***
Чанёль сидел за угловым столиком в ресторане и пил уже вторую порцию коктейля. Он прекрасно знал, что алкоголь — средство не лучшее против депрессии, но всё равно пил. И не то чтобы он кого-то винил в собственной депрессии. Если уж кого и следовало винить, то себя самого. В конце концов, он понимал все нюансы работы Кая. И Кай никогда не давал ему никаких обещаний, в любви не признавался и всегда напоминал о том, кто он такой и чем занимается. А ещё Чанёль помнил, что Кай так работал вот уже десять лет. Для него всё это означало вовсе не то, что для большинства нормальных людей. Хотя бы отношение Кая в тех случаях, когда Чанёлю приходилось работать с ним наравне, было спокойным и невозмутимым. Он ни разу не проявил ревности. Недавно — тоже. Но ведь так нельзя. Или просто Чанёль не тот человек? Он не знал и продолжал пить. До тех пор, пока к нему за столик не присел тип в кофте с капюшоном, надвинутым на лицо. — Плохой день? Голос Чанёль узнал сразу, хоть по-прежнему не видел лица собеседника. — Не то чтобы плохой. Просто не лучший. Не думал тебя встретить в таком месте. — У меня просто вечерняя пробежка. На обратном пути обычно сюда заглядываю выпить что-нибудь лёгкое, — объяснил Кёнсу и немного сдвинул капюшон, чтобы Чанёль мог видеть его лицо. — А-а-а, ясно, — без выражения протянул Чанёль и уставился в свой стакан с остатками коктейля. — Так что случилось, расскажешь? А то сидишь тут и изображаешь всем видом мировую скорбь. У тебя умер кто-то? — Нет. Просто... просто... — Чанёль вздохнул. — Застал своего парня с другим. — В одной постели? — Нет, в поцелуе. — И только? Ну, может, ты всё не так понял? — Да что тут не так понять можно было, если этот поцелуй был как секс? Хотя он весь такой. Ходячий секс. Ты видел. — Прости? — Ты его видел. Моего парня. С тобой он, между прочим, сексом тоже занимался. Он танцует. — Кай? — осторожно уточнил Кёнсу. — Но разве это не его работа? Прости, я просто пытаюсь понять, что с тобой происходит. Ты встречаешься с парнем, который работает в борделе в качестве жиголо? Серьёзно? — Представь себе, — огрызнулся Чанёль. — И расстроен из-за какого-то поцелуя? — Предлагаешь подождать, пока он конкретно присунет? — с невесёлым смешком спросил Чанёль. — Я ничего не предлагаю тебе, просто не понимаю. Ты ведь начал с ним встречаться, зная, кто он и чем занимается? Или он тебе соврал, а правда после всплыла? — Да нет, не врал он. Мы же вместе работаем, какая ложь? Я с самого начала знал, что он... — Тогда почему такая бурная реакция на какой-то там несчастный поцелуй, каким бы он ни был? — Не знаю. У меня не получается не замечать и делать вид, что всё отлично. Просто не могу. — Тогда он тебе не подходит, вот и всё. Найди себе другого парня. — Так говоришь, как будто это легко — перечеркнуть всё, что было, и достать из воздуха другого. — Но если не делать ничего, то и будет ничего, — веско заявил ему Кёнсу, отобрал стакан с коктейлем и подозвал официанта. — Два кофе с молоком, пожалуйста. Хотя нет, один с молоком, мне, а моему другу — чёрный кофе. Когда официант отошёл, Чанёль грустно улыбнулся. — Чёрный кофе, да? У меня уже был один. — Что? — не понял юмора Кёнсу. — Кай — это «чёрный кофе». Бордельный сленг. Верхний партнёр. — О-о-о, — протянул Кёнсу. — А как будет нижний? — Какао. — А ты? — Кофе с молоком, наверное. Ни туда, ни сюда, а так... — Кончай уже себя жалеть. Глаза видали, что на базаре покупали — как мама моя частенько поговаривает. Толку с твоей депрессии. Натуру человека нельзя изменить. Это может сделать лишь он сам. Раз до сих пор не сделал — нет стимула. Не про тебя это, вот и всё. И не думай, я не говорю, что ты плох. И не говорю, что он плох. Но так звёзды сошлись, что не в этой жизни. — Он — мой дуэндэ, демон искусства. Никогда я не играл так, как для него. Я даже петь начал. — А ты не путай искусство и