Принц Х Царевич - 5 (Первый том)

<Тремя днями ранее.> Кажется, тот день с самого утра для принца не задался. Душа то возносилась выше облаков на крыльях счастья. То в следующее мгновение, как на качелях, низвергалась в пучину тоски и уныния… Во-первых, проснулся Кириамэ под перестук дождя за окном. Хмурое, сумрачное, мокрое осеннее утро. Следовательно, тренировка в саду опять откладывалась — в который раз на неделе. Но сегодня было еще досаднее, ведь к ним хотела присоединиться Лиан-Ай. Погоняв вдоволь муженька, Ёширо с превеликим удовольствием скрестил бы клинки с бывшей невестой… Но что ж тут поделать. Нет, конечно, можно было пойти в гридницу к дворцовой страже. Там на первом этаже большой зал, специально для военного обучения и устроенный. Однако после взрыва, случившегося без малого месяц назад, Пересвет присутствие богатырей переносил еще хуже, чем обычно. А в перестроенную казарму без внутреннего содрогания вообще входить не мог — сразу в принца вцеплялся обеими руками. Как тут драться-то? Царевич подскакивал от любого шороха и кидался мужа защищать — вместо того, чтобы самому нападать на нихонца, заучивая очередной показанный прием. Поэтому Василиса Никитична разрешила молодежи «резвиться» в парадных залах терема, благо туда по целым дням никто не заглядывает, никто никому не помешал бы. Да не тут-то было! Едва разогревались, едва входили во вкус, в азарте обмениваясь ударами, как перед тронами вырастал мажордом, дед Кондратий собственной персоной. Страшно шевелил тараканьими усами, зыркал из-под косматых бровей — бдительно стоял на страже государевой собственности! Как будто они в самом деле позволили бы себе заиграться настолько, чтобы повредить престолы? Подумаешь, одну-единственную вазу разбили в галерее, всего-то!.. Конечно, под таким пристальным наблюдением Лиан-Ай, как ни дразнил ее нихонец, стеснялась демонстрировать свои умения в полной красе. Задумавшись о пустяках, Кириамэ не сразу сообразил, какую сладкую возможность он упускает. Ведь он проснулся раньше Пересвета! Безусловно, приятно нежиться в постели, облокотившись о подушки, любоваться на безмятежное личико спящего супруга. Юный, невинный, такой беззащитный… Кириамэ сам покраснел от шальных мыслей, пришедших на ум. Пока супруг крепко спит, грешно не воспользоваться моментом. Обычно ведь жуткий скандал устраивает, стоит намекнуть о заветном желании — под конец сам бываешь не рад, что заикнулся! Но перед диверсией надо бы провести разведку. А то вдруг начнешь — и сразу по ушам получишь? Нет, проснуться муженек должен лишь в определенном состоянии: когда сопротивляться нет ни сил, ни желания, ни возможности, язык двух слов не свяжет, а голова хмельная, не соображающая. Принц осторожно поцеловал любимого в щеку. Ничего, даже ресницы не дрогнули. Ёж осмелел — развратно лизнул приоткрытые губы. Тоже ничего. Царевич лишь вздохнул во сне и губами почмокал. Кириамэ чуток отстранился, любуясь своей «жертвой». Рот растянулся в предвкушающей хищной улыбке, столь непохожей на невинную улыбку спящего царевича. Пересвет опять вздохнул, заворочался… Не раскрывая глаз, нашарил нависшего над собою муженька, сцапал в объятия — и перевернулся с боку на спину, плюхнув его на себя. Принц замер, не шевелясь… Но муж разжал руки, ладони безвольно сползли с попы принца, упали на перину. Видно, снова утонул в крепком сне. Ёж осторожно приподнялся с размеренно вздымающейся груди. Вообще-то он был не в претензии. Теперь получалось еще удобнее! Можно было поцеловать в губы… Чмокнуть нежное местечко под челюстью… Лизнуть впадинку между ключиц… Ложбинку между грудными мышцами… Откуда только у муженька всё это взялось? Всего несколько месяцев назад перед алтарем рядом с ним стоял почти мальчишка! Не думал Ёширо, что так скоро возлюбленный тех же богатырей статью и мощью догонит. А Пересвет нацелился, видно, решительно. Еще полгодика пройдет — и не то что нагонит, но и перегонит. Пожалуй, едва ль с Хродландом не хочет сравниться? А что, пару годков и сравняются… Кириамэ мотнул взлохмаченной головой, отгоняя ненужные в таком деле мысли. Размышлять о ерунде вместо того, чтобы наслаждаться телом возлюбленного — не верх ли глупости? Удобно, что Пересвет бросил свою привычку спать в длинной рубашке. Вот бы еще от полотняных подштанников