хорошо поработала. В Доме Забав Белой Тени платили три медяка за ночное выступление. Пять — если гость желал наслаждаться её обществом за закрытыми дверями. И десять — если посетителю было мало просто брать её так, как он хотел. За десять медяков в Доме Забав могли избить до полусмерти или сделать ещё что-нибудь в этом духе. Но Белая Тень всегда считала себя предприимчивой, а потому никогда не упускала возможность получить десять медяков. «Десять… целых десять… — поднося очередному клиенту кнут или нож и зачарованно глядя, как он заносит орудие над её обнажённым телом, блаженно думала она. — Если получу десять, то смогу купить больше еды для нас с братом». Когда утром, с рассветом, она возвращалась домой, пошатываясь и теряя сознание, или ползла, почти обессилев от боли и сплёвывая кровь, её всегда бодрила эта радостная мысль: «Сегодня я была хорошей девочкой. Сегодня я заработала целых десять медяков». Чёрный Свет быстро понял, что его сестра не хочет, чтобы он замечал её боль. Поэтому он старательно притворялся спящим каждый раз, когда Белая Тень возвращалась с «работы». Брат делал вид, что ничего не знает и ни о чём не подозревает: ни почему сестра носит лишь длинную одежду; ни почему подолгу лежит в одной позе, почти не шевелясь и не выказывая признаков жизни; ни отчего на её теле с каждым разом всё больше ссадин и шрамов. Но были в их сложной жизни и хорошие времена. Иногда Чёрному Свету становилось лучше, и он вместе с Белой Тенью шёл на главную улицу Трущоб танцевать за милостыню, а потом они вдвоём съедали по тарелке риса. В другие дни, когда кто-нибудь из местной ребятни приглашал их поиграть, брат с сестрой с удовольствием принимали предложение. А порой к ним даже наведывался Селест-Нуар, и это были самые счастливые дни, поскольку он всегда учил Падших Детей чему-то новому. Белой Тени Странствующий Сказочник показывал, как делать маленькие забавные штучки, которые называл Артефактами, и порой рассказывал что-нибудь о магии, а Чёрному Свету объяснял основы разных наук. Однако, как и всегда, Селест-Нуар быстро уходил, не оставив после себя ни следа и не сказав, когда объявится в следующий раз, да и объявится ли вообще. Со временем Белая Тень и Чёрный Свет обвыклись на новом месте и стали здесь «своими», особенно среди детей. Местная ребятня души в них не чаяла и всегда с радостью встречала брата с сестрой. Все они были вечно голодными бедными оборванцами, рождёнными здесь, в Трущобах. Им не хватало Таланта, чтобы попытаться улучшить своё положение, и сил — чтобы обеспечивать себя самим, как это делала от природы выносливая Белая Тень. Поэтому сестра Чёрного Света часто угощала их едой, даже если у неё не было лишнего куска и даже если этот «лишний кусок» на самом деле был её собственным обедом. Часто, когда дети Трущоб собирались вместе поиграть или насладиться поджаренным хлебом у большого костра, они обсуждали свою нелёгкую судьбу и с тоской мечтали о времени, когда им не придётся каждый день бороться за жизнь. В такие моменты Белая Тень старалась подбодрить их и внушить надежду, насколько это было возможно в общем плачевном положении. — Когда мы все подрастём, — утешала она, — то обязательно станем большими и сильными. У нас всегда будет дом, тепло и много-много еды. Но чтобы это всё осуществилось, нужно хорошенько стараться и много работать. — Как сестричка Белая Тень? — наивно спросил один из малышей. Белая Тень вспомнила, как накануне один из захмелевших клиентов заплатил целое состояние, чтобы прелюдно высечь её прямо на сцене, и долго смаковал своё удовольствие, рассекая плетью нежную кожу девочки, а затем, не дрогнув, кивнула: — Да, как сестричка Белая Тень. Детям не пристало знать страшную правду. По крайней мере, до поры до времени. И Тень понимала это. Чёрный Свет тоже понимал. Поэтому лгал их общим друзьям так же хорошо, как и сестра. — Скажи, братишка, а почему мы не можем попасть за Стену? — порой спрашивали его самые маленькие. — С чего вы взяли, что мы не можем туда попасть? — подражая сестре тоном и жестами, возразил Чёрный Свет. — Ну как же… за Стенами ведь живут лишь Талантливые, это все знают! — отвечала озадаченная ребятня. — А среди нас нет никого, кто обладает Талантом. Разве что, может, Белая Тень. Белая Тень действительно обладала некими отличными от других жителей Трущоб способностями. Правда, Мастеров среди Бесталанных по понятным причинам не было, да и Селест-Нуар объявлялся слишком редко, поэтому научить девочку магии никто не мог и её Талант так и оставался дремлющим. Тем не менее она без промедления ответила: — Значит, мы разрушим Стены. И добьёмся справедливости. Эти дерзкие речи, которые уже давно не звучали в Трущобах, поразили детвору. Ребята изумлённо смотрели на эту юную девочку с длинными светлыми волосами и алыми рубинами глаз, что сверкали ярко и непреклонно, и не могли взять в толк, откуда она такая взялась? Единственная, всегда приходившая с едой в руках и широкой улыбкой на лице. Единственная, говорившая то, о чём принято было молчать. И Единственная, у кого был Талант. — Хах, что это я тут слышу? — один из проходивших мимо пьянчуг расхохотался от полных праведного жара слов Белой Тени. — Что ты там разрушать собралась? Чего добиваться? Сестра Чёрного Света обернулась к пьяной компании и ровным голосом повторила свои слова. Услышанное заставило прохожих смеяться ещё сильнее — и они, не сдерживаясь, в голос загоготали. — Ты ещё скажи, что хочешь всех здесь спасти! — задыхаясь от веселья, мерзко захихикал один из них. — Хочу. — честно призналась Белая Тень. — О-о! — донеслось презрительно-насмешливое в ответ. — Вы только посмотрите на неё! Тоже мне, нашлась! Спасительница хренова! Вот умо-ора! — Совсем из ума выжила, малявка? — поддержал товарища другой Бесталанный. — Посмотри на себя: ещё нос не дорос — а уже в спасительницы записалась? Да тут и до тебя знаешь сколько таких было? Так все сгинули, ничего от них не осталось. И с тобой будет так же. — Пока не попытаюсь — всё равно не узнаю, — с тем же упрямством отвечала Тень. — Уж лучше сделать хоть что-нибудь, чем не сделать совсем ничего и сгнить здесь, как бесполезная старая труха. Укол в свою сторону пьяницы поняли, а потому принялись крыть девочку ругательствами в ответ: — Да ты что о себе возомнила, блоха? Совсем страх потеряла? — Иди лучше «спасай» тот бордель, в котором работаешь. Уж тебя-то там давно заждались, хе-хе. — Ты же первая сгниёшь здесь, а мы ещё попляшем на твоих останках! И кого ты вообще «спасать» собралась, если даже себя спасти не можешь, дурочка? Дети Трущоб понурили головы, растерянные и обескураженные. Они и сами понимали, как зыбко то счастье, которое обещала им Белая Тень. Сытая жизнь? Тёплый надёжный дом? Безоблачное будущее? Разве всё это возможно? Разве это может быть взаправду? Ведь никто из взрослых так и не смог что-то изменить, хотя многие хотели и ещё больше — пытались… Значит, и пробовать смысла нет? Значит, сопротивление бесполезно, а смирение — единственный выход?.. Белая Тень посмотрела на своих обидчиков — и ей вдруг вспомнился мягкий настойчивый голос Селест-Нуара: «Будьте праведны и милосердны, помогайте тем, кто в этом нуждается, и никогда, слышите, никогда не ожесточайте ваши сердца». Девочка глубоко вдохнула. Выдохнула. И подошла ближе к пьяной компании. — Вот, держите, — оторвав половину от своей краюшки хлеба, предложила она и тепло улыбнулась. Пьяницы посмотрели на неё с таким удивлением и непониманием, что Тени пришлось объяснить: — Может, я и не могу спасти всех сейчас. А может, не смогу спасти и в будущем. Но если спасу хотя бы одного, если помогу хоть кому-то — значит, всё было не зря, значит моё существование не бессмысленно. Поэтому возьмите этот хлеб. Выпивать без закуски вредно. Мужчины пробормотали что-то грубое и ругательное в ответ на щедрый жест девочки, а затем, плюнув под ноги Белой Тени и грубо вырвав хлеб из её рук, ушли восвояси. — Больная дура, — только и бросил один из них напоследок. «Больная дура» вернулась к друзьям и более этот случай не обсуждала. Но дети, что были там и видели произошедшее, навсегда запомнили её слова и её поступок. А на следующее утро каждый ребёнок в Трущобах знал, кто такая Белая Тень. И каждый из них ждал, когда она осуществит задуманное. Тем не менее долгожданное «спасение», о котором грезили местные дети, всё не наступало. Зато наступило то, чего никто не ожидал и что разом изменило пусть и нищую, но размеренную жизнь Трущоб. Великий Голод. Никто не знал, почему он настал. Одни говорили, что Талантливые наконец решились вытравить с окраин Итинрэтэ все многочисленные бедные поселения вместе с их жителями, чтобы те больше никогда не мозолили им глаза; другие возражали, что дело в самих Трущобах и особенностях сложных торговых отношений между плодородным богатым Центром и нищими бесплодными Окраинами; третьи и вовсе ссылались на Волю самой Вселенной; но одно оставалось неизменно: еды становилось всё меньше и меньше, а голодных ртов — всё больше. Белая Тень очень быстро поняла, что вскоре их с братом жизнь изменится. Хотя в Доме Забав она получала гораздо больше, чем на любой другой работе, и, собственно, поэтому оставалась там, поэтому терпела всю грязь, порочность и беспомощность жизни простой танцовщицы, но даже этих денег вскоре перестало хватать. Чёрный Свет беспрестанно болел, цены на хлеб росли с каждым днём, а обезумевшие от голода жители Трущоб становились всё более озлобленными. Поэтому Белая Тень, тщательно обдумав своё положение, нашла ещё одну работу. Это было трудно, учитывая, как много вокруг ошивалось желающих получить деньги любым способом — неважно, честным или нет. Но девочка оказалась физически сильна, хорошо сложена и невероятно, просто невозможно вынослива. Уже в первый день, трудясь на скудных полях окраин, она показала результат гораздо больший, чем её напарники-мужчины, а потому была выбрана хозяином из многих желающих. С тех пор почти каждое утро Белая Тень проводила в заботах о посевах и урожае, после полудня забывалась тревожным сном в Доме-Под-Мостом, вечером же шла в Дом Забав и танцевала там ночь напролёт, отдавая всю себя и ни разу не уклонившись от своих обязательств. Однако подобный ритм невероятно выматывал Белую Тень. Её упрямый, полный добродетельности и благочестия взгляд со временем потух, её нежное тело покрылось ссадинами и мозолями, а её фарфоровая кожа, которую так любили рассекать плетьми гости Дома Забав, после долгой работы под нещадно палящими лучами Светила, сначала опалилась до крови и волдырей, а после — когда Белая Тень уже пообвыклась — загорела и стала золотисто-медовой. Чёрный Свет видел эти перемены, произошедшие с сестрой, и ощущал бесконечное раздражение. Он был слишком слаб, чтобы помочь ей, слишком глуп, чтобы придумать другой выход, и слишком бесталанен даже для Бесталанного, а потому он был просто… совершенным ничтожеством. Мысли об этом мучили мальчика, травили ему душу день за днём, распаляя его ненависть к себе всё больше и больше. В какой-то момент он даже подумал о том, чтобы убить себя, да только это бы не помогло: Вечные были на то и Вечные, что даже после смерти возрождались вновь. А после… снова умирали, если условия жизни были такими, как в Трущобах. Другой причиной, по которой Чёрному Свету пришлось отринуть мысль о смерти, была их с сестрой глубокая привязанность друг к другу. Ведь сколько бы испытаний ни выпало на долю Белой Тени, стоило ей вернуться домой и увидеть брата — как её взгляд теплел и на губах появлялась слабая улыбка. А потому Чёрный Свет понял: он ни за что не должен умереть. Он должен есть, даже когда от тошноты сводит глотку, должен улыбаться сестре, даже когда хочется плакать, должен делать вид, что всё хорошо и что он болен не так уж сильно, когда на самом деле болезнь была даже слишком крепка. В один день, не выдержав своей беспомощности и бесполезности, Чёрный Свет тайком от сестры пошёл в одиночку просить милостыню на одну из центральных улочек Трущоб. Но за целое утро ему не удалось выпросить ни копейки, потому как местные жители и сами страдали от нужды, а потому не хотели делиться тем немногим, что имели. Вдобавок к этому, из-за слабости мальчику стало плохо — и он потерял сознание прямо посреди улицы. В это же время Белая Тень возвращалась со своей работы, полная мрачных мыслей. Сегодня ей сказали, что на поля больше не будут поставлять магические удобрения, которые хозяин закупал у Талантливых и которые обеспечивали почти непрерывный урожай на бесплодных землях. А значит, работники тоже перестали быть нужны. И Белая Тень осталась без весомой части средств к существованию. Она не знала, как сказать об этом брату, не знала, как посмотреть ему в глаза и объяснить, что теперь им снова придётся жить впроголодь и почти без лекарств. Ей было жутко стыдно, она ощущала себя самой бесполезной девочкой во Вселенной, даже не подозревая о том, что её брат думает то же самое о себе. И когда Белая Тень вернулась домой с поникшей головой и удручающими новостями, её ждало ещё более пугающее известие: брата не оказалось на его привычном месте. Девочка знала, что Чёрный Свет никогда бы не ушёл просто так, да и не смог бы, учитывая его состояние, а потому в ужасе ринулась искать его по всем Трущобам. К счастью, один из прохожих вовремя увидел смертельно бледного Чёрного Света, лежащего без сознания, и, сжалившись, отнёс его подальше от оживлённой улицы. Поэтому когда Белая Тень нашла брата, он был жив и просто сильно устал. — Зачем ты сделал это? — в отчаянии закричала девочка, как только её брат очнулся. — Зачем ты ушёл один, без меня? Зачем? Зачем? Зачем? От отчаяния и страха она едва сдерживала слёзы, но так же упрямо, как и всегда, стиснула зубы, не желая показывать