личное. Что тебе мешает черпать в нём вдохновение и жить в гармонии с самим собой? Или тебе обязательно надо с ним спать, чтобы играть для него и петь? — Нет, но... — Ну вот и не ной тогда. Официант поставил перед ними чашки с горячим кофе, забрал деньги, которые ему сунул Кёнсу и удалился, вновь оставив их наедине. — Скажи, ты всю жизнь собираешься прозябать музыкантом в борделе? — сделав глоток кофе с молоком, спросил Кёнсу и выглянул из-под сползшего на лоб капюшона. — Да я и не прозябаю, платят хорошо. Может, смогу накопить на мини-альбом. Запишу и... Хотя неважно. — Тут вот ты не прав. Это важно. Ты ведь отличный музыкант, да и поёшь как... — ...ангел? — ехидно подсказал Чанёль. — Не ангел, но голос шикарный. Почему бы тебе не попробовать пробиться на сцену? — Я пробовал. Не вышло. Моя музыка не пользуется спросом. — А ты пишешь только музыку? Может, песни тоже? — И что? — Ты мог бы написать песню для моего альбома? Для меня. Вот и поглядим, пользуются ли спросом твои песни. — Но разве... — Я помню отлично все пункты в своём контракте. Так вот, у меня есть право выбрать для альбома две песни самостоятельно. Если ты напишешь для меня две песни в духе альбома, я их исполню и они войдут в альбом, а там по рейтингам и узнаем. — Но разве это не риск для тебя? — Потому и две песни всего для альбома, — пожал плечами Кёнсу. — Оправданный риск. Компания считает, что две песни альбом не испортят. Но я знаю реалии, потому твёрдо могу обещать только одну песню. Одну песню протащить мне позволят. Две — вряд ли, но шанс есть. Вот, я даю тебе возможность. Думай. — А с какой радости ты даёшь мне такую возможность? — поразмыслив, задал важный вопрос Чанёль. — Я же в борделе работаю. И мы всего раз виделись. — Два раза, считай. И я же тебе объяснил, что мне понравилось, как ты играл и пел. Кроме того, мы не просто виделись, если помнишь. Считай, что делаешь карьеру через постель, — хихикнул Кёнсу напоследок. — Ну спасибо, — фыркнул Чанёль, уткнувшись носом в чашку с кофе, правда, это не помогло — его горящие уши всё равно остались на виду. — Да пожалуйста. — Кёнсу выпрямился и посмотрел на него с серьёзным видом. — Я далёк от шуток. Предложение вполне реальное. Я действительно буду записывать альбом через месяц. Шесть песен уже есть, осталось четыре. Если ты к первому числу напишешь хоть одну песню, я возьму её. Напишешь две — постараюсь протащить обе. Дело за тобой. Кёнсу пошарил у себя по карманам и положил на стол визитную карточку, придвинул к Чанёлю. — Последний номер ещё действующий, позвони, как надумаешь. Неважно, что именно надумаешь, просто позвони и скажи, будешь пытаться или не будешь. Чтобы я знал, стоит ли отстаивать собственный выбор песни.***
К приходу Сухо Сэхун весь извёлся. К тому же, Тао оклемался и начал требовать, чтобы Сэхун его освободил. Пришлось его отволочь в комнату и затолкать на диван — чтобы вопли не достигли ушей соседей. — Ищи дурака, — ответил ему Сэхун и сначала попытался заткнуть его рот бананом. Банан Тао сожрал и снова принялся за своё. Сэхун терпел его вопли полчаса, после чего скрутил полотенце и соорудил из него кляп. В блаженной тишине он поработал над заданием, заполнил таблицы и помчался открывать дверь Сухо, когда тот всё-таки приехал. Сухо процокал каблуками по полу, зашёл в комнату и осмотрел надёжно закатанного в коврик Тао. Тот таращился на него большими глазами. Сухо невозмутимо — словно каждый день видел закатанных в ковры китайцев — сунул сумочку под мышку, удерживая в той же руке пакет, и царственно повёл освободившейся рукой. — Что это? — Это — Тао. — Нет, во рту у него что? Тао тут же возмущённо замычал в полотенце. — Кляп. Сам видишь. Он орёт постоянно. Мне надоело. — Ого. Так, сейчас мы будем делать из него человека. — Сухо бросил пакет на пол и довольно кровожадно потёр руки. На Тао этот жест произвёл неизгладимое