«Плохо, когда человеку не на кого положиться, кроме себя, но когда и на себя нельзя — всё, пиши пропало». М. Фрай
— Такеши, ты точно в порядке? Мечник дружелюбно улыбнулся и кивнул, глядя на Каору совершенно бесцветным взглядом. «Ни черта ты не в порядке», — тот обречённо вздохнул и, нахмурившись, закинул биту на плечо. Пора было признать, что идея отвлечь друга от беспокойных мыслей с треском провалилась: Мизуно с трудом вытащил мечника из додзё, и они тренировались на бейсбольном поле уже около двух часов, но за всё прошедшее время в глазах Ямамото так и не появился тот азартный блеск, с которым тот обычно отрабатывал ловлю или подачу мяча. Каору понимал, что Такеши ни за что не расскажет, что так его тяготит: в конце концов, он привык решать все свои проблемы самостоятельно, считая, что незачем утруждать друзей, у которых, как недавно сказал сам Такеши, и так хватает проблем. Мизуно был категорически не согласен с таким заявлением, но Хранитель Дождя на это только посмеивался и отмахивался. — Здоров, парни! — Те вздрогнули от неожиданности: они так задумались, что не заметили, как к ним подошла Саданори. По-прежнему думавший о своём Ямамото на автомате обменялся с ней привычным приветствием «кулак, ладонь, бедро, обнимашки». — Чем заняты? — Пытаемся взбодрить Такеши, — хмуро сообщил Каору. Он уже знал, что Нори и Ямамото хорошо общаются, но не мог заставить себя быть с ней дружелюбным. — Безуспешно. Камикава удивлённо покосилась на мечника, который шутливо отмахнулся от Мизуно и улыбнулся, приветливо и тепло, так же, как и всегда. Один только Бог знал, каких сил Такеши стоило так улыбнуться, глядя на Нори. «Судьбы новых и первых Хранителей будут похожи. Конечно, безусловной идентичности ждать не стоит, но какие-то события будут частично совпадать». Он так ничего и не сказал ни Тсуне, ни Хаято. Ведь рассказать им обо всём значило раскрыть тайну Камикавы, которую он не имел права разглашать, да и не хотел: ведь это будет предательством по отношению к Нори, которая, как искренне верил Ямамото, была непричастна к убийствам. Однако, умалчивая о частичном совпадении её судьбы с судьбой одного из первых Хранителей, он предавал Тсуну, Гокудеру и других своих друзей. Такеши дорожил их доверием и хотел найти способ разрешить сложившуюся ситуацию, никого не раня, вот только это было невозможно, и в глубине души он это понимал. — …и я решил, что бейсбол может его отвлечь. — Ямамото обречённо вздохнул, вернувшись в реальность: похоже, пока он думал о своём, Каору успел во всех красках обрисовать ситуацию Камикаве, которая понимающе кивала с крайне серьёзным видом. Рядом с массивным и высоким Мизуно она смотрелась обманчиво хрупкой и беспомощной. — Но, похоже, это бесполезно. Да и сейчас довольно холодно для того, чтобы продолжать тренировку. — Тогда ты не против, если я его заберу? Может, у меня получится привести его в чувство. Нори бросила на мечника такой взгляд, что у того не осталось сомнений в том, каким способом его собрались приводить в чувство. Последнюю неделю Камикава была жутко злой и почему-то отказывалась приходить в додзё, и Такеши понимал, что тренировка с ней будет полезнее бейсбола — возможно, именно сегодня ему удастся одержать победу. Каору на предложение Нори лишь пожал плечами и, положив руку на плечо Ямамото, двинулся в сторону душевых. По пути они наткнулись на Юки Хисаю, увлечённо что-то строчившую в потрёпанной тетради. Чуть не столкнувшись с дружелюбно поздоровавшимися парнями, девушка сухо поздоровалась в ответ и поспешила удалиться, очевидно, не горя желанием с ними общаться. Зайдя в мужскую раздевалку, Каору на секунду замер: он всё ещё не мог простить себе того, что несколько лет назад жестоко и подло напал здесь на ничего не подозревавшего Такеши. Кровь с пола отмыть так и не удалось, поэтому пришлось полностью