La belle et la bete

Пусть цепей и нет, но окно закрыто толстой прочной решеткой. Джиён с тоской смотрит на улицу, успевая заметить и лабрадоров, и охрану, а потом плетется к кровати. Ему, конечно, ничего особенного не приходилось ожидать от своей жизни, но такого он не пожелал бы и врагу. Он предпочитал всегда сам решать, что и как делать, только как жаль, что никогда не знаешь, где упадешь. Квон вздыхает, осторожно опускаясь на кровать. Хоть она и мягче стульев в обеденном зале, но задница болит так, что даже пуховая перина походила бы на каменную кладку. Только теперь он позволяет себе осмотреться как следует. Эта комната, судя по всему, надолго станет его тюрьмой. Вся мебель, что он мог увидеть вначале, определенно дорогая. Теперь же он замечает, что она не только дорогая, но еще и идеально подобрана. Цвет, фактура, материал. Видно, что тут поработал мастер. Он оглядывается через плечо, окидывая взглядом кровать, и сдавленно хмыкает. Лет пять назад он бы назвал подобное «траходромом». Резная спинка навевает не самые лучшие мысли: Квон знает, что к такой очень удобно приковывать наручниками. Слева от кровати – небольшой столик и трюмо, справа – дверь в ванную и еще одна, назначение которой он выяснит позже. Ну и, разумеется, огромное окно, вид из которого был бы чудесным, если бы только не эта чертова решетка. В комнату стучится девушка в костюме горничной. Она, робко кланяясь, протягивает поднос с какими-то таблетками, кремами и бутылочкой с водой. - Это болеутоляющее и заживляющие мази, - поясняет она. - Если вы голодны, можно подать еду прямо в эту комнату: хозяин сказал, вы совсем ничего не ели. Квон с подозрением косится на девушку: - Нет, спасибо уж. Не хочется, - его тошнит как морально, так и физически, но он ощущает такую сильную боль, что все же подтаскивает к себе склянки, с тоской разглядывая названия. - Заебись... - резюмирует он, отвинчивая крышку у обезболивающего. - Захочу сдохнуть, есть хоть с помощью чего. - Тогда вам понадобится хотя бы три или четыре таких бутылька, - улыбается горничная и, откланявшись, выходит из комнаты. - Три-четыре? - Квон с сомнением вертит лекарство. - Значит, паршивенькие таблетки... Экономит, выходит, на мне. Или просто нравится, что мне больно? Джиён заглатывает сразу несколько, запивая водой из бутылки, и падает на кровать. Какие, нахер, могут быть кремы и прочее? Он что, баба какая-то, чтобы это все делать? - Пиздец... - еле слышно шепчет он, пряча лицо в простынях, - полный пиздец. Сынхён не появляется уже четыре дня, о нем ни слуху ни духу, и это не кажется Джиёну сколько-нибудь плохим знаком. Стабильно три раза в день ему приносят еду и разрешают выйти с охраной в сад, но он, правда, находится внутри самого дома, а не на улице. Постепенно Квон даже начинает забывать о том, что над ним нависла какая-либо опасность, пытаясь разобраться с тем, как он может сбежать отсюда на самом деле. А дни в итоге сливаются в один безумно длинный. Когда он бывает в саду, то может хотя бы представить, что все совсем не так, что он на самом деле может сейчас встать, выйти за ворота, пойти к своим знакомым или сходить в кафе, где подают такие вкусные пончики... В остальное время забыть об этом ему просто не дают. Вот и сейчас, когда время прогулки подошло к концу, Квона препровождают до комнаты, которую он справедливо считает своей тюрьмой. Джиён дергает плечом, когда на него привычно ложится чужая лапища, и хлопает за собой дверью. Сегодня особенно паршиво, потому что Квон, кажется, прекращает понимать даже тот минимум, который у него еще оставался. Он падает на кровать и привычно сворачивается на ней клубком. Дверь открывается неожиданно, но вместо привычных охранников или служанок в комнату заходит Сынхён. Он приходит как хозяин, по-собственнически