впечатление — он попытался скатиться с дивана, но не смог. — Показывай приготовленное добро. Сэхун сбегал в спальню и принёс оттуда коробку, набитую игрушками. Сверху кучу украшали меховые ушки и фотоаппарат. — Какая прелесть, — прокомментировал увиденное Сухо. — А я вот что принёс. Он зашуршал пакетом, выудил наручники и ножные цепи, а под конец достал тряпочку и тёмную бутылку. — Что это? — Смотри. Сухо пропитал тряпку дрянью из бутылки и прижал к носу Тао. У того почти сразу закатились глаза. — Всё, готов. Давай его распакуем, разденем и в цепи. — Зачем? — А ты включи воображение. Сейчас мы его зафотаем в голом и непотребном виде. Потом ты дашь мне копии фоточек, и я уеду. А когда наша прелесть очнётся, ты ему доступно и популярно объяснишь, что эти фото станут достоянием общественности, если он будет тебя напрягать. И покажешь ему, какие именно фото он и его близкие могут обнаружить в интернете. Вряд ли он захочет, чтобы кто-то узрел его тушку с фаллоимитатором в заднице. Вот ты бы захотел? — Нет, конечно. А он точно мне потом ничего не сделает? — А пусть попробует. Фото ведь и у меня будут. А может, ещё у кого-нибудь. Точно! Скажешь ему, что есть три набора фотографий. Пусть сам думает, у кого эти наборы. В общем, помогай распаковать это тело. Вдвоём они распутали шарфы, свалили Тао на пол и выкатили из коврика. — Тоже мне, Клеопатра, — недовольно проворчал Сухо. — Тяжёлый какой. — А ты страшный человек, хён, — пробормотал Сэхун, стягивая с Тао «кляп». — И вовсе нет, у меня просто живое воображение. Дай вон те стринги с заячьим хвостиком на попе. — А если не налезут? — Налезут, куда денутся... — Член не поместится. — Ничего страшного, пускай торчит. Благо, там есть чему торчать. Наручники давай. Сухо деловито приладил наручники Тао на запястья, потом и ноги сцепил. — Давай его на диван теперь и разложим в красивой позе. Они попыхтели, но смогли доволочь Тао до дивана и устроить в углу с разведёнными коленями. Сухо достал из коробки обруч с белыми ушками и приладил Тао на голову. — Ну как тебе? Сэхун молча пялился на Тао, облачённого в кружевные чёрные стринги с белым клоком меха на заднице, торчащим членом и с белыми кошачьими ушками на голове. Пробирало. — Щёлкни его тройку раз, пока я тут фаллоимитатор выбираю. Сэхун сглотнул, пару раз обошёл вокруг дивана, выбирая удачный ракурс, и сделал несколько снимков. Сухо тем временем наносил смазку на оранжевую игрушку, потом прихватил и гелевую голубую штучку. Голубой фаллоимитатор он засунул Тао в рот, а оранжевый приладил к заднице. Попытался. Пришлось повозиться, пока удалось засунуть игрушку в Тао хотя бы на пять сантиметров. — Увековечь этот ужас, — устало велел Сухо, отступив в сторону от дивана. — Ещё хорошо бы его спермой обрызгать, но я выжат, как лимон. Подрочить не хочешь? — Нет, спасибо, — ошарашенно отказался Сэхун. — Кислое молоко держишь? Вряд ли. Ладно, и так сойдёт. Хотя... Сухо выдернул изо рта Тао голубую игрушку и велел сфотографировать ещё и так. Сэхун послушно сделал снимки, сохранил их на компьютере и записал копии на диск для Сухо. — Вот и отлично. Теперь давай его обратно в ковёр закатаем, потому что цепи мне надо Рори вернуть. Иначе он мне голову оторвёт из-за своих цацек. Одевать Тао они не стали, завернули в ковёр в голом виде, скрутили шарфами, посидели на свёртке, переводя дыхание, после закинули обратно на диван. — Господи, и чем я занимаюсь? — тоскливо вопросил Сухо, полюбовавшись на снимки. — В общем, теперь сам разбирайся со своим горячим поклонником. Я сделал всё, что мог. И запомни на будущее: бордель не лучшее место на свете, но его репутация — обоюдоострый меч. Может, ты и работаешь в борделе, но те, кто тебя там видел, в бордель приходят сами. И если они тебя упрекнут этим — работой в борделе, ты всегда можешь упрекнуть их в ответ тем, что они там были. Ну всё, я пошёл. Удачи. — Спасибо, хён, — поблагодарил Сэхун напоследок.***