менять паркет во всей раздевалке. От одного вида этого места Мизуно каждый раз начинало мутить, и сейчас Хранитель Дождя, как всегда, ободряюще хлопнул его по спине и принялся молча стягивать форму. После душа Ямамото немного оживился — по крайней мере, Каору так показалось. На выходе из школы стояла Камикава, которая, завидев их, подбежала поближе и дружелюбно улыбнулась. Мизуно беззвучно усмехнулся: он отлично помнил, какими травмами щеголял Такеши после тренировок с этой девушкой, и знал, что тот вот уже два месяца не может её победить. Поэтому мило улыбавшаяся Камикава чем-то напоминала ему Адельхейд: та тоже была доброй и радушной в повседневной жизни, но на работе и во время боя менялась до неузнаваемости. — Ну, я пойду. — Каору перевёл взгляд на Ямамото, и его выражение лица смягчилось. — Увидимся завтра, Такеши. Обменявшись с улыбнувшимся мечником дружеским рукопожатием, он неторопливо пошёл прочь от школы, сопровождаемый огорчённым взглядом Нори: она хотела бы подружиться с этим вечно угрюмым парнем, но тот, похоже, её стремления не разделял. Когда Каору скрылся за поворотом, она обречённо вздохнула и покосилась на Ямамото: тот опять погрузился в размышления о вечном. Резко схватив его за рукав, Камикава рванула в сторону перекрёстка. — Нори, куда мы идём? — запоздало спросил Такеши, когда они уже отошли от школы. — Ко мне домой. — А, поня… Э?.. Мечник помнил свою первую встречу с матерью Нори и был бы не против, если бы эта встреча оставалась первой ещё какое-то неопределённое время: уж слишком странной ему показалась Юрико. Но Камикаву, похоже, не волновало его мнение на этот счёт, да и спорить с ней у Ямамото попросту не было настроения, поэтому он милостиво позволял тащить себя вперёд. Нори увлечённо что-то говорила, но Такеши снова задумался о том, как ему лучше поступить в сложившейся ситуации, и совсем её не слушал. Очнулся он только когда девушка резко свернула с дороги к уже знакомому ему дому. Отперев замок, она буквально впихнула Ямамото внутрь, захлопнула дверь и сразу же кинулась к лестнице, на ходу сказав: — Располагайся, а я пока переоденусь. Ванная слева. Только сейчас Хранитель Дождя понял, что Нори так торопилась из-за того, что сильно замёрзла в школьной форме. «Вот я дурак. Надо было предложить ей куртку», — обречённо вздохнув, он разулся, повесил куртку на крючок и несмело высунул нос из коридора. Дом был обставлен скромно, но современно, даже двери были распашными вместо привычных ему раздвижных. Хотя Ямамото и было любопытно, он решил, что лучше не исследовать дом в одиночку, поэтому вымыл руки и расположился в гостиной. Когда Камикава спустилась вниз, он сидел на краю широкого дивана и так напряжённо о чём-то думал, что совсем её не заметил. — О чём задумался? — От неожиданности Такеши подскочил и, шумно выдохнув, уставился на девушку, на которой вместо школьной формы теперь были джинсы и тёплый голубой свитер. Скрестив руки под грудью, она вдруг посерьезнела. — Ты какой-то тихий в последнее время, стал часто прогуливать школу. Что-то случилось? Я могу что-нибудь сделать? Во взгляде Нори читалось такое искреннее беспокойство и желание помочь, что мечнику захотелось уйти куда подальше, забиться в тёмный угол, спрятаться там, где никто не найдёт. Ему было стыдно просто находиться рядом с Камикавой, которая даже не подозревала о том, что её судьба и, возможно, жизнь зависит от его решения. Нахмурившись, Такеши сдержанно ответил: — Прости, я не могу рассказать. Ты здесь ничем не поможешь. — Жаль. — Девушка разочарованно вздохнула, но её лицо быстро преобразилось в ободряющей и немного смущённой улыбке. — Извини, я, наверное, слишком навязчивая… Просто знай, что я всегда готова выслушать и поддержать, что бы ни случилось. Ямамото тяжело повёл плечами и опустил виноватый взгляд в пол. Видя, что он