***
Вышибалы на входе часто заморгали, когда к крыльцу игорного заведения подошла эффектная дама в блестящем чёрном плаще. Она неторопливо поднялась по ступеням, тихо цокая высокими каблуками и аккуратно придерживая сумочку-конверт, небрежно-изящно поправила тёмные волосы ― стрижка "каре" была ей к лицу ― и протянула золотистый прямоугольник с рельефным тиснением. Вышибалы почтительно распахнули перед ней дверь и запустили внутрь. Между входной дверью и залом располагалось нечто вроде бара-ресторана, где в полумраке сидели за столиками разные люди ― от бомжеватого вида до прикинутых очень дорого. Над их головами клубился густой дым. Дальше ― в зале ― и танцевали, и играли, и просто сидели и пили. Дама в плаще пересекла бар-ресторан, зашла в зал и двинулась вдоль стены, стараясь не привлекать к себе особого внимания игроков, танцующих и подвыпивших посетителей. Она добралась до узкой и не слишком-то заметной двери, потянула за ручку на себя и повернула её не в ту сторону, в какую обычно такие ручки поворачивали. Чтобы эта дверь открылась, надо было знать, как её следует открывать. Дама проскользнула в тёмный коридор и торопливо дверь захлопнула. Ну вот, не зная секрета, не откроешь теперь. Она медленно двинулась вперёд по коридору. Слабое освещение заставляло время от времени вытягивать перед собой руку, чтобы лоб не разбить о выступы и стены. За последним поворотом дежурили ещё вышибалы, но и им хватило золотой карточки. Дама пересекла небольшой холл, прошла по новому коридору и откинула в сторону свисающие сверху нити, унизанные стеклянными крупными бусами. ― Новая дрянь? При звуке этого голоса Лэй выронил пробирку. Она хрустнула, разбившись при ударе о пол. ― Господи, почему каждый, кто сюда заходит, непременно задаёт именно этот вопрос, хотя знает, что я не занимаюсь наркотой? ― Потому что это уже традиция? ― мягко улыбнулся Сухо. Он без спешки развязал пояс и сбросил плащ. Маленькое чёрное платье чуточку не доставало подолом до резинок чёрных же чулок и настолько плотно облегало тело, что сразу становилось ясно ― под платьем на Сухо только пояс для чулок и ничего больше. Лэй громко сглотнул и весьма неохотно отвёл взгляд от узкой полоски кожи на правом бедре. Сухо изящно опустился в кресло перед Лэем и закинул ногу на ногу. Лэю поплохело, потому что со своего места он теперь отлично видел больше, чем ему полагалось видеть. ― Нравится? ― уточнил Сухо через несколько долгих минут любования. ― Э... у тебя красивые ноги, ― неуверенно отозвался Лэй. И это было единственное, что он смог придумать в качестве оправдания. ― Да, ты говорил. У тебя всё хорошо? ― А что-то может быть плохо? ― Лэй немного собрался и едва заметно нахмурился. Сухо молча развёл ноги, левую закинул на подлокотник и плавно потянул платье немного вверх. Теперь Лэю отлично были видны бёдра с нежной светлой кожей, прижатый к животу член и раскрытый вход, демонстрирующий готовность Сухо принять его. ― Окажешь мне услугу? ― нарочито томным голосом уточнил Сухо. ― Как видишь, я могу расплатиться. ― Что за услуга? ― невнятно пробормотал Лэй. Он всякого от Сухо ожидал, но точно не такого. Такое у него пока плохо укладывалось в голове. ― Что у тебя купил подручный эмиссара Лу от наблюдателей? Одну ампулу чего? Только это. Мне нужно название. Лэй поднялся со стула, обошёл вокруг стола и остановился перед Сухо. Через минуту он коснулся ноги, заставил Сухо опустить её и аккуратно потянул платье вниз, скрывая бёдра под тканью. Опустившись на колени, Лэй вздохнул и мягко сжал руками ладони Сухо. ― Название тебе ни о чём не скажет. Это довольно специфичная вещь, которой пользуются искушённые люди. ― Наркотик? ― закусив губу, уточнил Сухо. ― Нет. Я же не занимаюсь