оглядывая обстановку вокруг: стоят ли свежие цветы в вазе, прибрано ли в спальне. Так уж вышло, что Чхве слегка помешан на уборке и гигиене. Так уж вышло, что свои грязные мыслишки и поступки он всегда старается отмыть с помощью чужих рук, вот только не понимает, что это не поможет. - Как дела? – спрашивает он, не сразу замечая Джиёна. Выгнув бровь, он присаживается на край кровати, не сводя с него своих хищных глаз. Квон вздрагивает, подскакивая на кровати, и мужественно отвечает на его взгляд. Сердце заходится бешеным боем: он не ожидал, что Топ придет к нему именно сегодня. - Паршиво. - Отчего? Разве таблетки не помогли? - недоумевающе спрашивает хозяин дома. - Причем тут таблетки? – Джиён позволяет себе усмехнуться, ни на секунду, впрочем, не расслабляясь. - Я тут заперт, как пес на цепи. - Чем меньше пес будет кусаться, тем быстрее я ослаблю поводок, - без каких либо оттенков в голосе произносит Сынхён и вздыхает. - Ладно, день был тяжелым, раздевайся. Квон вздрагивает, как от удара. Раздевайся? Вот так запросто? Он подбирает колени ближе к груди и отползает к краю кровати, смотря на Топа исподлобья. - Что? - снисходительно улыбается Топ. - У меня на тебя много планов, так что будь хорошим мальчиком. - Я, - голос подводит Джиёна, срываясь в фальцет, а потом скатывается в шепот, - не хочу… - О, захочешь, - он чуть сдвигается в сторону Джиёна. - Хотя у меня подозрения, что тебе просто нравится, когда тебя бьют по морде... Квон мотает головой, кусая губы. В присутствии Сынхёна все становится с ног на голову и его почти выворачивает наизнанку от волнения. Ему просто хочется оказаться где-нибудь в другом месте. - Нет. Мне это не нравится. Я это ненавижу, если хочешь знать. - Жаль, - честно и довольно разочарованно говорит Топ, но тем не менее не отстраняется. - Так. Ты. Раздеваешься?! - Нет, - уже тверже произносит Джиён, - не раздеваюсь. Сынхён сначала недоумевающе хлопает ресницами, молча переваривая, что все-таки он вновь сказал "нет", а потом громко хохочет, отстраняясь и вставая с кровати. Квон ошарашено смотрит на него, не понимая, что здесь смешного. Но, возможно, это хороший знак? Может быть, сегодня ничего все-таки не будет? Отсмеявшись и вытерев глаза от слез, Сынхён смотрит на шкаф, медленно его открывая. - Ну, хорошо. Раз ты хочешь ломаться, мы будем тебя ломать, - буднично произносит Топ, роясь в ящиках, и выуживает оттуда поводок, ошейник с шипами, наручники, плетку и кучу прочего барахла, которое пугает Джиёна одним только своим видом. - Посмотрим, - тянет он, беря поводок с ошейником, и, сложив ремешок в два слоя, угрожающе хлопает им, имитируя звук плетки. На самом деле ему нравится, что Джиён имеет свое мнение и не прогибается под него, но сегодня он намерен потрахаться, хочет этого Квон или нет. - Последний шанс - раздеваешься? С каждым новым появляющимся из шкафа предметом Джиёну становится все труднее дышать: - Твою мать, гребаный извращенец, - срывается он, не выдерживая напряжения, - перестань издеваться надо мной и оставь в покое. Я не понимаю, где перешел тебе дорогу и чем, блять, так понравился, но хватит уже, прошу. - Да ладно, ты же не пробовал, чтобы говорить, что тебе не нравится, - Топ сужает глаза до узеньких щелок и вцепляется рукой в горло Джиёна, прижимая его к кровати. Впервые он оказывается так близко, что может разглядеть рисунок на чужой радужке. Сынхён облизывается, восседая на хрупком, маленьком Джиёне, и, продолжая сжимать ему глотку, наклоняется, обжигая шепотом кожу. - Я впахивал без перерыва четыре дня, и единственное, что мне сейчас хочется, - это поесть и потрахаться. И если бы ты не был таким упрямым, я бы уже ел, - он отстраняется и с интересом смотрит на Джиёна: ему интересно, будут ли новые попытки к сопротивлению. В любом случае этот