окончательно сник, Камикава молча ушла на кухню, решив обратиться к методу, который частенько использовала, когда брат или мама были чем-то подавлены. Хранитель Дождя уже было снова провалился в раздумья о том, что ему делать, но через несколько минут услышал стук ножа о доску: похоже, Нори что-то готовила. Не в силах больше выносить гнетущее молчание, он как можно дружелюбнее поинтересовался: — Мы не будем тренироваться? — Нет, мне лень, — отозвалась с кухни Камикава. Кажется, она сказала что-то ещё, но Такеши не услышал из-за того, что она включила блендер. Немного помедлив, он спросил: — Ты одна дома? — Да, мама сейчас на работе, — ответила девушка, перекрикивая громкое механическое жужжание, — и брат после универа тоже идёт на подработку. — А отец? Камикава не спешила отвечать, и Ямамото быстро понял, что не стоило об этом спрашивать. Когда блендер щёлкнул и затих, он уже хотел извиниться за свою глупость, но с кухни раздалось: — Родители в разводе. — Вернувшись с двумя кружками горячего шоколада, Нори сунула одну в руки виновато нахмурившемуся Такеши и уселась рядом. — Не парься так, всё равно рано или поздно я бы об этом рассказала. Отец ещё до моего рождения начал изменять маме, а когда мне исполнилось три, она застукала его с любовницей. После этого он ушёл, оставив маму с двумя детьми на руках. Ей пришлось работать как проклятой, чтобы мы с братом ни в чём не нуждались, но из-за этого она проводила с нами мало времени. Поначалу было обидно: думаю, любой ребёнок расстроится, если единственный родитель не уделяет ему достаточно внимания. Но мы довольно быстро поняли, что она не жалеет себя ради нас, и начали помогать ей. Мама и сейчас работает на двух работах, без нашей помощи ей было бы ещё тяжелее. — Отпив из кружки, она добавила: — А отца я почти не помню, он никогда нас не навещал. Вот такая вот история. Хранитель Дождя кивнул и отпил из кружки: горячий шоколад в исполнении Нори оказался невероятно вкусным и согревал получше любого свитера. Он невольно подумал, что у Камикавы, похоже, с детства были причины недолюбливать мужчин: ведь её отец очень подло поступил с её матерью. Впрочем, несмотря на рассказ девушки, в комнате царила тёплая атмосфера понимания, а установившееся молчание совсем не напрягало, и Ямамото сам не заметил, как впервые за последнюю неделю расслабился. Нори мысленно засчитала себе один балл: именно на такой эффект она и рассчитывала. Но вот то, что произошло дальше, в её планы не входило. — Знаешь, мои тоже в разводе. — Он говорил спокойно, даже равнодушно, во взгляде — ни тени улыбки. О ситуации в его семье знали только самые близкие друзья, но Такеши решил, что если Нори рассказала ему о своей семье, то он тоже может поведать ей свою историю. — Мать я никогда не видел. Когда я был совсем маленьким, она ушла к другому мужчине, не желая тратить свою молодость на воспитание ребёнка. Она и рожать-то не хотела, но побоялась ложиться под нож. Старик не шибко расстроился из-за её ухода: денег у нас было немного, и он не мог любить и обеспечивать женщину, которой не нужна была семья. Он растил меня в одиночку, вкалывал на нескольких работах, я помогал ему, как мог, и только после открытия нашего ресторанчика стало легче. Благодаря отцу я никогда не страдал от отсутствия любви, он делал всё для того, чтобы я ни в чём не нуждался и был наравне с другими детьми. — Покосившись на внимательно слушавшую девушку, Ямамото с неловкой улыбкой добавил: — Вот такая вот история. Саданори молча кивнула и приникла к своей кружке, задумчиво прищурившись, и Хранитель Дождя последовал её примеру. Он знал, что подобные темы плохо подходят для обсуждения — их можно затронуть пару раз, для ознакомления, но не более того. И теперь Такеши был растерян: с одной стороны, они стали чуточку ближе друг к другу, но с другой — теперь он