этим. Довольно безвредный коктейль ― химии там совсем немного. ― Но для чего он? ― А почему ты спрашиваешь? ― Потому что предполагаю, на ком эмиссар Лу желает его использовать. ― Ты всё равно не сможешь ему помешать. Или у тебя зуб на эмиссара? ― Нет, до эмиссара мне нет особого дела, он обычный клиент. Просто... мне бы не хотелось, чтобы кто-то из-за этого пострадал. Значит, это всего лишь что-то вроде тонизирующего коктейля? Приятные эффекты и никаких плохих последствий? Как выкурить лёгкий косячок? Лэй закусил губу, глядя на Сухо снизу вверх. Потом медленно покачал головой. ― Не совсем.***
Монета упала на подставленную ладонь, сверху её накрыли другой ладонью. ― Орёл или решка? ― с довольной улыбкой вопросил Бэкхён. ― Орёл, ― без сомнений и колебаний ответил Кай. Бэкхён сдвинул ладонь и с наигранным огорчением вздохнул: ― Ну вот, ты выиграл, тебе выбирать способ и оружие, а мне ― место и условия. Тренер с самого начала сегодняшней тренировки махнул на них рукой, потому что они занимались всем, чем хотели, только не кикбоксингом и хапкидо. Но время они оплатили, так что выгнать из зала их не могли. Бэкхён и Кай поспорили и решили испытать на практике, "чьё кунфу круче". Бэкхён ставил на ким ке против бару Кая. Школа ким ке представляла искусство вьеводао-вовинам, стиль бару ― искусство пенчак-силат. Оба спорщика находились примерно в равных условиях, потому что имели общее представление о военном искусстве противника, но сталкиваться в реальных поединках никогда прежде не доводилось. ― Про ким ке что знаешь? ― Стиль "Золотой Петух", восемьдесят процентов приёмов ― ноги. Боевое и не особо спортивное, вьетнамское. Стиль строится на подражании петушиным боям. "Шпоры", удары "крыльями", "клюв". Этому стилю обычно обучают бойцов лёгких и мелких. Рослых обучают во-туат, и это, похоже, не твой случай. ― Неплохо. Насколько знаю, федерация пенчак-силат тоже против того, чтобы это искусство пытались приспособить для спортивных целей. ― Верно. ― Что с оружием? ― Бэкхён повернулся к стене, где красовался внушительный арсенал. ― Тоя? ― Что? ― Шест. ― Ты хочешь драться на шестах? ― не поверил собственным ушам Бэкхён. ― А что тебя смущает? ― То, что я видел. Ты хочешь при своём искусстве драться на шестах? Серьёзно? ― Тебе объяснить, как шестом можно убить человека? ― с нескрываемой иронией поинтересовался Кай. ― Нет, я знаю. Но твой бару и шест... У меня это в голове не укладывается. ― А если я тебе скажу, что знаю не один способ убить человека шестом, не десять и даже не двадцать? К тому же, это всего лишь дополнительное оружие. ― Потому что основное оружие ― сам боец? ― Именно. При потере оружия дерёмся оставшимся. Шесты. Место и условия? ― В клетке с песком. Проигравшим считается тот, кто пропустит смертельный удар или не сможет больше драться. ― Уверен? ― Кай снял со стены два шеста и бросил один Бэкхёну. ― В чём подвох? ― Ни в чём. Но ты уверен, что хочешь драться именно на таких условиях? ― Ты меня заинтриговал. Но да, я уверен. Бэкхён немного озадаченно повертел в руках шест. Сразу было видно, что он либо отвык от шеста, либо вообще редко им пользовался в качестве оружия. Не то чтобы он держал его неумело ― отнюдь, но несколько неловко, словно тот был лишним, ― да. Вместе с Каем они сунулись в клетку с мягким песком, в который ноги проваливались по щиколотки. Любопытное место при том обстоятельстве, что стили обоих базировались на скорости и динамике. ― Сейчас будем сонными мухами, ― проказливо хихикнул Бэкхён и снова для пробы повертел шест в руках. Кай топтался по песку вроде бы без определённой цели, но Бэкхён подозревал его сразу и во всём. К тому же, шест Кай держал уверенно и твёрдо. И в руках его не вертел. ― Ну