Часть 6. Солью на свежие раны больно (КайРис)
Не могу остановиться, прочь бегу Сквозь время... Не могу остановиться, прочь бегу Сквозь ветер... До сих пор до цели не добрался. Как жаль, что путь туда так долог. На последнем дыхании, ещё разок — до конца, и будь что будет, Солью на свежие раны больно — не уступать, и будь что будет, Когда-нибудь правда откроется, а пока довольно одной простой причины. Без остановок, выдерживая темп, Просто прошлое отпусти, Пройдя столь длинный путь… Неужели не всё? Но нужно ещё чуть-чуть. Трудное положение — не беда, Силы на пределе, бежать, бежать и терпеть эту боль. Не хочешь обременять других — сделай это сам. Слухи, как дым, ветром развеет без следа, А если устанешь, возьми самое дорогое, а лишнее отрежь, Как жаль, но это просто необходимо! Ударь ножом! Бей! Не могу остановиться, прочь бегу Сквозь время... Не могу остановиться, прочь бегу Сквозь ветер... Бежать – бежать – бежать - бежать... На последнем дыхании, ещё разок — до конца, и будь что будет, Солью на свежие раны больно — не уступать, и будь что будет, Когда-нибудь правда откроется, а пока довольно одной простой причины. Думать о финале, думать, всю ночь не смыкая глаз, Только что-то подсказывает, что нужно дальше жить. Кому-то больно, кому-то весело, кому-то много, а кому-то мало, Всё равно солнце сегодня сядет на западе, как и всегда. Так глупо в отчаянии беситься и не уметь сиять, как звёзды. Твёрдо шагай в неизвестность, бесконечной ночи не бойся, И поверь, именно сейчас начался твой путь. На последнем дыхании, ещё разок — до конца, и будь что будет, Солью на свежие раны больно — не уступать, и будь что будет, На последнем дыхании, ещё разок — до конца, и будь что будет, Солью на свежие раны больно — не уступать, и будь что будет. YB, LeeSsang — Run (мой перевод) http://pleer.com/tracks/5543816NWcE
Крис смог добраться до места только в три часа ночи. Во внутреннем дворике у коттеджа дремал знакомый байк, и это зрелище окрыляло. Крис торопливо взбежал по ступеням, остановился на крыльце, резко выдохнул и толкнул дверь — как он и думал, запереть её изнутри не потрудились. Он повесил пиджак на вешалку, стянул с шеи изрядно помятый галстук, долго думал, куда его сунуть, потом запихнул в карман пиджака и двинулся в гостиную. Кая нашёл на узком салонном диване у закрытого ставнями окна. Тот спал, вытянувшись на животе и подложив под голову скрещенные руки. С дивана свисал «хвост» скомканного одеяла, кое-как прикрывавшего лишь ноги Кая, да и те — частично. Ну и поскольку салонный диван был довольно коротким, то Каю пришлось согнуть ноги в коленях и закинуть ступни на боковую панель. Неизменные тёмная рубашка и кожаные брюки под одеялом. И босые ступни. Крис осторожно расправил одеяло и укрыл им Кая получше, а потом прислушался к дыханию. Не уловил. Кай дышал определённо ровно и размеренно, но совершенно бесшумно. Пришлось сесть на пол рядом, привалиться спиной к дивану и прикрыть глаза. Крис хотел бы разбудить Кая, но не мог — запрещал себе. Ведь это он опоздал, вот Кай и уснул, не выдержав долгого ожидания, да и всё равно Крис оплатил заказ, указав время до десяти утра, так что... В их распоряжении есть ещё утро. Может быть. Всё-таки Кай ведь не ушёл, а остался. Крис покопался в телефоне, удалил все сообщения и сунул аппарат в карман — думать о делах хотелось меньше всего. Повернув голову, он рассматривал длинную растрёпанную чёлку, сомкнутые веки и неподвижные ресницы, резко очерченную скулу, нос с гордой горбинкой, плотно сжатые выразительные губы и твёрдый подбородок с дерзкой ямочкой. Сейчас Кай казался Крису в одно и то же время как мрачным и пугающим, так и странно притягательным и обаятельным. Одновременно красивый и грубовато-простой. Одновременно настолько, что от него не хотелось отводить глаза. Красивость или некрасивость сами по себе всегда условны и субъективны, но в Кае они так сочетались, что превращались в головоломку, шараду какую-то, неповторимую игру контрастов. И именно эта головоломность зачаровывала окончательно. Крис разрывался от противоречивых желаний. В его доме остался красивый и утончённый Хань, которого Крис не зря сравнивал с острым лезвием