Осенний вечер

Tanabata ni awanu kokoro ya uchuuten[5]

Впервые Сасами увидела Рихана в 1853 году. Верхом на какой-то пьяной летучей змее он прибыл на остров, чтобы приказать маме и воронятам переселяться ближе к столице. Времена меняются, сказал он - как будто они не знали. Ведь черные корабли - огромные, похожие на плавучие горы или древних огнедышащих змеев - проплывали мимо их дома, а белолицые чужаки сходили на их берег, чтобы набрать воды. Корабли были страшные, а вот чужаки - совсем нет. Такие же скучные варвары, как те голландцы с Дэдзимы, которым иногда продавали рыбу или женщин и о которых рассказывали бывшие портовые девки, вернувшиеся домой доживать старость и долечивать дурные болезни: странно одетые, говорящие на гортанно-вязком варварском наречии и совершенно невоспитанные. Но господин Рихан мнил, что пришла заря новой эры, и созывал своих людей со всей страны. Мама ему поверила, Сасами... Сасами была ещё ребенком, коноха-тэнгу с вороньими крыльями, кошачьей головой и телом обезьянки. Что она могла знать? Если подумать, то многое. Она знала, что солнце встает на востоке и заходит на западе, знала имена цветов и трав, рыб и ракушек, людей и ёкаев. Знала, как позвать ветер, чтобы танцевать с ним вместе, и как кричат чайки над морем, чтобы им подражать. Она знала своих братьев, как саму себя, и знала, как объединить усилия, чтобы поднять или успокоить бурю, вызвать или утихомирить гром... Знала, что маме давно опостылели толки о светлом новом мире и смене времён, но она хочет увидеть отца, а потому поедет на Карасуяму. Времена и правда менялись: по дорогам среди привычных торговцев и крестьян засновали странно одетые чужеземцы, на ломаном японском предлагая: - Товар заморски ннада? - и рассыпая перед доверчивыми селянками ворох пёстрых гребешков и низки стеклянных бус. То тут, то там вспыхивали мятежи, и снова на камнях их острова вырастал мёртвый лес, а морские воды приносили пробитые пулями тела. Рихан то приказывал до последнего держаться за Эдо, то вдруг неведомо зачем выдернул весь Хоровод в старую Столицу, охотиться непонятно на кого... Над миром поднялась буря - и вскоре стихла, как не было её. Так странно было потом читать в учебнике про “поворотный момент”, “точку невозврата”, “судьбоносные решения”... Ни в клане, ни на острове, ни на Карасуяме ведь ничего не изменилось. Изменилось потом - но, как ни странно, клан Нура ничего для этого не сделал. Даже, кажется, не заметил, как мир пришёл в движение. Наверное, Рихан всё никак не мог опомниться от вести о смерти Ямабуки и потому ничего не желал предпринимать. Так говорила Сэцура. Она прилетела на остров на крыльях снежной бури, пала с неба, подобно граду, и осталась у них жить и оплакивать свою несчастную судьбу. Рассказывала, что Рихан в приступе горя разрушил весёлый дом, где они кутили, попытался её удушить, а потом разревелся и с горя её изнасиловал. Ну, или совратил: Сэцура тогда была пьяна и не помнила, произошло всё по её воле или против. В любом случае, это был свинский поступок. - Вот рожу ему от кого-нибудь дочку, будет знать! - кипятилась юки-онна. - Пошлю её в Нура, пусть всех их мужиков переимеет и перезаморозит, ни одного не оставит - то-то весело будет! Чтоб их черти в жопу... Она вечно пила и вечно ругалась самыми дурными словами, так что порой из-за несвязности её речи и сильного северного акцента было не разобрать, о чем она говорит. А воронята научились наконец принимать человеческий облик, и ходили в школу, и пели государственный гимн и патриотические песни, пока пололи в огороде батат и капусту. Вскоре мама перестала отпускать в школу Тосаку: тот возвращался перевозбуждённый до того, что порой обрастал перьями, дрожал и даже плакал. Рассказывал про Дзимму, про историческую миссию японского народа, про величие Императора и про то, что японцам завещано собрать под одну крышу все четыре угла Земли. Даже попытался сбежать и записаться в солдаты - тётка Сэцура заметила, поймала, вернула домой. Потом от школы отлучили и Куро - за споры с учителем. Например, тот скажет про четыре угла, а Куро ему - разве земля не является геоидным объемным телом? Откуда