Семёрка из преисподней

«Я тебя обожаю! Ты королева зануд, ты упрямее осла, но ты моя сестра, и я не променяю тебя ни на какую другую сестру на свете». М. Леви

В палате было прохладно и тихо. Настолько, что шум работающей медицинской аппаратуры казался неестественно громким и отчётливым, что невероятно мешало запоминанию экономических формулировок. Обречённо вздохнув, Шики закрыл учебник, убрал его в сумку и уставился на сестру: та неподвижно лежала на больничной койке. От трупа или фарфоровой куклы её отличала только мерно вздымающаяся от дыхания грудь. Несмотря на то, что девушка уже могла дышать самостоятельно, её жизнь по-прежнему зависела от гудящих и попискивающих аппаратов. «Нужно время», — говорили врачи в ответ на все вопросы старшего Камикавы. Но сколько именно нужно времени? Шики не знал и просто оставался рядом с сестрой, для которой это самое время словно остановилось. Да и для него тоже. Учёба, подработка, дом, тренировки с Савадой и его друзьями — всё сводилось к тому, что в итоге он снова оказывался в палате, где на него давила мёртвая тишина, чувство вины и осознание собственного бессилия. Эти странные ребята из мафии часто навещали Нори — иногда всем скопом, иногда по два-три человека, — и болтали с ней обо всём подряд, как ни в чём не бывало. Как будто с ней всё было нормально, как будто на её безволосой голове не заживали швы от операций, а руки не были опутаны проводами от различных приборов. Шики был рад, что у его сестры наконец-то появились друзья. Она всегда об этом мечтала, но, наверное, не рассчитывала, что обретёт их прежде, чем узнает об этом сама. Конечно, он тоже говорил с Нори, но чаще всё-таки молчал. Не нужно ей знать о том, как убивается их мать, как его уволили с работы и ему пришлось искать новую. Не нужно ей этого знать. Он помолчит и просто побудет рядом, ведь это самое главное — просто быть рядом. Иногда Савада заходил к его сестре в гордом одиночестве. Просто стоял и тоже молчал, задумчиво глядя на неё, а потом так же молча стискивал пальцами плечо Шики и уходил. Камикава знал, что Тсуна, будь его воля, навещал бы Нори почаще, но у него не было на это времени. Он же босс Вонголы, или как там называется их мафиозная семейка. Шики совсем не нравилась мафия, но так уж получилось, что их пути пересеклись. И пока этот на удивление взрослый паренёк с добрыми глазами оплачивает терапию и палату, он согласен с ним сотрудничать. Вытянув перед собой руку, Камикава задумчиво уставился на старинное кольцо с выгравированным по ободку фениксом. Он помнил, как неожиданно наступил на него, прогуливаясь по вечернему Намимори. Тогда кольцо показалось парню необычным — в конце концов, хотя бы тем, что каким-то непостижимым образом оказалось на дороге. В тот же день по возвращению домой он обнаружил у себя в шкафу кожаные ножны с мечом. Решив, что он слишком устал и ему всё это просто примерещилось, Шики лёг спать, но наутро ничего не изменилось — кольцо лежало на тумбочке, где он его и оставил, ножны с мечом по-прежнему были в шкафу, а перед глазами стоял образ статного мужчины, которого он видел во сне. Если раньше Шики в большинстве своём снилась бессмысленная белиберда, то после обнаружения кольца всё изменилось. Каждый день во сне он видел того самого мужчину, отрывки чьих-то воспоминаний, охваченный ядовито-розовым пламенем клинок и чьи-то жуткие янтарные глаза, слышал чей-то крик, чувствовал, как с каждым днём его всё больше переполняет необъяснимое желание обнажить меч. Что он, в конце концов, и сделал. Камикава быстро смекнул, что кольцо как-то связано с мечом. Быстро научился вызывать то самое ядовито-розовое пламя, которое жгло