отучить — было бы совсем замечательно! С юкатой вон как удобно: за бантик пояса дернул — и весь открыт к свершениям. Ёж, уползая всё глубже с головою под одеяло, выцеловывал дорожку от груди, через заметно выпуклые кубики торса, вниз к пупку. И еще ниже — ведомый заманчивой полоской нежных светлых волосков… На мгновение задумался, как бы аккуратнее стащить со спящего эти противные мешающиеся штаны. Пересвету сейчас снились чудесные сны, без сомнения. Это подтверждало гордо восставшее достоинство, оттопырившее подштанники шатром. Но именно данное обстоятельство и делало избавление от штанов столь щекотливым и тонким процессом… Нет. Кириамэ решил, что царевич проснется лишь в разгар процесса, задыхаясь и умоляя о большем — значит, так оно и будет! Ёширо осторожно взялся за шнурок завязки… Принц замер под одеялом, стоило муженьку сладко потянуться, выгибаясь всем телом. Нет, не проснулся. Но скоро проснется, надо торопиться! Муженек снова затих, мирно улыбаясь во сне. А Ёж успел воспользоваться потягушками — ловко сдернул штаны до колен. И облизнулся над открывшимся сокровищем. Гордым, внушительным. С сочной маковкой, что та городская колокольня за окном, даже в пасмурные дни сверкающая червленым куполом. Не орудие — леденец! Но принц был сладострастник, а не жадина. Он не спешил запихивать «конфету» за щеку. Хотя, признаться, хотелось ужасно!! И давно, кстати. Не-е-ет! Он облизнул себе пальцы — заодно проверив, не холодны ли руки, а то ведь мало приятного в том, чтобы очнуться от ледяной хватки, — и нежно, подушечками, невесомо прошелся по всей длине ствола… Снаружи донесся долгий вздох-стон. Так, игры играми, но поторопиться следует. Ох, еще и «орешки» — про них как можно забыть! Мягкая кожица, твердая начинка, сладкая тяжесть в ладони… А вторая ладонь поглаживает ствол — шелковистый, в узоре венок. А головка так и просится в рот… Гладкая, вкусная… — М-мм… Ёжи-ыыы-к? — послышалось чуть охрипшее со сна. — Ты что там забыл? Вот же непонятливый! Дабы желание сопротивляться завяло на корню, Ёширо посильнее стиснул взятое в плен орудие. Облизнул губы. Открыл рот, примериваясь, как бы поудобнее приступить к лакомству… …Пересвет наконец-то нашел в себе силы разлепить веки. Просыпаться от жарких объятий он вроде бы уже привык. Но вынырнуть из омута сладко-терпких грёз, задыхаясь, покрываясь легкой испариной, дрожа в предвкушении… Это как-то слишком! — Ёжик! — Шепот наполнился строгой непреклонностью. — Вылазь сейчас же оттуда! «Гора» из одеял не отозвалась, продолжая заниматься своим темным делом. И Пересвет прекрасно ощущал, чем именно он там занимается. Собственной кожей чуял, сделавшейся в местах прикосновений буквально горящей. А особенно пылал… Хм. Что это за приятное тепло, обдавшее чувствительную маковку? Неужто дыхание? Так близко?.. Пересвет боролся с собственным внутренним голосом, который умолял разрешить супругу всё, что тому хочется вытворить. Сопротивлялся предательским порывам тела, которое норовило выгнуться в пояснице и бесстыдно подставиться под ласки, открываясь еще полнее… — Ёжик! Нет! Нельзя!!! Сколько раз говорить, не смей там целовать! Нет! Не вздумай!.. Не… аа-ах… Чёрррт… Нет, я говорю!! Фу!!! — Ничего и не «фу», — послышалось бурчание из-под одеял. — Очень даже вкусно выглядит. Такая крупная клубничка на аппетитной палочке сливочной пастилы. Сейчас попробую, скажу точнее, на что похоже. — Нет!! — взвился Пересвет, мучительно заливаясь краской, аж уши запылали. — Лежи смирно, — деловито попросил Ёж. — Не смей!! У царевича слезы на глазах закипели, до того обидно ощущать себя беспомощным. Проснуться толком не успел — а уже такая диверсия!! Выдернуть бы муженька из-под одеял да хвост накрутить! Чтобы не зарился без разрешения! Не тащил всякую пакость в рот!! А как тут его выволочишь, если дернуться боязно? Вдруг от неожиданности на его плененном орудии волчьи клыки клацнут? Вон как крепко держит, не выпускает! Стиснул до звезд в глазах! Одно спасение — уговорить! Ведь отвечать с набитым ртом не получится — авось успеет царевич выкрутиться? Все эти соображения молнией мелькнули в лихорадочно воспалившемся разуме, из последних сил противящимся невозможно чудесным ощущениям. — Если ты возьмешь это в рот!! — выдохнул Пересвет, предпринимая неловкую попытку уползти