Эффект первого впечатления

Дорогой Рон, Надеюсь, твое лето проходит лучше чем мое, по крайней мере, я хочу верить в то, что тебе в спину не дышит злобный дядюшка. Единственное, чем я могу похвастаться, так это изобилием магловских новостей, которые слушаю каждый вечер. Собственно, о новостях и пойдет речь далее. Я зачитываю каждый номер «Пророка» до дыр, но ни слова о том, что произошло во время третьего испытания Турнира Трех Волшебников, так и не смог найти. Дамблдор предупреждал, что Фадж не позволит печатать правду, но такого безрассудного умалчивания даже он вряд ли ожидал. Не думал, что когда-нибудь буду скучать по писанине Риты Скитер, но, думаю, что она бы наплевала на запреты и написала бы хоть что-нибудь, пусть и гнусную ложь, о возрождении Волан-де-Морта (пожалуйста, перестань бояться его имени). Если ты слышал какие-нибудь новости от отца, слухи или догадки, пожалуйста, сообщи мне, я с ума схожу от того, что пишут в газетах. Мне кажется, реальнее понять что-то из магловских новостей, чем найти строчку правды в «Пророке». Напиши, когда мы можем встретиться в Косом Переулке, чтоб собраться к школе. Лично я готов в любой момент прыгнуть в «Ночной рыцарь» и умчаться от Дурслей за многие мили. Пока. Гарри. P.S. Передавай привет семье. Письмо получилось коротким и немного сердитым. Перечитав его снова, Гарри отложил перо, и, дождавшись, пока чернила подсохнут, сложил в конверт. Букля, терпеливо ожидающая на подоконнике, с готовностью протянула лапу, и не сдержала радостного уханья, предвкушая грядущий полет. Привязав письмо к ее лапке, Гарри убрал в стол остатки пергамента, а счастливая сова выпорхнула в окно. Спрятав совиную клетку в шкаф, Гарри принялся ходить по комнате, будто ожидая, что спустя пару минут Букля вернется с ответом от Рона. На глаза попался раскрытый номер «Ежедневного Пророка», так нелестно описываемый в письме, что, в принципе было очень даже заслуженным. Наверное, редакторы газеты жили в своем радужном мире, в котором не возрождался знаменитый темный маг, не погиб талантливый юноша Седрик Диггори, а гриффиндорец, по имени Гарри Поттер, не мучился от ночных кошмаров, в которых этот талантливый юноша камнем падал на землю от вспышки зеленого света. А может у министра магии, Корнелиуса Фаджа, что-то не то с восприятием ситуаций. Каждый день борясь с желанием натыкать и министра, и журналистов в Омут памяти с воспоминаниями о той роковой ночи, Гарри отправлял такие вот письма друзьям регулярно. Однако четких ответов не получил ни разу. В дверь комнаты вдруг забарабанили, а недовольный, слегка крикливый голос, позволил узнать в гостье тетю Петунию, которая поднялась на второй этаж будить племянника. - Вставай! – словно в подтверждение, крикнула она, еще раз ударив ладонью по двери. – Не заставляй нас ждать! «Будто я требую от вас не начинать трапезу без меня» - подметил про себя Гарри, встав с кровати и поправив на ней покрывало. Но возразить это тете нельзя было. Особенно сейчас. Особенно после того, как два дня назад, когда Гарри, услышав звук подъезжающей машины, наскоро вылил остатки чая в раковину, сполоснул чашку и притаился в дальнем углу кухни, появившиеся в доме Дурсли были настолько рассержены, что, попади кому-нибудь из них в руки нож, не задумываясь, запустили бы его в близстоящего. Дадли, сварливо хлюпая носом, выглядел одновременно злобно и жалко. Тетя Петуния, кажется, готова была впасть в истерику. Дядя Вернон и вовсе бормотал себе под нос ругательства и, закрывая дверь на все замки, едва не выломал задвижку. - Ты! – прорычал он, едва не кинувшись на племянника. – Спать! Быстро! Два раза повторять не пришлось, Гарри понесся в спальню так быстро, словно убегал от бладжера. А дядя Вернон, бухтя что-то вроде «они еще пожалеют» и «чертовы ублюдки», рухнул в кресло, с остервенением включил телевизор