что? ― Начинаем? ― Угу. Оба синхронно стали пригибаться к песку, перехватив шесты удобнее. Бэкхён держал шест так, словно это было копьё. Кай предпочёл расположить обе руки в центральной части и оставить оба конца пригодными для ударов. Как они и думали, на шестах Кай оказался сильнее, а Бэкхён почти не пользовался шестом в качестве оружия, так что с шестом Бэкхён распрощался на втором ударе. Дальше пошло интереснее, потому что Бэкхён теперь мог драться исключительно руками и ногами, но у Кая оставался ещё шест. И этот шест здорово осложнял Бэкхёну жизнь. Пришлось попотеть, чтобы наконец-то выбить древко из рук Кая. ― Мне нравится, ― выдохнул на четвёртой минуте рукопашного боя Кай и красиво ушёл перекатом от удара сразу обеими ногами в грудь ― Бэкхён врезался в решётку, упал вниз и тоже покатился по песку. ― Что нравится-то? ― Бэкхён приподнялся на одном колене и перевёл дух. ― Этот стиль. Ты уклоняешься и уходишь от ударов с помощью вращения ― крутишься вокруг своей оси. Ловко. ― Кай скопировал уход довольно точно, взрыхлив ступнёй песок. ― Мне нравится. Экономно и как танец. Ещё в этом стиле много финтов и обманных движений. И да, очень похоже на то, как дерутся петухи. Если присмотреться, то много знакомых движений. ― Твой бару отличается. ― Ага, но я про технику владения керамбитами. В моём случае она как раз базируется на петушиных боях. ― Чёрт, а про керамбиты-то я и забыл, ― сокрушённо признал Бэкхён, зачерпнул горсть песка и бросил Каю в лицо. Тот рефлекторно зажмурился и отшатнулся к решётке. Бэкхён уже праздновал победу, но Кай внезапно ушёл с линии атаки ― сделал шаг навстречу и резко нажал пальцами у сустава рядом с правым плечом, коротко ткнул согнутым пальцем чуть ниже груди и большим ― в шею, под ухом. Пока Бэкхён соображал, что с ним не так, Кай спокойно протёр глаза, проморгался и повернулся к нему с вполне прояснившимся зрением. ― Что ты сделал? ― Угробил чувствительность правой руки и временно вырубил её, замедлил тебя и сбил тебе дыхалку, ― весело пояснил Кай. ― Будешь знать, как играть нечестно. Кстати, могу тебя добить, хочешь? ― Не надо, я сдаюсь сам. А ты можешь это исправить? ― Бэкхён немного беспомощно потыкал в свою правую руку, болтавшуюся бесполезной плетью. ― Незачем. Всё само придёт в норму минут через десять. Эффект временный. ― Слушай, это сюда-фа или диммак, что ли? ― нахмурился Бэкхён и снова потрогал правую руку. ― Димчин. Лёгкое болевое или обездвиживающее воздействие. Этому учат во многих школах, в том же тэквондо. Можно как против врага использовать, так и на себе, если ранен, например. Чтобы убить или остановить сильное кровотечение ― димсюэ. Диммак ― высшая степень воздействия. Но вообще я бы назвал это искусством прикосновений. И оно не только боевое. Ну, то есть, с его помощью можно много чего делать. Основная его цель не заключается в убийстве. ― Это в каком смысле? ― Бэкхён поднял с песка шесты и побрёл к выходу из клетки. ― С его помощью можно лечить. Или доставлять удовольствие. Или изменять внешность. ― Прям так уж и внешность изменять? ― Ага. Надо просто правильно втыкать иголки в определённые точки на лице. Но ты расслабься ― этого я точно не умею. ― Только димчин? ― Угу. Ещё немножко лечить и «множко» доставлять удовольствие. ― О... ― Бэкхён запнулся, но потом, видимо, всё же вспомнил, где именно работает Кай, так что обошёлся без глупых вопросов. На предложение посидеть в кафе Бэкхён ответил отказом ― в этот раз, пообещал посидеть в следующий. В этот раз у него были срочные дела, но какие именно, он не стал рассказывать. Впрочем, Кай и не хотел знать такие подробности ― в свете того, что думал о «работе» Бэкхёна.***