собственную слабость перед близким ей существом. — Я хотел помочь… просто хотел быть полезным… как и ты, — слабо проронил Чёрный Свет и совершенно фальшиво улыбнулся сестре, делая вид, что всё в порядке, что всё хорошо. — Прости, я заставил тебя волноваться… Белая Тень хотела что-то сказать, но тот самый прохожий, вовремя подоспевший на помощь к мальчику, вдруг усмехнулся: — Заставил волноваться? Да какое там! Ты же абсолютный никчёмыш! Все Трущобы знают, что ты обуза для твоей сестры. Уж молчал бы и не рыпался, раз видишь, какое время настало. А то неровен час — и тебя попросту съедят… Чёрный Свет вздрогнул от этой короткой обличительной речи, и в его голове заиграло, забилось это поразительно подходящее ему слово: «Никчёмыш». А мысли Белой Тени зацепило другое предложение: «…неровен час — и тебя попросту съедят…» Всё внутри сестры содрогнулось от страха за брата, и, посадив его к себе на спину, девочка поспешила уйти подальше от оживлённых улочек Трущоб, где теперь было даже опаснее, чем в безлюдных закоулках. Весь вечер они с Чёрным Светом молчали, погружённые каждый в свои мысли. И оба понимали, что вскоре грядёт нечто такое, чего ещё не было в их жизни и что непременно принесёт самые ужасные последствия. Запах этих перемен уже сочился в воздухе, только вот сами перемены были не к лучшему. К счастью, в этот вечер их неожиданно навестил Селест-Нуар и тем самым чуть разрядил напряжённую обстановку в Доме-Под-Мостом. — В чём дело? — спросил он, глядя на Падших Детей из-под своей маски. — Почему вы так мрачны? Белая Тень подняла на него уставший взгляд и кратко описала их с братом невесёлые перспективы. Селест-Нуар слушал внимательно и терпеливо, хотя выглядел так, будто ему всё было уже давно известно. Когда же сестра Чёрного Света закончила свой рассказ, Странствующий Сказочник произнёс: — Что ж, значит, с этого дня вам придётся быть более осторожными. Вы должны беречь свои жизни. А ты, Белая Тень, обязана защищать брата, раз он не может сделать этого сам. — Да, я защищу его, — без колебаний согласилась сестра, — чего бы это ни стоило. — Молодец, — одними уголками губ улыбнулся Селест-Нуар. — Ты хорошая девочка и вырастешь добродетельной. Чёрный Свет, в очередной раз униженный своей беспомощностью, понуро опустил голову, не вмешиваясь в разговор. — Но помнишь, что самое важное? — мягко добавил мужчина, проворачивая в руках свой затейливый веер. — Да, помню, — решительно кивнула Белая Тень. — Никогда не ожесточать сердце. — Умница, — слабая улыбка Странствующего Сказочника, кажется, стала чуть шире. — Никогда не забывай об этом. На следующий день Белая Тень с новыми силами принялась искать работу. Она бралась за любое дело, за любой, даже самый тяжёлый труд. Днями и ночами она пропадала вне дома и никогда, абсолютно никогда не возвращалась к брату без еды и лекарств. Её состояние становилось всё хуже и хуже с каждым днём, но, казалось, потухшие алые блёстки глаз теперь сияли ещё большим упрямством и упорством на бледном лице девочки. Однако то, что вскоре начало происходить в Трущобах, оказалось куда сильнее всей силы воли, что была у Тени. Это развивалось постепенно, начиная с недостатка хлеба и повышения цен на всё, что только возможно. А продолжилось массовым голодом — таким, который и не описать словами. Бесталанные теряли свой и без того крошечный заработок, теряли еду, теряли близких и теряли… собственные жизни. Они возрождались, как и полагалось Вечным, после чего снова умирали от голода — и так до момента, пока истерзанные страданием души не уничтожали сами себя. Но хуже было тем, кто видел это и кто боялся такого же исхода для себя. Не выдержав бесконечного голода и бесконечной нужды, такие жители Трущоб опускались до самых подлых, самых жутких низостей. Они воровали друг у друга скудную пищу и деньги или — что ещё хуже — грабили соотечественников прямо на улицах, не гнушаясь делать это ни ночью, ни при свете дня. А самые отчаянные доходили до худшего из исходов. Они пожирали тех, кто слабее. Белая Тень слышала о подобных случаях, но не верила. Не хотела верить. Пока не увидела собственными глазами. Это была одна из тех ночей, когда в Доме Забав совсем не оказалось гостей и юную танцовщицу отпустили пораньше, чтобы она «не просиживала зад без дела». При этом хозяйка заведения нехотя выдала девочке медяк — раз уж та всё же пришла на работу. Белая Тень печально вздохнула, подумав о том, что теперь ей хватит на ломоть хлеба для Чёрного Света, но не для неё самой. Впрочем, это был не первый раз, когда девочка голодала, заверив брата, что съела свой кусок по пути домой, а мальчик делал вид, что охотно верит ей, хотя на самом деле понимал всё даже слишком хорошо. Так что Белая Тень, купив немного еды брату, направилась домой, осторожно ступая по тёмным, плохо освещённым улочкам Трущоб. На одной из таких улочек, в закутке меж двумя хлипкими лачугами, она заметила уютный свет костра и сидящих вокруг него Вечных. Это были взрослые жители, среди которых оказалось почти равное количество мужчин и женщин. При этом вся толпа выглядела весёлой и довольной и смаковала что-то из большого закопчёного котла. Сестра Чёрного Света на мгновение обрадовалась, почуяв аппетитные запахи сваренного мяса, от которых у неё сводило живот. Она даже приблизилась к этим Бесталанным в надежде выпросить хотя бы маленький кусочек еды для брата, но тут же застыла, поражённая увиденным. Потому что в котле варилось не мясо животного или птицы. А мясо маленьких детей, с которыми Белая Тень ещё недавно играла на улицах… …и которым обещала сытую беззаботную жизнь за Стенами Трущоб. От открывшегося ей вида, от остатков конечностей и голов, что лежали чуть поодаль, в отдельном тазу, Белой Тени стало плохо. Всё перед её глазами замелькало, закружилось, а сильнейшее отвращение смешалось с таким же сильнейшим желанием не то выйти и разорвать на части этих тварей, что смели называться Вечными, не то убежать как можно дальше, чтобы не видеть, не слышать, не знать… Девочка прислонилась к стене одного из домов, начав задыхаться от переполнявших её чувств, и это движение было замечено наслаждающимися своим поздним ужином падальщиками. Они разом обернулись к ней и посмотрели так красноречиво, так однозначно, что Белую Тень парализовало от ужаса. Она не могла ни идти, ни бежать, ни думать — ничего. Только стоять и смотреть, как к ней медленно приближаются те, кто уже давно потерял сердца. — Не стой там, иди сюда, — вдруг послышался знакомый голос. — Быстрее, тебя не должны поймать. Белая Тень обернулась и увидела Селест-Нуара, манящего её пальцем. В этот же момент от радости и облегчения её ноги сами собой начали двигаться, а тело метнулось подальше от охочих до живой плоти Бесталанных. Селест-Нуар тоже побежал, чуть впереди девочки и указывая той безопасный путь. Но толпа неотступно следовала за ними, желая заполучить такую хорошенькую и жилистую жертву. Когда стало понятно, что просто так от погони не оторваться, Странствующий Сказочник велел: — Беги к брату, я задержу их. Белая Тень заволновалась, однако Селест-Нуар ободряюще улыбнулся и успокоил девочку: — Не волнуйся, всё будет хорошо. Сестра Чёрного Света кивнула и ринулась прочь, но всё же обернулась, чтобы проверить, как именно мужчина собирается задерживать такую многочисленную толпу. Всё оказалось на удивление просто: Селест-Нуар просто снял свою маску прямо лицами нагоняющих преследователей. А затем произошло нечто поразительное. Все эти Вечные, все эти голодные, озлобленные и отчаявшиеся жители Трущоб внезапно застыли, как один, и начали судорожно пятиться назад. — Побери эту Вечность, это же он… — слышалось с одной стороны. — Не может быть, он вернулся, вернулся! — изумлённо кричали с другой. — Бежим, бежим скорее, он же всех нас убьёт! — вопили третьи. — Демон вернулся! Демон пришёл, чтобы уничтожить нас! Белая Тень не поняла, что случилось и почему на Странствующего Сказочника сыпятся такие страшные обвинения, но, испытывая волнение за себя и брата, поспешила удалиться и уже вскоре оказалась в Доме-Под-Мостом, где было тихо и безопасно, насколько только может быть в такое время и в таком месте. Она пересказала брату всё произошедшее, не забыв упомянуть о своём странном спасении. — И почему они так боялись его?.. — вопросом завершила свою речь девочка. В ответ на это Чёрный Свет тихо пробормотал: — Неудивительно, он же не просто Вечный… — Что ты имеешь ввиду? — удивилась Белая Тень. — А разве ты сама не заметила? — хмыкнул Чёрный Свет. — Он приходит лишь ночью, никогда не снимает маску и не даёт себя касаться. В Трущобах никто ни о каком Странствующем Сказочнике слышать не слышал, а все мои попытки узнать о нём больше Селест-Нуар просто игнорирует. Думаю, стоит просто смириться с его присутствием, поскольку выведать мы ничего не сможем. — Но даже если так… — нахмурилась Белая Тень. — …почему он помогает нам? Почему приходит снова и снова? Должна быть какая-то причина? — Должна, — пожал плечами брат. — Может, мы когда-нибудь узнаем её. Но сейчас не время. Пока не время. На этом их разговор завершился, однако сестра ещё некоторое время думала об этой ночи и о Селест-Нуаре. Хотя нужда и голод заставили Белую Тень забыть подобные мысли и занять свой разум поисками пропитания. Только вот еды вскоре не стало. И работы — тоже. Белая Тень продолжала ходить в Дом Забав, но, скорее, от отчаяния и в силу привычки, нежели в надежде увидеть там щедрого на средства гостя. К счастью, в закромах у девочки ещё были медные монеты, и какое-то время она держалась, с трудом добывая хлебные краюшки для брата и горелые обрезки теста — для себя. Но даже это благо рано или поздно должно было кончиться. Так и случилось. На самом деле Белая Тень плохо помнила эти времена. Когда еды не стало совсем, находиться на улицах Итинрэтэ стало невроятно опасно. Хорошо жили лишь те кварталы, что непосредственно прилегали к Стенам и вели деловые отношения с Талантливыми. Другие же части Трущоб находились в запустении или становились местами кровожадных схваток за любой кусок, за любую крошку пищи. Кто-то смирился с этим и надеялся побыстрее умереть. Другие примкнули к тем, кого теперь во всеуслышание звали Падальщиками. Третьи пытались достучаться до Талантливых, добиться от них хоть какого-то ответа, какой-то помощи. Но, как и всегда, Центр Итинрэтэ был глух к просьбам и мольбам Окраин. Всё так стремительно менялось в худшую сторону, так молниеносно превращалось в примитивную борьбу за выживание, ещё более жестокую и беспощадную, чем раньше, что Белая Тень не заметила, как изменилась и она сама. Это произошло не сразу, а постепенно. Чем меньше еды и денег оставалось, чем больше творилось страшных вещей, тем сильнее ожесточалась Белая Тень. Раньше она была светлой и терпеливой девочкой, за которой всегда хотелось тянуться, которая вызывала восхищение своим упорством, трудолюбием и волей к справедливости. Но каждый раз, когда ей приходилось идти домой, зная, что там ждёт голодный болеющий брат, у которого не на кого надеяться, кроме своей сестры, Белая Тень испытывала отвращение и ненависть к себе. Она впервые чувствовала себя настолько беспомощной. Впервые не могла ничего сделать и не могла никак повлиять на происходящее. Если раньше всё зависело от того, сколько она сможет работать и как хорошо будет раздвигать ноги или терпеть побои ради лишних медяков, то теперь Белая Тень не имела власти ни над тем, сколько хлеба ест сама, ни над тем, сколько принесёт брату. Это вызывало у неё такое отчаяние, что Белая Тень стала противоположностью себе самой. Она уходила засветло и возвращалась глубокой ночью. А когда пребывала в Доме-Под-Мостом, то почти всё время молчала и старалась не смотреть в глаза Чёрному Свету. Более того, Белая Тень так сильно похудела, что её и без того плоский живот ввалился внутрь, а скулы остро выдавались над щеками. Чёрный Свет знал, что она почти не ест. Как знал и то, что его сестра готова продать, отдать, вывернуть, вытрясти, разорвать всю себя, лишь бы накормить его, лишь бы не вернуться домой без еды. Только всему рано или поздно приходит конец. И однажды наступил тот день, когда Белая Тень не смогла раздобыть пищу, когда и всех её стараний не хватило, чтобы найти даже маленький кусочек хлеба. Уже ночью, в полудрёме бредя по пустынным улицам Трущоб, она думала лишь о том, что не может прийти к брату с пустыми руками и выдавить из себя невозможное: «Сегодня мы без еды». Уж лучше бы она сгинула, уж лучше бы умерла сама, чем увидеть печальные глаза Чёрного Света и услышать от него что-нибудь вроде: «Прости, что я такой никчёмыш». Поэтому Белая Тень просто слонялась туда-сюда, хотя от голода и усталости ноги почти не держали её, а в теле так долго не было воды, что девочка не могла даже плакать. «Почему этот мир так устроен? — подняв голову и посмотрев на парящий высоко над Итинрэтэ замок самых богатых Талантливых, подумала Тень. — Почему даже всех моих сил не хватает, чтобы раздобыть немного хлеба? Почему? Почему? Почему? Я не понимаю, не понимаю, не понимаю». Сестра Чёрного Света остановилась где-то на окраине жилых кварталов и принялась методично бить себя рукой по лицу, чтобы не позволить безумию окончательно захватить её разум. Она хлестала себя с такой силой, словно эти свирепые удары могли что-то изменить, дать ей какую-то идею или хотя бы сдержать её отчаяние. Так, стоя и орошая себя пощёчинами, она провела много времени, прежде чем отдалённо услышала какой-то звук. Этот звук был похож на вой или плач, столь тонкий, что поначалу Белая Тень подумала, что ей мерещится и что никакого звука на самом деле нет. Но прислушавшись, девочка поняла: писк действительно существовал и доносился со стороны небольшого пустыря. Белая Тень, сама не