на локтях повыше на подушки. — Если ты!.. Ох, если ты хоть попробуешь! Я больше никогда тебя не поцелую! Слышишь?.. Ёж призадумался. Рот закрыл, губы надул. В рассеянности ствол продолжал поглаживать, не обращая внимания на попытки муженька уползти от него — просто придвигался опять. — Но мне очень хочется попробовать, — сказал Кириамэ. Выпрямился, отбросив душные одеяла в сторону. Пересвет, узрев при тусклом свете утра собственный ствол в руке муженька… Да что головка качается, вправду как клубничина с капелькой сливок… Да капризные губы муженек облизывает в нетерпении… В глазах у царевича потемнело, он откинулся на подушки со стоном. — Нельзя! — простонал царевич. — Грязно! — Да почему грязно-то? — возмутился Ёширо. Напомнил лукаво: — Разве забыл, как хорошо вчера помыли? Аж в руке скрипело! Пересвет прикусил губу, замычал в голос. А хотелось рычать. И толкаться бедрами… Едва удерживался. Забудешь такое, конечно! Ёж перед сном так его в мыльне намылил, так взмылил!.. А потом долго ржал, когда ошалевший царевич в конце концов не выдержал, стрельнул семенем, да случайно затушил свечку. Вот, значит, для чего муженек старался, до скрипа ему наяривал? Да только не бывать непотребному разврату в их супружеской постели! Ни за что! — Ну, позволь? — тянул своё муженек. — Пожалуйста? Хоть разочек? Царевич губу жевать бросил, оскалился по-звериному. Вместо рыка получился жалобный всхлип. Спина опять предательски выгнулась, ноги как-то сами собой заелозили, пятками простыни сбили в складки. Принц, воспользовавшись молчанием, вновь наклонился… Но, к стыду своему, упустил момент, когда смущенное ёрзанье сменилось нервным дёрганьем. И пропустил удар — не ко времени вскинувшимся коленом в клацнувшую челюсть. Хорошо, что не успел в рот взять! — Эй! — обиделся Ёж, вынужденно отшатнувшись. Потер ушиб. — Больно ведь. Ты бы мог не пинаться? Пересвет замер, раздираемый противоречивыми стремлениями: немедленно просить прощения? Или же обругать за нарушение клятвы? Ведь и прошлой ночью чуть не подрались! И позапрошлой! И каждую ночь, и почти каждое утро все минувшие две недели! И всё из-за одного и того же вопроса! Ну сколько можно?! Царевич сердито запыхтел. И малиново покраснел. Глаз невозможно было оторвать от заухмылявшегося муженька. Тот обеими руками поймал его коленки и крепко прижал к постели, чтобы не брыкался. А сам навис над ним. Кинул хмельной взгляд из-под спутавшейся черной челки. Развратно, на показ облизнул губы проворным языком. Наклонился, предвкушающе открыв рот… Боже, какое пошлое зрелище. А предательский ствол смятение царевича не разделял — воспрял с еще большей охотой, будто сам стремился вытянуться навстречу, чтобы окунуться в вожделенное влажное тепло и тесноту. И наплевать обоим, и мужу, и торчку, что у Пересвета сейчас из груди сердце выскочит… — А… а… Ах! — Кссо-о… Первое — чуть слышно, одним рваным вздохом. Блаженное, полное облегчения и в то же время раскаянья и стыда. Чертыхание же вырвалось в огорчении, от безмерного разочарования. — Прости, — хныкнул царевич, смущенно сводя освобожденные коленки. — Да ничего, — вздохнул Ёж, стирая ладонью с щеки белые брызги. — В глаза не попало? — участливо поинтересовался Пересвет. — Нет, — отозвался Кириамэ. — Не переживай, в следующий раз у нас всё получится как надо. — В следующий раз точно не дамся, — пообещал царевич, постепенно успокаиваясь. Теперь можно перевести дыхание — муженек отстанет, по крайней мере до ночи. А там опять начнется заново, снова придется держать оборону. Но хотя бы сейчас можно сцапать супруга, уложить на себя, пузом на пузо, и стереть разочарование с мордашки поцелуями. Что царевич и предпринял, не встречая сопротивления. Черт! Пересвет совсем забыл, в чем была испачкана щека муженька! Хотя на вкус не слишком противно, но так странно… И знать, что это было — просто ужасно! Брезгливое выражение принц, конечно же, заметил: не удержался от ехидства, мурлыкнул, что такова месть за несговорчивость. Мужа, мол, надобно слушаться во всём и не перечить, не препятствовать, но… Но кто бы ему еще позволил долго разглагольствовать о правилах домостроя? Пересвет не собирался брать себе роль покорной женушки. Рот заткнул поцелуем. Подол ночного кимоно задрал к поясу. Одной ладонью принялся по-хозяйски «дольки