не знал, как себя вести и что говорить. Больше всего на свете он хотел забыть о словах Примо и не мучиться от догадок по поводу Нори, не чувствовать себя виноватым перед друзьями за их обманутое доверие. Тяжело вздохнув, мечник поставил пустую кружку на журнальный столик и, скрестив руки на груди, закрыл глаза. Телом овладела приторная слабость, а от усталости мысли разбегались, словно испуганные мыши. Наверное, единственное, что он сейчас может сделать… Когда в голове прояснилось, Такеши понял, что лежит на чём-то мягком, и его обволакивает приятное тепло. Открыв глаза, он увидел, что лежит на диване: похоже, кто-то уложил его и заботливо накрыл одеялом, подоткнув края и подложив под голову подушку. Свет в комнате был притушен, и до Ямамото не сразу дошло, что он всё ещё находится у Нори дома. Откинув одеяло, он медленно сел и, сонно прищурившись, уставился на окно, за которым виднелась улица, погруженная в электрический свет фонарей. — Сейчас восемь вечера. — Хранитель Дождя вздрогнул и, окончательно проснувшись, перевёл взгляд на девушку: та наблюдала за ним, сидя в кресле напротив. Её бледно-голубые глаза красиво мерцали в мягком полусумраке. — Как же надо было себя загнать, чтобы так отключиться? — В голосе Нори слышались волнение и нотка упрёка. — Прости, — неловко улыбнулся мечник. — Я просто устал. — Я бы тоже устала, если бы почти безвылазно сидела в додзё. — Он виновато почесал затылок, и Камикава серьёзно добавила: — Без нормального отдыха тренировки бессмысленны. Ты же хочешь, чтобы я ответила на твои вопросы? — Такеши осторожно кивнул. — Тогда хватит так надрываться, придурок. Иначе ничего не расскажу. — Ладно, убедила, — вяло хохотнул мечник, мысленно дав подзатыльник Тсуне и своему отцу, точно не зная, кто из них нажаловался девушке на то, что он усердно тренируется. Но, если подумать, его отец всегда говорил, что отдых важен так же, как работа, и даже Реборн, мучая Тсуну на тренировках, следил, чтобы тот нормально отдыхал. «Наверное, я увлёкся», — признал Хранитель Дождя. В последнее время он действительно почти не спал и тренировался на пределе своих возможностей: ему не давало покоя чувство вины и ответственности перед друзьями, а физическая нагрузка позволяла забыться, пусть и ненадолго. — Завтра я пробуду в додзё, сколько захочешь, если сейчас ты пойдёшь домой, спишешь домашку и ляжешь спать, — пообещала девушка. Взяв с журнального столика тетрадь, она протянула её озадаченному мечнику. — Это домашка по всем предметам. Можешь не возвращать, у меня есть. Но спиши лучше сегодня, чтобы завтра отдохнуть после нашей тренировки. Не дожидаясь согласия, она всучила тетрадь Такеши, который благодарно кивнул и натянуто улыбнулся, поднимаясь с дивана. Нори нахмурилась и тоже встала, провожая его в коридор. Сдёрнув с крючка куртку, мечник на секунду замялся и тихо сказал: — Спасибо за всё. Шоколад был потрясающим. Камикава промолчала, хмуро наблюдая за тем, как Хранитель Дождя застёгивает куртку. До этого дня она готовила только для мамы и брата, и в другой ситуации ей было бы приятно, что кто-то, кроме них, похвалил её стряпню. Но сейчас, глядя на печально-задумчивое лицо Такеши, Нори злилась на себя: ведь она всего лишь хотела его подбодрить, а в итоге они обсуждали то, что никак не могло подбодрить или хотя бы обнадёжить. Девушка не жалела о том, что они с Ямамото немного больше узнали друг о друге, но в то же время ей было грустно от того, что она так и не смогла ничем ему помочь. Забрав чехол с битой, Хранитель Дождя вышел на улицу, но вдруг кое-что вспомнил и обернулся к Камикаве, высунувшейся на улицу вслед за ним. — Кстати, ты была странная последнюю неделю. Что-то случилось? — Женские дела. — А, дела по дому? — Нет. — Нори покачала головой, и Такеши озадаченно нахмурился: теперь он совсем не понимал, о каких таких