зная для чего, однако следуя своим инстинктам, начала красться в то место, откуда исходил не то вой, не то плач. Она ступала медленно и осторожно, вымеряя каждый шаг и стараясь не спугнуть существо, обитавшее в пустыре. А когда цель оказалась близка — девочка и вовсе пригнулась, чтобы стать не такой заметной на фоне ночного неба. Впереди показался силуэт, зарывшийся в неглубокую яму и теперь беспокойно шевелившийся там. Девочка продолжила пробираться к существу, и как только оказалась достаточно близко, чтобы рассмотреть, кто прятался в яме, удивлённо застыла. Потому что силуэтом оказалась обычная бродячая собака, каких раньше было много в Трущобах и каких первыми стали убивать после начала голода. А у брюха этой худющей до невозможности собаки лежало четверо хорошеньких щенков, совсем ещё маленьких и мокреньких, но уже отчаянно пищащих и прильнувших к соскам матери. Животное с подозрением взглянуло на Белую Тень и предупреждающе зарычало, готовясь защищать потомство. Ведь это было заложено в самой её сущности — заботиться о своих детях и бороться за них. А в природе Белой Тени было заботиться о брате и бороться за него. Поэтому она медленно, бесконечно медленно и терпеливо начала подходить, судорожно стиснув руку на поясном кинжале, который после случая с Падальщиками теперь всегда носила с собой. Собака что-то заподозрила и, прижав уши к голове, поднялась на лапы. Щенки тут же беспокойно запищали, задёргали своими крошечными лапками в надежде вернуть свою мягкую и тёплую мать. Только они не знали, что больше никогда её не увидят. — Ты меня прости… — в ответ на усилившееся рычание собаки, хриплым голосом проронила Белая Тень. — Прости меня… я не хочу этого делать… правда, не хочу… Животное, кажется, всё поняло и напружинилось, готовясь к прыжку и отчаянной борьбе за жизнь. Ей, обычной уличной собаке, чудом выжившей во время Великого Голода, всё было понятно, даже если бы Белая Тень ничего не сказала, даже если бы пришла без кинжала и злого умысла. Это был закон жизни. Одни умирают. Другие живут. Всё просто. — Прости меня, — глядя на маленьких беззащитных щенков, как мантру стала повторять девочка. — Прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости, прости, прости, прости… Горло Белой Тени сдавило от горечи и чувства неотвратимости происходящего. Собака, сверкнув блестящими живыми глазами, в которых искрилось желание защитить своих детей, дёрнулась ей навстречу, но была тут же прижата к земле быстрым ловким телом девочки. А затем руки Тени стремительным умелым движением вонзили в тело дворняги поясной кинжал и принялись один за другим наносить удары. — Прости, прости, прости, — отчаянно повторяла Белая Тень, слушая жалобный плач четырёх щенков. — Просто моему брату тоже нужно есть, просто моему брату тоже нужно есть, просто моему брату тоже нужно есть, просто моему брату тоже нужно есть, моему брату нужно есть, моему брату нужно есть, нужно есть, нужно есть, нужно есть, есть, есть, есть… Белая Тень закричала в голос, ощущая, как льётся на её ладони свежая горячая кровь исхудавшей, обессилевшей после рождения щенков собаки, как склизкие внутренности животного сводит предсмертной судорогой и как чувство полной ненависти и отвращения к себе мешается с чувством такого же полного удовлетворения. «Я вернусь домой с едой, — пульсировала единственная мысль в голове Белой Тени. — Я смогу накормить брата». Эта мысль помогла девочке завершить начатое и, дрожащими руками завернув тело собаки вместе с телами её щенков в собственный плащ, потащить их в Дом-Под-Мостом. Так Белая Тень, которая до этого дня никогда не причиняла вреда, впервые убила живое существо. И так она спасла их с братом жизни. Вскоре в Трущобах, хоть и ненадолго, но всё же появилась еда. Казалось, что это произошло не само собой и что кто-то невидимой рукой управлял этими событиями, контролировал их. По крайней мере, брат и сестра не раз ловили себя на подобной мысли. Однако у них не было времени задумываться о чём-то, кроме поиска пищи, поэтому всё своё время Белая Тень посвящала работе, а Чёрный Свет — заготовке еды впрок. Никто из них не верил, что Великий Голод больше не вернётся и что когда-нибудь настанут прежние времена. А ещё Чёрный Свет заметил, что Белая Тень окончательно изменилась. Эти метаморфозы словно завершились после ночи, когда сестра принесла домой истерзанное ударами кинжала тело мёртвой собаки и её четверых ещё живых щенков. Если раньше девочка просто молчала и хмурилась от того, что целыми днями пропадала в поисках еды, то теперь это стало её постоянным настроением. Белая Тень больше не улыбалась, не играла с детьми из Трущоб и почти не говорила. Она просто работала больше, больше и больше — так много, как только могла — а в свободное время спала, забываясь коротким тревожным сном. Но в один день случилось нечто ещё более необычное, что заставило Чёрного Света осознать, насколько в действительности неотвратимы все эти изменения. Как-то раз Белая Тень и Чёрный Свет возвращались с местного рынка, где купили немного еды на вечер, и по пути домой увидели картину, показавшуюся им очень знакомой. Посреди дороги, согнувшись в три погибели и обхватив большой круглый живот, стонала от боли красивая темнокожая девушка, а местные жители с привычным им равнодушием проходили мимо. Даже когда девушка начала реветь навзрыд и кричать, от бессилия царапая ногтями землю, никто не подошёл к ней и не предложил свою помощь. — Это… Люми? — первым понял Чёрный Свет. — Помнишь, в наш первый день здесь мы встретили эту девушку? Белая Тень согласно кивнула, действительно вспомнив подробности того случая: и пустой взгляд Люми, и её разорванную юбку и белёсую жидкость, стекавшую у неё между ног. — Что с вами? — шагнув вперёд, опустилась перед девушкой Тень. Люми зажмурилась, заскулила от боли и дрожащей рукой указала на свой живот. Ей было так плохо, что она почти не могла говорить, лишь скребла руками землю и выла, в то время как по её бархатной тёмной коже одна за другой стекали капли пота и слёз. — Да ты ослепла что ли? — усмехнулась проходившая мимо женщина с большой плетёной корзиной. — Её ж явно кто-то обрюхатил, вот она и пыжится. Небось скоро разродится, да только с пузом у неё точно что-то не так. Уж поверь мне, я троих наплодила в своё время. Белая Тень растерянно переглянулась с братом. Она совершенно не знала, чем помочь бедной Люми, чьё состояние, кажется, ухудшалось с каждой минутой. — О, гляди-ка, это ж та самая голодная шлюха, что выпрашивала у Талантливых со стен краюху хлеба! — вдруг, не скрываясь, засмеялись идущие рядом молодые парни, тыча пальцами в сторону темнокожей девушки. — Говорят, они её прямо на стене и оприходовали, а хлеба так и не дали, представляешь? Белая Тень стиснула зубы, чтобы не позволить тёмному яростному чувству внутри неё вырваться наружу. Ей бы очень многое хотелось сказать в ответ и ещё больше — сделать, но сейчас состояние Люми было важнее препирательств с местными болванами. «Не ожесточать сердце, не ожесточать сердце, не ожесточать», — словно мантру повторяла себе Тень, хотя её рука уже крепко сжималась на поясном кинжале. — Лекарь ей нужен, — вдруг милостиво подсказал другой прохожий, глядя на девушку с таким любопытством, словно перед ним была забавная зверушка. — Точно вам говорю, без целителя здесь не обойтись. Моя жена так же мучилась в первый раз. А вот второго совсем без усилий рожала. — Спасибо, — с благодарностью во взгляде произнесла Тень и обратилась к брату. — Помоги мне, мы должны отнести её в квартал целителей. Это место находилось почти у самых Стен и тесно взаимодействовало с Талантливыми, а потому идти туда было долго. Но вместе брат и сестра смогли поднять Люми и, поддерживая её за руки, по шажку, по чуть-чуть добрались до нужных улиц. — Подожди, у нас ведь не хватит денег, — вспомнив пару оставшихся медяков, предупредил Чёрный Свет. — Ничего, попросим помощи в долг, — ответила Белая Тень. Она много раз бывала здесь, добывая лекарства для брата, и местные лекари знали её. Как знали и то, что Белая Тень всегда платит по счетам. Однако все они, не задумываясь ни на секунду, отказывали, стоило им услышать, что денег у этих троих нет. «Какой ещё долг? — говорил один, безучастно глядя на трясущуюся от боли Люми. — Есть деньги — есть помощь, нет денег — нет помощи». «Не-е, так не пойдёт, — отвечали другие. — Вдруг вы нас обманете? А за бесплатно мы не работаем. Что говорите? Умирает? Ну и пусть умирает, тут каждый день кто-нибудь умирает. Как помрёт — так и возродится. В следующий раз будет думать, прежде чем раздвигать ноги перед кем попало». «Ну-ка брысь отсюда, заморыши, — грозились третьи. — А не то позовём стражу со Стен!» Почти отчаявшись найти помощь, Белая Тень пошла к последнему целителю, у которого они ещё не были. Тот как раз провожал свою молоденькую дочь на рынок вместе с подружками, предварительно щедро одарив её деньгами, коих у лекарей всегда было в достатке. Девочка заливисто смеялась, явно размышляя о том, какие бусы прикупить или отрез какой ткани пойдёт ей на новое платье. Белая Тень равнодушно проводила её взглядом и принялась объяснять застывшему в дверях дома целителю всю ситуацию. Но мужчина, кажется, слушал её вполуха, особенно после того как понял, что средствами трое посетителей обделены. — Вы бы шли куда подальше, я за бесплатно не работаю, — наконец, зевнув, отмахнулся от них целитель. — Прошу вас, подождите, — терпеливо возразила Тень. — Я обещаю, мы обязательно вернём вам все деньги, только осмотрите нашу подругу. Ей действительно очень плохо, а вы наша последняя надежда. — Конечно, ей плохо, — хмыкнул лекарь, ничуть не тронутый словами девочки. — У неё сложные роды и если не помочь ей сейчас, то и она, и ребёнок умрут. А потом возродятся и снова умрут. И так пока их души не разрушат сами себя. — Так помогите нам, пожалуйста! — взмолилась Белая Тень, ужаснувшись описанными последствиями. — Разве вам не жаль эту бедную девушку? Разве вы не видите, что её жизнь висит на волоске? — Да что мне до чужих жизней? Чужие жизни для меня ничего не значат, так что катитесь отсюда подальше, — пожал плечами целитель и хлопнул дверью прямо перед носом Белой Тени. Падшим Детям и их страдающей спутнице ничего не осталось, кроме как уйти. Уже позже, сидя неподалёку от дома последнего лекаря, брат с сестрой предавались невесёлым мыслям, пока Люми, сжавшись в комочек и обхватив свой круглый живот, обессиленно скулила. — Ненавижу целителей, — вдруг тихо произнесла Белая Тень и добавила нечто такое, чего никогда не позволяла себе ранее. — Ненавижу их всех. Жадные мерзкие твари, бессердечные и голодные до наживы. Вот бы все они разом умерли. Чёрный Свет в изумлении посмотрел на сестру, на её лихорадочно блестящие глаза и обхватил ладонями руку Тени. — Не надо, — испуганно прошептал он. — Не ожесточай сердце. Помнишь? Ты ведь обещала Селест-Нуару. — Какая теперь разница? — вдруг болезненно оскалилась девочка и резким движением сбросила с себя руки брата. — Хоть ожесточай, хоть не ожесточай, а слова здесь не помогут. Никто не поможет. Ты ведь и сам слышал, что сказал этот целитель: чужие жизни для него ничего не значат. Чёрный Свет понурился, вновь ощущая себя до крайности бесполезным и бестолковым. Но вдруг Белая Тень встрепенулась, будто что-то поняла для себя, что-то вспомнила, и нездоровый блеск в её глазах усилился. — Да, и правда… чужие жизни для него ничего значат… — медленно произнесла она и вдруг, слабо улыбнувшись, погладила рукоять своего кинжала, а затем обратилась к брату. — Жди здесь и не дай Люми потерять сознание. — Куда ты?! — сердце Чёрного Света сжалось от нехорошего предчувствия. — Я скоро вернусь, — только и бросила Тень, после чего ушла. Через час она действительно вернулась, волоча по земле грузный холщовый мешок, в котором что-то отчаянно шевелилось и пыталось вырваться наружу. Лицо Белой Тени имело выражение абсолютно спокойное и удовлетворённое. — Что это? — нахмурился Чёрный Свет, с подозрением глядя на тюк. — Мой подарок тому лекарю, — неопределённо хмыкнула сестра. — Пойдём, нужно сопроводить к нему Люми. — Но зачем? Он ведь сказал, что не примет нас, — развёл руками брат. — О, не волнуйся, теперь примет, — мрачно ухмыльнулась Белая Тень. — У него не останется выбора. Вопреки сомнениям Чёрного Света, всё случилось так, как предсказала Тень. Когда они пришли к тому седобородому грузному мужчине и постучались в его дверь, целитель принялся браниться и грозить позвать стражу со Стен или того хуже. Но затем Белая Тень сделала нечто такое, что заставило лекаря остолбенеть от ужаса. Она выхватила поясной кинжал и разрезала холщовый мешок, что принесла с собой. Оттуда вывалилась растрёпанная испуганная дочь целителя, к горлу которой Белая Тень тут же приставила острое лезвие. — Ты сказал, что чужие жизни для тебя ничего не значат, — ровным голосом произнесла сестра Чёрного Света. — А как насчёт жизни твоей собственной дочери? От смятения лекарь схватился за голову и хотел было заголосить на всю улицу, но Белая Тень ему не позволила. — Пикнешь хоть раз — перережу ей глотку, попытаешься сбежать — перережу ей глотку, решишь обмануть меня… думаю, ты уже и сам понял, к чему я клоню, — хладнокровно пресекла эту попытку Тень. — А теперь осмотри мою подругу и помоги ей. Иначе… жизнь за жизнь. Лекарь ещё колебался, ошарашенный происходящим, но его дочь, испуганная и дрожащая, подтолкнула его к правильному решению. — П-папочка, папа, делай, что она скажет! — пуская сопли, заревела она. — Эта девка на голову больная! Она с-схватила меня прямо на рынке и утащила сюда! Если ты не выполнишь её приказ — она меня точно уб-бьёт! Страх за дочь заставил алчного целителя зашевелиться — и вскоре он принял у Люми