персика» оглаживать. Вторая рука между животов проскользнула, нашла! Царевич в кулаке стиснул, жаркое, чувствительное — и ухмыльнулся до ушей на судорожный вздох возлюбленного. Кириамэ рассуждения бросил, приподнялся на вытянутых руках над ним, чтобы кулаку удобнее ходить вперед-назад. В пояснице прогнулся по-кошачьи. Глаза трепетными ресницами прикрыл. Задышал глубже, шумно. Нисколько не заботясь о том, что в спальне уже совсем светло сделалось — тучи, видать, проредились… Что Пересвет смотрит жадно и пристально. Что играет с его телом, как душе угодно. Что вторая ладонь, точно по струнам арфы водит — по ягодицам, по нежной ложбинке между упругих долек. По внутренним сторонам бедер, где такая тонкая и чувствительная кожа. Как будто случайно задевает «орешки», поджимающиеся под прикосновением… Принц судорожно вздрагивает всем телом и припадает с требовательным поцелуем. Коротким, потому что дыхания не хватает, но сочным, пряным, хмельным… Одна рука не устает наяривать пульсирующий ствол. Вторая же оставляет подмахивающие ягодицы в покое, позволяя Ёжику сосредоточится на основных ощущениях и растянуть наслаждение подольше… Пальцы щекотно пробежались по бокам, вызвав новую волну дрожи. Теплая ладонь погладила локоть, скользнула вверх по руке, по напряженным мышцам. Задела сосок, как будто случайно. Раскрытая, на мгновение легла на основание шеи, ощущая частый, сильный пульс крови. Двинувшись дальше, рука смахнула немного отросшие за месяц пряди с плеч. Пальцы зарылись в густую гриву на затылке… любимую гриву… шелковистую… пусть не завитую… пусть крашеную… Нет, хорошо всё-таки, что Пересвет в свое время не выбросил краску, а благоразумно отдал на хранение домовому. Вот как получилось — подумал, взвесил, да сам же затребовал вернуть! А принц и рад был — получив назад, мигом перекрасился в излюбленную «вороную масть». А всё Лианка виновата!! Пересвет и дальше только счастлив был бы — ласкать мягкие локоны было так… волнующе! Но нет. Эта вот приехала из своего Кадая проклятущего и всё испортила. Зла не хватает. Пересвет сам еще вдоволь не налюбовался! Чтобы тут всякие бывшие невесты на его мужа глаза пялили! Шиш ей! Конечно, с серебристыми кудрями его принц был подобен божеству. Как тут не замереть соляной статуей, как не вспыхивать алой зорькой от каждого взгляда? Бывало, кадаянка бойко разглагольствует о политике, боярам в Думе перечит без боязни — и вдруг на полуслове замолкнет, принца увидев. И всё — точно в куклу превращается, только коровьими очами хлопает. Хорошо хоть в привычном, в черноволосом виде она смогла на него спокойно смотреть. Даже наоборот — чересчур спокойно! Вот тогда-то и проявился принцессин характер во всей красе, во всём ехидстве. Ох, и наслушался Пересвет их колючих разговорчиков, полных взаимных многозначительных намеков! А еще Дарёна подлила маслица. Как увидала почерневшую гриву — в тихую слезную истерику ударилась, уж так ей хотелось хоть разочек поорудовать щипцами для завивки! Один лишь раз Ёжик дался Рорику — и всё, не понравилось ему кудрявым ходить. Всем, видишь ли, понравилось! А ему — нет. Злыдень! Уверяет теперь, будто нельзя крашеные волосы горячими щипцами — вредно! И любимой служанке даваться на эксперименты не пожелал ни в какую. Дарёнка после этого еще две недели носом хлюпала, когда по утрам помогала причесываться и гриву прибирать под заколку, с кислым видом плела две витые косички от висков к затылку, чтобы отрастающие пряди в глаза не лезли… Да уж, этот месяц относительного покоя дорого обошелся нервам царевича. Но его возлюбленному явно пошел на пользу. Не сказать, что Ёжик растолстел на плюшках и пирогах. Нет, конечно. Но в весе определенно прибавил. Сплетение мышц, ни капли жира. Да и где взяться полноте, если каждую ночь друг друга донимают? Царевич усмехнулся собственным мелькнувшим мыслям. Хорош… До чего ж хорош стал! Таким красивым не был даже в день венчания. Болезненная синюшная худоба сменилась здоровой стройностью. На лицо посвежел. Хмуриться перестал. Бояться невесть чего бросил и надумывать себе пустые страхи. Расцвел еще краше! Глаза блестят лукавством, горят без всякой краски на ресницах — от одного случайного взгляда Пересвет с охоткой готов утопиться в синих омутах… А ведь царевич ничуть не лучше Лианки получается? Хоть