и, приняв от жены чашку крепкого чая с каплей бренди, чуть успокоился. Два последующих дня семейство Дурслей ходило темнее тучи. Вот и сегодня, непонятно зачем наорав на почтальона, мистер Дурсль за завтраком молчал, медленно пережевывая яичницу, а Дадли, под глазом которого красовался огромный лиловый фингал, шумно пил чай, отказавшись от горки тостов с джемом, чем не на шутку напугал родителей и даже Гарри. - Ты, - процедил дядя Вернон, сверля Гарри взглядом. – Сядь. Думая, стоит ли напомнить дяде свое имя, Гарри сел на табурет рядом с кузеном. Тетя Петуния зашла на кухню, поджав губы, и, по привычке заглянув в окна соседей напротив, чуть ли не швырнула Гарри тарелку с яичницей и тостом. - После того, как эти чертовы профаны обвинили Дадли в нападении на какого-то хулигана, - начал дядя Вернон, вытерев усы салфеткой. – Нам с Петунией всучили визитку какого-то психиатра…. - Психоаналитика, - поправила тетя Петуния. - Мозгоправа, одним словом, - буркнул дядя Вернон. – Видите ли, полиция хочет, чтоб с вами обоими поговорил доктор. - И со мной? – изумился Гарри. – Но я ничего… - Особенно с тобой, - кивнул дядя Вернон. – Мы все знаем, как пагубно ты влияешь на нашу семью. В адекватности Дадлика я не сомневаюсь, но ты, мальчишка…. - Вы хотите, чтоб я ходил к психоаналитику? - Которому я заплатил очень хорошие деньги, - проскрипел дядя Вернон. – А все для того, чтоб быть спокойным, что с тобой там поработают, и ты не прирежешь нас всех ночью. От подобного заявления Гарри чуть вилку не выронил. - И не смей ничего говорить, - предостерегла тетя Петуния будущую тираду племянника. - Вы в своем уме? – забывшись, выдохнул Гарри. - Свой рот, поганец, открывать будешь у мозгоправа! - рявкнул дядя Вернон, ударив мощным кулаком по столу, да так, что Дадли с перепугу подавился чаем. - Нет, вы серьезно? – не отступал Гарри. – О чем мне говорить с психоаналитиком? О том, почему мой кузен задирает людей? Тетя Петуния взвизгнула от негодования и, если бы сидела рядом, то залепила бы племяннику затрещину. - О, тебе есть о чем поговорить со специалистом, поверь мне, - злорадно произнес дядя Вернон. – А нам с Петунией остается лишь уповать на то, что тебя признают чокнутым и упрячут в сумасшедший дом! - То есть, вы хотите, чтоб я обсуждал с кем-то магию, Хогвартс, моих родителей и друзей? Уместив в одном предложении сразу столько запретных слов, Гарри искренне понадеялся, что у него есть запасная жизнь. Дадли опять подавился чаем и заляпал огромную футболку, тетя Петуния испустила такой душераздирающий вопль, словно ее сынок вывалил на себе ведро кипятка, а дядя Вернон вскочил на ноги, едва не развалив табуретку. - Как ты смеешь упоминать в моем доме эти поганые слова, уродец?! – проревел он, раскрасневшись, как огромный помидор. – Как ты смеешь насмехаться над нами?! Я сгною тебя в чулане, если увижу хоть улыбочку на твоем поганом рте! - Вернон, дорогой, - тяжело дыша, позвала миссис Дурсль, дернув мужа за руку. – Не волнуйся, прошу тебя. - Ты вылетишь из дома вместе со своей паршивой совой, если хоть слово скажешь на приеме о своем…уродстве! – рявкнул напоследок дядя Вернон и, запыхавшись, сел обратно на табуретку. – Черт тебя дери, с самого утра вывел из себя! - Быстро к себе, - прошипела тетя Петуния, взглянув на Гарри как на кровного врага. – И чтоб до обеда я тебя не видела! Задвинув за собой табуретку, Гарри, стиснув зубы, отправился к себе, и, невольно задержав взгляд на бумажке, прикрепленной к холодильнику магнитиком, узнал, что, судя по круглому почерку тети, первый прием у психоаналитика назначен на завтра, на десять утра. * * * Шарлотта Этель Ли работала психоаналитиком уже почти четырнадцать лет и с каждым днем ощущение того, что она впустую потратила все тридцать пять лет своей жизни, становилось все сильней и сильней. Зарабатывая совсем не миллионы, как