Цепи судьбы

       - Франциск, вы обязаны взять в руки оружие и защищать своё величие! – строгое лицо Наполеона, чеканящего шаги по комнате, казалось, было высечено из мрамора и не выражало особенных чувств. Лишь трепещущие крылья носа указывали на крайнюю степень раздражения.        - Стыдно признать, консул, но я сейчас слишком слаб. Революция совсем измотала всё моё существо. На любое оружие я сейчас смотрю с отвращением. Такова жизнь, - Франциск широко развёл руками.        - Если вы сами не захотите сражаться, я вас заставлю. И уж поверьте, корсиканец найдёт способ раскачать и без того неустойчивое равновесие. Честно и непредвзято поглядите на ситуацию. Для вас есть только два пути: битва с соседями за свою жизнь или же чинная, благородная смерть, которую с удовольствием устроят те же самые дорогие соседи. Вы лёгкая добыча и именно поэтому должны огрызнуться и показать, что живы и готовы бороться.        Франциск искоса поглядел на коротконогого Бонапарта. Удивительный человек. Виду не показывает, но заботится. Чем-то напоминает упокоившегося в глубине веков Шарля, Карла Великого.        - Хорошо, уважаемый, я согласен. Что же вы предлагаете?        - Мы завтра же выступаем в поход на Австрию!        Истерические письма Эдельштайна... Франциск давно так не смеялся. Австрияк даже в просьбах скорейшего примирения оставался чистоплюем и плутом похлеще самого Франции. Эту часть у него не захватывайте, лучше возьмите вон ту, уберите свои сапожищи, вы грязните в доме, а здесь женщины и дети! А ещё лучше будет, если вы покинете пределы Священной Римской империи, покуда император по-настоящему не разозлился! Франциск милостиво улыбнулся Наполеону, и тот, повинуясь воле своей гневливой страны, законодательно подтвердил уничтожение той самой Священной Римской империи. Эдельштайн в ужасе закрывал лицо руками и обещал Франции муки ада за то, что поднял руку на самое дорогое.        И всё было бы прекрасно, вот только откуда-то взялись эти чёртовы русские… Ну какой ещё народ решится лезть через горы на помощь не таким уж надёжным союзникам, успешно сражается, а потом обиженно уходит тем же путём в свои родные края, не забыв при этом разгромить несколько некстати попавшихся им вражеских отрядов? Невиданная, неслыханная и абсолютно глупая храбрость. Франциск почти услыхал молодецкий посвист Брагинского где-то над Альпами. Дикая страна, что ещё скажешь…        И всё же удаль России показалась Бонфуа забавной. Потому, когда Наполеон задумался о новой женитьбе, оторвав от сердца несравненную, но безродную Жозефину, Франциск предложил породниться с императорской династией Брагинского. Ответ России обескуражил и страну, и правителя: ни Екатерину Павловну, ни Анну Павловну император Александр выдавать замуж за немолодого низкорослого корсиканца, пусть и властелина половины Европы, не согласился. «Что голУбкам моим с вашим плешивым молодцом делать? – заметил Брагинский, простодушно улыбнувшись. – Женихи, небось, не переведутся, а мы повременим».        Наполеон раздосадовано скрипнул зубами и заметил, что неудачных союзов с Австрией России мало, нужны неудачи ещё и матримониальные, в северной стране, похоже, ждут тех, кто научит их двум настоящим искусствам: войне и любви. И при ближайшей возможности мстительно принудил Александра подписать Тильзитский мир, запрещавший сношения с Англией.        Франциск сидел рядом с Иваном Брагинским, который спокойно глядел на стол, заваленный картами, и хмурился. Сердце билось где-то в горле. Казалось, это не от России требуют подписать невыгодный договор, связывающий руки, а от него самого. А ведь так и будет… Где-то в недалёком будущем, обязательно будет. Предвидение никогда не обманывает, хотя того, быть может, и хотелось бы.