у неё углы? Тот про Дзимму и четыре тысячи лет династии потомков Аматэрасу - а Куро про то, что первые смутные свидетельства о японской монархии со скрипом относят к V веку нашей эры, а звание тэнно - и вовсе к VIII. Тот про поэтику и эстетику сэппуку - а Куро... В общем, мама была ещё с давних пор пуганая и забрала его от беды. Осталась одна Сасами. Жадная до знаний, она не спорила с учителями - просто тайком читала другие книги, где обо всём говорилось иначе. Вечером она подолгу засиживалась в библиотеке, не спеша вернуться домой, где - отчаянно, до крови, до вырванных перьев - дрались братья. Тогда и пристрастилась к Басё - к его поэзии, его кривой усмешке, его тихим незаметным слезам. Начала думать его словами, образами из его стихов. Удивлялась, как они странно-точно ложатся на самые мелкие мелочи их жизни. Люди уходили на войну, братья дрались - а она читала Басё. А потом, во исполнение пророчества Ёхимэ, с небес на Аки и Нагасаки упал огонь. И мир перевернулся. На острове стало сильно меньше людей, зато появились вежливые, доброжелательные чужаки в белых мундирах с золотыми пуговицами. Нет, чужаки-то здесь жили и раньше - один-два зараз. Учились говорить по-человечески, строили себе небольшие кукольные домики “в колониальном стиле”, женились на местных девушках или гуляли с местными девками... словом, вели себя так, как и пристало вести себя чужакам. Эти же - эти были хозяевами. Грубые, резкие, с каркающим говором, они рыскали повсюду, что-то делали, что-то строили, насиловали женщин и избивали мужчин. И всё же - странное дело! - как подорожник вырастал в следах чужаков, так потихоньку росли на острове небольшие лавочки с дешевой колбасой, рисом и сладостями да лодочная станция, на побережье - три завода и куча “оффисов”, в школе, будто сами собой, по волшебству, появились новые чистые доски, глобус, карты для класса географии и для класса истории... Ещё вчера дочерна исхудалые несчастные тени отъедались, находили себе рабочее местечко. Превращались в людей - не всегда достаточно сытых, но всё же людей: улыбчивых, радостных. Первой странное превращение отметила Сасами: в женской школе, куда она ходила уже в самый последний класс, девочки перестали плакать и обсуждать, в какой бордель продадут их сестёр или их самих. Теперь они весело щебетали, что неплохо бы устроиться секретаршей в “оффисе” или операционисткой на завод: школьных знаний хватит, труда не очень много, а платят как за полный рабочий день. Жить и правда стало лучше. И Нура, ничего для этого не сделавшие, ухватились за гребень волны и взошли на вершины успеха, не пошевелив и кончиком катаны. Сасами было не до того. Пока Нура - без единого сражения, одними переговорами, запугиванием и связями с какими-то человеческими бандами - становились хозяевами всего Канто[6], они с братьями искали себе мечты. Тосака, патриотический бред которого поостыл после сокрушительного поражения Японии, мечтал поднять со дна моря знаменитый линкор Ямато и что-нибудь этакое с ним сделать. Куро хотел быть писателем нового стиля - как Лоренс Даррел или ещё кто-нибудь типа него. Сасами хотела быть актрисой и играть мужские роли. Все они что-то делали ради исполнения своей мечты, и сами не замечали, как далеки их мысли от тех, что пристали ёкаям. Ведь они не хотели ни завоевания новых территорий, ни сладкой пищи, ни сладкого страха... их мечты были человеческими мечтами, их труды - человеческими трудами: братья готовились в университет, Сасами - в специальное училище. Сасами вздохнула: она ведь говорила господину Рикуо, что гармония, о которой он так мечтал, уже однажды была достигнута, миры людей и ёкаев соприкоснулись и почти слились воедино. Но нет, это было не то и не так. Наверное, потому, что никто не стоял во главе всех и вся и не вёл их в светлое будущее - все шли сами, как умели, изредка поднимаясь по тревоге гонять тех, кто мешал идти. И всё же, это было время счастья, время надежд, время поездки на Крабий Остров и встречи с драгоценной Дзэни. Это было время их расцвета, время сбора плодов долгого труда. Они были полны надежд, и не их вина, что надежды эти остались призраками.