бритвы. Никто не смог бы остаться равнодушным, увидев его. Когда Крис уходил, Хань вольно раскинулся на белых простынях — обнажённый и разгорячённый, изысканный, сложенный с невообразимыми изяществом и гармонией, с яркими и пухлыми от бесчисленных поцелуев губами, с лёгким румянцем на скулах и блестящей россыпью капелек пота на светлой коже. За такую красоту можно было и убить. Крис убил бы, если б потребовалось. Но красота осталась в его доме. В пригородном коттедже спал совсем другой человек: резкий и яркий, полный контрастов, противоречивый настолько, что всё в нём завораживало и вызывало законное недоумение. Он мог быть яростным и милым, красивым и грубоватым до некрасивости, плавным и порывистым, недоступным и доступным, притягательным и отталкивающим, сексуальным и смущённым, порочным и чистым... Он, чёрт возьми, с такой же лёгкостью заставлял Криса испытывать противоречивые чувства и совершенно разные желания — от жестоких и постыдных до искренних и нежных. И он заставлял Криса забывать о логике, здравом смысле и вроде бы обычно важных условностях. И именно Кай заставлял Криса отчётливо и остро ощущать биение собственного сердца. Рука Кая дёрнулась, он прижал её к груди под странным углом, повернулся на бок и подтянул к себе колени. И он что-то прошептал, но Крис так и не понял, что именно. Спал дальше беспокойно, остро реагируя на каждый шорох. Крис прикоснулся ладонью к его голове и медленно провёл по тёмным волосам раз, другой... С тихим стоном Кай сильнее прижал правую руку к груди и перевернулся уже на спину, неловко кутаясь в одеяло. Крис с трудом разобрал слово, слетевшее с губ Кая. Кажется, это было слово «горячо», хотя Крис мог и ошибаться. Брови Кая сходились на переносице и подрагивали, как и ресницы, сухие губы иногда слабо двигались, чтобы повторить всё то же слово «горячо». И Кай всё так же прижимал к груди руку. Поколебавшись, Крис прикоснулся ладонью к смуглому лбу. Нет, жара точно нет. Тогда почему Кай продолжал шептать слово «горячо»? Или ему просто снилось пламя? И кто так прижимает вообще руку к груди? Это же дико неудобно и... Крис безотчётно провёл пальцами по внутренней стороне ладони. Кай вывернул несчастную руку просто под немыслимым углом. И наверняка ему было больно, но он продолжал прижимать руку к груди и почти беззвучно шептать одно и то же слово. Чёрт знает, почему Крис это сделал — и в мыслях не держал, но будто бы вдруг возникла необходимость именно в этом... Крис осторожно тронул руку Кая обеими своими, мягко повернул, разворачивая так, как должно было быть, и наклонился, чтобы провести по шершавой коже губами, согреть лёгким поцелуем. Кай сонно попытался руку отобрать, но Крис воспротивился. Ему нравилось проводить губами по ладони Кая и видеть реакцию на свои действия. Правильную реакцию. Несколько мягких прикосновений губами — Кай притих и, кажется, снова уснул спокойно, без неприятных сновидений. Крис неохотно отпустил его ладонь и уставился на пуговицы на тёмной рубашке. Пуговицы раздражали его так же сильно, как сама рубашка. К тому же, Кай иногда цеплялся пальцами за ткань и карман на груди, словно одежда ему мешала. Из кармана через минуту Крис выудил телефон, с любопытством посмотрел на дисплей и убедился, что Каю пока никто не звонил. Подумал и уверенно выключил телефон. Совсем. Чтоб уж точно никто не звонил. Сначала Крис хотел сунуть телефон обратно в карман рубашки, но передумал и положил на стол у дивана. Затем он присел на край, тихо выдохнул и взялся за пуговицы. Медленно расстёгивал одну за другой, обнажая гладкую грудь. Невольно облизнул сухие губы и постарался смотреть больше на пуговицы и собственные пальцы, а не на чужое тело. Постарался, ага. Старания пошли прахом, когда он осторожно потянул ткань с широких плеч. Кай выгнулся, с его губ слетел короткий низкий звук — чуть недовольный и невообразимо сексуальный, и он сам выпутался из рубашки, а после попал скомканным «снарядом» Крису в лицо. И даже не проснулся при этом. Крис сидел изваянием на краю дивана и боялся шелохнуться. На его коленях валялась тёмная рубашка. Крис сглотнул вязкую слюну громко и с трудом, без единой мысли в голове скомкал в руках