Бэкхён повертел головой по сторонам и двинулся вдоль коридора, прижав к груди коробку приятного бежевого цвета с логотипом кофейни, где он иногда выпивал чашечку кофе после тренировок. Он искал палату с нужным номером, а когда нашёл, то тихо приоткрыл дверь, чтобы заглянуть и убедиться — попал по адресу. Там звучала музыка — что-то из классики, и на койке сидела хрупкая девушка, которая смотрела на танцующего Кая. Тот в самом деле танцевал, хотя на плече и груди у него белели повязки. Тонкая ткань больничных брюк не скрывала игру мышц на ногах. Кай танцевал босиком и очень осторожно обращался с левой рукой. Бэкхён бесшумно проскользнул в палату, закрыл дверь и прислонился плечом к стене. Он видел, как Кай умеет драться, но ни разу не видел, как Кай умеет танцевать. Впрочем, слово «умеет» не отражало сути. Кай танцевал так же, как все прочие дышали. В танце он выглядел настолько естественным и гармоничным, что казалось, будто так должно быть всегда. Кай тянулся правой рукой к небу, изящно клонился в сторону, переплавляя гибкость и плавность в стремительный мах ногой, приподнимался на носочках, когда вновь тянулся к небу и быстро, но легко крутился на месте, словно ничего не весил и был невесомым, как пушинка. Он танцевал — нет, дышал — с закрытыми глазами, полностью окунувшись в музыку и ничего вокруг не замечая. И его скудная одежда казалась идеальным костюмом к этому танцу. Бэкхёну он в эту минуту напоминал голубя. В детстве Бэкхён часто жил у бабушки, а она держала голубятню. И Бэкхён очень хорошо помнил бойных голубей, за которыми мог наблюдать часами. Та порода бойных, что разводила бабушка, отличалась густым опереньем даже на ногах и сложным окрасом. А назывались эти голуби бойными из-за стиля полёта. Голубь такой породы в воздухе делал кувырок и бил крыльями друг о друга с громким щелчком. И Бэкхён особенно любил, когда после взлёта бойные резко поднимались вверх вместо того, чтобы лететь как все — горизонтально, а после падали вниз, делая кувырки. Некоторые так долго не могли сесть: взмывали вверх — делали «столб», кувыркались, потом вновь вверх — и снова вниз. Иногда это шоу продолжалось целый час. И ещё реже попадались такие голуби, которые, выходя из «столба», вытягивали ноги и перебирали ими. Их бабушка называла самыми особенными. А ещё она говорила маленькому Бэкхёну, что бойные голуби, которые умеют делать «столб» и после каждого кувырка вновь в «столб» входить, — это эмоциональные голуби. «В них много страсти, хотя это опасно. Спрашиваешь, почему? Сильные чувства даже людей пугают, что уж о птицах говорить? После первой игры не все могут летать, некоторые просто не могут вспомнить, как. Или боятся. Некоторые не могут спуститься вниз, тоже страшно, наверное. Или после полёта земля кажется им неравноценной заменой. Тех бесстрашных, кто по-прежнему стремится в небо, продолжая играть и возвращаться на землю, не так много». Позднее Бэкхён особенно голубями не интересовался, но вот слова бабушки о бойных запомнил на всю жизнь. Он не знал, насколько они правдивы или ошибочны. Быть может, для такого поведения бойных существовало иное объяснение. Но прямо сейчас, глядя на танцующего Кая, он испытывал те же самые чувства, когда следил за захватывающей игрой бойных в небе. Это было красиво до дрожи и замирания сердца в груди. Кай открыл глаза только после того, как музыка стихла. И моргнул, заметив у двери Бэкхёна. — Откуда ты?.. — Пришёл раз на тренировку — тебя нет, пришёл два — тебя опять нет, на третий раз решил выяснить, куда ты подевался. Рори, кажется, так его зовут, объяснил, где тебя найти. Вот, принёс тебе то, что ты любишь. И в виде напитка, и в твёрдом виде. Бэкхён деловито подошёл к койке и принялся открывать коробку. — Правда, я не рассчитывал увидеть тут красивую девушку, поэтому, как