Крис пришёл к Ханю даже раньше назначенного срока. Привычно запер дверь, включил музыку и развернул колонки к двери, хотя и знал прекрасно, что подобная звуковая ширма бесполезна. Это как в далёком детстве кузина убегала в ванную, поворачивала вентиль до упора, чтобы вода с шумом обрушивалась вниз, и ревела в голос, наивно полагая, что никто её не слышит. Физику надо было в школе лучше учить. Источник шума должен быть не там, где ревут или громко стонут, а там, где пытаются подслушивать. То есть, врубать музыку погромче надо в коридоре и соседних комнатах. Соседние комнаты пустовали и были наглухо заперты, но вот коридор... Из коридора можно и услышать ― при должной сноровке. Или снаружи, если кому-то приспичило бы выйти на балкон, а им с Ханем ― открыть окна. Хань сидел за столом и держал в руке полный на две трети бокал. В такие вот минуты Крис всегда тихо поражался его умению подавать себя. Хань расположился в томно-ленивой позе: чуть покачивал бокалом и едва заметно улыбался. Светло-серые брюки, белоснежная рубашка с парой расстёгнутых пуговиц и не особо аккуратно закатанными рукавами. Волосы Ханя выглядели слегка растрёпанными, глаза ― жадными и искристыми, а приоткрытые губы наводили на мысль о вишне. В таком богемно-небрежном обрамлении его красота казалась ещё более отточенной, и завораживающей, как лезвие бритвы. Крис остановился в пяти шагах от стола и принялся просто ждать. Ждать всё равно было приятно ― ведь перед глазами сидел Хань. Тот сделал глоток вина, облизнул губы и медленно поднялся из-за стола. Пока шёл к Крису, негромко уточнил: ― Я так понимаю, ты не особо голоден? Крис не стал отвечать, предпочёл проследить за прикосновениями пальцев к своему галстуку. За галстук чуть позже Хань и потянул, чтобы он наклонил голову и поцеловал те самые губы, что влажно блестели и наводили на мысль о вишне. Не зря, потому что на губах остался вкус вина ― к нему примешивались вишнёвые нотки. Пока Крис разбирался в ощущениях и вкусах, лениво думал о том, что обычно Хань чувствует во время их близости. И что вообще находит в их отношениях. И, наверное, впервые в жизни Крис пытался понять, как именно думает Хань, и другие ― те, кто хотел того же, что и Хань. Он медленно тронул белую ткань и несколько неуверенно запустил руку под рубашку, коснулся тёплого бока и даже нащупал ребро. ― Что с тобой такое? ― прошептал в перерывах между поцелуями Хань, плотнее прижался, крепче ухватившись левой рукой за его шею. ― Думаю о том, насколько тебе это нравится на самом деле, ― неохотно признался Крис. ― Если бы мне не нравилось... неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе ко мне прикоснуться? Нет, не позволил бы. Крис в этом не сомневался. В самом деле, Хань отличался редкостным упрямством. Он мог иногда показаться капризным или непостоянным, но это норма, если человек ― единственный ребёнок в семье, тем более, семье состоятельной. Однако Хань при этом оставался умным, расчётливым и настойчивым в плане собственных желаний. И он никогда не стал бы терпеть то, что ему не нравилось или было бы неприятно. Более того, с возрастом он всё лучше понимал собственные недостатки и учился подавлять их, не позволять им показывать себя тогда, когда это было бы не к месту. Конечно, пока это у него получалось не всегда. Как в той же истории с Каем. Крис отстранился и смахнул пару тонких прядей со лба Ханя. ― Если ты сейчас думаешь о... ― ...