чужую рубашку, долго соображал, куда её положить, потом бросил на стол и посмотрел на Кая. Зря. Потому что теперь надо было снимать брюки, а Крис горел от одного только взгляда на массивную пуговицу на поясе кожаных брюк. Горел весь и так, что сильно сомневался в своей способности остаться безучастным. Мысленно приказав себе никуда не пялиться, Крис тронул заветную пуговицу, прикрыв глаза, расстегнул брюки и осторожно потянул их от бёдер к лодыжкам. Глаза Крис не открывал — на всякий случай. Отправив снятые брюки на стол — к рубашке и телефону, Крис поспешно завернул обнажённого Кая в одеяло. Тот попытался вывернуться и сладко потянуться, но салонный диван не предназначался для того, чтобы на нём спали. Тем более, спали люди, чей рост существенно выходил за пределы полутора метров. — Чёртов засранец, — едва слышно пробормотал Крис, решительно поднялся, осмотрел Кая, наклонился и крепко ухватил руками. Выпрямился он, удерживая Кая на весу и прижимая к груди. И Кай не проснулся, что радовало, иначе не обошлось бы всё так тихо. Крис двинулся вместе со своей ношей в соседнюю комнату, нашёл взглядом широкую кровать под балдахином в лучших французских традициях, которую и сам ещё опробовать не успел, оценил роскошь и отнёс туда Кая. Осторожно опустил на тонкие белые простыни, подложил под голову подушку и плотнее укутал в одеяло. Выпрямившись, Крис осмотрел Кая и кровать, озадаченно потёр лоб и тяжко вздохнул. Ему очень хотелось задать себе один-единственный вопрос: «Шеф, твою мать, Ву, какой фигнёй ты сейчас занимаешься?!» Вопрос задать, конечно, хотелось, но смысла в этом не было. Всё равно Крис ничего вразумительного ответить на этот вопрос не смог бы. Не потому, что дурак, а потому что Кай. Рядом с Каем Крис начинал вести себя как дурак, понимал это, но толку-то... На самом деле всё началось с Ханя давным-давно, и Криса обычно с Ханя не «переключало». Раньше он даже думал, что у него в принципе только на Ханя и стояло. Оказалось, что нет, но выяснил это Крис только полтора года назад. И в течение этих полутора лет Ханю было наплевать, с кем он спит на стороне. Впервые Хань взбесился из-за Кая. И Крис впервые заинтересовался... так вот. Полтора года назад Крис чётко осознал, что для него красота означает не совсем то, что для других. Как и желание. Желание в нём вызывали не роскошные женские тела, а крепкие мужские. Он мог зачарованно смотреть на гладкие пластины мышц на мужской груди и мечтать о сексе точно так же, как любой другой парень, что пялился бы на фото с голыми моделями и дрочил бы на силиконовые округлости. Суть одна, а вот стимул разный. Самая длительная связь у Криса всё-таки была с Ханем, но они оба считали эту связь чем-то... не то чтобы нормальным, но в порядке вещей. И оба понимали, что это не любовь, а что-то иное, названия чему не знал ни один из них. Комфорт, удобство, потребность, понимание, удовлетворение и надёжность — именно этими свойствами отличалась их связь. И их обоих это устраивало. До недавнего времени. Крис не знал, что Кай умудрился в нём сломать. Не знал, какие настройки Кай сбивал внутри него, но он заставлял Криса не просто хотеть его, но и — одновременно с этим — принадлежать ему. Крис до безумия хотел держать Кая в своих руках и не отпускать. И хотел смотреть на такого Кая, каким тот мог быть. Как тогда, когда он раскинулся на зелёном сукне, опаляя огнём невинности и порочности — одновременно. И, чёрт возьми, Крис уже спятил почти что от этой двойственности Кая, его контрастности, ненормальной противоречивости, потому что чистота и порок исключали друг друга, но при этом умудрялись сочетаться — в Кае. Точно так же, как сексуальная раскованность и стеснительность, безрассудство и здравомыслие, доступность и недоступность, дерзость и галантность. Для Криса Кай, прежде всего, был именно сгустком противоречий. Крис не верил в любовь с первого взгляда. Если уж на то пошло, он вообще в любовь не верил. Поэтому он не знал, что с ним случилось, когда он увидел Кая и услышал его... голос. Крис вёл себя с ним не так, как с другими партнёрами «на одну ночь», но и не так, как с Ханем. И Крис чертовски устал от этих бесплодных попыток