видно, придётся отдать ей мою чашку. — Это... — начал Кай, но договорить не успел. Бэкхён просто окинул их обоих быстрым взглядом и сделал логичный вывод: — Твоя сестра, должно быть. Вы на одно лицо, очень похожи. Кай смотрел на Бэкхёна с необъяснимым напряжением в глазах, а девушка тихо смеялась. — Я бы не отказалась от такого брата, но увы. Цзинь Чжунсян, — представилась она и протянула Бэкхёну руку на западный манер. — Можно просто Сян. Чтобы скрыть замешательство, он склонился к её руке и невесомо тронул губами смуглую кожу. Цзинь Чжунсян — наследница семьи Цзинь? Бэкхён выпрямился, взял одну чашку с горячим шоколадом и вручил Сян, потом подхватил вторую и повернулся к Каю. Тот уже не смотрел на него, спрятав глаза в тенях от полуопущенных ресниц. Но лицо спрятать Кай не мог. И Бэкхён ещё раз убедился в несомненном сходстве Кая и Сян. Если это и было просто совпадение, то одно на миллиард. Работа же Бэкхёна давным-давно отучила его верить в столь сомнительные совпадения. Он задумчиво осмотрел чашку в руке Кая и прикинул, достаточно ли чёткими будут отпечатки пальцев для сложного анализа. Решил, что вполне подойдут. Пока Бэкхён мило беседовал с Сян, наблюдал заодно и за Каем. Тот говорил мало и оставался всё таким же напряжённым. Бэкхён уже понял, что Сян ни о чём не догадывается, но вот Кай... Если он был тем, кем Бэкхён его считал, то Кай знал всё и намного больше, чем ему знать полагалось. Если же он не был тем, кем Бэкхён его считал... Маловероятно, но всё же возможно. В таком случае, поведение Кая казалось странным. Сян благополучно заболтала Бэкхёна так, что они оба на время позабыли о Кае, когда же вспомнили, обнаружили его у окна с чашкой в руках. Он плавно переступал с ноги на ногу, касаясь пола то пальцами ног, то пятками. Под тонкой тканью вновь заметно проступали напряжённые мышцы. Брюки держались низко на бёдрах, не скрывая пресловутые кубики и длинный старый шрам, убегавший вниз — под ткань. Кай всего лишь переступал ногами, но казалось, что он двигается всем телом, что каждая мышца сейчас работает — сплошное движение. Он как будто двигался под музыку, звучавшую внутри него. Заметив, что Бэкхён и Сян умолкли, он повернул голову и посмотрел на них с лёгким недоумением. А потом они остались в палате вдвоём — Сян убежала к автомату, чтобы купить Каю ещё горячего шоколада. Бэкхён аккуратно забрал у Кая чашку и поставил обратно в коробку, проронив между делом: — Ты похож на тигра в клетке, которому не хватает места, чтобы развернуться. Кай ответил ему коротким смешком и отвернулся, уперевшись ладонями в подоконник. Открытая для удара смуглая спина не казалась беззащитной, хотя верно — Бэкхён помнил, какой Кай быстрый. — Ты танцевал, — закрыв коробку, отметил Бэкхён. — Угу. — Но разве тебе не запретили? — Запретили. — Кай наклонил голову и прислонился лбом к стеклу. — Ясно, — озадаченно пробормотал Бэкхён. Что и кому тут было ясно, он и сам не понял. — Не волнуйся, я стараюсь не шевелить этой рукой. Что забавно, мой старый наставник по бару говорил, что скорому заживлению способствуют нагрузки. А викинги сажали раненых на вёсла, чтобы те гребли. — Жестоко. — Да нет, разумно. От нагрузки из ран шла кровь и выносила гной, раны очищались. — Тогда других вариантов не было. Побереги руку. — Берегу, — усмехнулся Кай и наконец отвернулся от окна, присел на подоконник и смерил Бэкхёна внимательным взглядом. — Спасибо, что зашёл. — Намекаешь, что пора бы и свалить? — Я настолько невежлив? — Кай просиял широкой улыбкой. — Нет, конечно, просто ты всё время молчал. Я уж подумал, что ты не особенно рад визиту. — Твоему — рад. Бэкхён закономерно сделал вывод, что не все гости Каю приятны. — А где ты подцепить успел красивую девушку? — Нигде. Она моя клиентка. Сохранить невозмутимость Бэкхёну удалось дорогой ценой — он едва не откусил себе кончик языка. Потом