тебе, ― солгал Крис и улыбнулся, устремив на Ханя пристальный взгляд. Обычно это работало со всеми. Крис умел быть убедительным и без особого труда заставлял людей видеть то, что ему было выгодно, чтобы они видели. Он умел казаться любым, но никогда ― настоящим. Или он ошибался и иногда показывал себя настоящего, но не знал об этом сам. Когда привыкаешь менять маски, в один прекрасный ― или не очень ― миг осознаёшь, что уже не знаешь, где твоё истинное лицо, а где фальшивки. И когда привыкаешь много лгать, случается то же самое. Потому что качественная ложь ― это чуть искажённая истина, искажённая ровно настолько, чтобы добиться нужного эффекта. Или это правда, сказанная в нужное время, в нужном месте и нужному человеку, когда последствия тоже станут нужными. Это тоже ― ложь. Крис не жалел ни о масках и утраченном "лице", ни о лжи и правде. Он давно готовился к этому и понимал, чем именно придётся пожертвовать ради власти и того места, что он ныне занимал. Ему ещё крупно повезло, что Сян болела и не могла управлять семьёй сама. Хотя как посмотреть ― она никогда не выказывала интереса к делам семьи ― такого уровня. Она могла бы управлять, будь у неё желание. Ума ей хватило бы. Но желания не было, как и здоровья. Зато был Крис. ― И о власти. ― По привычке Крис сказал часть правды. Чтобы ложь стала идеальной. ― Это я тебя на такие мысли наталкиваю? ― прищурился Хань и смял пальцами отвороты его пиджака. ― Или ты вспомнил про условно живого наследничка? С чего вдруг? Или я чего-то не знаю? ― Перестань, ― Крис закусил губу, глядя на Ханя сверху вниз, ― от тебя чёрта с два скроешь такие сведенья. Если бы что-то про наследничка раскопали, ты бы знал это. Может быть, раньше меня. Поддержка и мнение наблюдателей в таких вопросах многого стоят. ― Мне иногда кажется, что только поэтому ты со мной и спишь. ― Не знал, что ты стал циником. ― Но это правда. Ты знал, что я поддержу твою кандидатуру ― чем больше у тебя власти, тем проще нам встречаться. Логика. ― А если отыщется наследничек? И он будет в постели получше? Его ты тоже поддержишь? ― Ненавижу иногда твои формулировки. Вроде закономерные вопросы задаёшь, но формулируешь их так... ― ...что обидеться охота? ― Не совсем. Но ненавижу, да. К слову, не я один решаю, кого поддержат наблюдатели. У меня есть своё начальство, если ты позабыл. И я не глава семьи, а всего лишь эмиссар в Корее. В Корее, где у нас по факту ни черта ещё нет. На старом месте наша власть была куда весомее, не находишь? ― Но и осторожнее быть приходилось. ― Тоже верно. ― Хань снова потянул за галстук. ― А если наследничек вдруг найдётся, ты собственными руками его прикончишь, ничего не сказав Сян? ― Вряд ли Сян его помнит. ― Говоришь так, будто сам помнишь. ― Нет, ты что? Я приехал позже, вообще никогда его не видел. Даже не помню, чтобы мне его фото попадались в старом доме. ― Но ты приехал до его официальной кончины, так? ― Я всего лишь видел то место, где он, скорее всего, умер. ― Скорее всего? ― Ты бы видел, сколько там было гильз. И все стены... как шумовка. Там никто не мог выжить. ― Если человек маленький, тем более ребёнок... ― Ему было около шестнадцати. И говорили, что он был для своего возраста довольно крупным. По останкам после пожара ― восемьдесят процентов за то, что там сгорели первая жена Цзиня и приёмыш. Хань угукнул, потянул за галстук сильнее и заставил Криса сесть на диван, сам же устроился у него на коленях, лицом к лицу, и обхватил руками за шею. После долгого поцелуя последовал новый вопрос: ― Не понимаю, почему старик Цзинь сразу не грохнул жёнушку вместе с её левым щенком? ― Любовь... ― немного грустно улыбнулся Крис и медленно провёл ладонями по спине Ханя, опуская их к пояснице и ниже. ― Он был влюблён в неё. И впервые женился именно на ней, хотя и до этого таскал с собой периодически какую-нибудь юбку. Говорят, она была единственной женщиной, за которой он ухаживал. Цветы, драгоценности, крупные подарки, свидания. Он даже иной раз пренебрегал делами семьи из-за неё. И с мальчонкой сидел, когда тот попал в больницу. Первое