роды, сумев спасти и темнокожую красавицу, и её маленькую новорождённую дочку. Не отходившая от постели роженицы Белая Тень, глядя на уставшую, но умиротворённую Люми, прижимавшую к груди спящую малышку, ощутила, как её оцепеневшее от ненависти сердце вновь оттаивает и становится тёплым. — Как назовёте её? — склонившись над девушкой, слабо улыбнулась Тень. — Летиша… — с благодарностью глядя на свою спасительницу, ответила та. — Летиша значит «радость» и «счастье». — Красивое имя, — улыбка Белой Тени стала чуть шире. — Скажите, вам есть куда пойти? Мы не можем оставаться здесь долго. Этот целитель наверняка позовёт стражу, как только мы отдадим ему дочь. — Да, у меня есть дом, — со странным выражением лица вздохнула Люми. — Теперь там никого, кроме меня, не осталось, но зато нам с дочерью будет, где укрыться… Тень кивнула, не решившись спросить подробности, и вскоре они покинули жилище лекаря, поспешив скрыться в густых переплетениях улочек. Брат с сестрой проводили Люми до её лачуги и, терпеливо выслушав все благодарности девушки, вскоре направились в свой Дом-Под-Мостом. — Скажи, почему ты ожесточила сердце? — выгадав удобный момент, спросил Чёрный Свет, когда они вернулись в своё жилище. — Ты ещё никогда не была такой, как сегодня. Белая Тень некоторое время молчала, а потом ответила: — Я не видела другого выхода. Не знала, как ещё могу помочь. Поэтому решила сделать хоть что-то, чем вообще ничего. — Даже несмотря на опасность? — нахмурился Чёрный Свет. — Ты же знаешь, что тебя могли убить за покушение. Белая Тень сухо рассмеялась: — Если никому нет дела до Люми и подобных ей, если для целителей, богачей и Талантливых мы все просто жалкий мусор, грязь под ногами, не заслуживающая даже жизни, и если я не смогу что-то изменить, то, во всяком случае, я хочу остаться той, кому не всё равно. Я не могу и не буду закрывать глаза на происходящее. Я не стану такой как они. Ни за что. Белая Тень взяла брата за руку и крепко сжала её. Голос девочки звенел от напряжения. — Ты сказал, что сегодня я ожесточила сердце, — обратилась она к брату. — Но знаешь, если это поможет спасти хотя бы одного из тех, кому нужна помощь, я готова не просто ожесточить его… я готова сделать моё сердце каменным. — Тогда рано или поздно все вокруг возненавидят тебя, — послышался со стороны знакомый голос. Падшие Дети обернулись и увидели, что к ним приближается Селест-Нуар. Он выглядел так же, как и всегда: спокойно, доброжелательно и невозмутимо. Его чёрный ханьфу и затейливый веер тоже не изменились, словно он всегда носил одно и то же. — Ты должна усвоить, что чем выше и благороднее идея, тем больше у неё найдётся врагов, — глядя на Белую Тень сквозь прорези своей изящной маски, продолжил мужчина. — А значит, враги будут и у той, кому принадлежит эта идея. У тебя. — Но почему у моей идеи должны быть враги? — насупилась девочка, упрямо сжав кулаки. — Что в ней не так? Что плохого в том, чтобы все вокруг были живы, сыты и могли получить лекарства? Что плохого в том, чтобы не было голода? Что плохого в равенстве и справедливости? Скажи, в чём моя ошибка? Что я говорю неправильно? Обычно Белая Тень относилась к Странствующему Сказочнику почтительно и не смела бросать в его сторону даже косого взгляда, но теперь она была слишком взведена, чтобы просто принять чужие слова. Алые глаза её сияли непримиримой упрямостью, брови клонились к переносице, а слова были хлёсткими и колкими. Но в этом была вся она: честная, храбрая и прямая. Такая, которая не станет молчать лишь потому, что другие боятся сказать и слово. — То, что ты говоришь, верно, — не стал спорить Селест-Нуар. — Так должно быть… в идеале. Но так никогда не будет. Потому что Вселенная изначально несовершенна, а Вечные неравны. У кого-то есть Талант, у кого-то — нет. Кто-то силён, а кто-то слаб. Кто-то рождается за Стенами, в сытости и благе, другим же предначертано влачить свою жизнь в Трущобах. Это законы сущего. Никакого равенства и справедливости никогда не существовало. Белая Тень опешила. Хоть она и прожила в Трущобах достаточно, чтобы избавиться от большинства иллюзий об этом мире, однако ничто не могло лишить её искренней и пламенной веры в лучшее. — И что с того? — подумав, возразила девочка. — Ты ведь сам сказал: Вселенная изначально несовершенна. Значит, можно исправить и улучшить то, что было создано с дефектом. Если Вечный рождается с болезнью или травмой, мы ведь пытаемся исправить это лекарствами. Так почему бы не попробовать то же самое с нашим миром? Кажется, такой ответ крайне удивил Селест-Нуара. Тем не менее он скрестил руки на груди и покачал головой: — Исключено. Идеал не достижим, а совершенства не существует. Белая Тень раздражённо мотнула своими длинными пшеничными локонами и вскочила с места. — Хорошо, пусть так, — принялась ходить вокруг костра она. — Значит, нам не нужен ни идеал, ни совершенство. Пусть просто станет немного лучше, хотя бы чуточку. И даже это будет не так плохо, как раньше. Ведь два куска хлеба больше, чем один, а две спасённые жизни больше, чем одна. — Чтобы сделать даже чуточку лучше, понадобится огромное количество усилий, — фыркнул мужчина. — Но и это не гарантирует успех. А уж в одиночку ты тем более не сможешь изменить весь мир. До этого молчавший Чёрный Свет внезапно заметил: — Но Величайший из Мастеров смог. — Что? — обернулась к нему сестра. — Величайший из Мастеров. — пояснил мальчик. — О нём говорили Вечные из Трущоб, а я подслушал их разговор. — И что же они говорили? — растерянно моргнула Тень. Чёрный Свет странно посмотрел в сторону притихшего Сказочника и повторил услышанное: — Что это был Вечный с огромным Талантом и что он стал тем, кто воздвиг Стены и упорядочил хаос, происходивший в Итинрэтэ. Величайший из Мастеров нарёк себя Правителем и заставил весь город подчиняться себе. Поэтому я решил, что раз одни лишь его усилия повлияли на целый мир, может, и усилий моей сестры хватит, чтобы исполнить её мечту. Селест-Нуар тихо хмыкнул, а затем указал на огромные, до самого неба, Стены, что отделяли Окраины Итинрэтэ от Центра: — Величайший из Мастеров действительно воздвигнул эти препятствия. Но пока не появится кто-то столь же сильный и не разрушит их, ничего не изменится даже на малость. Белая Тень застыла на месте, словно что-то решая для себя, а затем твёрдым голосом произнесла: — Тогда, клянусь, я разрушу эти Стены, взберусь так высоко, как только могу, и стану новым Величайшим из Мастеров. Странствующий Сказочник посмотрел на неё с ещё большим изумлением, но не дал замешательству взять над собой верх и лишь усмехнулся: — Хорошо, пусть так. Но помни: если ты станешь новым Величайшим из Мастеров, тебя ждёт такая же участь, как и прежнего. — А что с ним случилось? — заинтересованно спросил Чёрный Свет. Селест-Нуар некоторое время молчал, словно подбирая слова, а затем ответил: — В погоне за Абсолютным Знанием Величайший из Мастеров отрёкся от всего мирского в себе, забыл о добродетели и всех, кто был ему дорог. Он так желал разгадать тайны Вселенной, что в итоге это погубило его. И стремление к великой цели обернулось для него худшим из исходов. Падшие Дети тактично промолчали, размышляя каждый о своём. А мужчина тем временем поднялся, явно намереваясь уйти. Он всегда делал это без предупреждения и не говорил, когда вернётся в следующий раз. Тем не менее напоследок Странствующий Сказочник обратился к Белой Тени: — Но всё же помни: если Светило яркое, всегда найдётся тот, кому оно режет глаза. А если цель очень высока, то можно опалить крылья в погоне за ней. И тогда падение будет неизбежным. Девочка кивнула, принимая чужое наставление, однако бесстрашно парировала: — Ничего страшного. Если в погоне за моей целью я опалю крылья — значит пойду пешком. А если упаду, мне хватит сил подняться. — Хорошо, если так. — чуть подумав, кивнул Селест-Нуар и скрылся во тьме. Когда Белая Тень вернулась к костру и села рядом с братом, погруженная в тягостные мысли, Чёрный Свет сжал ладонь сестры и восхищённо заметил: — Ты очень сильная и смелая. Я хочу быть как ты. Тень ничего не сказала на это, но глубоко в душе сестра совсем не чувствовала себя ни сильной, ни смелой. Она всё ещё была маленькой девочкой, которой хотелось, чтобы кто-нибудь защитил её саму так же, как она защищала других. Но такого существа не было рядом, и Белой Тени всегда приходилось самой быть для себя таким существом. Другой случай, произошедший позже, лишь сильнее убедил её в этом. Как-то раз, когда Белая Тень и Чёрный Свет ходили за очередной порцией лекарств для последнего, то заметили, что огромные потоки Бесталанных стекаются ближе к стенам, там, где был единственный, тщательно охраняемый проход в Центральную часть Итинрэтэ. Но самое удивительное заключалось в другом: почти все, кто шёл к Стенам, оказались… детьми. Совсем маленькие, едва стоявшие на ногах, и те, кто постарше, выглядевшие почти как взрослые. Мальчики и девочки. Одиночки, с опаской глядевшие по сторонам, и целые семьи, держащиеся за руки. Оборванцы, с трудом сводившие концы с концами, и жители побогаче, одетые в чистую новую одежду. И все эти дети, словно заворожённые, брели к Стенам. — Что здесь происходит? — не удержавшись, спросил Чёрный Свет у одного из таких детей. — А ты не знаешь? — удивился тот. — Сегодня же день Отбора. Талантливые будут проверять всех желающих на наличие задатков. Тем, кто обладает Талантом, предложат отправиться за Стены. И тут же добавил: — Но вы не обольщайтесь: обычно со всех Трущоб отправляют не больше одного-двух детей. А бывает и так, что не забирают вообще никого. Брат с сестрой озадаченно переглянулись, однако любопытство в них взяло верх и они решили посмотреть, что происходит у Стен. Когда Белая Тень и Чёрный Свет добрались до нужного места, то стали свидетелями удивительной картины. Посреди большой площади, недалеко от огромных тяжёлых ворот, что вели в Центр Итинрэтэ и всегда тщательно охранялись, теперь и яблоку было негде упасть. Всё пространство вокруг заполонили дети, а теснее всего они толпились вокруг большого высокого помоста, на котором стояла парочка Талантливых, облачённых в дорогие сияющие одежды. Но самым поразительным оказалось другое: центр помоста занимало странное устройство, похожее на огромный прозрачный чан. Внутри этот чан был доверху заполнен маленькими шариками в яркой цветной упаковке, а у основания к нему крепилось что-то, похожее на массивную дверную ручку. — Столько конфет… — ахали голодные дети вокруг. — Только посмотри, какое их множество… Они никогда не пробовали подобных сладостей: ведь в Трущобах даже хлеб порой считался роскошью, а уж теперь, когда снова подступал Великий Голод и пищи становилось всё меньше, — тем более. Потому их глаза и смотрели на помост с такой надеждой: каждому хотелось если не попасть за Стены, к Талантливым, то хотя бы урвать себе парочку конфет. Чёрный Свет, зачарованный зрелищем, потянул Белую Тень вперёд, ближе к стеклянному чану, и девочка последовала за братом. Она видела, как ярко засияли его глаза при виде сладостей и как он тут же скромно потупил взгляд, дабы Белая Тень не заметила его страстного желания попробовать то, что называлось «конфетами». Падшие Дети протолкнулись почти к самому основанию помоста и теперь внимательно наблюдали за происходящим. Маленький чумазый мальчик, стоявший рядом с ними, глядя на заполненную сладостями ёмкость, вдруг восхищённо протянул: — Если бы только мог, я бы съел всё! Прямо всё-всё! — Эх, лучше бы это были не конфеты, а хлебушек, — мечтательно потирая сопливый нос, вздохнул другой ребёнок. — Такой свежий, поджаренный, с маслицем и чесноком. Белая Тень обвела взглядом худых голодных детей вокруг и спросила у одной из взрослых девочек: — Что нужно сделать, чтобы получить конфеты? Та, не оборачиваясь, кивнула на платформу: — Смотри — и сама увидишь. В это время туда как раз вскарабкался маленький и худой до невозможности мальчишка с торчащими в разные стороны грязными вихрами. Два Талантливых в роскошных одеждах что-то быстро объяснили ему и указали на усеянную непонятными письменами ручку, крепившуюся к чану с конфетами. После этого ребёнок, робко взглянув сначала на взрослых, а потом — на огромный резервуар, цепко схватился за ручку пальцами и, зажмурившись, напрягся изо всех сил. Он стоял так с минуту или две, но ничего не происходило. Другие дети, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. — Всё, иди отсюда, у тебя нет Таланта, — наконец не выдержал один из экзаменаторов. Мальчик встрепенулся, однако ручку не отпустил и лишь отчаянно замотал головой. — Н-нет, я хочу конфетку, — дрожа под надменными взглядами взрослых, пропищал он. — Пожалуйста, разрешите попробовать ещё раз! — В этом нет смысла, — ухмыльнулся напарник первого мужчины. — Если ты урождён Бесталанным — результат не изменится. Так что проваливай да побыстрее. Ребёнок бросил отчаянный взгляд на ломившийся от сладостей чан и снова принялся умолять: — Прошу вас, дайте мне хотя бы одну конфетку! Моя мама погибла, мне совсем нечего есть, я такой голодный и… Договорить он не успел, потому как первый экзаменатор не выдержал блеяния мальчика и, схватив того за шкирку, поволок к краю помоста. — Сказано «проваливай» — значит проваливай. А не то полетишь с пинка! Захлёбывающийся от слёз ребёнок принялся вырываться и тянуть руки к спрятанным за толстым стеклом конфетам, но ничего не добился. Разве что Талантливый, грязно выругавшись, действительно отвесил ему пинка и столкнул с помоста прямо на землю, из-за чего мальчик больно приземлился и принялся хныкать. Но никто уже не обращал на него внимания, потому как на платформу нетерпеливо взошёл следующий ребёнок и процесс продолжился. — Получается, если у тебя есть Талант и ты возьмёшься