парень возбуждает его тем, как он смотрит, как двигается, как стонет. Сынхёну нравится в нем все и даже то, как Квон его ненавидит. Джиён хрипит и царапает сжимающие горло пальцы. - Что, так быстро? Скорострел? - у него едва получается это выговорить, прежде чем чужая рука усиливает нажим. Зачем он, черт возьми, провоцирует его, если знает, что Топ все равно сделает так, как хочет сам? - Из нас двоих скорострел пока ты, - язвит Сынхён в ответ и, прекращая его душить, силком застегивает ремень у него на горле максимально туго, невольно любуясь, как шипы придают этому затравленному лицу свое очарование и притягательность. - Красивый, - шепчет он одними губами, проводя кончиками пальцев по его подбородку. - Сволочь, - отвечает ему Джиён, дергаясь в сторону от прикосновений. Ему до безумия противно. От всего и сразу противно. От того, что с ним могут делать, что вздумается. От того, что сам он никак не сможет ответить и больше всего от того, что стоило застежке похолодить кожу, как он начал возбуждаться. Это просто ни в какие ворота не лезло и пугало сильнее всего остального вместе взятого. - Красавец и сволочь? Может, чудовище красивее звучит? - Сынхён дергает поводок и вынуждает Джиёна присесть. Квон шипит, ругается, пытается снять удавку, впрочем, сразу получает концом поводка по спине за такое поведение. - Еще раз прикоснешься к ошейнику - я буду тебя бить до тех пор, пока ты не потеряешь сознание. На этот раз голос Чхве звучит грозно, он внушает ужас и желание подчиняться. Топ дергает поводок вновь, и Джиён, не особо желая этого, скатывается с кровати, усаживаясь на край. - Снимай, - рявкает Топ и кивает на Джиёнову рубашку. Стараясь не смотреть в его сторону, Квон поднимает мелко дрожащие руки и медленно расстегивает пуговицу за пуговицей, лихорадочно просчитывая, может ли он хотя бы теоретически избежать всего этого. Но выхода нет. Либо он подчиняется, либо прощается с жизнью, либо что-нибудь ещё хуже. Сынхён молча наблюдает за его движениями, жадно, внимательно упиваясь каждым жестом. В первый раз было слишком темно, поэтому он в основном слушал и полагался на ощущения, но теперь, когда он может оценить все визуально, Джиён еще лучше. - Какой умница, - саркастично приподнимает бровь Топ, когда Квон заканчивает с одеждой. Он вновь дергает поводок на себя, а потом вверх так, чтобы лицо Джиёна оказалась напротив его лица, но, поскольку тот ниже ростом, ошейник вновь начинает его душить. Перед глазами мелькают разноцветные точки. Квон судорожно приоткрывает губы, пытаясь ухватить хотя бы небольшой кусочек воздуха. Вот теперь становится по-настоящему страшно: что, если этот психопат решит задушить его на самом деле? Когда, выдохнув, Топ ослабляет нажим, Квон падает на ковер, откашливаясь и беря передышку. Сынхён направляется к шкафу и дергает поводок на себя, заставляя Джиёна ползти за ним. Чхве берет бутылек со смазкой, анальный вибратор и, оценивающе посмотрев на Джиёна в последний раз, отказывается от плетки, хотя и прихватывает наручники на случай, если парень будет слишком брыкаться. - Вставай, - вновь приказывает он: Чхве и не думает просить. Хватит и того, что он сам чувствует себя странно, когда Джи не понимает, что за роль играет. Игрушки, приходившие до него, были профессионалами, а тут словно неопытный котенок, хотя и с большими способностями. Квон прожигает его ненавидящим взглядом и поднимается на подкашивающиеся ноги, тяжело дыша и опираясь о кровать руками. Грудную клетку разрывает от стыда напополам с нежеланным, но настойчивым возбуждением. А потом он замечает игрушки в руках Чхве, и взгляд тут же становится испуганно-растерянным. - Ты же... Не будешь использовать все? Он сглатывает, даже не пытаясь скрыть, что практически заворожен поблескиванием металла цепочки наручников. Сынхён