то обещали преподаватели в ее колледже, доктор Ли просиживала будни в своем кабинете, прибранным до педантичности, слушала своих пациентов, кивала с умным лицом, что-то поддакивала, сопереживала, потом назначала время следующего приема, досиживала до самого вечера, садилась за руль своего кирпично-красного «Ниссана» и ехала домой, в спальный район Литтл Уингинга, где ее ждали две ангорские кошки, бутылка холодного мартини, сериал про какую-то «Блудливую Калифорнию» и романы Джейн Остин. Взглянув на часы, которые показывали половину десятого, доктор Ли стянула лаковые туфли, закинула ноги на подоконник и, зевнув, выудила из ящика стола старое зеркало. «Пора в отпуск, Шарлотта» - мысленно простонала психоаналитик, безо всякого интереса разглядывая свое лицо. Про отпуск она подметила очень верно. Из зеркала на усталого доктора смотрела не менее усталого вида статная женщина, чьи локоны пшеничного цвета выглядели слегка растрепанно, будто она специально распушила их руками, глубокие карие глаза с залегшими под ними синяками (видимо до самого утра Шарлотта зачитывалась романами Джейн Остин), чуть бледное лицо, усталость которого женщина скрасила пудрой и румянами. Доктора Ли можно было назвать миловидной, даже красивой, если бы дать ей хотя бы денек для того, чтоб поспать, недельку, чтоб не ходить не работу, и месяц, чтоб перестать думать о том, что до скончания веков в ее доме никто, кроме кошек, не поселится. Поправив волосы, доктор Ли нажала красную кнопку на телефоне и, чуть хриплым голосом, спросила у своего секретаря: - На утро есть записи, Анна? - На десять к вам записали мальчика, по направлению полиции, - отрапортовал голос из трубки. - Спасибо, - вздохнула доктор Ли. И, опять взглянув на часы, она достала из сумочки потрепанную книжку, натянула большие очки в черной оправе и, сделав маленький глоток остывшего кофе, принялась терпеливо ждать.

***

Когда Гарри вошел в кабинет, на всякий случай постучав, первое, что бросилось ему в глаза – мрачность. Словно оказавшись в кабинете «горячо любимого» профессора Снейпа, Гарри не без интереса оглядел бежевые стены, задернутые наглухо шторы, комнатный плющ, диван и кресло белого цвета, настолько чистые, будто психоаналитик усаживала на них людей, предварительно постелив полиэтиленовую пленку на обивку. У дивана стоял торшер, из которого струился теплый оранжевый свет, а несколько мягких подушек были настолько милыми, скорей всего, ручной работы. В этом кабинете хотелось спать. Улечься на этот холеный диван, накрыться чем-нибудь и, не выключая приятный свет, провалиться в царство Морфея часиков на шесть-семь. Неизвестно сколько Гарри стоял на входе и думал, но стоило ему повернуть голову, отводя взгляд от фикуса в кадке, как почувствовал на себе взгляд доктора Ли. Она подошла к нему и улыбнулась совершенно усыпляющей улыбкой. Как и в истории с кабинетом, Гарри на чем-то зацепил свое первое впечатление. И если первое впечатление о кабинете – мрачность, то первое, что почувствовал Гарри при виде своего психоаналитика -…запах перегара. Скомкано поздоровавшись, Гарри не знал, как себя вести, чего ждать, что вообще делать, а главное – когда это закончится. А доктор Ли, словно почуяв это явственное желание парня провалится сквозь землю, указала ему на диван, не став сразу заваливать водопадом слов. Не сдержавшись, Гарри благодарно кивнул за то, что его избавили от необходимости говорить сразу, осторожно опустился на диван и опять почувствовал этот прилив убаюканности, некий зов в сонное царство. Доктор Ли, подавив зевок, села в кресло напротив, закинула ногу за ногу и пристально, но совсем не выпытующе, скорее как-то сочувственно, взглянула в зеленые глаза своего уже пациента. «Ну посмотрим, что из этого выйдет» - подумал Гарри, чувствуя, что на смену волнению приходят ласковые объятия сонливости.