женских делах идёт речь. Раздражённо вздохнув, Камикава сказала: — Интернет в помощь. До встречи. Прежде, чем Ямамото успел попрощаться в ответ, она поджала губы и, отведя взгляд, закрыла дверь. Помявшись на пороге, мечник поёжился и направился в сторону главной улицы. Уже стемнело, и обычно многолюдные улицы теперь казались неестественно пустыми: немногим хотелось выходить на улицу в такую холодную погоду. Путь до дома был неблизким: Нори жила в другом конце города, но Хранитель Дождя был этому даже рад, ведь теперь у него было время подумать над сложившейся ситуацией. В конечном итоге он пришёл к выводу, что просто не знает, что делать. После сегодняшнего разговора с Нори он лишь ещё больше чувствовал себя виноватым перед ней и считал, что не заслуживает такого доверия с её стороны. Вдобавок Камикава, похоже, сильно обеспокоилась и расстроилась из-за его поведения: перед тем, как она захлопнула дверь, Ямамото успел увидеть, что она поникла и погрустнела. От этого на душе было совсем погано. Тсуёши, заметив вернувшегося домой сына, не стал мучить его вопросами и просьбами помочь в ресторане, а просто позволил ему молча заняться своими делами. Освежившись в душе и оказавшись в своей комнате, мечник вспомнил о совете Нори и, достав её тетрадь, сел за уроки. Почерк у Камикавы оказался мелким, но понятным и аккуратным, на полях рядом с особо сложными заданиями были написаны пояснения и нарисованы забавные рожицы. Ямамото не удержался от благодарной улыбки: похоже, всё то время, пока он спал на диване в её гостиной, девушка потратила на эти записи. Через пару часов списывания и попыток вникнуть в суть заданий Хранитель Дождя с облегчением отложил ручку и, перевернув последнюю страницу в тетради Камикавы, увидел нацарапанное карандашом: «Списал? А теперь ложись спать! ಠ益ಠ » Усмехнувшись, Такеши закрыл тетрадь и решил всё-таки последовать этому совету. В конце концов, было уже поздно, да и с ночными тренировками действительно пора было завязывать._______________________________
Хорошая игра в бейсбол требовала упорных тренировок, и Каору мог часами отрабатывать бросок мяча на пустыре недалеко от городского парка. В такие моменты он совершенно забывал о времени, ведь за любимым делом обычно не обращают внимания на такую мелочь. Вот и сейчас, в одиночестве бредя по пустой дороге, окружённой густыми зарослями и скрюченными стволами облысевших деревьев, парень мысленно отчитывал себя: ведь Энма и остальные наверняка будут волноваться, а то, как разозлится Адельхейд, было страшно представить. Остановившись под высоким фонарём, Мизуно прищурился, вглядываясь в циферблат наручных часов. Наконец, ему удалось разглядеть цифру, на которой замерла часовая стрелка. Было ровно два часа ночи. — Да, что-то я совсем припозднился… — пробормотал Каору, опустив руки в карманы куртки. Но только он сделал шаг вперёд, как почувствовал дуновение ледяного ветра у себя за спиной. Обернувшись, парень никого не увидел, но что-то подсказывало, что не стоит терять бдительность: в конце концов, Мизуно был в курсе ситуации с ненормальным Хранителем. Внимательно оглядевшись, он убедился, что на улице он совершенно один, и засеменил к городскому парку. Изо рта вырывался пар, и с каждой секундой становилось всё холоднее и холоднее. Когда Каору дошёл до поворота, его телефон неожиданно зазвонил. — Мизуно, быстро уходи оттуда! — Кажется, это был Ирие Шоичи: его голос дрожал и прерывался от волнения. — Она совсем рядом с тобой! Ответить Каору не успел: все фонари, как один, резко погасли, погрузив дорогу в темноту. За долю секунды перед ним возник чей-то силуэт, и телефон вышибло из рук мощным ударом. Мизуно отскочил назад и приготовился защищаться, но девушка словно растворилась во тьме ночи. — Тебя никто не ждёт… В двойном нечеловеческом голосе угадывалось что-то