замечает это и улыбается, все-таки в очередной раз убеждаясь, что мальчик явно любит погорячее, хоть и упрямо отрицает это. - Может быть, в любом случае не сразу, но испробую на тебе все - точно. Руки ловко смазывают анальный стимулятор, и, расставляя ноги Джиёна шире, он медленно вводит механизм внутрь, убеждаясь, что прибор вошел достаточно глубоко. Квон тщетно старается расслабиться или хотя бы представить, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим. Он жмурится, замирая, и едва не до крови закусывает нижнюю губу. - Отлично, - говорит Топ сам себе, жадно глотая каждую эмоцию, возникающую на лице Квона, и нажимает кнопку "включить". Джиёна дергает, ведя куда-то вперед и в сторону. Он инстинктивно сводит колени вместе и стискивает зубы, стараясь не издавать ни звука. Чертов ублюдок знает, что творит, но Квон сделает все, чтобы доставить ему как можно меньше удовольствия. Топ облизывает губы, подтаскивая Джиёна ближе, и пальцами проводит по его позвоночнику. - Дрожишь? – шепчет он ему на ухо, вызывая волну мурашек и спазм вокруг стимулятора, из-за которого ощущения лишь усиливаются. Квон рвано выдыхает и закрывает лицо руками. Сынхён хрипло смеется, садится на край кровати и вновь дергает за поводок, цепляясь пальцами за ошейник и подтаскивая Джиёна к себе. - Знаешь, - говорит он под навязчивый шум вибратора. - Я никогда не целую в губы. Считаю это слишком интимным и слишком пошлым жестом. Для меня слишком пошлым. Но... когда я вижу тебя таким, так и хочется это сделать. Топ видит, как лицо Джиёна меняется с презрительного на растерянное, а потом на нем вновь появляется выражение отвращения, и Сынхён откровенно смеется над ним. - Да не бойся ты так, я не буду тебя целовать, если ты сам этого не попросишь. Хоть тут тебе повезло, так ведь? Топ вынуждает Джи опустить голову вниз, где из-под белья виднеется уже вставший внушительного размера член. Квон испуганно расширяет глаза: только не говорите, что… - Попробуешь укусить - я с твоим сделаю то же самое, только умножу ощущения на два, – предупреждает Сынхён, оправдывая худшие квоновы опасения. - Я все еще помню, как ты цапанул меня за палец. Но я попробую тебе довериться. Давай, не подведи, - он гладит Джи по волосам и нагибает еще ниже, чуть ли не носом тыкая в свое белье. Джиён старается отодвинуться: сама мысль о том, чтобы прикасаться губами к чьему-то члену заставляет тошноту комком встать в горле. - Поверь, это в твоих же интересах, - басом урчит Сынхён, упиваясь великолепным зрелищем растерянного Квона. - Давай. Ладонь на затылке прекращает быть настойчивой и становится практически каменной. Вибратор переходит на следующий режим, выбивая из него проклятый стон, и в этот же момент Сынхёну надоедает ждать. Солоноватая головка въезжает Джиёну в рот одним движением. Он старается отпрянуть, но Топ крепко держит, не давая и секундной передышки. - Давай, - напоминает он и, не выдерживая, сам делает первый толчок. Квону хочется умереть. Он дергается еще раз, но это бессмысленно. Чувствуя, как поднимается изнутри агония, напополам с возбуждением, он неловко двигает головой сам. Тошнота обжигает хлеще раскаленного пара, но если его стошнит на этого урода, то ему будет еще хуже. А хуже просто не хочется. Джиёну не хватает воздуха как из-за ошейника, так и из-за внушительного агрегата Чхве, но он упрямо двигается снова и снова. Сынхён облизывается, следя за тем, как его член исчезает в покрасневших искусанных губах Квона. И это зрелище стоит всех четырех дней ожидания. Даже при учете того, как неумело действует Джиён, это почему-то заводит сильнее, чем когда это делают профессиональные шлюхи. Чхве протягивает руку и гладит Джиёна по ягодицам, проникая пальцем внутрь и чувствуя, как все там сжимается и вибрирует. - О да, - стонет