за ручку, то из чана должна вылететь конфета? — уточнила Белая Тень, глядя в сторону помоста. — Да, — ответила стоявшая рядом девочка. — Эти Талантливые говорили, что можно забрать столько конфет, сколько вылетит из чана. А их количество зависит лишь от величины Таланта. Слышала, однажды кому-то удалось получить целых десять штук за раз! Белая Тень что-то обдумала для себя и медленно кивнула. Они с братом ещё долго смотрели за тем, как дети Трущоб по одному выходят на помост и пытаются добыть конфеты и как их так же по одному прогоняют, выталкивают и вышвыривают после неудачной попытки. Со временем желающих опробовать свои силы не убавилось, но радости в их глазах стало меньше. Дети уже не переговаривались возбуждённо и с предвкушением, не улыбались в надежде, что им повезёт, а просто молча ждали своей очереди. И Белая Тень, примкнувшая к помосту, тоже ждала. — Ты хочешь попробовать? — спросил её Чёрный Свет, ощущая внутреннее беспокойство за сестру. — Да, — медленно кивнула девочка. — Сколько надеешься вытащить? — шутливо улыбнулся её брат, надеясь разговором отвлечь сестру от мрачных мыслей. Белая Тень задумчиво обвела взглядом стеклянную ёмкость и твёрдо ответила: — Все. А когда очередь дошла до неё, сестра Чёрного Света решительно поднялась на платформу и застыла в ожидании указаний. Двое Талантливых коротко повторили ей правила и скучающе принялись наблюдать за тем, как очередная Бесталанная пытается добыть конфету. Но эта девочка не стала торопиться и быстрее хвататься за ручку. Прежде она спросила: — Я точно могу забрать столько конфет, сколько сумею вытащить? — Точно, — отмахнулся от неё экзаменатор, закатив глаза так страдальчески, словно ему приходилось объяснять элементарные вещи. Он уже давно перестал думать обо всех этих грязных выродках из Трущоб и был бы рад вернуться обратно за Стены, в своё тёплое уютное жилище, так отличавшееся от местных хлипких лачуг, но приказ свыше об отборе Талантливых не давал ему этого сделать. Так что он с раздражением принялся смотреть за этой девчонкой. А Белая Тень тем временем осторожно положила обе ладони на усеянную печатями ручку. Она прикрыла глаза в попытке сосредоточиться и постаралась отрешиться от гудящей толпы вокруг. На самом деле Тень почти ничего не знала о магии и Таланте. С момента появления в Трущобах она всё своё время посвящала работе и трудилась столь усердно, что могла думать лишь о том, где раздобыть кусок хлеба. Но даже так дремлющая энергия внутри неё, не получавшая выхода и развития, никуда не делась. Она лишь ждала своего часа, чтобы явить себя. И вот этот час настал. — Всё, твоё время вышло, — устав ждать, нетерпеливо махнул рукой экзаменатор. — Проваливай отсюда. Белая Тень не откликнулась. Она сосредоточенно застыла у резервуара с конфетами и даже не соизволила открыть глаза. — Ты оглохла? — яростно шагнул вперёд мужчина. Он хотел было привычно схватить жительницу Трущоб за шкирку и вышвырнуть с помоста, но внезапно произошло то, чего никто не ожидал. Маленькая конфетка на самом верху чана слегка зашевелилась, словно маленький листочек в груде других таких же листьев. А потом внезапно взмыла наверх и вылетела из ёмкости, приземлившись рядом с Белой Тенью. — О-о… — тут же остановился экзаменатор и понимающе переглянулся с напарником. — Что ж, кажется, в этот раз мы не уйдём с пустыми руками. Эй, девчонка, а ну-ка… Только Белая Тень уже не слышала его. Вместо того чтобы схватить конфетку и убежать с добычей или радоваться наличию у себя задатков, сестра Чёрного Света продолжила стоять, сжимая ручку магического устройства и почти не дыша. — Давай… — тихо шепнула она. — Пожалуйста, дай мне больше… Вторая конфетка, словно отвечая на призыв девочки, тоже зашевелилась. Мгновение — и она вылетела из чана вслед за первой. — Надо же, целых две, — почесал густую бороду мужчина и уже хотел было снова окликнуть Белую Тень, как вдруг начало происходить нечто по-настоящему странное. Все конфеты внутри стеклянного резервуара закопошилсь, будто маленькие жуки, а через мгновение начали покидать своё жилище одна за другой, выстреливая в небо целыми залпами и орошая собой всё пространство вокруг. Дети вокруг помоста, не веря глазам, завизжали от радости и принялись ловить конфетный дождь руками, стараясь схватить побольше и не упустить ни одной, пока оба экзаменатора ошеломлённо смотрели то на стремительно пустеющий чан, то на девочку, вызвавшую это явление. — Должно быть, это какая-то ошибка… — наконец нашёл объяснение один из них. — Просто сбой в устройстве… надо остановить это… Он хотел двинуться вперёд и отцепить нищенку от ручки Артефакта, но никак не мог оторвать взгляда от Белой Тени. Может, ему просто казалось, однако всё выглядело так, будто это никакой не сбой и она действительно продолжает вливать энергию. Только вот если это правда… получается, в Трущобах появился кто-то, чей Талант настолько велик?.. Нет, такое решительно невозможно. Мужчина шагнул вперёд и схватил девочку за волосы, в то время как его напарник пытался не допустить полного хаоса вокруг помоста. — Ты что здесь устроила, а? — наполовину раздражённо, наполовину растерянно гаркнул он, с усилием потянув длинные светлые пряди Тени. — Как ты сумела испортить устройство?! Но Белая Тень не могла ответить ему. Она лишь изо всех сил держалась за ручку Артефакта и тихо шептала: — Пожалуйста, ещё одну конфету, ещё одну, ещё… чтобы всем хватило… чтобы все могли попробовать… забери всё, что у меня есть, не щади меня, только дай ещё… От стремительно пустеющего резерва и слишком большой энергетической траты Белая Тень начала медленно терять сознание, а из её носа и рта брызнула кровь. Но воля девочки была по-прежнему крепка. Она даже не думала отпускать устройство, пока не добудет абсолютно все конфеты. — Да что ж это такое… — экзаменатор ухватился за волосы нищенки посильнее, чтобы разом оттащить её от Артефакта. Но тут ему на голову обрушилось что-то тяжёлое: это подоспел Чёрный Свет, заметивший, что ситуация принимает скверный оборот. Он бросил камень, которым приложил врага, и, перешагнув потерявшего сознание мужчину, подбежал к сестре. — Нам нужно уходить, — с волнением в голосе поторопил он. — Скоро здесь будет стража со Стен, а они никого не щадят. — Нужно ещё немножко… — ответила почти обессилевшая Белая Тень, по подбородку которой обильно стекала кровь. — Ещё чуть-чуть… Она действительно сумела извлечь из ёмкости почти все конфеты, и внутри остались лишь те, что лежали на самом дне. Но девочка не хотела упускать даже их и вся сжалась, оцепенела, чтобы сделать последний рывок, чтобы отдать свою последнюю энергию в обмен на пару десятков кругленьких сладостей. Завершающий конфетный залп озарил рокочущую площадь — и в этот же момент опустошённая, обессилевшая Белая Тень рухнула в объятия брата, лишившись чувств. Однако на лице её сияла та самая тёплая умиротворённая улыбка, которую Чёрный Свет не видел уже очень давно. Когда девочка очнулась, то обнаружила себя далеко от помоста, в месте куда более безопасном. Её голова лежала на коленях брата, а сам мальчик выглядел крайне обеспокоенно. — Как ты? — заметив, что сестра пришла в себя, напряжённо спросил Чёрный Свет. — Я отнёс тебя подальше, когда ты потеряла сознание. — В порядке, — не задумываясь, соврала Белая Тень, хотя на деле едва не падала от усталости. Она разжала кулак, который до этого держала стиснутым, и брат увидел на её ладони две маленькие конфетки, завёрнутые в цветную оболочку. Это было единственным, что успела взять сестра, перед тем как потерять сознание. — Это для нас, — ответила она, стыдливо опустив взгляд. — Прости, что не сумела взять больше. Чёрный Свет хотел было возразить, но тут проходившие мимо дети, явно спешащие удалиться от площади, заметили брата и сестру. — Смотрите, смотрите! — окликнул своих спутников мальчик, первый увидевший Белую Тень. — Это же та самая девчонка, что смогла отхватить конфет у Талантливых! Точно она! Другие члены компании тут же вперили в девочку взгляды, полные чего-то сложного, похожего на смесь зависти и неприязни. Тень не сразу разгадала смысл такого пристального внимания, но стоило ей посмотреть на этих Бесталанных чуть внимательнее — и всё сразу стало понятно. Потому что все они были так или иначе травмированы. А когда одна из девочек не выдержала и начала говорить, опасения Белой Тени лишь подтвердились. — Ну и тварь же ты… — выступив вперёд, оскалилась эта Вечная. — Мало того, что притворялась такой же, как мы, так ещё из-за тебя столько детей пострадало! Тебе хоть немного стыдно за то, что ты сделала, поганая Талантливая?! Посмотри, как ребята пострадали в той давке за конфеты! Говорят, часть из тех, кто был на площади, просто задавили в толпе, а другую часть поймали и поколотили стражники. Даже нам досталось, хотя мы ушли едва ли не первыми! Белая Тень растерянно моргнула, не в силах поверить чужим словам. Но тут на помощь к незнакомой девочке пришла другая, одетая ещё более бедно и скромно. Она указала пальцем на Тень и заявила: — А я помню её! Это та самая сука, что обещала всем сытую жизнь! Она так красиво молола языком, и мы ей верили. Только видите, как оказалось? Она сама Талантливая. Не из наших. Не отсюда. Зато притворялась своей всё это время. Небось и на площади не просто так оказалась, да? Говори, это Талантливые приказали тебе устроить толкотню возле Стен? Чтобы был лишний повод нас изничтожить, да?! Обвинения Бесталанной были так абсурдны, что Белая Тень даже не сразу нашлась с ответом. Она лишь смотрела на кучу детей, окруживших её с разных сторон, и не понимала, что сделала не так, где снова ошиблась, почему в очередной раз не справилась, не смогла… — Я просто хотела, чтобы всем хватило конфет… — только и смогла вымолвить Тень тихим слабым голосом. — Хотела, чтобы все были сыты… — Дура что ли? — тут же накинулась с оскорблениями незнакомая девочка. — Да как всем может хватить конфет?! Кому-то перепало много, а кому-то — совсем ничего, кто-то успел ухватить своё и сбежать, другим же ещё и от стражников досталось! Не может быть в этом гнилом мире, чтобы всем хватило конфет — вот и вся правда! Ну что, довольна теперь?! Белая Тень обхватила голову руками и вся сжалась. Её слабое тело задрожало, словно в преддверии рыданий, но глаза оставались сухими, а взгляд снова опустел, как во время Великого Голода. Когда Чёрный Свет уже хотел заступиться за сестру и разогнать ребят, Тень вдруг поднялась на ноги и, с большим трудом, пошатываясь, подошла почти вплотную к спорщице. — Тебе не досталось конфет? — ровным голосом спросила она. — А? — девочка не поняла, к чему клонит Белая Тень. — Я спросила, тебе лично не хватило конфеты? — бесконечно терпеливо повторила сестра Чёрного Света. — Конечно не хватило! — ощущая странную оторопь перед стоящей рядом Талантливой, воскликнула незнакомка. — Я едва ноги оттуда унесла, да и ребята тоже. Белая Тень кивнула и протянула ладонь, в которой лежал маленький цветной шарик: — Тогда возьми мою. — Что?.. — снова опешила девочка. — Возьми мою конфету. — настойчивее повторила Тень. — Тебе нужнее. На, бери. Жительница Трущоб растерянно оглянулась на друзей, но те стояли с такими же недоумёнными лицами, как и она сама. Тогда, чтобы не пасть лицом перед своей компанией, девочка с силой оттолкнула от себя Белую Тень и с ненавистью выкрикнула: — Да убери от меня свои руки! Не прикасайся ко мне, ты, Талантливая тварь! Здесь, в Трущобах, тебя никогда не признают своей, так что не заговаривай мне зубы, слышишь?! От удара сестра Чёрного Света упала обратно на землю и не сразу смогла подняться. После того как её энергетический резерв опустел, Белая Тень чувствовала сильную слабость, почти немощь. Но всё же она упрямо встала на ноги и, стремительно шагнув к обидчице, крепко схватила её за руку, а затем насильно вложила сладость в её ладонь. — И всё-таки… возьми конфету. — всё тем же отрешённым тоном настойчиво приказала Тень. — Ты же хотела попробовать, да? В таком случае держи. Это ведь просто еда, она не плохая и не хорошая. Поэтому ничего страшного, даже если ты возьмёшь её из моих поганых недостойных рук. Сказав это, Белая Тень заставила девочку принять конфету и, развернувшись, ушла прочь вместе с братом. Они с Чёрным Светом больше не говорили на эту тему, хотя история о конфетах и живущей в Трущобах Талантливой ещё долго ходила среди народа. Как и пророчила незнакомая девочка, с тех пор Белую Тень перестали принимать здесь за свою и всячески презирали. Однако местным жителям не удалось добиться многого. Если сестру Чёрного Света покрывали изощрёнными ругательствами — она игнорировала их, если пытались обидеть — она просто уходила прочь, а если бросали что-нибудь вдогонку — Белая Тень лишь старалась уклониться. Её жизнь снова замкнулась на работе, на добывании пропитания для себя и брата. Иногда она даже ловила себя на мысли, что почти не запоминает, как тянутся дни. Словно всё это происходило не наяву, а во сне, от которого Тень почему-то не могла очнуться. Но так было даже лучше. Закутавшись в свой непробиваемый кокон, Белая Тень чувствовала себя защищённой и ощущала в себе силу жить дальше. Она знала, что нельзя опускать эту преграду между собой и миром, иначе мир сожрёт её без остатка. Впрочем, когда пришла вторая волна Великого Голода, эта броня тоже сыграла свою роль. Проходя через недостаток денег, через исчезновение еды, через все эти уже знакомые этапы, Белая Тень больше не испытывала всепоглощающий страх перед возможностью вернуться домой, к брату, без еды. В первый же день, когда Тень столкнулась с подобной проблемой, она больше не стала ни слоняться по улицам Трущоб в надежде найти пропитание, ни выпрашивать у хозяйки Дома Забав пару медяков взаймы. Вместо этого