глаза так же сильно, как во сне, быстро понял, что меч не так прост, как кажется. Он сам толком не понимал, что делает — словно подчинялся чьему-то безмолвному приказу, действовал согласно чужим отрывистым воспоминаниям, которых с каждым днём становилось всё больше. В какой-то момент Нори заметила, что он стал совсем другим — более серьёзным, менее разговорчивым. Парень и сам это понимал, но ничего поделать с собой не мог. А потом мать утащила их на отдых в Италию, где Нори обнаружила своё кольцо. Шики перевёл задумчивый взгляд на руку сестры: оба кольца по-прежнему были при ней, и грани ромбовидного рубина мягко мерцали на свету. Возможно, всё было бы иначе, если бы они не оставили эти чёртовы кольца у себя? Камикава качнул головой, отворачиваясь к наполовину занавешенному окну. Нет, это невозможно. Они не могли избавиться от этих колец — это было выше их сил, выше их человеческих возможностей. Не они нашли эти кольца — наоборот, кольца нашли их, либо сами, либо с чьей-то помощью. Избавиться от них можно было только одним способом — умереть. Но умирать Шики не хотел. И Нори тоже не хотела — он был в этом уверен. Дверь тихонько приоткрылась, и в палату проскользнул Ямамото. Шики даже не вздрогнул, лишь искоса взглянул на него и еле заметно кивнул в знак приветствия. Хранитель Дождя кивнул в ответ и осторожно опустился на край больничной койки, пристально вглядываясь в лицо лежавшей на ней девушки и не замечая, что Камикава так же пристально смотрит на него. Ямамото Такеши. Пожалуй, самый обычный парень, если, конечно, принадлежность к мафии и мастерское владение катаной можно назвать чем-то обычным. Шики был плохо знаком с Ямамото, но по рассказам сестры знал, что тот очень добрый, умный, улыбчивый и не в меру проницательный. И пока Нори воодушевлённо делилась с братом своими мыслями, он молча кивал и работал над её травмами, полученными на тренировках с добрым и улыбчивым Ямамото. Во время тренировок с этим парнем Шики не расслаблялся ни на секунду, несмотря на то, что был Хранителем Греха. Он владел мечом не так хорошо, как Такеши, и единственная ошибка могла дорого ему обойтись — хотя они тренировались без использования пламени, катана была намного острее его обоюдоострого клинка. После таких тренировок им неизменно приходилось просить помощи у Рёхея — так, кажется, звали Хранителя Солнца Савады, — и тот, жалуясь на то, что его нагло эксплуатируют, неизменно помогал им с ранами. Иногда к их тренировкам присоединялся другой мечник — Генкиши. Он был довольно замкнут, неразговорчив и всегда хранил мрачное спокойствие, но Шики это не волновало: он сам был таким же, и в этом плане Генкиши был ему гораздо ближе, нежели Ямамото. Этот человек мог драться четырьмя мечами сразу, его стиль был совсем не похож на стиль Такеши, и Камикаве, даже несмотря на преимущество в скорости, трудно было с ним совладать. Шики не хотелось этого признавать, но благодаря тренировкам с Ямамото и Генкиши он всё лучше и лучше управлялся с мечом. Он не учился, а словно вспоминал давно забытые навыки мечника — навыки, которыми когда-то владел его предшественник. Камикава не мог объяснить даже самому себе, как это происходило: он просто знал, что делать, когда его атакуют, и действовал подсознательно. Его стиль был совсем не похож на стиль Генкиши и стиль Шигуре Соэн, которым владел Ямамото: Камикава много крутил мечом, активно использовал отскоки, блоки и перекаты. С каждым разом двоим мечникам было всё труднее пробить его защиту. — Почему ты всегда сражаешься с мечом? — спросил на одной из тренировок Хранитель Дождя. — Разве у твоего оружия не две формы, как у Нори? Ямамото был прав: у его меча действительно была вторая форма. Но никто, кроме Нори и самого Камикавы, ни разу её не видел — на тренировках он всегда сражался исключительно мечом. — Вторая форма слишком… — Хранитель Гнева задумался, пытаясь подобрать слово. — Мощная, — наконец, произнёс он. — Ха-ха, заинтриговал, — улыбнулся Ямамото, поудобнее перехватывая катану. — Продолжим? К своему удивлению, Шики совсем не ненавидел Такеши. Он сам не знал, почему. Наверное, из-за того, что не видел смысла его ненавидеть — ведь того, что случилось, уже никак не исправить. Тем не менее Камикава почти не разговаривал с Ямамото, и тот в его присутствии чувствовал себя неуютно. Даже сейчас это было заметно. Решив, что пора бы немного прояснить ситуацию, Шики перевёл взгляд на окно и, потянувшись, произнёс: — Я тогда сильно погорячился. — Хранитель Дождя вздрогнул от неожиданности и настороженно на него покосился. Скрестив руки на груди, Камикава добавил: — Когда врезал. Извини. — Тебе не за что извиняться, — покачал головой мечник. Немного помедлив, он вдруг усмехнулся и продолжил: — Если бы я был на твоём месте, то, наверное, поступил бы так же. Но мне тогда стало легче, было на что отвлечься, так что всё в порядке. Честно говоря, я удивлён, что ты спустя столько времени об этом заговорил. — Не знал, с чего начать разговор, — отозвался Шики, закрывая глаза. От неяркого освещения и монотонного гудения медицинских приборов его неумолимо клонило в сон. — Хотя я, вообще-то, не шибко разговорчив. — Я заметил, — улыбнулся Такеши. Камикава ничего на это не ответил, и он, немного подумав, вдруг серьёзно спросил: — Почему ты всегда так спокоен? Камикава неохотно открыл глаза и уставился на Ямамото: тот смотрел на него с искренним недоумением и плохо скрываемым любопытством. Пару минут Шики молчал, размышляя, стоит ли отвечать на заданный вопрос, а после вздохнул и перевёл взгляд на окно. Начинало темнеть. Наверное, мама уже закончила работать и медленно плетётся домой. — Я ударил Нори, — неожиданно произнёс Хранитель Гнева. Он выглядел по-прежнему невозмутимым и спокойным, что никак не вязалось с его словами. — Психанул. Мне тогда было двенадцать, ей — восемь. Камикава покосился на Такеши: тот не выглядел удивлённым, просто молчал и выжидательно смотрел на него. Переведя взгляд обратно на окно, Хранитель Гнева вздохнул и закрыл глаза, воскрешая в памяти эпизод из детства, перевернувший всю его дальнейшую сознательную жизнь. — Шики, давай поиграем? Шики тяжело вздохнул, водя пылесосом по ковру. У него были свои игры — сходить в школу, убрать квартиру, сходить в магазин, сделать уроки, сходить на тренировку, приготовить поесть. У него было много дел, в отличие от сестры, которая после уроков и мытья посуды могла делать всё, что душе угодно. Пожалуй, он даже немного ей завидовал. — Ну Шики-и-и! — заныла девочка, нарезая круги вокруг брата и мешая тому пылесосить. — Убраться можно потом! Мне так скучно! — А мне весело, — процедил Шики, слишком тихо, чтобы его услышали. — Убраться надо сейчас, потом я пойду тренироваться, — уже громче сказал он. — И я останусь одна? — надулась Нори. — Да, — отрезал Шики. — И хватит ныть. Я приду через пару часов. Он знал, что Нори ещё маленькая и ей не хватает внимания. Но чем он хуже? Почему он должен тратить свободное время на сестру вместо того, чтобы потратить его на себя? Может, ему хочется не играть в дочки-матери, а поноситься с другими мальчишками на улице? Он уже не помнил, когда последний раз делал что-то для себя, а не для сестры: мать работала допоздна, и вся ответственность за мелкую лежала на нём. Поначалу было даже интересно, но теперь забота о младшей сестре