время он хорошо относился к ним обоим. И она не просила его принимать чужого ребёнка. Старик Цзинь сам захотел. Но вот когда появилась Сян, всё изменилось. ― Я слышал, ― хмыкнул Хань. ― Говорят, над законным наследничком не издевался только ленивый. А потом старик Цзянь вообще отдал его охране, падкой на детишек. Мол, пусть делают с ним, что хотят, только тело после спрячут как следует. И тут его жёнушку угораздило вернуться, перебить охрану, забрать мальчишку и удариться в бега. И всё закончилось пожаром и парой трупов. Шекспир отдыхает, ага. Особенно если наследник выжил. Каким-нибудь чудом. Что вряд ли. Но было бы нескучно. Хотя оно и так не особо скучно. Тебе действительно всё в этой истории кажется убедительным? Последний вопрос стал для Криса неожиданным. ― Я не думал об этом. Это было до того, как я приехал. Официально... всё решено. А что мне не должно казаться убедительным? ― Резкая смена отношения старика. Сначала он нормально относился к мальчишке и сам признал его своим наследником. Сам. Без давления. По собственной воле. И тут вдруг... Сян. Сян ― его дочь. Не сын. Конкуренции никакой. Кто бы из них двоих ни оказался у руля, всё было бы нормально. Старик Цзинь не мог не понимать этого. Но тут вдруг... вот такое. Тебе не кажется, что часть правды ото всех скрыли? Может, старик и хотел собственного наследника-сына, но он и возникать стал бы только тогда, когда такой наследник появился бы. Тут же... весомых причин не было. Ни одной. Те, что есть... маловато их. Крис с задумчивым видом провёл пальцами по бёдрам Ханя и слабо улыбнулся. ― Не хочу об этом думать. И не могу. Чёрт с ним. Если он мёртв, то уже без разницы, почему, за что и как. Если жив... убьём ещё раз и забудем. Всё изменилось, и люди не любят тех, кто баламутит воду и пытается вернуть старые времена. ― То есть, делиться властью ты не собираешься? ― подытожил Хань и поёрзал. ― С какой стати? ― Крис прижался к его губам и притянул к себе ещё ближе. ― Погоди... ― Хань наклонился в сторону и покопался под диванными подушками, достал пистолет с гладким чёрным глушителем. ― Ты... Хань без колебаний выстрелил в диванную подушку и обхватил глушитель ладонью. ― Ш-ш-ш, горячо, надо подождать пару минут, сейчас чуть остынет. ― С ума сошёл? ― На рассвете ты сходил с ума сам от желания трахнуть меня тёплым после выстрела глушителем. Обычно твой язык не выписывает чеки, которые ты не в силах оплатить. Так? ― Но разве ты... ― Я хочу этого. Мне интересно. И меня возбуждает тот факт, что во мне окажется пистолет, который будешь держать ты. ― Ты просто бешеный сукин сын, помешанный на оружии, ― мрачно подытожил Крис. ― Хотя бы разряди его. Не хочу случайно потянуть за спусковой крючок и заценить диаметр разбрызгивания твоих мозгов. Нет! Нет! Ты меня слышал! Даже не думай об этом! Чёртов извращенец! ― Выдыхай, ничего не получится. До такого я не додумался, иначе взял бы пистолет барабанного типа. Тогда можно было бы оставить одну пулю и... ― Слышать не желаю. Я тебя хочу, а не твой труп. Разряди его! Хань послушно разрядил пистолет и протянул Крису. ― Достаточно тёплый. Там рядом презервативы. Пока Крис тихо ругался себе под нос и раскатывал по глушителю латекс с клубничным ароматом, Хань ловко избавился от брюк и белья, и расстегнул рубашку. Через минуту он лежал на диване, закинув ногу на Криса. ― Не тяни только. ― Псих. ― Наплевать. Если ты сейчас не засунешь в меня эту штуку, она совсем остынет. И я буду стрелять снова. Не уверен, что в подушку... Хань прикрыл глаза и закусил губу, умолкнув наконец. Крис осторожно вдвинул в его тело чёртов глушитель ещё на пару сантиметров. Хватит. ― Больше! ― требовательно зашипел Хань. ― Тут двадцать сантиметров при