постарался взять себя в руки основательнее. — Твоя?.. — Я её сопровождаю. И делаю вид, что я с ней встречаюсь. А ты о чём подумал? Пожалуй, сохранить невозмутимость Бэкхёну всё-таки не удалось в полной мере, раз уж Кай снизошёл до объяснений. — Ничего такого, просто всё никак не привыкну к тому, где и кем ты работаешь. — Тебя это смущает? — Нет. Скорее, я слишком плохо себе это представляю. Никогда не бывал в таких местах. — Это можно исправить. — Нет-нет, спасибо, — замахал руками Бэкхён, — обойдусь. И, наверное, я всё же пойду. Кай хмыкнул, подошёл к койке и поднял коробку, протянул её Бэкхёну. Он даже не дрогнул, когда их пальцы соприкоснулись поверх картона. Дрогнул Бэкхён — от жара. Пальцы Кая оказались твёрдыми и горячими. — Хочу поскорее увидеть тебя на тренировке. Чувствую, заскучаю там. Никто и в пару ко мне не хочет, — пожаловался Бэкхён, прижав коробку к груди. — Неудивительно. Никто не рискнёт пойти против твоего кун-фу. — Это ты про ким-ке? — с подозрением прищурился Бэкхён. — Нет, я про твою смертельную технику «сто вопросов в минуту». Выживаемость нулевая. У большинства. — Ты мне тут поговори ещё — сляжешь с двумя руками на койку сверх этого на пару месяцев, — мрачно буркнул Бэкхён. — Нет у меня никакой такой техники. Угроза никак не повлияла на широкую улыбку Кая. Бэкхён попрощался с Сян, выскочил в коридор и рванул к лифту. Уже в кабине он поставил коробку на выступ, выудил из кармана пакет и открыл коробку, заодно прижав плечом к уху телефон. — Ничего не горит, но у меня есть для тебя подарок... — Бэкхён аккуратно достал из коробки ту чашку, из которой пил Кай, и опустил в пакет. — Отпечатки пальчиков и губ. Надо будет сравнить. Пожалуй, наша охота пока самая удачная. Нет, это вовсе не значит, что можно ставить точку. Сначала неплохо бы выяснить, насколько всё соответствует истине. Или не соответствует. Ты ещё анализ ДНК провести предложи. И как я тебе это сделаю? Нет уж, чем богаты... А богаты мы пальчиками. Образец для сравнения у тебя есть, а несколько лет разницы погоды не сделают — просто повозишься чуть дольше. Вот именно.***
Хань целый день пытался добиться разрешения на встречу с шефом Яо. Повезло ему лишь к вечеру, да и то — относительно. Шеф Яо отказался принять его официально, но снизошёл до неофициальной короткой встречи. Хань торчал, как дурак, на перекрёстке и ждал неведомо чего. Через полчаса рядом с ним остановился неприметный тёмный автомобиль. Он торопливо скользнул в салон, когда приоткрылась задняя дверца. Внутри сидел шеф Яо и курил, небрежно стряхивая пепел себе под ноги. Хань непроизвольно наморщил нос, когда оказался в клубах вонючего дыма от дешёвой китайской сигареты. Но он промолчал — делать замечания шефу Яо он не мог, статус не тот. К тому же, возраст шефа Яо оправдывал любые его причуды. — Что ты хотел от меня, пёс? — с нескрываемым пренебрежением поинтересовался шеф Яо. Хань и это стерпел, поскольку прекрасно знал, как сильно шеф Яо «любил» наблюдателей. Помнится, на заре карьеры шефа Яо к нему приставляли наблюдателей, но потом перестали — с наблюдателями вечно что-то случалось, а шеф Яо никогда не любил отчитываться перед вышестоящими. Не перед всеми. Наблюдатели всегда значились в его чёрном списке. Однако шеф Яо всегда играл по правилам, что связывало наблюдателям руки. А может, он правила и нарушал, но ни разу не был пойман. Да ещё и старая закалка имела значение. Шеф Яо походил на осколок былой эпохи и помнил войны банд в Китае. Непрошибаемый старый баран. Баран с амбициями. — Господин Яо, я хотел спросить вас о событиях десятилетней давности. Это касается семьи Цзинь. Если помните, Тайвань... — С чего вдруг пёс разнюхивает у меня о том, что давно миновало и мхом поросло? Тебе какая корысть с того, что случилось десять лет назад? — Совет требует представить им законного наследника семьи Цзинь. Таково