знакомое, но задумываться над этим Каору не стал: он и так понял, кто это. Вокруг правой руки сомкнулся железный панцирь сверла, кольцо Шимон вспыхнуло пламенем. Со стороны обочины раздался собачий визг, а после дробный топот быстро перебиравших лап: похоже, животное испугалось чего-то, что находилось в зарослях. «Значит, это она. Убегать или драться бесполезно, но… Я должен хотя бы попытаться», — Каору ярче зажёг кольцо, но разглядеть что-либо в свете пламени было очень трудно, и он понимал, что эту схватку он вряд ли выиграет. Оставалось только ждать и надеяться на собственный слух. Где-то совсем рядом послышался тихий издевательский смех. — Ты всегда был самым слабым… Всегда был позади… — Теперь голос шёл совсем с другой стороны: противник перемещался бесшумно и с невероятной скоростью. — Мечтал стать таким же, как твои друзья… Холодный шёпот проникал в душу, сковывал по рукам и ногам, не давал двинуться. Справа раздался шорох, и Мизуно, словно очнувшись от транса, сделал резкий выпад правой рукой. Даже прочная железная броня не смогла обеспечить должной защиты, и Каору с ужасом понял, что эту руку он больше не чувствует. Свет полыхнувшего пламени отразился в лучистых бледно-голубых глазах с вертикальными зрачками, выбелил красивое лицо. От шока Каору перестал дышать, и прежде, чем он успел прийти в себя и атаковать, в руке девушки блеснуло что-то острое. — И всё, на что ты способен в конечном итоге — самопожертвование. Боль была ослепительной. Настолько, что в глазах на секунду потемнело, а вместо крика из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Опустив взгляд туда, куда его предположительно ранили, Каору расширил глаза, увидев, что раны попросту нет. Он знал об особенностях оружия этой девушки, но почувствовать её силу на себе было по-настоящему ужасно: хотя на теле не было не единой царапины, силы уже начали покидать его, а в ногах ощущалась неприятная слабость. Стиснув зубы, Мизуно неуклюже отскочил влево и наугад полоснул воздух левым кулаком. Пламя кольца выхватило из темноты жуткую, полную предвкушения улыбку. Секунда, и Каору снова скрючился от боли, но совсем не физической: на него неудержимой волной нахлынули все те воспоминания, которые до сих пор оставались под замком: смерть родителей, попытка убить Такеши, неспособность защитить самое дорогое, вечная гонка за сильными и отважными друзьями… Повалившись на землю, Мизуно судорожно хватал воздух ртом, пытался встать, но не мог. Все оставшиеся силы уходили на то, чтобы удержать ускользавшее сознание, и ему оставалось лишь смотреть, как угасающее пламя кольца высвечивает перед ним приближающиеся ноги врага. Остановившись перед самым лицом Каору, девушка присела на корточки и пугающе нежно провела обжигающе ледяной рукой по его щеке. Каору скосил потускневшие глаза к тонким пальцам, на одном из которых было серебряное кольцо, источавшее мягкое призрачно-голубое сияние. Сжав зубы, он беспомощно наблюдал за тем, как враг заносит над ним оружие, которое сияло точно так же, как и кольцо. «Энма, ребята… Такеши… Простите…» Выпрямившись, девушка равнодушно покосилась на безжизненное тело Хранителя Шимон, а после вытянула вперёд руку с кольцом: голубой топаз теперь сиял немного ярче, до последней капли впитав жизненную энергию Каору. Уголки бледных губ дрогнули в удовлетворённой ухмылке, которая, впрочем, быстро исчезла. Воровато оглядевшись, Хранительница натянула капюшон и сорвалась с места, спеша убраться подальше от трупа._______________________________