смейся, хоть рыдай. От одной неосторожной мужниной улыбки сгорал нестерпимо долгими днями в ожидании ночей… И ночи их стали жаркими. Куда жарче, чем были летние. И почему Пересвет не понял своего счастья раньше? Ради чего потерял столько времени? Просто стыдно за собственную глупость и несговорчивость. Одно лишь плохо — слишком много чего разного Ёжик хочет попробовать в постели. То ему единения с проникновением подавай! То другую пакость учудит — и отстать ни в какую не желает! А царевичу и так кажется — чего бы лучше? И без пакостей, и без извращенного членовредительства доводят друг друга до умопомрачения не сосчитать сколько раз за ночь. Но нет же. Вот опять его сумасшедший принц шепчет в бреду: — Возьми меня!.. Возьми, как женщину! Войди в меня! Хочу!.. — Обойдешься, — хмыкнул Пересвет, чмокнул в губы. Ёж поцелуй перехватил — потянулся за продолжением, властно заставляя открыть рот шире, впустить язык, отдать дыхание… У Пересвета голова кружиться начала. Как будто пару кувшинов доброго вина залпом выхлестал. — Возьми, — шептал, соблазнял, искушал принц. — Это не больно. Не бойся. Это будет сладко… — Откуда знаешь? — не сдавался царевич. — Ты ж не пробовал? Или Рорик успел вперед меня, мм? Не зря тискает тебя по темным углам? Не зря на прошлой неделе ходил с фингалом? Рассвирепевший от несправедливых обвинений, хмельной от страсти Ёж куснул его за нижнюю губу. Не до крови, но больно. Чтобы знал. — Сам же видел, что это не я, а Войславка его так! — прошипел супруг оскорблено. Пересвет только облизнулся. Хохотнул на его рассерженное пыхтение. Войславка со своим благоверным не церемонилась: оглаживала того по лбу любым мало-мальски подходящим предметом, что под руку подворачивался — чтобы на ее младших братьев не заглядывался. Но тот, отдать должное, руки не тянул без разрешения. Умел не хуже кадайской принцессы довести до белого каления одними намеками и выразительными взглядами. Царевич гладить стал медленнее, растягивая уже не удовольствие, но пытку. Хотелось помучить! Не всё Ёжику над ним издеваться? Хотя откликнется Пересвету эта пытка ночью, так отзовется, даже гадать не нужно. Ох, откликнется… Пересвет погладил жмурящегося-хмурящегося мужа по щеке. Тот с готовностью потерся о ладонь, точно ластящаяся кошка. Но царевич с ухмылкой отнял руку — и Ёж с недовольством распахнул пьяные глаза. Под его пристальным взглядом царевич сперва сам облизал себе пальцы. Потом позволил облизнуть муженьку, тот охотно присоединился к новой игре. Даже не подозревая, чем эта игра для него продолжится. Черт… Пересвет сам второй раз едва не кончил, пока муженек охаживал его пальцы языком. Но удержался. Заставил себя вспомнить, к чему сам ласку затеял. Провел ладонью по спине изнывающего супруга, ощутив прокатившуюся дрожь. От плеч, от лопаток — до поясницы. До копчика. До ложбинки между упругими дольками. Кириамэ зажмурился, застонал, не веря в происходящее. Задышал часто-часто. Раскрываясь прикосновению, расставил колени. — Это же грязно? — прошептал принц, припадая губами к покрасневшему уху царевича. Пересвет фыркнул — в таком состоянии еще ехидничает? — Потом руки помою, — в ответ уколол царевич. И получил укус в мочку уха. Его облизанный, влажный палец нащупал колечко подрагивающих мышц. Потаенное местечко. Такое чувствительное. Такое пугливое — стоило надавить посильнее, и колечко пряталось глубже в ложбинке, а его принц вздрагивал всем телом. — Как же ты думаешь, я смогу вогнать в эту дырочку мою булаву? — поинтересовался Пересвет. Сам не верил, что вслух говорит все эти пошлости! Но когда-то этому надо положить конец? Когда-то Ёжик должен уразуметь, что требовать от царевича невозможного просто нелепо? — Булаву? — усмехнулся через стон Кириамэ, ниже припадая на локти, чтобы муженьку было сподручнее его ласкать. — Ты слишком хорошего о себе мнения. Я с удовольствием впущу твою… хм?.. твой кинжальчик в мои ножны. Кинжальчик? Пересвет мог бы обидеться! Если б не был так занят. Ласкать потайное местечко оказалось приятно. Им обоим это приносило разное удовольствие, но царевич поймал себя на мысли, что ему будет не противно иногда вот так, пальчиком… — Не влезет, пойми же ты, глупый! Мало того, что больно будет. Это еще и опасно для здоровья и жизни! — увещевал Пересвет. А сам