Не оставляй отпечатки на этом теле

Мои поезда всегда приходят слишком поздно. А такси в этом городе не из тех, что работают до последнего клиента. Так что я сажусь на остановке на свой чемодан, достаю сигареты, и ожидание троллейбуса кажется не таким уж тяжелым и безнадежным. За развороченным пустырем реставрируемой площади бездомным псом скулит ветер, ласково тычется в руки, влажно дышит начинающимся дождем в самое лицо. Ближайший магазин уже закрыт – окна едва светятся неоновыми вывесками, а в горле скребется дорожный песок и две ночи без сна, требуют кофе и отплевываются от никотина и городского воздуха. Троллейбус приходит разбитый, с облезшей кое-где краской и рыжими пятнами ржавчины. Я с чемоданом в руках. Без талонов и наличных. Черт возьми, какие талоны в десятом часу вечера? Моя невезучесть всегда находит способ напомнить о своем существовании. Разумеется, контроль. И да, тот самый парень. - Проездной? - красные закусанные губы у самых моих глаз. - Нет. - Мелкий, что у тебя там? - Ничего. Подругу встретил. Слушайте, теть Оля, мы же через двадцать минут заканчиваем? Я с ней проедусь, хорошо? Тысячу лет не виделись. Тетка в зеленой робе качает головой и выходит, махнув водителю. А парень пахнет городом: пылью и ветром. Ни сигарет, ни духов, ни ароматов еды. Стальные глаза придирчивы, под ними по-прежнему синие тени бессонницы. - Жарко, - выдыхаю я в его ядовитую униформу. - Где ты живешь? - Что? - Я же должен знать, куда мы едем. - Еду. Я. Одна. У тебя в голове инопланетяне. Я пытаюсь косить под шизофреничку, очень пытаюсь. Я не так уж часто говорила с ними в приемной, они не любят рассказывать о симптомах или о чем бы то ни было вообще… - Не похоже. - Точно инопланетяне. Они изменили твои глаза и сожрали мозг. - Глаза? - Почти черные. Это пустота. Тебе сожрали мозг. - Блин, перестань. Не смешно. Ты же «мадам с галстуком». А вот это действительно плохо. Не то чтобы я как-то особенно шифровалась, но на самом деле о самоубийцах-неудачниках знает настолько мало людей, что можно только удивляться. И все – свои. Психиатр и мама в моем случае. А здесь совершенно чужой человек. Ну, тоже псих, это радует. Орден иезуитов по скрытности и солидарности своих членов уступает безумному братству доктора Корсака. - С аквалангом, если уж на то пошло. Откуда? - Не бойся, док не треплется. Я выстрелил почти наугад. Просто приемная… - О да, приемная… - Обожаю шизиков. И глаз у меня наметан. Я подхватываю чемодан, выскальзываю в почти закрывшиеся двери. Мне хватает этих нескольких секунд, а вот ему – нет. В скудном освещении уцелевших от налетов шпаны фонарей улица кажется чужой и безликой – ночь смывает колорит «неспокойного» района. Я не успеваю нырнуть в ближайшие заросли кустов до того, как парень перехватывает мой чемодан и мое дыхание. Разумеется, для контролера и тралик остановится там, где не положено. В голове проносится что-то знакомое, едкое, губы раскрываются сами собой, но в ту же секунду все обрывается. - Пошлячка. - А? - Глаза закрыла. Расслабилась. С чужим. - Я не параноик. - И впустила меня сразу. Без пощечин и показных истерик. - Не вижу в этом смысла. Я иду быстро, пытаясь скрыть свое раздражение в мерной дроби шагов по пыльному асфальту, полному трещин и ямок, сквозь которые выползает та самая тьма подворотен, беззвездных часов и ночных кошмаров. Сбоку, извиваясь в языческой пляске, скачет полоумная тень. Парень движется рядом, катит мой чемодан и шарит рукой в карманах. Наверное, ищет сигареты. Я нащупываю в складках куртки едва открытую пачку и запихиваю ее поглубже, улыбаясь этому маленькому акту садизма. Залезть в мой рот – пожалуйста, но сигареты трогать не позволю. У каждого свои представления о чистоте. - Пятнадцатый дом. У подъезда приветливо светится лампочка и на скамейке дежурит соседский кот. Лестница шатается в глазах от пьяного чувства дыхания в затылок. И раньше, чем захлопываются двери квартиры, я остаюсь без куртки, майки и малейших угрызений совести.