ужасно его тяготила. Нори куда-то убежала, и Шики облегчённо вздохнул: наконец-то она не будет мешаться под ногами, и он сможет спокойно закончить уборку. Нагнувшись, он провёл пылесосом под маминой кроватью и, выпрямившись, почувствовал, что у него на голове что-то лежит. Ощупав загадочный предмет, Камикава понял, что это пластмассовая диадема. — Шики будет принцессой, — заявила Нори. «Да хоть королевой, только отцепись», — нахмурился он, спешно выходя из комнаты. Сестра снова куда-то упорхнула, и он с облегчённым вздохом поволок пылесос в гостиную. Но долго наслаждаться спокойствием ему было не суждено: Нори очень быстро вернулась и, подпрыгнув, накинула ему на плечи мамину шаль. — А теперь Шики похож на маму, — засмеялась она. Для Шики это стало последней каплей. — Да отстань ты уже! Девочка не устояла и с размаху шлёпнулась на пол. Дрожащей рукой дотронулась до горящей от удара губы, удивлённо расширила глаза и подняла взгляд на стоявшего перед ней брата. Тот смотрел на неё с высоты своего немаленького роста, и на лице у него было написано столько злости, что она испуганно замерла. Шаль медленно съехала с его плеч, упав перед Нори. — Только ноешь и под ногами мешаешься! Постоянно! Ты меня уже достала! — выпалил он, перекрикивая работающий пылесос. — Бесишь! Ненавижу тебя! Когда Шики сообразил, что только что сказал, Нори уже поднялась на ноги — медленно, неуклюже, всё ещё прикрывая рукой разбитую губу. К его удивлению, она не заплакала: только глаза влажно заблестели, а лицо приняло задумчивое и грустное выражение. Настолько грустное, что ему стало очень гадко от самого себя. Подняв с пола мамину шаль, девочка поджала губы и молча ушла. Шики оставалось только гадать, насколько больно он её ударил: ведь она была младше и слабее. Дальнейшая уборка прошла спокойно. Сестра не мешалась под ногами, не отвлекала его своей бесконечной болтовнёй и предложениями поиграть в её глупые игры. И хотя это было именно то, чего он так хотел, долгожданное спокойствие совсем его не радовало. Шики никак не мог выбросить из головы выражение её лица и её распухшую губу. С каждой секундой он всё отчётливей понимал, что переборщил, ударив Нори. Когда он закончил с мытьём полов, то почувствовал слабый тычок в спину. Обернувшись, Шики удивлённо уставился на сестру, которая с неловкой улыбкой протягивала ему плюшевого котёнка. Глаза у неё были все красные — похоже, она слишком увлеклась, когда вытирала слёзы. — А я тепя фсё вавно люплю, — заявила девочка, всучив ему котёнка. Говорила она невнятно из-за распухшей от удара губы. В уголке рта запеклась кровь. Камикава знал, что это за игрушка: мама подарила её Нори на день рождения, и она была буквально влюблена в этого котёнка, несмотря на то, что через месяц он изрядно полысел от постоянных тисканий. Эдакое нелепое, но по-своему бесценное детское сокровище, которым она дорожила. И это своё сокровище она только что без всяких сомнений отдала ему. Девочка уже хотела убежать, но брат резко схватил её за руку. Она зажмурилась и съёжилась, ожидая нового удара, но неожиданно почувствовала, что её крепко обняли. — Прости, — выдавил Шики, дрожащей рукой гладя её по голове. — Прости, что я тебя ударил. Я никогда больше… — Опефяеф? — недоверчиво уточнила малышка. — Обещаю. — И пофе не путеф на меня флиффа? — спросила она. — Постараюсь, — вздохнул парень. Отпустив сестру и присев перед ней на корточки, он отдал ей котёнка и добавил: — Но и ты веди себя хорошо. Пойдём, я приложу тебе лёд. Можно фруктовый. Нори радостно кивнула и, прижав к себе любимую игрушку, вприпрыжку побежала на кухню. А Шики, вытянув перед собой руку, уставился на свою