девочка нашла укромное место, не слишком близкое к Дому-Под-Мостом, чтобы брат мог услышать лишнее, и при этом не слишком далёкое от него, чтобы после исполнения своей задумки ей не пришлось бы идти слишком долго. А когда место было выбрано, она развела огонь, раскалила на нём свой поясной кинжал и, зажав в зубах грязную тряпицу, принялась срезать с живота куски своего мяса. Да, Белая Тень всегда обладала поразительной регенерацией, потому не боялась того, что может умереть. Много крови, лишняя слабость и невыносимая, как казалось поначалу, боль — это было каждый раз, без исключений. Но смерть — никогда. Так что теперь у Тени всегда было под рукой решение её самой большой проблемы, как была и уверенность в том, что брат ни за что не узнает её тайну. Но Чёрный Свет узнал. Он не был глуп, не был наивен и, разумеется, видел, что происходит в Трущобах. Когда еды снова не стало, когда Вечные начали умирать один за другим, в Доме-Под-Мостом не исчезала еда. И это настораживало. Тогда, подозревая неладное, Чёрный Свет выгадал момент и осторожно проследил за сестрой. А когда увидел, чем она занимается и из чего на самом деле состоит мясная похлёбка, которую всё чаще стала приносить «с работы» Белая Тень, то потерял дар речи. Ему стало так жутко, так страшно и так больно одновременно, что поначалу Чёрному Свету казалось, что он попросту сойдёт с ума или уничтожит сам себя. Однако в таком случае Белая Тень будет грустить, и её брат хорошо понимал это. Поэтому он вернулся обратно домой и сделал вид, будто ни о чём не знает. И как только сестра пришла с очередным котелком супа, тщательно кутаясь в чёрный балахон, скрывающий многочисленные окровавленные повязки на её израненном теле, Чёрный Свет лишь улыбнулся ей, как и всегда, лишь спросил о том, как прошёл её день и что нового в Доме Забав. Но внутри у брата Белой Тени медленно тлело убитое горем сердце. — Вот, кушай, пока тёпленькое, — ласково велела девочка, протягивая мальчику тарелку с мясным бульоном. — Я знаю, ты такое любишь. Чёрный Свет посмотрел на тусклые, почти утратившие жизнь глаза сестры, на её исхудавшее бледное лицо, и захотел закричать в ответ: «Зачем? Зачем ты это делаешь?! Почему поступаешь так? Почему скрываешь всё это от меня? Разве не будет лучше, если я просто умру? Если такое бесполезное, слабое и гнусное ничтожество, как я, попросту исчезнет из твоей жизни раз и навсегда? Тогда ты будешь свободна, тогда сможешь отправиться за Стены, как и полагается Талантливой. Тогда тебе не придётся больше терпеть из-за меня голод, нужду и ту боль, которую тебе причиняют в Доме Забав или на улицах Трущоб. Но зачем ты продолжаешь страдать из-за меня? Зачем всегда отдаёшь чужакам свою единственную конфету? Почему смиренно принимаешь всё, что с тобой делают? Почему? Почему? Почему?» Тем не менее Чёрный Свет принял тарелку, ничем не выдав своего состояния. Разве что его руки чуть дрогнули, однако сестра это не заметила. — Поторопись, иначе остынет, — слабо улыбнулась Белая Тень, кивнув на похлёбку. — Тебе обязательно нужно кушать, ты ведь и сам понимаешь. Да, брат понимал. Но когда он взглянул на полупрозрачный бульон, в котором плавали кусочки мяса его собственной сестры, у него перед глазами всё закружилось и замелькало от испуга. Чёрный Свет подумал, что если возьмёт в рот хотя бы ложку этого супа, то его будет рвать так долго, пока он не выблюет всего себя. — Тебе не нравится? — заботливо поинтересовалась Белая Тень, хотя всё это время едва не теряла сознание от боли. — Хочешь, я принесу другую похлёбку? Чёрный Свет мотнул головой, словно шарнирная кукла, и крепко схватил ложку. Он бы не вынес, если бы сейчас сестра вновь ушла истязать себя. «Я обязан съесть это, чтобы не расстроить сестру, — хаотично пульсировало у него в голове. — Я должен, я никак не могу отказаться». Свет поднёс первую ложку к своим губам и ощутил приятный сытный запах бульона. Белая Тень, обрадованная тем, что брат не потерял аппетит и всё же собирается есть, улыбнулась шире. Чёрному Свету вдруг вспомнились заводные игрушки, которые он как-то раз видел на рынке у Стен. Этот рынок был предназначен лишь для зажиточных Бесталанных вроде целителей и владельцев увеселительных заведений, а потому и товары там были на редкость необычные. Но заводные игрушки, умеющие двигаться сами по себе, казались мальчику самым необычным, что он только видел в жизни. — Как они работают? — спросил тогда мальчик у местного продавца, поглядывающего на Падших Детей с подозрением и недоверчивостью. — Первый раз что ли видишь? — ухмыльнулся тот. — Это Механизмы. Они не живые, но сделаны с применением магии и технологий. Талантливые такое любят, хотя среди них мало знатоков техники. — Не живые? — с любопытством переспросил Чёрный Свет. — И совсем ничего не чувствуют? — Не-а, — уже дружелюбнее отмахнулся мужчина. — Что с ними не делай, они только двигаются и исполняют свою роль, вот и всё. Тогда Чёрный Свет подумал, что хотел бы делать что-то подобное своими руками, когда вырастет и перестанет болеть. А сейчас мысль о Механизмах стала той единственной, которая помогла брату Белой Тени открыть рот и с усилием впихнуть туда ложку супа. «Я не живой, — тщательно пережёвывая сочное свежее мясо, мысленно повторял себе Чёрный Свет. — Я Механизм и ничего не чувствую. Я просто действую. Просто ем еду, потому что должен. Еда нужна мне, чтобы двигаться. Без еды моё механическое сердце остановится. Нужно обязательно съесть всё». И он действительно съел. Не пролил ни одной капли, не оставил ни одной ложки похлёбки. Как только он перестал воспринимать себя живым, перестал думать о том, что он делает и чьё мясо ест, играть в эту игру стало гораздо проще. Поэтому с того самого дня Чёрный Свет больше не чувствовал ни боли, ни отвращения. Он улыбался сестре так же лживо, как и она — ему. И они оба продолжали хранить свои тайны. Разве что иногда Чёрному Свету снились жуткие кошмары, и он снова видел ту картину, где сестра сжимает зубами грязную тряпицу, душит в себе полный страдания крик и медленно, по пластинке, по кусочку, режет острым кинжалом мясо со своего живота. В такие ночи мальчик не мог заснуть и просто лежал до самого утра с закрытыми глазами, притворяясь, что спит. Потому что Механическая Сестра спала слишком близко и могла услышать, если Механический Брат стал бы ворочаться или тихонько хныкать в их маленьком Механическом Доме на окраине огромного Механического Города, где жили Механические Существа. Так Падшие Дети выживали во вторую волну Великого Голода. Если раньше, когда всё только начиналось, им казалось, что они никогда не смогут привыкнуть к происходящему и принять его, то теперь, спустя столько времени, голод и нужда стали обыденностью, как яркое Светило поутру или как предрассветный зябкий холод. В Трущобах каждый день умирали и возрождались Бесталанные, а Талантливые всё так же были глухи к их мольбам. По ночам улицы Трущоб заполнялись охочими до чужой плоти Падальщиками, в то время как днём жилые кварталы напоминали брошенные жителями пустыри. Жизнь текла своим чередом. Правда, теперь Чёрному Свету стало гораздо легче. Он даже перестал слишком часто болеть, а каждый раз, когда сестра приносила знакомую похлёбку, просто съедал всё до конца, стараясь показать, как ему нравится. Однако даже если вместо ненавистной похлёбки Белой Тени удалось добыть что-нибудь более привычное, вроде пресного хлеба или сухарей, Механический Мальчик не ощущал вкуса. Наверное, он бы так и думал, что никакая еда теперь не способна пробудить его аппетит, но однажды, в одни из самых голодных дней, Белая Тень вдруг принесла нечто такое, чего её брат никогда не пробовал. В то утро она вернулась возбуждённо-радостная и весёлая — такая, какой Чёрный Свет не видел её очень давно. — Ты не поверишь, что у меня есть! — задыхаясь от быстрой ходьбы, начала она. — Я раздобыла нам такой еды, которой ты никогда не пробовал! С этими словами девочка развернула огромный тюк, что несла на спине, и Чёрный Свет обомлел. Потому что внутри был настоящий пир! Мясные рулетики, поджаренный свежий хлеб, чистые хрустящие овощи, нарезанные соломкой, румяные булочки со сладкой начинкой, спелые фрукты — чего здесь только не было! А самым красивым и вкусным Падшим Детям показался большой яблочный пирог, от которого исходил запах столь тонкий и приятный, что у брата с сестрой одновременно заурчали животы. — Где ты взяла столько вкусностей?! — изумлённо воскликнул Чёрный Свет. — Садись и начинай что-нибудь есть, пока ещё свежее, а я объясню, — поторопила Белая Тень и принялась рассказывать. Всё началось с того, что девочка пришла на работу в Дом Забав, где из-за Великого Голода в последнее время почти не было посетителей. Но сегодня замершая жизнь некогда шумного здания словно вновь забурлила и вернулась на круги своя: певички и куртизанки бестолково метались по холлу, а хозяйка шёпотом кричала на них, обвиняя в бесполезности и швыряясь попадавшимися под руку предметами. Это выглядело так странно и смешно в то же время, что Белая Тень не удержалась и спросила: — Что здесь происходит? Одна из девушек, в панике убегающая от разъярённой хозяйки, торопливо объяснила: — К нам заявилась… заявился… благородный господин. Явно из Талантливых. Она… он ищет развлечений, но ни одна из наших девушек ему не приглянулась. Матушка просто в ярости и грозится выгнать всех нас взашей! Белая Тень хотела была узнать подробности, но в этот момент хозяйка как раз заметила свою лучшую танцовщицу, обычно пользовавшуюся у гостей невероятной популярностью. — Ты, — поманила она работницу, на время перестав бросаться вещами. — А ну-ка иди сюда. Тень подошла, и женщина торопливо заговорила: — Видишь вон ту комнату? Девочка кивнула, проследив взглядом за пальцем хозяйки, указывающим на самый дорогой, самый красивый зал, где принимали только самых богатых гостей. — Там сейчас сидит… гость. Он может показаться тебе странным, но даже не вздумай сказать ему что-то лишнее или как-либо вызвать его недовольство. А теперь быстро иди туда и не возвращайся, пока не удовлетворишь этого Талантливого. Иначе он здесь камня на камне не оставит и всех нас развоплотит! Поняла меня?! Белая Тень спокойно кивнула и направилась в указанное место. Осторожно приоткрыв двери, она скользнула внутрь и тут же склонилась в самом почтительном поклоне, котором только могла. — Разрешите прислуживать вам этим вечером, господин? — не поднимая головы, вежливо спросила она. В ответ ей послышалось молчание, а затем полное равнодушия чуть пьяное: — Прислуживай… Белая Тень встрепенулась и подняла на гостя полный удивления взгляд. Когда хозяйка Дома Забав сказала, что за дверями её ждёт господин, она ни на секунду не усомнилась в сказанном. Но стоило ей услышать его голос, как Тень одолело непонимание. Потому что в мягком кресле, закинув ногу на ногу, сидел не мужчина, а… молодая красивая женщина. У неё был голос изящного кроткого существа, такой мелодичный и чистый, словно звонкий ручей, да и лицо этой женщины совершенно не походило на мужское. Оно выглядело нежным, как лепестки роз, и поразительно миловидным. Такие лица, должно быть, встречаются у самых ласковых любовниц и самых послушных дочерей, потому как ничего подобного Белая Тень прежде не встречала. Однако всё остальное в этой незнакомке мало походило на образ обычной девушки. Она была одета в чёрный мужской ханьфу, плотно запахнутый на груди и отделанный золотой вышивкой, на ногах же её красовались мужские сапоги. В руках женщина прокручивала белый веер с шёлковой подвеской и узором в виде четырёхлистного клевера. «Почти всё как у Селест-Нуара…» — в голове Белой Тени сама собой возникла неожиданная мысль. Но медлить было нельзя, и девочка подошла чуть ближе, стараясь выглядеть почтительно и раболепно, как и полагалось обычной Бесталанной. — Подскажите, господин, как я могу быть полезна вам? — тактично спросила она, продолжая изучать гостью исподлобья и обращаясь к ней, как к мужчине. Та, в свою очередь, подняла на Тень взгляд единственного целого глаза в обрамлении белых ресниц, цвет которого напоминал молодые нежно-зелёные побеги, и без интереса осмотрела очередную девчонку, которую подослала ей хозяйка этого заведения. Второй глаз гостьи, очевидно травмированный, оставался скрыт за плотной белой повязкой. — Не знаю, — поджав губы, тихо заявила женщина. — Придумай сама, иначе вышвырну, как и тех, что были до тебя. Белая Тень понятливо кивнула. Она проработала здесь так долго, что привыкла и не к таким странностям, а потому лишь окинула взглядом зал, раздумывая, что бы предложить посетительнице. Тут-то сестра Чёрного Света и увидела огромный стол, накрытый такими яствами, которых она никогда не видела на бедных рынках Трущоб. Сияющий свежей пищей, пышущий вкусностями, он так и приковывал взгляд девочки, особенно центральная его часть, где стоял ароматный яблочный пирог. Белая Тень вдруг вспомнила, как долго не держала во рту даже крошки, — и её живот сжался в болезненный узел. Однако Тень умела сдерживаться и, заставив себя оторваться от созерцания этого пира, снова обратилась к гостье: — Тогда, может быть, испробуете нашего вина? Оно мягкое и сладкое на вкус, вам определённо понравится. Посетительница, чуть подумав, кивнула — и Белая Тень тут же поспешила поднести клиентке выпивку. Вблизи молодая женщина оказалась ещё краше и ещё миловиднее, а её длинная — почти до пола — чуть растрёпанная белая коса снова напомнила девочке Селест-Нуара, потому как он носил абсолютно такую же причёску. — Хочет ли почтенный господин развлечься или сначала предпочтёт насладиться вином? — всё в той же вежливой манере продолжила Белая Тень. Гостья закинула ногу на ногу и без интереса отпила напиток. — Сделай так, чтобы я перестал