понять, что вообще происходит, и зачем он так пытался получить право на Кая, получить возможность как-то упрочить их отношения, их связь. Он, чёрт возьми, сам себе не мог внятно объяснить, на кой чёрт купил этот коттедж, оформив его на подставное лицо. Провернул он всё тайно, скрыв покупку дома ото всех, и ему пришлось постараться, чтобы сделать это. И приезжал он тоже тайно. Столько усилий ради... чего? Кай плевать хотел на затруднения Криса и спокойно спал себе, закутавшись в одеяло. Крис медленно разделся, улёгся рядом с Каем и попытался поделить одеяло на двоих. Ну да, как же! Отобрать одеяло у Кая оказалось непосильной задачей. Крис сдался и взял второе. Впрочем, дополнительное одеяло он всё равно поделил на двоих, правда, Кай выпутался из него. Видимо, под двумя одеялами ему было жарко. Проснулся Крис около шести. Проснулся не сам, а из-за Кая. Тот вновь спал беспокойно, что-то хрипло и быстро шептал, вздрагивал и выглядел так, будто сражался с какими-то болезненными то ли ощущениями, то ли призраками прошлого. Крис поймал его руки на начале очередного резкого движения и удержал, пытаясь вслушаться в неразборчивую речь. Кай немедленно принялся вырываться с мрачной одержимостью. Сил не хватало, поэтому Крис в итоге просто навалился на Кая, придавив его тяжестью своего тела. Тот закусил губу, снова рванулся в сторону в попытке освободиться и распахнул глаза. Крис встретил расфокусированный взгляд — тёмно-карие глаза переполняли отчаяние с бешенством пополам. Убийственный коктейль, на самом-то деле. И Крис понадеялся, что никто и никогда вот так на него смотреть больше не станет. — С тобой всё хорошо? — обеспокоенно вопросил он, предварительно легонько похлопав Кая по щеке. Тот моргнул несколько раз, затем посмотрел на Криса уже осмысленно. — Что? — Его голос звучал... Хриплый спросонья, низкий и глубокий, затягивающий. — Ты беспокойно спал, а потом яростно выдирался у меня из рук и что-то говорил. — Что я говорил? — Кай закрыл лицо ладонями на секунду, откинул чёлку со лба, выпрямил руки над головой и привычно потянулся всем телом, когда Крис приподнялся и сдвинулся немного в сторону. Крис невольно сглотнул, любуясь потягивающимся Каем. Зрелище не для слабонервных. Сильнонервным тоже стоило бы свалить в туманную даль и не пялиться на этот грех во плоти. Во избежание. — Понятия не имею. Мой корейский прекрасен, но не в подобных случаях. А твой корейский был слишком ужасен. Это не в первый раз, да? Дурной сон. — Не твоё дело, — отрезал Кай и прикрыл глаза, надёжно спрятав то, что в них сейчас отражалось. — Нормально себя чувствуешь? — Слушай, это всего лишь сон. Не надо вести себя так, словно я болен. Я не нуждаюсь в твоей заботе — могу и сам о себе прекрасно позаботиться, — сердито выдал на одном дыхании Кай. — И раз уж я проснулся, а ты соизволил нарисоваться, и срок заказа не вышел, может, мы решим, чем займёмся? — Думаю, с этим проблем не будет. — Крис вновь навалился на Кая, придавив его своей тяжестью, и бросил ладонь ему на бедро, плавно повёл по горячей коже до пояса и обратно. Кай не отшвырнул его руку, как раньше, просто посмотрел в глаза. Всего один взгляд, чтобы Крис убедился в правильности слов Лэя: получив этого дерзкого мерзавца, Крис его потеряет. Кай явно не испытывал ни малейшего желания вносить в свою жизнь столь кардинальные перемены. Крис сменил положение и притянул Кая к себе, обхватив руками за пояс, прижал с силой. Тот немедленно попытался отстраниться. Во время всей этой чуть подзатянувшейся возни Крис несколько раз замечал, как Кай морщился от боли, а потом услышал сдавленный стон. Он растерялся и безотчётно ослабил хватку. Кай тут же отодвинулся и принял вроде бы обычный свой вид, но всё же завёл руку за спину и снова поморщился. — Спина болит? Кай быстро отдёрнул руку уже от поясницы и мотнул головой. — Позвоночник? Старая травма? — Это неважно. — Это важно. Что с тобой такое? — Ничего. Крис перевернулся на спину, вздохнул и пожаловался потолку: — Заколебало... Через секунду он вновь вжимал Кая в перину своим телом, ловил руки. Не будь под спиной у Кая пышной перины, Крису пришлось бы туго, но перина была, и она лишала Кая маневренности