продолжал… продолжал… — Если маслом смазать, всё получится, — выдохнул упрямый Ёжик. — Ты не пирожок, чтобы тебя маслом, — прошептал в ответ царевич. У самого уже глаза закатывались под трепещущие веки, ствол пульсировал, прося вторичную разрядку. А муженьку всё было мало, всё хотелось большего! Пересвет вздрогнул, поняв, что ласкает уже… изнутри! На одну фалангу проник. Кончик среднего пальца обнимало гладкое, пульсирующее кольцо. Трепетало. Сжимало. Невозможно узкое!.. Принц извивался под его руками. Уже голову уронил на сцепленные руки. Не дышал — всхлипывал, поскуливал. У царевича мурашки по всему телу пронеслись. В ушах сердце застучало. Это он сейчас от боли плачет? Это от одного пальца такие страдания? Черт… И ведь Ёжик ни за что на свете не признается потом, как ему было больно от этой извращенной ласки. Пересвет понял, что выбора нет. Надо довести до конца! Чтобы не пришлось мужу ничего больше доказывать! Чтобы оставил свою блажь раз и навсегда!.. Царевич, стиснув зубы, скрепя сердце — надавил, проникая глубже. Самому хоть в слезы — так жалко Ёжика, которого буквально затрясло. Но уж взялся, отступать поздно. Пересвет чуть двинул рукой назад, осторожно выходя… А потом, через два удара сердца — еще осторожнее обратно вглубь… Кириамэ вскрикнул в голос — дернулся ему навстречу. Насадился на палец по вторую костяшку, благо глубже у него не получилось. В тот же момент излился в другую руку царевича. И без сил упал лицом в простыни, растянулся на его коленях. Дыша, как загнанный зверь. Пересвет вздохнуть боялся. Глядел на мужа во все глаза. Настолько всё плохо? Он не думал, не ожидал, что так получится… Опомнившись, осмотрел свой палец — слава небесам, капель крови не было. Хотя Хильда уверяла… Кириамэ шумно вздохнул — заставив Пересвета дернуться. Наклониться к нему, погладить сочувствующе по взмокшей спине, по волосам. — Было очень больно? — спросил он с замиранием сердца. — Дурачок ты мой, — отозвался принц. Завозился, укладываясь на царевиче удобнее, обнял за пояс. — Такой глупый, всем веришь. А мне — нет… — Но ведь… — испуганно заикнулся царевич. — Мне было совсем не больно и очень приятно, — заверил Ёширо. Пересвет шмыгнул носом. И как это понимать? Ведь своими глазами видел, как его трясло. Как кричал — слышал. И там вправду тесно. Слишком тесно, чтобы… Царевич сглотнул. Он понимал, что ничего не понимает. И это его пугало! — Впрочем, — признал Ёж, — было бы еще лучше, если б ты не выдергивал свой палец так резко. — Врёшь, — вздохнул со всхлипом царевич, по ровному, успокаивающему тону еще больше уверяясь, что супруг пережил жуткие мучения. — Бака, — грустно усмехнулся Кириамэ. Вот как можно утопать в пучине горя и парить на пике блаженства одновременно, как он сейчас? Хоть плачь — и непонятно отчего слезы польются! Пусть муженек привык к некоторым простейшим ласкам, о большем можно даже не просить. Пересвет никогда не согласится на настоящую близость, как ни уговаривай… Впрочем, принц слишком обнаглел? То, что у него есть сейчас — уже счастье, о котором он совсем недавно не смел и мечтать! — Я люблю тебя! — прошептал принц. Пересвет снова шмыгнул носом. Открыл рот, чтобы промямлить что-то в ответ… Кириамэ не смел пошевелиться, с напряжением ожидая заветных слов. Неужели наконец-то скажет? В лицо? Глядя в глаза? А не в волчью морду. — Я… — Пересвет выдавил из себя еще какой-то непонятный звук. Собрался, вдохнул полной грудью… И едва язык не прикусил, подскочив в кровати — от стука в дверь. — Ваши высочества? — робко позвала Дарёна. — Вы… закончили?.. То есть — проснулись? Кириамэ, смертельно разочарованный, уткнулся лбом Пересвету в бок. Очень хотелось с головой в одеяла зарыться, но то была слабость, недостойная нихонского принца. …Дарёнка не признавалась, но, похоже, промаялась под дверью долгонько. А всё потому, что царевича с мужем ждали к семейному завтраку. Сегодня, сославшись на скверную погоду, Берендей Иванович плюнул на прения в Боярской Думе и остался дома. А когда царь завтракал дома, то любил, чтобы всё семейство в обязательном порядке садилось за стол вместе с ним. Так ему чай с плюшками кушался слаще. Делать нечего — Пересвет, скрепя сердце, вытащил вялого муженька из постели, поволок умываться-одеваться… И какова же была его обида, когда Войславка нагло