Тсуна спал. В принципе, ничего удивительного в этом не было: все нормальные люди спят в четыре часа утра, особенно в воскресенье, и редко кто будет доволен неожиданным телефонным звонком в такое время. Разлепив веки, Десятый протянул руку к громко трезвонившему телефону. — Свада Тснши слшает, — сонно пробормотал он. — Тсуна-кун… — Энма? — Савада тут же растерял всю свою сонливость: голос друга был тихим и безжизненным. Лежавший возле кровати Натс почувствовал смену настроения хозяина и, открыв янтарные глаза, настороженно повёл ушами. — Что случилось? Козато поначалу не ответил, и Десятому оставалось только слушать его прерывистое дыхание и какой-то шорох на заднем плане. Интуиция била тревогу, и когда он уже собрался задать вопрос ещё раз, на другом конце провода раздалось тихое: — Каору… он… Энма не смог договорить: голос сорвался на последнем слове. Тсуна молчал. Он уже понял, что произошло, но просто не знал, что говорить. Спустя минуту он встал с кровати и спросил: — Где ты? — Около парка… — Жди там. Сбросив звонок, Савада бессильно опустил руку с зажатым в той телефоном. Интуиция говорила, что следует поторопиться: ведь в любой момент неуправляемая Хранительница могла напасть и на Энму. Быстро одевшись, Тсуна вернул Натса в кольцо, схватил со стула куртку, перчатки и пулей вылетел из своей комнаты. Через окно. И плевать, что кто-то может увидеть. Найти Козато оказалось нетрудно: он сидел прямо посреди дороги. Спикировав вниз, Десятый подбежал к нему и замер, не в силах что-либо сказать. Энма плакал. Тихо, закусив губы почти до крови, сжимая в руках тело мёртвого друга и баюкая его, словно маленького ребёнка. Опустившись на колени рядом с парнем, Савада молча приобнял его за плечи. Он чувствовал боль Энмы, как свою собственную, поэтому не мог вымолвить ни слова и просто успокаивающе гладил его по спине, давая понять, что он рядом. Тсуна не знал, как пережил эти полчаса рядом с заходившимся в немом крике другом. Он не знал, почему не заплакал сам: наверное, подсознательно чувствовал, что Энме жизненно необходима опора. К приезду скорой Козато уже немного успокоился, но его заметно колотило, и выглядел он ужасно — пустой взгляд, покрасневшие глаза, трясущиеся руки. Из-за шока он не мог внятно ответить на вопросы врачей, и беседовать с ними пришлось Тсуне, который до сих пор умудрялся сохранять пугающее, неестественное для такой ситуации спокойствие. Даже когда приехала полиция и бригада трупоперевозки, он продолжал говорить ровно и уверенно, поддерживая дрожавшего Козато за плечи. После долгого допроса и заполнения документов тело увезли, и Савада медленно повёл Энму домой, ничего не говоря. Реакция Шимон была предсказуема, и Десятый, глядя на захлёбывавшихся горем друзей, на секунду испытал мерзкое, отвратительное и невероятно сильное желание разобраться с той девушкой, из-за которой им всем приходится так страдать. Однако зародившийся глубоко внутри гнев утих, словно полыхнувший огонь, который залили ледяной водой, и Савада почувствовал себя совершенно обессиленным, выжатым, как лимон. Он не мог заплакать, не мог разозлиться — только горечь, словно ржавчина, медленно разъедала его изнутри. Домой он вернулся к обеду, бледный, уставший и с потухшим взглядом. Реборн и Нана сразу заподозрили неладное, а когда узнали, что случилось, благоразумно решили не донимать его вопросами. Оказавшись в своей комнате, Тсуна рухнул на кровать и уставился в потолок, слушая монотонное тиканье настенных часов. Вскоре у него зазвонил телефон: Гокудера спешил узнать, где он пропадал весь день. На заднем фоне раздавались голоса Рёхея и Ямамото: боксёр возмущался, что после тренировки с Саданори на Такеши снова живого места нет, а тот лишь посмеивался и говорил, что завтра они снова будут тренироваться. Взяв себя в руки, Десятый спокойно сообщил, что завтра им всем снова предстоит пойти на похороны, рассказал о случившейся ночью трагедии и, не обратив внимания на затихшие голоса своих Хранителей, попросил Хаято как можно осторожнее просветить Ямамото. После небольшой паузы Гокудера сдавленно сообщил, что в этом нет необходимости. У него была включена громкая связь.