и свободы в движениях, а также надёжных точек опоры. Через полминуты он лежал уже на животе, а Крис сжимал коленями его бёдра и осторожно проводил пальцами вдоль позвоночника. Начал он от затылка: аккуратно ощупал шею, не обращая внимания на попытки Кая вывернуться и ускользнуть. Всё равно эти попытки и вес Криса приводили лишь к тому, что Кай сильнее «проваливался» в пышную перину, почти тонул в ней. — Лежать! — рявкнул он после новой попытки Кая выдраться из его рук. — Не зли меня. Хуже будет. Крис мысленно порадовался, что стиль жизни Кая оттачивал его скорость и гибкость, выносливость, а не ставил во главу угла силу и мощь. Прижать широкие плечи ладонями, сильнее стиснуть коленями узкие бёдра, зафиксировав Кая на месте, затем вновь осторожно пальцами вдоль позвоночника... Крис в своё время увлекался баскетболом и играл как всерьёз, так и на улицах. Всякое бывало, иной раз травмы в игре или после драк, когда проигравшие пытались исцелить раненую гордость. На лавры доктора медицинских наук Крис не претендовал, но в некоторых вещах разбирался. Например, знал, как можно быстро поставить на ноги человека, легко повредившего спину, если вдруг что-то в позвоночнике защемило, тоже мог поправить, а ещё мог на ощупь определить, есть вообще какие-либо проблемы со спиной и позвоночником или нет. Именно этим он сейчас и занимался, раз уж Кай решил гордо молчать. Сначала Кай всё ещё пытался ускользнуть, но резко унялся, когда понял, что обстоятельства против него. Крис вёл пальцами по твёрдому и горячему телу, даже прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться на собственные впечатления, не имеющие отношения к медицине. Он гладил, ощупывал и нажимал пальцами и ладонями с привычной уверенностью — навыков не растерял. И тут же отдёрнул руки, различив сдавленный болезненный стон. Причём Кай явно пытался промолчать, но не смог. Поясница, как Крис и предполагал. Довольно распространённая травма, но, похоже, у Кая были какие-то осложнения. Скорее всего, из-за танцев. И, наиболее вероятно, Кай мало отдыхал, чем ещё больше ухудшал ситуацию. Кай прижал левую руку к пояснице. Прижал тыльной стороной ладони. Крис недолго разглядывал слабо подрагивающие пальцы и удивительно светлую внутреннюю сторону ладони, потом перевел взгляд на лицо Кая. Тот лежал на животе, повернув голову вправо, так что Крис мог увидеть лишь правую половину его лица и строгий профиль. Опущенные веки, плотно сжатые губы, но оттенки боли в чертах при желании нетрудно различить. Как и смятение — слабым румянцем с раздражением пополам по скуле и щеке. Крис вдруг подумал, что опять всё сделал не так. Интересно, насколько сильно он задел гордость Кая? И сколько теперь отрицательных пунктов добавилось в счёт между ними? Чёрт возьми, с Каем было так сложно, что Крису хотелось взвыть. И интересно настолько, что после воя хотелось вернуться и продолжить с того места, где они остановились. Крис мягко сдвинул ладонь Кая, сместился назад и наклонился. Кай заметно вздрогнул, ощутив горячий выдох кожей, и напряжённо замер, когда Крис после второго выдоха коснулся губами его поясницы. Мягкость, нежность, тепло. Крис не жалел поцелуев и одновременно осторожно разминал мышцы пальцами, гладил и отогревал ладонями, то ли расплачиваясь за недавнюю небрежность, то ли извиняясь — за неё же. Кай молчал и продолжал лежать неподвижно. Если напряжение и уходило из его тела, то как-то совершенно незаметно для Криса. — Не жди подвоха, — тихо попросил он через пару минут. — Ты почти что прилип к моей заднице и говоришь, чтобы я не ждал подвоха? — с убийственным сарказмом уточнил Кай. Крис невольно улыбнулся и с трудом удержался от смеха. — В самом деле... Он приподнялся, коснулся плеча Кая ладонью и перевернул на спину. Тот едва заметно поморщился. — Что? — Слишком мягко. Дошло. Вот почему Кай уснул на диване, вытянувшись на животе. На мягкой перине его спине приходилось туго. Надо купить другую кровать. Пожёстче. И Крис машинально поймал ладонь Кая, провёл пальцами по внутренней стороне и погладил жилку на запястье, перевёл взгляд на длинные ноги. Собственная нагота и нагота Кая его ничуть не смущали, и ему нравилось смотреть