проигнорировала семейную традицию и к завтраку не явилась! Равно как и Светополк. Если первая через Рорика передавала извинения и ссылалась на головную боль, то про цесаревича мрачная, как туча, Забава сообщила — вернее, буркнула: — Всю ночь шлялся по кабакам с приятелями. Пришел пьяным. Дрыхнуть изволит. Невестка подозревала у муженька новую любовницу — об этом говорили ее покрасневшие глаза. Украдкой слезы льет, а в лицо супругу не посмеет обиду высказать. Впрочем, даже Василиса Никитична на этой далеко не новости заострять разговорами не стала — если и любовница, а не простые пьянки, то всё равно не первая. И скорей всего не последняя. Была у старшенького Берендеевича скверная привычка девок портить. Да только бросал он их так же легко и быстро, как заводил. Пересвета это всё разозлило не на шутку — такое утро упустил! А ведь тоже мог бы не явиться к столу. И тем более не обязательно было заставлять принца, которому после его же собственноручных издевательств отлежаться не мешало бы. Нет же, примерный сын! Единственный, как видно, из всего семейства! Ослушаться пожелания отцова не подумал!.. Впрочем, царевич накручивал себя напрасно. Муженек от минутной слабости быстро оправился. Синие очи светились затаенным светом, сводя с ума сидевшую рядышком принцессу. Принц с аппетитом трескал сырники со сметаной. Потчевал бывшую невесту блинчиками с морошкой. Щебетали с кадаянкой о всяких пустяках, что две утренние пташки! Изредка, заболтавшись, сбивались то на кадайский, то на нихонский. Спохватывались, извинялись перед семейством… А семейство только на них двоих и любовалось. Берендей Иванович степенно прихлебывал чаёк из блюдечка, бороду рукой оглаживал. Щурился, будто самовар ему солнышко заменял меднобоким сиянием. Василиса Никитична с интересом к болтовне прислушивалась, изредка словечко вставляла к месту. Похоже, в голове матушки всё еще не переставая бурлили мысли, как бы принцессу замуж пристроить поближе, где бы родственника понадежнее найти, чтобы не отпускать ее из семьи. Ясмин с глубокомысленным непроницаемым видом поглощала нежирный творожок с изюмом. Пересвет случайно подслушал на днях, как она жаловалась Войславке, что растолстела до неприличия. Мол, наряды на бедрах не сходятся. А на мужской взгляд, только аппетитнее стала. Вон, даже Хродланд, пользуясь отсутствием женушки, поглядывает то на принцессу с принцем, то на Шеморханку. Причем с одинаковым выражением: сытого кота, следящего за птичками. Мол, лень ловить, а то бы перышки ощипал с удовольствием. Кролик он и есть кролик. Не зря Войславка ему то и дело скалкой грозит… Уткнувшись носом в чашку, Пересвет не замечал, что с точно таким же выражением Хродланд поглядывал и на него самого. За что получал хмурый предостерегающий взгляд со стороны бдительного Ёжика. …Пересвет вздыхал и молча терпел. Он уже привык, что на Ёжика вечно все пялятся. Сперва пялились, как на диковинку. Потом просто — потому что красивый. Теперь же, когда Ёжик перекрасился, всё царское семейство (и весь двор с прислугой заодно!) единодушно полюбили игру «найди десять отличий». Кузен и кузина на неискушенный взгляд выглядели единокровными близняшками. Только лишь Пересвет голову не ломал понапрасну: он-то сразу все отличия нашел! Даже и разглядывать нечего. У Лианки овал лица округлее, а нос в переносице шире, на кончике вздернутый. Тогда как у Ёжика скулы заметнее очерчены, а нос прямой и узкий, длиннее, чем у двоюродной сестрицы. Подбородок опять же разный. Губы… Ну вот разве губы похожи. Хотя Любавка их глупо красит «сердечком» ярко-алой помадой, а у Ёжика они и без помады сочные, вкусные. Хм. Глаза? Да вы шутите? Тут вообще ничего общего! Ну, если только брови… Впрочем, тоже нет — у Лианки бровки тоньше и короче. Ресницы у Ёжика определенно пушистее и гуще! Про окрас радужки говорить не приходится — цвет крепкого чая и чарующий оттенок синевы невозможно сравнивать. Размер и разрез глаз опять же разный — у его мужа не глаза, а глазищи, омуты!.. Про фигуру заикаться не стоит. Это только рядом с Хродландом Ёжика можно назвать женственным. А рядом с Лианкой — язык не повернется. Тут уж очевидно, где парень, а где девица! Нет, она далеко не толстушка, и для девицы плоска, что доска… В общем, не фигуристая, в отличии от Ясмин или Войславки. Но всё