ладонь. После всего случившегося он впервые подумал о том, что… — …что гнев — это отвратительно, — закончил Камикава. Открыв глаза, он вытянул перед собой руку и задумчиво уставился на кольцо Греха. — Гнев порождает только боль и ненависть. С тех пор я научился себя контролировать, но… Ямамото молчал. Он понимал, что до этого Шики вряд ли говорил с кем-то на эту тему, и решил дать ему выговориться до конца. Ведь старший Камикава был довольно замкнутым человеком, а такие люди, как правило, ни с кем не делятся своими проблемами. Такеши не был настолько замкнут, но прекрасно понимал, как тяжело держать всё в себе. Немного помолчав, Хранитель Гнева всё-таки договорил: — Однажды я… — он сжал руку в кулак, — так разозлился, что был готов на убийство. Если бы не Нори, я бы этих… — Я понимаю, — кивнул Хранитель Дождя. — Можешь не продолжать. Шики покосился на него и замер. Во глазах Ямамото он увидел столько понимания и затаённой бессильной злости, что даже растерялся на несколько секунд. Придя в себя, он посерьезнел и впился в него таким тяжёлым взглядом, что Такеши еле поборол желание отвернуться. — Она тебе рассказала? — Нет, — качнул головой мечник. Он сразу понял, о чём речь, но ему трудно было подобрать слова, чтобы объяснить Шики, откуда он узнал самую страшную тайну его сестры. Поразмыслив немного, он заговорил: — Иногда Нори странно себя вела, и поначалу я не понимал, в чём дело. Но когда мы тренировались, у неё случился приступ, паническая атака или что-то вроде того. Я никогда не видел, чтобы кому-то было так страшно. Когда она пришла в себя, то… — он замялся и неловко почесал макушку, — ну, до меня и так дошло, но она всё равно рассказала. Шики так пристально смотрел на него, что Хранитель Дождя не выдержал и всё-таки отвернулся, уставившись на Нори. Разговор сам собой сошёл на нет, и какое-то время они просидели во взаимном молчании, пока Камикава вдруг не заговорил: — Знаешь, я от тебя не в восторге, но ты вроде ничего. Надеюсь, ты меня понял. — Ха-ха, вроде того, — усмехнулся Такеши. — Я рад, что в её жизни появился кто-то, кроме меня, кому она может доверять, — задумчиво произнёс Шики, переводя взгляд на сестру. — До знакомства с тобой у неё не было друзей. — Знаю, — вздохнул Ямамото. — Она сначала даже не поверила, что не интересует меня как девушка. Решила проверить. — Ну, знаешь ли, — фыркнул Камикава, — я и сейчас не шибко в это верю. — В смысле? — нахмурился Такеши. Шики беззвучно усмехнулся и уставился в окно, решив оставить его вопрос без ответа. Этот парень приходил сюда каждый день независимо от обстоятельств, иногда на пару минут, иногда на пару часов. Делился с его сестрой новостями или молча сидел рядом, задумчиво хмурясь и осторожно гладя её по руке со введённым в вену катетером. По мнению Камикавы, Такеши либо жутко тормозил, либо был идеальным другом. В последнее ему верилось с трудом. — Ладно, я пойду. — Поднявшись на ноги, Шики взял с пола спортивную сумку и направился к двери. Сняв с вешалки пальто, он обернулся на Ямамото. — Остаёшься? Ямамото кивнул, и Камикава, махнув рукой на прощание, молча вышел в коридор. Закрыв дверь, он перекинул сумку через плечо и неторопливо двинулся к выходу из отделения. Стоявшие по бокам от дверей внушительные мафиози, переодетые во врачей, проводили его внимательным взглядом из-под нахмуренных бровей. Выйдя из больницы, Камикава наткнулся на Дино и Тсуну с компанией, которые шли навестить его сестру. На этот раз с ними был Мукуро, который был всё таким же исхудалым, но всё-таки выглядел заметно лучше и живее. Несмотря на общее приподнятое настроение Савада был каким-то напряжённым, что не укрылось от