думать обо всём этом… — раздражённо отмахнулась она, не уточнив, о каком таком «этом» идёт речь. — Заставь меня забыться… я не хочу мыслить… Хотя из-за опьянения молодая женщина изъяснялась путано и пространно, Белая Тень оказалась смекалистее своих предшественниц. Она медленно прошла к стене, на которой крепились самые разные орудия пыток, и, чуть подумав, выбрала кожаную плеть с маленькими, но крайне острыми металлическими шипами на хвосте. Гости часто использовали этот инструмент, когда хотели причинить юной танцовщице как можно больше боли. Поэтому даже сейчас, взяв в руки плеть, Тень словно заново пережила все те эмоции, что ранее испытала «стараниями» клиентов. — Вот, возьмите. Она бьёт упруго и мощно, — вернувшись к женщине, протянула орудие Белая Тень. — Если приложите усилие, раны будут заживать очень долго. Гостья с непониманием уставилась на плеть и застыла. Однако девочка настойчиво вложила в её руку инструмент, а затем принялась раздеваться. Она снимала с себя вещи одну за другой, не боясь показать то, что под ними. Ведь Чёрного Света не было рядом, и значит, ничего страшного, если кто-нибудь увидит окровавленные рваные тряпицы, которыми был перемотан весь живот Тени, или её старые незаживающие шрамы. Видимо, из-за выпивки незнакомка плохо соображала, потому как, отставив бокал с вином на подлокотник кресла, кивнула на порезы: — Что это?.. Белая Тень неправильно истолковала, о чём говорит гостья, и пояснила: — У меня остались шрамы, которые ещё не зажили. Но не волнуйтесь, так будет только лучше. Если вы ударите меня в живот, края ран разойдутся — и крови натечёт очень много, а боль станет мучительней. Вы сможете наслаждаться этим зрелищем столько, сколько захотите. С этими словами сестра Чёрного Света опустилась на колени перед женщиной и, посмотрев снизу вверх, мягко улыбнулась: — Прошу, начинайте. Я с радостью обслужу вас, мой господин. Хотя её удивляло, что эта молодая красивая посетительница с лицом сказочного существа и нежнейшим голосом, говорит о себе в мужском роде и носит мужскую одежду, однако Тень привыкла не замечать многие, даже самые грязные детали в своих клиентах. От неё, обычной шлюхи-танцовщицы из Дома Забав, и не требовалось другого: просто думать поменьше и работать побольше. Но новой госпоже всё никак не хотелось начинать «развлекаться». — Откуда у тебя столько ран? — недоумённо спросила женщина, словно ей действительно было интересно. — Мне нужно было чем-то накормить брата, — не вдаваясь в подробности, честно ответила Белая Тень. — Брата? — затуманенный взгляд чужого глаза, кажется, чуть прояснился. — У тебя есть брат?.. — Да, есть, — пожала плечами девочка. — И какой он? — отчего полюбопытствовала гостья, подавшись вперёд. — Какой? — Белая Тень не удержалась от улыбки. — Он умный и добрый. Всегда ждёт меня дома и поддерживает, как может. Только болеет часто. Но я его очень сильно люблю, поэтому обязательно должна защитить. Сестра Чёрного Света вроде и не сказала ничего из ряда вон выходящего, ничего, что могло бы вызвать столь сильную реакцию, какая случилась у незнакомки. А то, что с гостьей происходит что-то крайне плохое, Белая Тень поняла, когда та откинула плеть в сторону, смахнула с подлокотника ни в чём не повинный бокал и, обхватив голову руками как от сильной головной боли, начала лихорадочно раскачиваться из стороны в сторону и посмеиваться над чем-то, только ей и понятным, своим очаровательным тонким голоском. — Повезло же тебе, повезло, ничего не скажешь… — тихо зашептала она, немигающим взглядом вперившись в Тень. — Да, братишек нужно защищать… ха-ха… они ведь такие… беззащитные и уязвимые, если одни. Отвлечёшься на мгновение — а их уже и след простыл… поэтому всегда нужно быть рядом, что бы ни случилось, правда? Ты ведь со мной согласна? Белая Тень промолчала, не зная, как лучше быть. Она даже не представляла, что творится в голове у странной гостьи, однако вскоре всё стало ещё хуже. — Послушай, отвлеки меня, пожалуйста… — молодая женщина вдруг цепко схватила девочку за руку, и Тень ощутила, как сильно дрожит оппонентка. — Сделай что-нибудь прямо сейчас, прошу… иначе я не выдержу… да, прямо сейчас… мне нужно отвлечься… иначе я снова сделаю что-нибудь опасное… я ведь уже не могу остановиться, понимаешь?.. Белая Тень ничего не понимала. Да и как она могла, если совершенно ничего не знала об этой госпоже? Правда, даже так девочке хватило ума сообразить: — Значит, плеть не подходит? Мне нужно отвлечь вас каким-нибудь другим способом, господин? Женщина судорожно закивала. — В таком случае могу я одолжить ваш веер? — спросила Белая Тень. — Тогда я могла бы станцевать для вас красивый танец. Незнакомка некоторое время колебалась, как если бы этот предмет имел особое значение и ценность, но всё же протянула девочке нужную вещь. Веер оказался мягким и одновременно прочным, а шёлковая подвеска приятно холодила руку. — Прошу вас, смотрите на меня, — стараясь придать голосу спокойное и умиротворяющее звучание, попросила Тень. — Не отводите глаз, господин. И тогда вам станет легче, обещаю. Гостья снова кивнула и принялась наблюдать за длинноволосой девочкой с глазами алыми, как спелые вишни. А Белая Тень начала танцевать и делала это до самого утра. Она без устали, без остановок исполняла то один танец, то другой, изгибаясь то медленно и грациозно, то двигаясь быстрее и резче. Тень изображала разных животных, сюжеты из сказок, явления природы, эмоции, чувства — всё, что только знала и что могла описать своим танцем. Фигуры медленно перетекали друг в друга, темп и сюжет менялся от выступления к выступлению, но гостья всё смотрела и смотрела, действительно не отводя глаз от Белой Тени, полностью поглощённая происходящим. Казалось, она по-настоящему смогла забыться, утонуть в красоте чужого танца. Эта посетительница тихо посмеивалась, когда девочка изображала крадущуюся за наживой кошку, сдержанно ахала, когда Тень показывала убитую горем красавицу, и одобрительно улыбалась, когда танцовщица притворялась игривым ветерком, что носится по миру и подшучивает над окружающими. Хотя в то же время сознание молодой женщины с каждым часом прояснялось всё больше, а лицо её становилось всё холоднее. Когда Белая Тень окончательно выдохлась и рухнула на пол перед ногами гостьи, это лицо и вовсе стало непроницаемым. Но всё же женщина начала медленно хлопать в ладоши и хлопала так долго, как не аплодировал никто до неё. — Ты настоящее дитя изящных искусств, — наконец прокомментировала госпожа, когда Тень подползла, чтобы отдать той веер. — Тебе удалось вернуть мне душевный покой. Чего ты хочешь в благодарность за твою помощь? Белая Тень почтительно склонилась перед незнакомкой и робко спросила: — О, щедрый господин, могу ли я взять кусочек пирога с вашего стола? Моему брату нужна пища, поэтому мне нельзя возвращаться домой без еды. Прошу, окажите мне милость — и я никогда не забуду вашей доброты. Она не надеялась, что гостья согласится и уже была готова удалиться из зала, как вдруг посетительница превзошла любые ожидания Тени. — Ты можешь взять все блюда, что есть на этом столе, — сказала женщина. — Забери их, если это действительно то, что обрадует тебя и твоего… брата. — Но хозяйка Дома Забав… — засомневалась девочка, боясь быть поколоченной за такие щедрые «подарки». — Об этом не беспокойся, — усмехнулась гостья. — Лучше иди сюда. Белая Тень осторожно поднялась с колен, стараясь не запачкать своей грязной одеждой прекрасные дорогие одеяния молодой женщины. — Ближе, — нетерпеливо поманила рукой госпожа. — Да, вот так. Затем гостья подняла свой веер и, не разворачивая, коснулась им лба девочки. — Немного удачи для маленькой доброй танцовщицы, — ледяная улыбка женщины всего на мгновение, но смягчилась. — Она тебе не помешает. Белая Тень ничего не почувствовала, да и не поняла, что произошло, и всё равно поблагодарила госпожу. — А теперь забирай еду, ступай подальше и молись, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись, — вдруг с неясным намёком и даже угрозой приказала гостья. Девочка не стала ничего спрашивать и, прихватив с собой снедь, поспешила уйти. Она так и не поняла, кого встретила на своём пути в ту ночь и кем на самом деле была эта миловидная женщина, что говорила о себе в мужском роде и носила чёрный ханьфу. Куда больше Белая Тень радовалась тому, что может накормить себя и брата, пусть даже ненадолго. Впрочем, это «ненадолго» в действительности продлилось гораздо дольше, чем могла себе представить Белая Тень. Ведь после встречи с молодой женщиной удача действительно спасла Падших Детей от голода. Как бы ни ухудшалась ситуация в Трущобах, сестра Чёрного Света, будто по волшебству, всегда находила пищу для себя и брата. Однако всему рано или поздно суждено закончиться, и удача тоже закончилась, пусть и не сразу. Только Белая Тень не сильно беспокоилась по этому поводу: девочка знала, что пока у неё есть острый кинжал и собственная жизнь, она всегда сможет раздобыть для брата немного… мяса. Это успокаивало Тень, и как только снова пропала еда, сестра Чёрного Света лишь расчётливо выбирала момент, чтобы ненадолго ускользнуть из Дома-Под-Мостом и сделать то, к чему она уже давно привыкла. А Чёрный Свет, предчувствующий появление ненавистной ему «похлёбки», снова начинал видеть мир вокруг как упорядоченное сборище механизмов, лишённое чувств и эмоций. Но в тот самый момент, когда Белая Тень выдумала какой-то несущественный предлог и уже собралась уйти за пищей для брата, в их убежище внезапно объявился Селест-Нуар. Он уже давно не появлялся здесь. Так давно, что Падшие Дети и не надеялись его увидеть. Однако теперь Странствующий Сказочник стоял перед ними всё в том же одеянии, с той же маской на лице, веером в руках и длинной косой за плечами. — Не стоит, — тихо шепнул он Белой Тени, словно уже знал все её тайные мысли и намерения. — Тебе больше не нужно этого делать. От такой проницательности Тень вздрогнула, но притворилась, что не понимает, о чём говорит ей мужчина. — Ты снова вернулся! — обрадовался Чёрный Свет. — Хочешь посидеть с нами у костра? — Не могу, — улыбка едва коснулась тонких губ этого загадочного Вечного. — Но я должен кое-что показать вам. Это не терпит отлагательств. Сообщив новость, он развернулся и, привычным жестом заложив руки за спину, двинулся в путь, ни на мгновение не сомневаясь, что Падшие Дети последуют за ним. И они действительно последовали. — Куда мы идём? — волнуясь за самочувствие брата, спросила Белая Тень. — Туда, где вы всегда сможете раздобыть еду, — спокойно объяснил Селест-Нуар, словно в этом не было ничего особенного. — Что? — опешил Чёрный Свет. — Такое место и правда существует? Почему же ты не сказал о нём раньше? — Потому что оно слишком опасное, — бросил мужчина. — Опаснее Трущоб? — недоверчиво нахмурилась Тень. Странствующий Сказочник чуть обернулся к ней, и подвеска на его веере тихо звякнула. — Гораздо опаснее, — таков был его ответ. Когда процессия дошла до самых Стен, Селест-Нуар голосом, не терпящим возражений, приказал: — Запомните то, что я вам скажу. Правил несколько, но если вы нарушите хотя бы одно — вам не сдобровать. Падшие Дети послушно кивнули и принялись слушать. — Во-первых, никому не показывайте то, чем я поделюсь с вами, и не рассказывайте, от кого узнали об этом. Во-вторых, никогда не уходите дальше, чем я разрешу вам. В-третьих, ни за что не дайте себя заметить и уж тем более поймать. Белая Тень и Чёрный Свет снова кивнули, чувствуя, что сейчас случится нечто такое, что навсегда изменит их жизнь. Так и произошло. Селест-Нуар показал особую комбинацию на камнях Стен и заставил Тень повторить её. А как только девочка исполнила приказ — произошло настоящее чудо. В месте, рядом с которым находились Падшие Дети, стена сама собой раздвинулась и явила слабо мерцающий проход. — Не бойтесь, это не причинит вам вреда, — глядя на оробевших спутников, подбодрил Сказочник. — Я пойду первым, чтобы вам было не так страшно. И он действительно шагнул в проход, безо всяких сомнений или волнения, так что брату с сестрой не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. Но стоило им проникнуть через зябкую прохладу портала — и перед ними открылась удивительная картина. Огромный яблоневый сад, такой красивый и ухоженный, что вызывал лишь чистое восхищение. А на самих деревьях — ароматные наливные яблоки, одинаково красивые и совершенные. — Можете взять их и перекусить, — великодушно позволил Селест-Нуар. — Но ведите себя тихо, как мышки. Помните: вас не должны заметить. Падшие Дети, с трудом сдерживая крики абсолютного счастья, кинулись срывать большие сочные плоды с яблонь, стараясь не только съесть их, но и унести как можно больше с собой. Никогда в своей жизни они не видели ничего подобного, поэтому ещё очень долго благодарили своего спасителя. Тонкие губы мужчины от этих горячих благодарностей снова тронула лёгкая улыбка, только почему-то он был не весел. — Я не могу быть с вами долго, так что в следующий раз вы пойдёте сюда одни, — сообщил Вечный. — Будьте осторожны и бегите со всех ног, если кто-нибудь заметит вас. И не вздумайте уходить дальше этой части сада. — Хорошо, но можешь ответить на один вопрос? — внезапно спросил Чёрный Свет, стараясь удержать руками все те яблоки, что сорвал с деревьев. Селест-Нуар ответил молчаливым согласием. — Откуда ты знаешь про это место и про этот тайный ход? — внимательно глядя на Странствующего Сказочника, сказал мальчик. — Ты задаёшь правильные вопросы… как и всегда, — наконец усмехнулся Селест-Нуар. — Мне известно об этом проходе лишь потому, что я был тем, кто его создал. На этом мужчина пресёк лишние разговоры и вскоре, проводив Падших Детей обратно в Дом-Под-Мостом, безо всяких предупреждений исчез. Но