на босые тёмные ступни, тонкие лодыжки, крепкие голени, покрытые царапинами и синяками колени, сильные и узкие бёдра... Крис медленно протянул руку, коснулся пальцем смуглой кожи на животе и повёл вверх: через солнечное сплетение, по центру груди, между ключиц, по шее ещё выше — до ямочки на подбородке. Добравшись до цели, вздохнул и посмотрел Каю в глаза. Спокойствие и непроницаемость, всё та же закрытость — это то, что он увидел. — Почему? — тихо спросил спустя несколько долгих минут, проведённых в гнетущей тишине, Кай. — Что «почему»? — Почему я? У тебя есть намного больше. Я тебе зачем? Не собираюсь льстить себе — я не так хорош, как многие другие. И точно не так, как... — Кай замолчал. Многозначительно. — Ты прав. Но в этом и суть. А ещё ты танцуешь. — Не я один. — Но так, как ты, — никто больше. Только не говори, что не знаешь, как на тебя смотрят. Сколько у тебя заказов в день? Кай посмотрел на него с таким выражением, что Крис поспешно замахал рукой. — Забудь. Спрошу иначе... — Он задумался на минуту. — Кого больше среди твоих заказчиков: женщин или мужчин? — Женщин, конечно. Семьдесят или восемьдесят процентов. — Чудесно. Из оставшихся двадцати процентов чаще заказывают танец, танец и секс или просто секс? Кай ничего не ответил. — Именно. И речь не только о двадцати процентах. Я уверен, что в твоём случае намного чаще заказывают танец или танец и секс. Просто секс — намного реже. Если ты не думал об этом... Попробуй как-нибудь подумать. — Незачем. Я люблю танцевать. Крис резко подался к Каю, ухватился пальцами за его подбородок и потревожил полные губы быстрым поцелуем. — Но что будет, если танцевать ты больше не сможешь? — прошептал он, уставившись прямо в тёмные глаза Кая и попытавшись прочесть в них ответ. Этот человек танцевал сам по себе, создавая собственный мир; танцевал, когда дрался, под ритм собственного сердца; танцевал даже тогда, когда занимался любовью — Крис знал это по собственному опыту; Кай танцевал каждую секунду. Для кого-то верно «дышать» равно «жить», а для Кая верным было иное: «танцевать» равно «жить». Крис знал это наверняка, потому что нельзя так вот танцевать без любви и одержимости. И он мог говорить об этом так уверенно, потому что сам никогда не увлекался танцами, никогда не интересовался, не смотрел и не проникался. Исключение существовало лишь одно — Кай. Крис вновь поцеловал его, ведя рукой по груди, ниже, ещё и ещё, погладил по бедру и сдвинул ладонь. Под пальцами — твёрдое и горячее; Кай быстро возбуждался. И Крис старался не думать, как много в этом профессионализма — или естественности. Хотя многое бы отдал, чтобы узнать ответ. — Посмотреть на себя ты мне позволишь? — хрипло выдохнул он, задевая своими губами влажные после поцелуя губы Кая. — И только? — До полуночи — да. Этого много, поверь. Ты не представляешь, какой ты, когда танцуешь от удовольствия в постели. — А в полночь... — Тыквы не будет. Будем лишь ты, я, немного риска и всего одно моё условие. — Я не собираюсь... Крис заставил его замолчать с помощью очередного поцелуя. Не без удовольствия. И крепче сжал пальцы на твёрдом стволе в своей ладони. Судорожный вдох лишь украсил их новый поцелуй. — Условие... вполне невинное. Но ты сам будешь решать, принимать его или нет. В полночь. Не сейчас. Сейчас просто дай мне посмотреть на тебя, хорошо? Крис прикасался к нему, оценивал кожу на ощупь и лениво думал, что в ярком свете Кай кажется золотистым, светлее, чем обычно. Особенно когда его кожа начинала блестеть от пота, создавая иллюзию шёлковой гладкости. Крис мучительно медленно провёл большим пальцем от ямочки на подбородке к правому уху, повторив идеально-резкую линию, остальные же пальцы он тем временем запустил в тёмные волосы Кая, мягко сжал и потянул. Потом большим пальцем провёл обратно — от уха до подбородка, выше. И очертил нижнюю губу, глядя на идеальный контур верхней. Густые брови Кая сошлись на переносице, а в тёмно-карих глазах Крис различил отблески сомнения и непонимания. — Тебя что-то... смущает? — Говорить было невыразимо трудно. Близость Кая — возможность касаться его и видеть его реакции на эти касания и лёгкое смущение — заставляли Криса