Шики. Выдержав экстремальное хлопанье по спине от Рёхея и сухо обменявшись приветствиями с остальными ребятами, он схватил Десятого за рукав и под неодобрительное бурчание Гокудеры отвёл в сторонку. — Какие-то проблемы? — спросил Хранитель Гнева. Он уже знал, что из-за родства с Первым Вонголой Тсуна обладает невероятной интуицией, поэтому был почти уверен, что этот паренёк почувствовал что-то нехорошее. И не ошибся. — Мне в последнее время неспокойно рядом с Нори-сан, — спустя минуту напряжённого молчания произнёс Савада. — Думаю, с ней может что-то случиться. — Она под круглосуточным присмотром врачей, — нахмурился Шики. — Что с ней может случиться? — Не знаю. Понимаете, если мне что-то кажется, то всегда не просто так. Но я, к сожалению, не чувствую ничего конкретного, — покачал головой Тсуна. — Я попрошу, чтобы за ней лучше смотрели. Интуиция никогда меня не подводила. Шики на это только кивнул и, попрощавшись, пошёл своей дорогой. Тсуна проводил его взглядом до поворота и пошёл обратно к друзьям, ждавшим его у входа в больницу. За пару минут его отсутствия Хаято в очередной раз успел погрызться с Мукуро, что было неудивительно: в конце концов, эти двое временно проживали вместе и, мягко говоря, были не в восторге друг от друга. Едва Савада подошёл к ним, как услышал восклицания Гокудеры: тот возмущался, что Кен и Чикуса заходят к нему домой каждый день, чтобы увидеться со своим любимым Мукуро-сама. — Ну что, пойдём? — спросил Тсуна прежде, чем Рокудо успел ответить на претензии Хаято. Переглянувшись, ребята проследовали ко входу в больницу. В палате они встретили Ямамото: тот сидел на краю койки и держал девушку за холодные пальцы. Услышав, как открылась дверь, он тут же отдёрнул руку и приветливо улыбнулся вошедшим в палату друзьям. Никого это не удивило: мечник всё свободное от тренировок и школы время проводил с Нори. Из-за стены неожиданно раздался возмущённый голос Леви: похоже, Вария решила навестить лежавшего в соседней палате Скуало, и Фран снова решил поиздеваться над своим боевым товарищем. Савада вздохнул и уже хотел что-то сказать своим друзьям, как в палату зашёл Занзас, за спиной которого маячили Фран, Бельфегор и Леви. Мафиози настороженно наблюдали за тем, как он подходит к койке и вглядывается в умиротворённое лицо Саданори. — Без изменений? — наконец, спросил мужчина, даже не поздоровавшись. — Без, — осторожно подтвердил Тсуна. — А что такое? — Девятый интересовался этой девкой, — отозвался Бельфегор, закрывая дверь перед самым носом Леви, оставляя того в коридоре. — Спрашивал о её состоянии. — Зачем это? — нахмурился Дино. — Может быть, он беспокоится, потому что сначала отдал приказ её убить, — предположил Хаято, — и теперь отчасти чувствует себя виноватым. Занзас уже хотел что-то сказать, но у Савады неожиданно зазвонил телефон. Посмотрев на дисплей, он поднял растерянный взгляд на друзей. — Это Девятый. — Врубай громкую связь, — безапелляционным тоном произнёс босс Варии, подходя к Тсуне. — Этот старый хер какой-то мутный в последнее время. Савада поколебался пару секунд, но всё же ответил на звонок и включил громкую связь. Мафиози затаили дыхание и приготовились слушать. — Здравствуй, Тсунаёши-кун, — проскрипела трубка голосом Тимотео. — Здравствуй, Девятый, — вежливо поздоровался парень, переглянувшись со вставшим рядом Занзасом. — Что-то случилось? Вы что-то выяснили? — К сожалению, ничего нового пока неизвестно, — досадливо вздохнула трубка. — Я звоню тебе по другому поводу, очень важному, Тсунаёши-кун. Раз в несколько лет необходимо проверять состояние колец Вонголы. Сейчас, как ты понимаешь, это необходимо, как никогда: наш враг