Не оставляй отпечатки на этом теле

- Теперь и про тебя когда-нибудь снимут сериал. Про лучшего интерна на потоке – Женьку Замрий. Я в свое время обещала, что хоть кто-то из ошивающейся у него братии напишет о нем книжку. Что-нибудь в духе Кена Кизи или уж совсем развязного Миллера. Но это, конечно, не сбылось. Как не сбудется и это бредовое предсказание. Не знаю, как так получилось, что он затащил меня в ресторан на посиделки со своими друзьями. Меня не радуют такие сборища в принципе, а уж сборища медиков, по какой-то идиотской традиции празднующих все значимые события интернатуры в своих белых халатах… Хорошо, что парень хотя бы позволил мне зашиться в угол дивана и смотреть на этот балаган из-за его спины. Девчонка, произнесшая эту тираду, смотрит на меня снисходительно и ровно – мол, такая мне не конкурентка, и особых усилий не нужно… И я согласно выдыхаю в свою чашку с кофе: «Не конкурентка». - За нашего крутого парня! – поднимает бокал другая – ниже и ярче. Слышится какая-то попсовая чушь из колонок над моей головой. Я прикуриваю, и холеный местный официант тут же подлетает с дежурным и монотонным: «У нас не курят», но Женька согласно кивает, засовывает за передник какую-то денежную бумажку и через минуту у меня под носом появляется керамическая пепельница. «Герой дня» сегодня тоже не пьет - из окна виден тот самый пухлый железный зверь, чем-то неуловимо напоминающий хозяина. На крыше несколько опавших листьев. Сентябрь. И оголодавший ветер остервенело ломится в хрупкие стекла окон ресторана, забрасывает нас грязно-фиолетовыми тучами и редкими желто-красными пятнышками листьев. - Ночь – стерва, - выдаю я, когда Женька ловит мой взгляд, направленный вовсе не на уставленный едой стол. – Она села Ветру на шею. - Стерва, - соглашается одноклассник и тоже закуривает. С ним это случает редко – почти получилось бросить, хотя, по-моему, сигарету раз в месяц тоже можно засчитывать как победу. Он совсем растерял все свои дурные привычки, словно все эти истории про буйный переходный возраст и «потом остепенится» вдруг сошлись в его паспорте, зачетке и резюме, превращая его мягкую харизму то в безбашенного почитателя рока, то в примерного студента. Но он все еще носит с собой свою смерть, все в том же сахарном кулоне на цепочке, только силуэт в кармане угадывается. Вокруг пьяно галдят его однокурсники, чокаются бокалами, звенят вилками и смеются. Я беру свою чашку – безликую и незапоминающуюся, да в ресторанах иных и не бывает. Но она хотя бы не резонирует с моими мальчишескими ободранными руками. Не то, что Женькина уютная посуда, скорее всего, подаренная такими вот девочками-прилипалами. Конечно, они не оставляют ему номеров, слащавых статуэток, плюшевых игрушек и «случайно забытого» нижнего белья в полупрозрачных кружевах… Но осадок женского внимания уже до краев наполнил его, до самого горла, туго перехваченного очередным неброским галстуком. Я не почувствовала женской руки в его доме, но вижу ее вот сейчас: холеную женскую руку, выгребающую хищным маникюром все нутро, оставляющую только царапины на полированной пустоте духа, привыкшего к регулярному умерщвлению всего ценного. У меня почти не осталось кофе, но я все же поднимаю руку в тосте. Женькины приятели затихают – это первая моя реплика за весь вечер. Одноклассник поддерживает жест своим стаканом с крепким черным чаем. Мои боги ходят по земле. Все до единого. Мне не жалко хорошего пинка на небеса. Туда, где им положено находиться. - За то чтобы ты провалил интернатуру и наконец-то понял, что это не твое. И плевать на твои оценки и усердность. Выбирайся из этого дерьма. Я вытаскиваю из сумки черный маркер – конечно же, не тот самый – но сейчас сойдет любой, рисую ему на лбу, на щеках, парень поддается. И стоит все такая же гробовая тишина. Такая, что слышно, как шуршит стержень по его мягкой коже. Я срываюсь, не закончив и половины того, что должна была, хватаю куртку и выскакиваю наружу. Ветер приветливо тычется в ноги, лезет мокрым дождевым языком за шиворот. Меня трясет так, что прикурить удается далеко не сразу. За спиною звенит колокольчик и Женька, аккуратно обхватив одной рукой мои плечи, ведет к машине. В салоне пахнет его духами и немного моими сигаретами, а теперь еще и пробивается специфический запах осеннего дождя. Женька долго рассматривает свое отражение в зеркале заднего вида и вдруг заливается хохотом. Очень хриплым, но вовсе не жутким – просто вторая сигарета была явно лишней. У него на щеках черные слезы. Не могу сказать, что точно вспомнила, сколько их было и так ли они были нарисованы, но выглядит похоже. Словно он вдруг сбросил несколько лет… и нас ждет пропахший бензином и водкой гараж, он поставит «Nirvan΄у»… - У меня… - Истерика? - …самый классный лоб, - смеется «лучший интерн», и в следующую секунду его лицо оказывается в сантиметре от моего, а пространство между нашими одуряющее пахнущими табаком губами сходит на нет. На лбу у Женьки кнопка. «Очистка головы от дури».