дрожать, задыхаться и волноваться о собственном сердце — оно колотилось в груди так, что даже триста ударов в минуту казались преуменьшением. Но Крис не мог не спросить. Он хотел знать причину сомнения и непонимания. Он хотел знать всё о Кае. — Нет. — Пауза, заполненная неровным дыханием Криса, завершилась иным ответом. — Да. — И что же? — Это. Ты ведёшь себя так, словно тебе наплевать на собственное удовольствие. Словно... тебя волнует только моё удовольствие. За такое мне ещё никто не платил. И это меня смущает, да. Крис как раз тронул губами скулу Кая и провёл ими к виску, сдвинув прилипшую к смуглой коже прядь. — Неужели? Ты красив. — Боюсь, с тобой согласятся не все. — Я могу назвать ещё множество причин, кроме этой. Мне нет дела до остальных, потому что к тебе прикасаюсь именно я. И я считаю, что ты... — Крис кончиком пальца коснулся ключицы, затем погладил ямочку. — Ты... идеальный. — У тебя проблемы с интонацией? — Кай едва заметно вздрогнул, когда Крис накрыл ладонью его грудь слева, спрятав почти чёрный сосок. — В смысле? — не понял Крис, сдвинул ладонь и сомкнул пальцы на твёрдой вершинке. Кай на миг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Я не услышал соответствующих ноток. В твоём высказывании. По поводу моей несуществующей идеальности. Интонация как недостаточное средство передачи иронии — твой случай, очевидно. — У меня всё прекрасно с интонацией. И я говорил без иронии. Я сказал то, что думаю. — Крис наклонился и провёл по гладкой груди кончиком языка. Соль и жар... — Ты слишком много думаешь. Обо мне. Не кажется? — Кажется. — Крис вскинул голову и встретил прямой взгляд Кая. — Но я не могу это изменить. А ты? Вряд ли. Чем ты ближе, тем больше мне хочется сойти с ума. Зная это, я всё равно не могу остановиться. Стоит закрыть глаза, и я вижу, как ты танцуешь. Стоит немного забыться, и я слышу твой голос. Стоит уснуть, и мне снится... — Крис умолк, чтобы не сказать раньше времени то, чего говорить он не хотел. Не сейчас. — Не знаю, что в тебе такого особенного. Объективно — ты не в моём вкусе. Знакомая ехидная полуулыбка на губах Кая. Левый уголок рта выше правого, а взгляд... — Мне казалось, ты логичен, но увы. «Идеальный» и «не в моём вкусе» как-то не сочетаются, да? — Сочетаются. Ещё как, — недовольно проворчал Крис, который уже сам запутался. Он пристально смотрел на Кая, на эту его фирменную полуулыбку и оценивал хищность и грубоватость в резких чертах, а затем провёл правой ладонью по твёрдому члену, тем самым переплавив хищность и грубоватость в страсть, томную порочность и намёк на стеснительность. Всё изменилось настолько быстро и неуловимо, что Крис при всём желании не смог определить границу, где заканчивалось одно и начиналось другое. Вот оно! Именно это. То, что заставляло его смотреть, любоваться и терять голову. И прямо сейчас Кай выглядел так, что сердце Криса пропустило удар, а после вновь заколотилось в груди с бешеной скоростью. Крис придвинулся к Каю, чтобы обхватить ладонью оба члена сразу. Он хотел чувствовать Кая и смотреть, хотел окунуться в те же эмоции, чтобы различать их ещё лучше в чертах смуглого лица. Приоткрытый рот, кончик языка в уголке, прерывистое тяжёлое дыхание, бисеринки пота на висках и над верхней губой, почти закрытые глаза, опасный блеск из-под тёмных ресниц... Кай не владел своей мимикой мастерски, но он непостижимым образом умудрялся показывать чистые эмоции, делал их практически осязаемыми. Крис вздрогнул, когда поверх его ладони легла ладонь Кая. Они оба всё быстрее толкались в это кольцо из двух ладоней и пристально смотрели друг на друга. Крис всегда разговаривал во время секса с Ханем, с Каем — молчал и хотел просто пить с его губ осязаемые эмоции, как будто это вино. Прижался к щеке Кая, потёрся кончиком носа и таки припал к губам. За поцелуй пришлось повоевать: оба не желали уступать и оба пытались целовать сами, а не отвечать на поцелуй. Кончилось ничьей, но губы горели после у обоих, саднили. У Кая проступила капелька крови в центре нижней губы. Крис не удержался и слизнул её. Они оба продолжали двигаться в погоне за удовольствием, одновременно сдерживаясь. У Кая получалось лучше, Крису