он то ли от толчка во влажный рот Квона, то ли от жара, исходящего от его задницы. Топ начинает помогать пальцами, растягивая узкую дырочку. Джиён вздрагивает, сбиваясь с ритма, испуганно дергается в сторону и с тихим чмоком выпускает член изо рта. Это уже чересчур. - В… Вытащи, - тихо шепчет он севшим голосом. Но неясно, что он имеет в виду: стимулятор или все-таки пальцы. - Ммм, - Чхве вновь берет его за ошейник и подтаскивает вверх. - Если я его вытащу, ты же знаешь, что войдет взамен? Будет больно, - предупреждает он и вытирает пальцем мокрые припухшие губы Джиёна. Если бы Сынхён мог плакать от умиления, он бы это сделал, а так лишь улыбается, блуждая взглядом по лицу Квона и любуясь им. Сейчас соблазн поцелуя настолько велик, что Топ нарочито грубо отшвыривает его назад от греха подальше. - Хотя раз ты настаиваешь… - Нет, - Джиён пытается отползти. - Хватит… Черт. Паника подкашивает колени. Джи еще помнит, как больно было тогда, и он только что прекрасно видел, какого размера то, что Топ хочет засунуть в него. - Ну, да, - Топ тянет на себя ремешок от ошейника и, хватая Джи за шею, вынуждает уткнуться в одеяло лицом, ставя того на колени и поднимая его зад вверх. - Я тебя хочу, а это значит, что я буду тебя иметь в любое время и сколько понадобится. Тебе ясно? - он повышает голос и выводит режим вибратора на максимум. - Ты забыл? Ты МОЙ! Внутри все горит и сотрясается - Джиён, пытаясь не задохнуться в покрывале, издает сдавленный стон, потому что нижнюю часть тела он уже просто не чувствует. Впрочем, когда анальный стимулятор начинает совершать толчки и двигаться куда резче, всякий раз доходя до конца и резко выходя наружу, Квон жалеет, что вообще открывал рот. Сынхён упивается властью, но напряжение уже на максимуме. Квон Джиён возбуждает его одним своим существованием, а когда он лежит перед ним, задрав задницу вверх, дрожа и тихо постанывая, то он практически ощущает возбуждение пальцами. Топ резко вытаскивает стимулятор и раскатывает презерватив по члену. Джиён дергается под ним, но Сынхёну уже наплевать - он входит в него одним движением, придерживая за бедра. Никаких передышек: Топ и без того слишком долго ждал. Он начинает двигаться практически сразу, дурея от охватившей его узости. Джиён кусает простыни и тихо всхлипывает, ерзая по кровати коленями. Он никогда еще не чувствовал себя настолько жалким и бессильным. Собственный пульс накладывается на рваный ритм толчков, заставляя скулить, словно побитый пёс. И самое поганое во всем этом - то, что, несмотря на происходящее, у него стоит. Сынхён натягивает ошейник, седлая Джиёна словно коня, и вынуждает его встать на четвереньки. Концом поводка он хлещет его по спине, и, пока Квон извивается, рыча от боли, собственный член въезжает в него на полную длину. Сынхён замирает, слушая болезненные стоны и ощущая жар чужого тела. Он вонзается в него, словно раскаленный в огне нож, а Джиёну хочется умереть от боли, унижения и чувства стыда, потому что ему это, черт возьми, начинает нравиться. Сынхён вновь дергает на себя поводок, придушивая свою жертву, и засовывает, помимо члена, в анальную дырочку еще и указательный палец. Он довольно близок к разрядке, и это первый случай на его памяти, когда он почти не может контролировать себя полностью. - Давай, - рычит он, толкаясь внутрь и чувствуя, как томительно-сладко сжимается вокруг него Квон. Джиён вздрагивает, кусая губы до крови. Безумная смесь из боли и гадостного обжигающего наслаждения заставляет его почти потеряться на самой границе с реальностью. Он прогибается в позвоночнике под очередным властным движением поводка и почти кричит, не в силах больше держать себя в руках. Но в этом крике не больше вожделения, чем в предсмертном хрипе. Чтобы Джи окончательно не ушел в себя, Чхве