невероятно силён. Вы с ребятами должны отложить свои планы и приехать в Италию. — В Италию? — нахмурился Тсуна. В груди что-то ёкнуло, и его охватило будоражащее волнение. — На пару дней, — прокряхтела трубка. — После вы вернётесь в Японию. — Отказываюсь. Тсуна сам не ожидал, что его голос прозвучит так резко и мрачно. Слушая тишину в трубке, он толком не мог объяснить даже самому себе, почему пошёл наперекор Девятому. — Тсунаёши-кун, ты отказываешься подчиниться моему приказу? — вкрадчиво уточнила трубка. — Отказываюсь, — всё так же мрачно повторил Савада. Умом он понимал, что это может плохо кончиться, но внутренний голос буквально надрывался, предупреждая об опасности, кричал, что нельзя ехать в Италию. Вот только в чём заключалась опасность, Тсуна не понимал. Впрочем, задуматься над этим он и не успел. — Не забывай, что на данный момент боссом являюсь я, — напомнил Тимотео, — и неподчинение мне означает предательство. Ты уверен в своём решении? — Уверен. Голос Тсуны не дрогнул. Несмотря на открытое предупреждение в словах Девятого, ему было совсем не страшно. Он чувствовал, что поступает правильно. — В таком случае я лишаю тебя права наследовать титул босса семьи Вонгола. Данное право я официально закрепляю за Занзасом. Я благодарен тебе за все твои заслуги, Тсунаёши-кун, но одного тебе всё-таки не хватает — уважения к старшим. Послышались гудки. Тсуна сбросил вызов и поднял ошарашенный взгляд на друзей. Все были так шокированы, что пару минут молча таращились друг на друга, не в силах вымолвить и слова. Наконец, тишину прервал нервный ши-шикающий смешок Бельфегора. — Поздравляю, босс, — монотонно произнёс Фран. — Теперь вы будете целыми днями сидеть в душном кабинете и разбирать макулатуру. Можно, я буду вашей секретаршей? — Заткнись, мелочь, — рявкнул Занзас, которого, похоже, решение Девятого не особо обрадовало. Мальчик изобразил испуг и спрятался за довольно улыбающегося Бела. — Старик окончательно поехал? Что за ебалу он несёт? Церемония наследования прошла несколько лет назад! — нахмурился босс Варии. Переведя тяжёлый взгляд на ошарашенного Тсуну, он искривил губы в усмешке и добавил: — Блять, да он бы скорее застрелился, чем отдал мне грёбаный титул! — Это точно, — выдавил Хаято. — А что с процедурой по проверке колец? — нахмурился Каваллоне. — Никогда о ней не слышал. — Я тоже, — мрачно отозвался Занзас. Раздался робкий стук в дверь, но он не обратил на это внимания. — Говорю же, старый хрыч совсем мутный. — Учитывая то, что ты непрямой наследник и кольца Вонголы тебя отвергли… — задумчиво протянул Мукуро, игнорируя убийственный взгляд босса Варии, — это действительно странно. — Заткнись, хохлатый, все и без тебя уже поняли, что творится какой-то лютый пиздец, — огрызнулся Занзас. — Ещё слово, и медики будут отмывать твои гнилые мозги от стен. Прежде, чем иллюзионист успел как-либо отреагировать, в дверь снова постучали, и босс Варии, безумно сверкнув глазами, открыл её так резко, что та чуть не вылетела из петель. Стоявший на пороге Леви, как ни странно, даже не вздрогнул: вместо этого он заглянул в палату, но, вспомнив, что его в любую секунду могут прибить, быстро заговорил: — Босс, мне крайне неудобно отрывать вас от важного… — Не мямли, — процедил Занзас. — Капитан очнулся, — послушно отрапортовал Леви. Переглянувшись, мафиози наперебой рванули в соседнюю палату. Возле койки сидел беспокойно верещавший Луссурия, которого Занзас сразу схватил за шкирку и отпихнул в сторону. Усевшись на освободившийся стул, босс Варии раздражённо нахмурился, когда за его спиной встали Дино и всё ещё пребывавший в прострации Тсуна. Впрочем, общее внимание с