нужных десяти. Куда тебе ещё? Чтоб из горла вылезло? ― Иногда ты занимаешься этим со мной так, что в самом деле отдаётся в горле. Мне нравится. ― Хань сердито посмотрел на него и ухватился руками за спинку дивана. ― Или ты хочешь, чтобы я сам себя трахнул пистолетом? Или же ты всё-таки сделаешь это и в нужный момент заменишь пистолет своим членом? Или у тебя просто не стоит? У Криса стояло. Всё-таки светлая кожа Ханя и тёмный гладкий ствол, обтянутый розовым латексом и торчащий меж его подтянутых ягодиц, сражали наповал. И ещё сражала наповал смелость Ханя, потому что Крис не представлял, как можно взять и позволить засунуть в себя не пальцы и не член, а что-то... металлическое, нечувствительное. Крис вообще не очень понимал, какой кайф люди ловят от игрушек. В этом плане Хань всегда казался ему намного более опытным и искушённым, чем он сам. ― Тебе нравится? ― обеспокоенно поинтересовался Крис после того, как с минуту старательно возился с пистолетом и имитировал им движения члена. ― М-м-м... ― Хань сильнее ухватился за спинку и решительно подался бёдрами навстречу руке Криса и пистолету. ― Можешь потянуть за спусковой крючок. ― Зачем? ― Просто... потяни! Ну? Крис потянул. Внутри Ханя отчётливо прозвучал сухой щелчок. ― Твою мать... ― выдохнул Хань и выгнулся. ― Что? ― Ничего... У тебя стоит... или всё ещё лежит? Крис чуть позднее убрал пистолет к чёрту и вздохнул с облегчением, помог Ханю перевернуться на живот, отбросил в сторону измятую рубашку и принялся осыпать его плечи и спину лёгкими поцелуями. Медленно опускался на непривычно тихого Ханя, плавно прижимаясь бёдрами к его ягодицам. Это был один из редких случаев, когда они почти не говорили во время секса. У них это обычно не получалось ― они всегда говорили о чём-то и не могли заткнуться даже тогда, когда хотели заткнуться. Слова сами сыпались. Хватало дыхания или нет, но они говорили друг с другом. Более того, они слушали друг друга. Но в этот раз... молчали. Потом Хань медленно водил пальцем по груди Криса и внимательно следил за каждым своим движением. На часах за его спиной стрелки показывали пять минут первого. ― Если я узнаю, что ты трахнул его, я убью кого-нибудь из вас. ― Это Хань пообещал по-китайски. ― Прости? ― Не надо, А-Фань. Ты прекрасно меня понял. Точно так же прекрасно, как все утром поняли, что ты зажимал его в уголке. ― Почему вдруг такая честь? И разве ты сам не этого хотел? ― Я хоть когда-нибудь просил тебя об этом? Правда? Почему же я не помню? А ты... Тебе меня одного мало? Я не хочу делиться и не буду. Он умеет нравиться, но я лучше. Поверь, я лучше, чем он. Теперь просто скажи мне это. ― Что именно? ― Не придуривайся. Скажи, что ты не станешь совать свой член куда попало. ― А ты поверишь? ― Ты никогда не нарушаешь своих обещаний. Скажи мне, что не... ― Обещаю, я не стану его трахать. Ты доволен? Хань долго смотрел на него, потом медленно кивнул. ― А-Фань, ты пообещал. Я запомнил. ― Флирт, надеюсь, не карается смертью? ― Нет. ― Тогда и ты мне пообещай, что не станешь делать глупостей. ― Глупостей? ― Не нервируй Эрика и Кая, хорошо? Сейчас Эрик нужен нам. У нас просто нет иных союзников. ― Я постараюсь, ― уклончиво ответил Хань и прижался к его губам, требуя продолжения. Или повторения. Крис смотрел на часы за спиной Ханя и гадал, будет ли Кай ждать его и как долго. Прямо сейчас Крис уже опоздал на четверть часа. Ещё, как минимум, полчаса на дорогу. Он приедет на час позже, если Хань... Крис обречённо закрыл глаза и машинально обнял льнущего к нему Ханя. Похоже, его опоздание грозило принять более значимые формы, чем он надеялся. На дисплее его телефона, оставшегося в кармане пиджака, светился сигнал о непрочитанном входящем сообщении.