брату и сестре не требовалось знать слишком много. Главное — что теперь у них была еда. И через пару дней, когда запасы яблок кончились, они решились снова пойти к Стенам. Им удалось, как и в первый раз, незаметно проникнуть в чужой сад через тайный ход. А когда Падшие Дети пообвыклись и перестали бояться, то принялись навещать Яблоневые Сады каждый день. Со временем они стали проводить здесь даже слишком много времени. В этом красивом месте можно было не только собирать яблоки, которые вскоре стали любимой едой брата и сестры, но ещё и играть или дремать под сенью деревьев. Однако в один из таких дней, когда Падшие Дети заигрались в Саду и зашли слишком далеко, их заметил один из Вечных, что прогуливался меж яблонь и наслаждался их красотой. Он был огромный и статный, с пышной светлой бородой и зорким взглядом золотых глаз. К тому же от него исходила столь подавляющая и мощная энергия, что в силах этого незнакомца не приходилось сомневаться. — Вы ещё кто такие? — едва не столкнувшись с маленькими воришками лоб в лоб, любопытно спросил мужчина. Белая Тень не стала отвечать и сделала так, как наказывал Селест-Нуар: схватив брата за руку, тут же метнулась вглубь Сада и, активировав проход, скрылась в Трущобах. В итоге тот жуткий Талантливый не смог их поймать. Но шли дни, и чтобы не умереть от голода, Падшим Детям приходилось снова пробираться в своё тайное место, рискуя быть замеченными. Поэтому следующая встреча с грозным бородатым мужчиной стала лишь делом времени. — А ну стоять, мелочь! — как-то раз, опять застав детей за воровством яблок, обрадовался незнакомец. — Даже не пытайтесь снова улизнуть! Однако те, в свою очередь, и попытались, и улизнули, вновь оставив разъярённого верзилу с носом. Так происходило ещё много раз, пока Вечный окончательно не вышел из себя и не принялся охотиться за маленькими воришками, как за собственной добычей. И пусть они были достаточно юркими, однажды незнакомцу удалось поймать Чёрного Света, который от природы был слабее и медленнее, чем сестра. Но Белая Тень, до смерти испугавшись за брата, тут же вступила с мужчиной в неравный бой, исходом которого стал раненый глаз верзилы и наконец-то схваченные Падшие Дети. Только вот схватил их не этот грозный мужчина, который только и мог, что рычать и наводить ужас, а его жена — женщина исключительно приятного и мягкого характера, однако твёрдых принципов. Она не стала наказывать брата и сестру за их проступки, наоборот — приютила у себя дома, накормила и обогрела, а после сделала своими названными детьми. Белая Тень не хотела оставаться в этом чуждом ей месте, окружённая таким количеством потенциальных врагов. После жизни в Трущобах она никому не доверяла и уж тем более не стала бы верить Талантливым, по одному лишь капризу решившим заботиться о них. Но когда она подумала о своём брате, у неё не осталось иного выбора. Ведь Чёрному Свету нужны были лекарства, еда и крыша над головой, а эта странная парочка могла дать всё и даже больше. К тому же новоиспечённая названная мать Белой Тени обещала ей, что научит убивать, и это тоже подкупало девочку. Поэтому Тень сделала вид, что принимает условия. Ради брата и возможности стать сильнее она притворилась образцовой дочерью: принялась жить в огромном жилище своих названных родителей и почитать их как свою семью. Со временем сестра Чёрного Света даже смягчилась, даже позволила себе чуть расслабиться и зародить в себе семена чего-то, отдалённо напоминавшего тёплые семейные чувства. Ведь названная мать и отец были по-настоящему щедры и добры к ним — простым нищим сиротам из Трущоб, а большего и не требовалось. Но когда Белая Тень уже прожила в своём новом доме достаточно долго и поверила в немыслимую, невозможную мысль о том, что теперь так будет всегда, что больше не надо ни работать в Доме Забав, ни резать собственную плоть, чтобы накормить брата, ни сражаться за каждый лишний день своей жизни… случилась Большая Беда. Эта Беда была столь ужасна, что затронула не только жизни Падших Детей и их названных родителей. Нет, Большая Беда охватила весь Итинрэтэ и оказала влияние такое огромное и всеобъемлющее, что отразилась и на Талантливых, и на Бесталанных, и на Центре, и на Окраинах. Все, абсолютно все пострадали от одного единственного поступка Белой Тени. И эти последствия стали тем последним рубежом, который надломил её. Чёрный Свет очень хорошо помнил все эти события. Он знал и то, что привело к Большой Беде, и то, что последовало за ней. Ему были известны эти подробности, как была известна и вся грязь, все несправедливые обвинения, разом свалившиеся на его сестру. Но он всё ещё был слишком слаб, чтобы защитить Белую Тень, и слишком беспомощен, чтобы хоть как-то повлиять на происходящее. Так что ему оставалось лишь наблюдать и тихо ненавидеть себя. Чёрный Свет видел, во что превратилась его стойкая и сильная сестра, которая всегда боролась до конца и никогда не сдавалась. Теперь её яркий горячий свет угас, и она ходила слабая и поникшая, словно утратила всю волю к жизни. Она позволяла делать с собой что угодно, позволяла родителям распоряжаться её судьбой, позволяла даже обвинять себя в том, чего она никогда не совершала. А ещё Белая Тень совсем перестала говорить, будто закрылась от всего мира в самой себе, чтобы хоть как-то защитить себя от разрушения. Лишь однажды, когда они остались наедине с братом, девочка вдруг усмехнулась: — А знаешь, Селест-Нуар оказался прав. Теперь все вокруг ненавидят меня. — Нет, это не так! — попытался возразить Чёрный Свет, задыхаясь от горечи. — Они просто не знают всей правды. Они не знают, какая ты добрая и хорошая, не знают, что ты всё делаешь для других, что никогда не причинишь другим боли, что всегда отдашь свою последнюю конфету, даже если самой нечего есть! Ты только подожди, я обязательно сделаю так, что они поймут свою ошибку и тогда извинятся перед тобой. Я обязательно верну тебе честное имя, обещаю! — Это всё уже неважно… — тихо проронила сестра. — Теперь я навсегда останусь грязной, ведь из сорняков никогда не вырастут розы, а из шлюхи не получится добродетели… Сказав это, она ушла, оставив Чёрного Света наедине со своими мрачными мыслями. И её брат снова стал видеть себя и окружающее Механизмами, просто чтобы не сойти с ума. Он старался быть поближе к сестре, ведь это оставалось единственным, что он мог для неё сделать. Но со временем становилось всё хуже, и Белая Тень стала чахнуть на глазах. Она не показывала свою боль, не жаловалась на жизнь, даже не возражала родителям. Просто существовала, просто ходила, как оживший труп или пустая оболочка. Ей ничего не хотелось, она потеряла к жизни всякий интерес и лишь временами повторяла: «Я грязная», «Я такая грязная», «Это я во всём виновата», «Это из-за меня случилась Большая Беда», «Мне уготована самая худшая участь». Чёрный Свет не знал, как это остановить. Он понимал, что Белая Тень не виновата в том, в чём её обвиняли, но у него не было никаких доказательств в защиту сестры. К тому же Тени больше никто не верил. Она осталась совсем одна, без поддержки даже самых близких. Однако в тот момент, когда мальчик думал, что всё уже потеряно и что его сестра просто зачахнет, как самый прекрасный и самый нежный, но самый хрупкий цветок, что-то изменилось. Эта была одна из тех ночей, когда Белая Тень, крадучись, уходила из их общей спальни и шла в своё Укромное Место. Там она садилась, забившись в щель меж двух стен, и тихонько плакала. До этого момента Чёрный Свет никогда не слышал и не видел, чтобы его храбрая сестра ревела, поэтому такие моменты разбивали ему сердце. Только он по-прежнему был бесполезен и ни на что не годен, а потому лишь молча стоял на безопасном расстоянии от Укромного Места, чтобы Белая Тень не могла его заметить, и слушал её тяжёлые сдавленные рыдания. — Я грязная, грязная, грязная, — почти неслышно говорила сестра, боясь быть замеченной. — Что же я наделала? Я всё испортила. Я самая ничтожная, самая мерзкая тварь на свете. Я не достойна ни любви, ни ненависти, ни милосердной смерти, ни самого убогого существования. Чёрный Свет закусил губу. По его щекам градом лились горькие безутешные слёзы. «Это неправда, совсем неправда! — хотел бы закричать он. — Ты виновата лишь в том, что единственная посмела быть неравнодушной и захотела сделать всех счастливыми!» Однако Белая Тень не могла слышать его мыслей. — Но почему… почему даже так… даже зная, какая я грязная… мне всё ещё хочется, чтобы меня спасли? — тем временем горячо зашептала девочка. — Пожалуйста, кто-нибудь… хоть кто-нибудь… спасите меня. Я больше не выдержу этого, так что, умоляю, спасите меня, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите, спасите… Чёрный Свет согнулся пополам и сжал, стиснул голову руками, ощущая, как ненависть ко всем Вечным, ко всему сущему и к себе самому заполняет его без остатка. Ах, если бы он только мог… он бы уничтожил целую Вселенную, лишь бы снова увидеть мягкую улыбку его сестры, лишь бы снова знать, что с ней всё в порядке. — Нет. — вдруг одёрнула себя Белая Тень, давя рыдания. — Никто меня не спасёт. Никто не придёт мне на помощь. Я всегда буду одна. Эти слова навечно отпечатались в голове Чёрного Света и вывернули наизнанку его душу. Ни он, ни Белая Тень больше не могли вернуться к себе прежним. После этой ночи они оба изменились навсегда. Когда сестра вернулась в их комнату, Чёрный Свет по привычке притворился, будто никуда и не уходил, а когда она присела на его кровать, то сделал вид, что проснулся лишь от резкого движения Тени. — Прости, я не хотела разбудить тебя, — извинилась сестра. — Но мне нужно кое-что сказать. Чёрный Свет кивнул, хотя от плохого предчувствия у него сжалось сердце. — Помнишь, однажды Селест-Нуар сказал, что даже когда враг силён, можно одолеть его, если разрушить все его планы? — напомнила Белая Тень, и в её голосе больше не было дрожи. Мальчик снова кивнул. — Я думала об этом и решила, что знаю, как можно победить нашего Врага. Сказав это, она кратко объяснила свою идею, которая заставила её брата обомлеть. — Нет, так нельзя! — возразил он. — Если сделать то, что ты хочешь, это обернётся самым худшим исходом: тебя действительно возненавидит целая Вселенная. И не будет никого, кто примет твою сторону. Кроме… меня. — Теперь это неважно, — слабо улыбнулась Белая Тень, хотя глаза её были красными от слёз. — Если эта единственная жертва, что требуется от меня, я готова её принести. Мне больше… нечего терять. — Хорошо, — с усилием заставил себя согласиться брат, боясь своими неосторожными словами сделать только хуже. — Но что теперь? Девочка опустила ещё мокрые от слёз ресницы и взяла брата за руки. — Я уйду, — наконец произнесла она полным затаённой боли голосом. И прозвучало это словно приговор. — Я уйду отсюда и отправлюсь так далеко, как только смогу, — продолжила Тень. — Чтобы противостоять нашему Врагу, я должна стать сильнее. Гораздо сильнее. — Н-нет… — голос Чёрного Света дрогнул. — А как же я? Как же мы? Не надо, не уходи без меня… — Ты должен остаться, — непреклонно качнула головой девочка. — Ты должен быть здесь, чтобы следить за нашим Врагом и каждым Её шагом. К тому же рядом с родителями ты будешь безопасности. Понимаешь? — Неужели нет другого выхода?! — воскликнул брат. — Я хочу пойти с тобой! — Не бойся, наше расставание не будет долгим, — сестра поднялась с кровати. — Тебе придётся подождать немного, а когда я вернусь — всё станет иначе. Я обещаю. Белая Тень встала напротив большого, залитого лунным светом окна — и её алые глаза вспыхнули, словно два рубина. — Как же красив Итинрэтэ с такой высоты… — задумчиво произнесла девочка, глядя сквозь огромное стекло. — Знаешь, сегодня ночью я поднялась на самую высокую башню нашего дома и долго, очень долго смотрела вниз, во тьму… Чёрный Свет весь сжался от этих слов и страха за сестру, но продолжил слушать. — И когда мне показалось, что во мне уже ничего нет и я совсем пуста, мне подумалось, что на самом деле это даже лучше, — с какой-то странной, по-настоящему безумной улыбкой заметила Белая Тень. — Когда тебя все ненавидят… так ведь гораздо спокойнее, понимаешь? Всё становится предсказуемым. Все становятся предсказуемыми. Даже наш Враг. Час расставания неумолимо близился, и мальчик сжал кулаки, чтобы не расплакаться прямо перед любимой сестрой. Глядя на его бледное взволнованное лицо, девочка подошла ближе и крепко обняла брата. — Не надо, не волнуйся, — Белая Тень ласково потрепала волосы Чёрного Света, и её глаза засияли самым ярким, самым неугасимым пламенем. — Тебе и правда не нужно переживать. Твоя сестрёнка больше не будет слабой и никому не проиграет. Она всех защитит. Поэтому сестрёнка должна уйти. Сестрёнке нужно окончательно стать Демоном, понимаешь?.. Чёрный Свет обнял сестру в ответ, вцепился за неё всеми силами, но не смог удержать. И вскоре Белая Тень действительно ушла. Покинула его на долгое время, оставив совсем одного. Но мальчик не стал сидеть сложа руки, и когда облака заслонили большую яркую луну, а в комнате стало пусто и темно, Чёрный Свет, сосредоточившись, тихо позвал: — Селест-Нуар… Не прошло и минуты как он услышал ответ: — Я здесь. Селест-Нуар действительно появился тут, прямо в спальне, и теперь стоял у стены, неторопливо прокручивая в руках свой затейливый веер. — Вот уж не думал, что ты сумеешь призвать меня, — хмыкнул он. — Впрочем, ты всегда отличался острым умом, и я не сильно удивлён. Но чего ты хочешь и зачем позвал меня именно сейчас? Чёрный Свет обернулся к говорящему механизму, стоящему в механической комнате, посреди механического города в механической Вселенной, состоящей из одних лишь механизмов. Взгляд этого мальчика был полон непроглядной тьмы. И он ответил: — Научи меня, как стать сильнее.