равно — девчонка. А Ёжик — парень! Хоть с какой стороны смотри, хоть в шелка его опять наряди. У него и плечи более широкие, а не покато-девичьи. В талии хоть и тонок, но в бедрах не… не… Пересвет сморгнул, сглотнул. Зря он такое думать взялся раньше ужина. Ой, напрасно. Хуже, что болтать Ёжик мог со своей двоюродной сестричкой часами. Даже с Пересветом столько не трындел! Хотя, это наверное и к лучшему, у царевича от такой непривычной говорливости муженька голова быстро пухла. И зубы сводило. Нет, не от ревности — от досады разве только. Принцесса оказалась девушкой разносторонне образованной. Как и Ёжик. И почему Пересвету раньше не приходило в голову обсуждать с мужем военные трактаты, сочиненные кадайскими учеными мужами? Кириамэ некоторые места на память цитировал! Целыми страницами! Ну и что, если царевич их не читал — всё равно было бы интересно подискутировать на досуге… А Лианка — вот она читала. И более того — имела по каждому пункту свое собственное мнение, частенько вразрез не сходящееся со взглядами принца. Иной раз казалось, до драки доспорятся, до поединка на катанах. (А в обращении с оружием Пересвет опять-таки принцессе, чего уж скрывать, заметно уступал.) Хорошо, с любопытством прислушивавшийся Хродланд вовремя встревал с чисто практическими замечаниями вроде: а что ваши кадайцы пишут о методах противостояния коннице на болотистой местности? Оба спорщика задумывались — и затем начиналось всё заново! Берендей Иванович только в усы усмехался, любуясь на горячность молодежи. Или взять теории небесной механики, выведенные бородатыми покойными эллинами. Тогда даже Василиса Никитична иной раз не могла устоять, активно вступала в спор третьей стороной. (В свое время, по молодости лет царица тоже была девушкой рассуждающей, любила поразмышлять о высоком и глубоком, пока замуж не выдали. Видать, в нее Пересвет уродился книголюбом.) До хрипоты матушка припоминала по очереди всех известных математиков и геометров и их великие труды — но на каждое слово получала десять в ответ от бойкой принцессы, этих самых геометров знавшей, как выяснилось, не хуже родных. Нет, Пересвет тоже мог бы присоединиться к дискуссии. Он ведь не даром всё отрочество в библиотеке просидел. Но… желания не было. Напрасно словесами воздух сотрясать не хотелось. Без него охотников посудачить с хорошенькими внуками Хунь-Юаня находилось предостаточно. С отцом Фёдором сладкая парочка могла весь вечер напролет тарахтеть на богословские темы. Сравнивали местную правую веру с кадайским обожествляющим почитанием предков, с суеверными традициями нихонцев, одушевляющих вообще всё подряд. Опять-таки Хродланд вставлял пару слов — травил байки о пьющих и блудящих монахах своей бывшей родины. Отец Фёдор басовито хохотал, довольно оглаживал бороду — и по секрету делился похожими случаями. В итоге, сравнения религий выявили общую закономерность: горилка, вино или сакэ, без разницы — монахам и священникам в любых странах оное вещество было одинаково любо. Алхимические изыскания магов Шеморского ханства тоже очень интересовали Лиан-Ай. Но сколько она ни трясла Ясмин в надежде на крупицы новых знаний, та ничего особо волнующего не могла предложить новой подруге, только рецепты ядов да всевозможных зелий для соблазнения, от соблазнения, в помощь соблазнению… Но больше всех прочих наук и теорий Лиан-Ай питала непреодолимую слабость к искусству смешивания пороха. Каждое воскресенье она радовала народ столицы красочными фейерверками. (А в безоблачную погоду, когда низкие тучи не мешали отличной видимости — и прилегающие деревни удостаивались зрелища). «Астры» и «хризантемы» ее собственного авторства, с неповторимыми сочетаниями ярчайших цветов, раскрашивали небеса под пушечную канонаду. Пожалуй, страже с башен крепостной стены доселе никогда в жизни так часто не приходилось начищать орудия. Один только Пересвет взирал на всю эту красоту с иным замиранием сердца. Ведь не было никаких сомнений, что этих двоих связывают чувства более сильные, чем привязанность двоюродных сестры и брата или же приятельство бывших жениха и невесты, избранных друг для друга по сговору между семьями. Нет, тут было что-то глубокое, такая особая связь, от которой простым разрывом помолвки не избавишься. Так почему Ёжик бросил ее ради него?

***