легко это удавалось только поначалу, но чем дольше они играли в эту игру, тем меньше оставалось сил. Он попытался ещё раз поцеловать Кая и на сей раз проиграл. Тот поцелуй в день рождения Криса был тенью этого. Никто и никогда прежде не целовал Криса так требовательно и жёстко, подчиняюще, с ошеломляющей уверенностью в своём праве брать. Он задыхался от этого напора, дрожал и терялся в ощущениях. И отшатнулся, испугавшись... Он не знал, чего именно испугался, но те чувства, что вызвал в нём этот поцелуй, заставили его испытать страх. Разобраться толком в себе он не успел, потому что кончил на живот и бёдра Кая. И свалился без сил на простыни. Повернув голову, разглядывал профиль Кая и пытался отдышаться. Кай выглядел спокойным и безмятежным. — Тебе помочь? — хрипло пробормотал с трудом Крис. — Нет. — Но... — Не волнуйся, я получил свою порцию удовольствия. — Кай явно восстанавливал дыхание быстрее и успешнее. — Просто не могу себе позволить полноценный оргазм. Если ты ещё помнишь, где и кем я работаю, конечно. К тому же... — Что? — Крис смотрел на закушенную губу и думал о том, о чём думать не собирался. О поцелуе Кая. — Этот способ не совсем тот, который мне нравится. — Предпочитаешь, когда тебе отсасывают? — нарочито грубо уточнил Крис. — Нет. Поцелуй часто лучше минета. Для меня. — Кай закинул руки за голову и потянулся. Тихий смешок Крис пропустил мимо ушей — зачарованно пялился на гибкое тело. Кай словно демонстрировал себя, позволял увидеть полностью, оценить и полюбоваться. Нет, конечно, его лицо выглядело по-детски довольным, чистым, и он просто потягивался — без скрытых целей и без желания соблазнить. Но, чёрт возьми... Крис даже вспомнил какие-то молитвы, которым его учила в детстве бабушка. Оберегающие от греха и искушений. Они не работали как в детстве, так и сейчас. — Говорят, мужчины думают о сексе каждые то ли четыре минуты, то ли семь... Мне кажется, в твоей компании я с лёгкостью внесу сумятицу в статистику. Кай ничего не ответил, лишь покопошился в перине и добрался до края кровати, и тогда лишь спросил: — Где тут ванная? — Не рано ли? — Нет. Учитывая странность нашего с тобой уговора... я не стал бы спешить. Так где тут ванная? — Предпочитаешь принять душ вместе? — В гордом одиночестве. Если ты позволишь, разумеется. — У Кая с интонацией был полный порядок — иронию Крис прочувствовал отлично. Эта ирония и воспоминание о том пугающем поцелуе... — Боишься, что прижму тебя к стенке и как следует оттрахаю? — Настроение привычно заложило крутой вираж. Сейчас Крису хотелось больно жалить, кусать до крови и причинять боль. Кай слегка пожал плечами и осмотрел его с задумчивым видом. — Одному быстрее. Крис ждал более бурной реакции, а не бесцветного и столь безразличного ответа. — То есть, вообще ты не против, чтобы я это сделал? — Крис сел на кровати и постарался поймать взгляд Кая. — А ты слышал, чтобы я это говорил? — Нет, но... — Ты говорил, тебе наплевать на цену. Мог бы сразу сделать это, если это всё, чего ты хочешь. — Но ты же против, нет? Полагаешь... — Это ты, кажется, полагаешь, будто я сочту унижением то, что меня трахнет шеф Ву. И ты так полагаешь даже после того, как мне пришлось извиняться в лучших традициях триады? — Новая кривая улыбка Криса не порадовала. — Ты ошибаешься. Я просто знаю, что мне нравится. И чему меня учили. Я этого не умею. Я умею другое. Если ты считаешь, что получишь море удовольствия, если оттрахаешь меня как следует... Ну попробуй. Я же считаю иначе и знаю, что море удовольствия могу доставить иными способами. Меня хорошо учили, знаешь ли. Поэтому... просто не отвечай за меня и не решай за меня, идёт? Кай двинулся к двери, не дожидаясь ответа. На ходу бросил через плечо: — Сам найду ванную. Дом не так велик, чтобы я тут заблудился. Крис рухнул обратно на кровать и закрыл глаза. Опять он сказал и сделал всё не так. Стало лучше — он чувствовал это. Пока он не ляпнул про совместный душ и прочее. И всё снова вернулось туда, где было в три часа ночи. Шаг вперёд и шаг назад. Топтание на месте. Потому что его взбесили поведение Кая и собственный страх. Интересно, когда-нибудь он перестанет идти на поводу у собственных эмоций?