вновь тянет его на себя, вынимая палец. - Эй, не отключайся, слышишь? - угрожает он, не прекращая толчков. Джиён внутри такой замечательный, такой нетронутый и неиспорченный, что хочется пробовать его медленно, смакуя удовольствие. Сынхён отцепляет поводок от ошейника, и Джиён, потеряв опору, падает на локти, утыкаясь лицом в мягкое покрывало. Член меняет угол входа, надавливая на бугорки простаты, а ребра Квона ощущают, как их хлещет грубая кожа поводка. Он хрипит, пытаясь сжаться в комок. Какая-то часть его сознания почему-то уверена, что если он будет достаточно маленьким, то его мучитель просто не сумеет его найти и наконец-то оставит в покое. Джиён царапает ногтями одеяло, чувствуя, как болевые ощущения перекрываются приближающимся оргазмом, и не может понять почему. Почему на него это так действует? В голове что-то взрывается с тихим хлопком, и он кончает, дрожа, словно в лихорадке, и ненавидя весь окружающий его мир, включая и самого себя. Сынхён еще только близок к развязке: секс в презервативе притупляет ощущения. Кроме того, он всегда отлично умел себя контролировать. Впрочем, с Квоном это было сложно сделать. Понимая, что Джиён почти не реагирует на толчки, он отпускает себя, кончая и выстанывая что-то несвязное. Тяжело дыша, он выходит из парня, выбрасывая испачканную резинку на пол. Квон тихо стонет, вздрагивая, и нелепо заваливается набок, окончательно проваливаясь в темноту. - Джиён? - неуверенно произносит Сынхён, надевая на себя штаны. - Джиён? - повторяет он свой вопрос и хлопает его по щеке. Отключился. Такое бывало и раньше. Только, хоть Сынхён и затрахивал профессионалов, но, по крайней мере, он платил им за это деньги. А этот ребенок терпел все не по собственной воле, и Чхве становится немного страшно за последствия. - Надеюсь, это лишь обморок, - Топ аккуратно берет его на руки, открывая дверь в ванную. Он включает душевой шланг и, наклонив его над лицом Джиёна, поливает его холодной водой из небольшого напора. Там, где нет Чхве, великолепно. Даже если это лишь черная пустота. Квон почти счастлив в этом ничто, он был бы не против остаться тут навсегда, но его насильно возвращают обратно. Джиён кашляет, когда вода попадает в рот, и пытается отодвинуться в сторону, но лишь сцарапывает о бортики свежие ссадины на спине. Тихо проскулив, он упрямо жмурится, как в детстве. Пока не открыл глаза - ничего вокруг не существует. Ты невидим. Никакого буки нет. - Очнулся? Хорошо, - слышится знакомый бас, вырывая его из плена иллюзий. Чхве вздыхает, усаживая Джиёна в ванну, и набирает побольше теплой воды. - Помойся, - приказывает он, а потом смягчается, - пожалуйста. Для Сынхёна странно просить, странно спрашивать. Возможен лишь один вариант: брать и делать так, как он хочет. Но из-за этого Джи несчастен, а это не так хорошо, как он считал раньше. Он хотел бы видеть, как эта детка улыбается. Не дожидаясь ответа, он выходит из ванной комнаты, а потом, забрав свою одежду, и из комнаты. Джиёна колотит. Он царапает ногтями плечи и беззвучно шевелит губами. Он мог бы поспорить насчет этого «хорошо», но все звуки умирают где-то в глотке, так и не родившись. Невозможно. То, что происходит с ним сейчас, просто невозможно, и он совсем не уверен, что сумеет вытерпеть большее. Если бы дело было только в физической боли, но ведь этот ублюдок умудряется втоптать в грязь самого Джиёна. Всего полностью. Квон тихо стонет и с головой уходит под воду, цепляясь руками за бортики и мешая телу всплыть. Все можно исправить так быстро, и уже насрать на то, что он раньше так боялся смерти. Никогда не поздно пересмотреть свои взгляды. Легкие разрывает от боли в ожидании вздоха, пальцы белеют от напряжения, но сил не хватает - и Джиён, отчаянно кашляя, выпадает обратно. Даже на это он теперь не способен.