***

       - Бонапарт, нам нельзя сражаться с Россией. Это дикий зверь в шкуре кроткой овечки, говорю вам! – Франциск в отвратительном расположении духа хлестал бургундское и пытался втолковать своему обожаемому императору очевидные вещи.        - Военный гений здесь я, - хихикнул уже изрядно набравшийся Наполеон. – И именно я буду решать, с кем мы будем воевать.        - Но вы должны действовать в моих интересах, не забывайте, - наполнил Франция.        - Да-да, vive la Françe, я помню об этом. Но также помню и о том, что без меня вы ничто, уважаемая страна.        - Забавно… Вы становитесь тираном, милый. А все тираны кончают жизнь на плахе. Вот так-то! – Франциск хлопнул в ладоши и бухнул по столу недопитой бутылкой вина.        - Что мне угрозы глупого воплощения страны? Это собака вертит хвостом, а не хвост собакой! – Наполеон пьяно зарычал и опасно накренился в сторону Бонфуа.        Франция безразлично рассматривал искажённое злобой лицо императора. Ничего приятного в нём не читалось. Где тот верный рыцарь оскорблённой страны? Остался только униженный простолюдин, когда-то нашедший свой путь и ринувшийся заполучить на нём всё, что только пойдёт в руки. Бонапарт всхрапнул и уронил голову на руки. Уже через минуту великий император мирно спал, во сне совсем не напоминая тирана времён Рима. «Может, и обойдётся», - успокоил себя Франциск (хотя предчувствие упорно твердило об обратном) и тихо вышел вон.        - У меня пар изо рта идёт, - пожаловался Франция.        - Мне очень интересно об этом слушать, - процедил Наполеон и не удостоил страну даже взглядом.        - Но здесь действительно очень холодно.        - Надо было сидеть дома, - безразлично отметил император. – Там вас уж точно ничто бы не побеспокоило, неженка.        - Больше всего на свете меня заботит человеческая глупость. Всё остальное вполне можно пережить, - тихо сказал Франциск и отъехал на своём коне поближе к Даву. Бонфуа знал: маршала хранит Господь, он вернётся из этого похода, более того, Луи единственному суждено не потерпеть ни одного поражения. Как же так?        Русская земля не распростёрла французам свои объятия. Более того, здесь из-за каждого куста мог показаться оборванный крестьянин-партизан с плетью или дубиной, с мстительной улыбкой и залихватской присказкой разивший всех и вся, свирепствовавший ровно до того момента, как бывал накормлен несколькими ружейными залпами в живот. Одного обычно не хватало. У Франциска вставали дыбом волосы. Это что ж за люди такие? Неужто оборотни или лесные звери?        Даже взятие Москвы не помогло. Россия сидел на пепелище и безудержно хохотал.        «Что, думал, твоя взяла? На тебе, выкуси, проклятый, - гремел Брагинский и показывал увесистый кукиш. – Попируй тут, среди развалин, а потом вали туда, откуда прибыл, ваше благородие, мешать не буду!»        Франциск хотел было остановить странного русского, но того словно укрыла снежная пелена, и он пропал из виду.        Бонфуа бродил по пустому городу и с подступающим ужасом понимал, что Брагинский, виденный им не далее, как вчера, во сне летящим, словно ветер, по узким улицам Парижа, теперь стал ещё ближе к победе. Взяв столицу Российской империи, Наполеон приблизил покорение своей.

***

       - Беги, болезный, что ж ты остановился? – Брагинский взял в руку нагайку и выразительно покрутил ею над головой. – Ноги, что ли, не несут? Император твой, вишь, уже давно пятками посверкал, только и видели его.        Франциск, подтянув сползающую с плеча подранную, совсем недавно щегольскую шинель, осведомился:        - Ты же всё равно будешь меня преследовать? Даже если я уйду по своей воле?        - Конечно, буду! – удовлетворённо закивал Россия. – Думал, упущу возможность плетью дурь из тебя-то повыбить?        - Что ж, на то воля победителя… - согласился Франция и кинулся прочь, не разбирая дороги.        Удивительно, но, проведя пленного Франциска по улицам его взятой столицы, Брагинский не стал над ним более измываться, отпустил зализывать раны в Версаль. Россия покружил по Парижу, несколько раз крякнул: «Лихо сделано!», с восхищением и уважением осмотрел предметы искусства, взял положенную контрибуцию и удалился восвояси, будто и не было его.        «Чудной он, этот русский», - подумал Франциск и увидел в клубах вьющейся из-под копыт Иванова коня пыли очертания огромного двуглавого орла, душащего змею в цветке лилии.