их требование, не моё. Я надеялся на вашу помощь, ведь позиции семьи Цзинь... — Не имеют ко мне никакого отношения. Мне наплевать, какая из семей будет в итоге контролировать этот регион, потому что фактическая власть тут всегда будет принадлежать Совету. — Господин Яо, я всё же прошу вас о помощи, — сжав волю в кулак и отыскав в себе толику смирения, Хань поклонился. — Ты один из этих чёртовых псов, эмиссар, так? Какая тебе-то разница, кто будет тут всем заправлять? Твоё дело — наблюдать и не вмешиваться. Пока не дали повод. Ну так и сидел бы тихо, а не носился с этим канадским выскочкой. — Господин Яо, Совет обратился ко мне лично. — Какие новости! — Шеф Яо захихикал, кашлянул и достал новую сигарету из помятой пачки. Хань взял зажигалку и поднёс огонёк к кончику сигареты. — Совет решил впутать в это дело наблюдателей. Ты думал, почему? — Ничего в голову не приходит. — Молодёжь всё глупеет. Если наблюдатели радеют о законах, ты доставишь Совету наследника семьи Цзинь в лучшем виде, и у Совета не будет никаких претензий к наблюдателям. Может, даже доверять больше станут. Если же у наблюдателей рыльце в пушку, ты доставишь Совету труп наследника — в лучшем случае. И у Совета не останется никаких сомнений относительно наблюдателей. Неужели так трудно додуматься было? Это проверка, пёс. И что-то мне подсказывает, что хрена с два ты её пройдёшь. Эй, останови тут! — крикнул шеф Яо водителю, затем посмотрел на Ханя — глаза у шефа Яо были властные, ясные и выразительные даже в нынешнем почтенном возрасте. — Выметайся, пёс, и не смей более тратить моё время. Пришлось Ханю выбраться из машины и смотреть вслед задним огням. Вот и побеседовал с шефом Яо, чтоб ему пусто было. Не то чтобы встреча прошла без результата вовсе, но могло бы быть и лучше. В кармане ожил телефон. Тихо выругавшись сквозь зубы, Хань нашарил пластиковый корпус и выудил из кармана. Вызов пришёл на особый номер. Стиснув челюсти, Хань принял вызов и приложил телефон к уху. — Совет не должен получить законного наследника семьи Цзинь. Наследник даже рта раскрыть не должен. Позаботься об этом. Как ты это сделаешь, твои заботы. Провал недопустим. В ухо Ханю ударили короткие гудки. Вот и всё. Штаб-квартира сказала своё слово, а шеф Яо оказался прав — у наблюдателей рыльце в пушку. Знать бы ещё, что это за «пушок» такой. Где-то наблюдатели напортачили. И это «где-то», скорее всего, располагалось в десяти годах от этого дня в районе Тайваня. А законный наследник, очевидно, в курсе и знает много интересного. И Совету любопытно, что именно он знает, а наблюдатели жаждут, чтобы все свои знания наследник унёс в могилу. Патовая ситуация, хотя Ханю уже без разницы. Если он выполнит приказ штаб-квартиры, за его голову назначит награду Совет. Если выполнит приказ Совета, его вычеркнут из списка действующих и живых наблюдателей. Как ни крути, а Ханя уже списали в расходный материал. Обидно. Правда, можно попробовать прыгнуть выше головы: найти наследничка раньше всех, узнать всё, что знает он, и использовать это знание во благо. Личное благо эмиссара Лу Ханя. Умирать вот как-то совершенно не хотелось. Не прямо сейчас. Но чтобы провернуть всё это, требовалась помощь Криса — Крис и интриги были будто созданы друг для друга. Крис вообще умел смотреть на вещи и события не так, как все прочие. И умел выворачивать любую ситуацию к собственной выгоде. Не грех этим свойством Криса и Ханю воспользоваться. Всё упиралось лишь в одно обстоятельство: захочет ли сам Крис лезть в это так глубоко. Ему-то как раз выгоднее доставить Совету труп наследника и передать власть в руки Сян. Стоило найти причину, достаточно вескую причину, чтобы Крис хотя бы не прикончил наследника сразу. Если они вообще этого наследника смогут найти. Десять лет ищут все желающие, а их точно немало. Обыскались, бедные, с ног сбились, а результат... Ноль.