Савады мгновенно переключилось на лежавшего на койке Скуало, который с трудом повернул голову к Занзасу и тут же попытался что-то сказать, но вместо слов с его губ сорвалось лишь нечленораздельное мычание. — Ши-ши, капитан стал овощем, — усмехнулся Принц, честно пытаясь изобразить сочувствие. — А вы, Бел-семпай, только и ждёте шанса стать боевым капитаном, — протянул Фран. — Но не забывайте, что босс будет грузить вашу королевскую персону некоролевской работой. Вы будете присматривать за всей организацией, контролировать рядовых, смотреть за порядком… — Звучит неплохо, — мечтательно улыбнулся Бел. — А ещё босс будет кидать в вас тяжёлыми предметами, и рано или поздно вы станете таким же овощем, — безжалостно добавил мальчик. Улыбка сползла с лица Принца, и он, кашлянув в кулак, покосился на Скуало: тот смотрел на него так, что сразу становилось ясно — мечник понял всё до единого слова, а значит, до овоща ему было далеко. — Видимо, он просто не может говорить, — примирительно заметил Дино. — Надеюсь, это временно. Пока он приходит в себя, давайте подумаем, что нам теперь делать. — А что ты собрался делать, Каваллоне? — уточнил босс Варии, безуспешно пытаясь скрыть раздражение за наигранным интересом. — Приказы Девятого не обсуждаются. Если он сказал, что этот мусор вне игры — значит, он больше не имеет никакого отношения к Вонголе. — Переведя взгляд на Тсуну, он со злой иронией продолжил: — Будет спокойно проживать свою жалкую жизнь в этой идиотской стране, работать по часам и гулять под ручку с женой. Чего ты такой бледный, Савада? Такой забитый шкет, как ты, наверняка мечтает именно об этом. Теперь ты счастлив, уёбок? — Я не… — выдавил Тсуна. — Да, ты не такой идиот, чтобы поверить, что для тебя всё так легко кончится, — кивнул босс Варии. — Я бы с радостью пристрелил тебя к херам собачьим… — Ребята напряглись, и он с сарказмом добавил: — Но я сегодня добрый. У меня же, блять, праздник. — Вы не слишком рады, босс, — флегматично заметил Фран. — Занзас прав, — вздохнул Дино прежде, чем босс Варии успел объяснить Франу, почему он не слишком рад. — Приказы Девятого не оспариваются. Не хочется этого признавать, но… — Теперь всё стало ещё сложнее, — закончил за него Гокудера, который тоже пока не до конца пришёл в себя. — Ку-фу-фу, как легко вы сдались, — усмехнулся Мукуро. Поймав на себе растерянный взгляд Тсуны, он продолжил: — Дон Тимотео всегда был на стороне Савады Тсунаёши. В последнее время его отношение к наследнику резко переменилось не в самую лучшую сторону, и вряд ли это произошло без веских причин. Напоминаю, Примо Вонгола намекал на то, что Тимотео может быть одержим. Теперь подумайте, зачем дону, точнее, овладевшему им демону делать такой шаг? — Убить Саваду, — тут же сообразил Бел. — Он отказался ехать в Италию со своими Хранителями, значит, лично прикончить их у демона не выйдет. Он мог подумать, что наш босс, унаследовав титул, убьёт Саваду, а после перебьёт всех его Хранителей. — Но зачем демонам избавляться от Тсуны? — нахмурился Рёхей. — Видимо, им кажется, что отобрать кольца Вонголы у Варии будет проще, чем у нас, — пожал плечами Ямамото. — Не дождутся, — с трудом выдавил Скуало. Общее внимание тут же переключилось на него. — Что, уже хоронить хотели? — усмехнулся мечник. Он запинался, говорил тихо и не очень разборчиво: заплетался язык. — Хрен вам… на лопате… — Ещё раз снюхаешься с демоном — похороню тебя лично, — мрачно пообещал Занзас. Суперби молча окинул столпившихся в палате мафиози рассеянным взглядом, а после уставился в потолок. Кажется, он до сих пор не мог поверить в то, что его разум больше не одержим, и он снова стал хозяином своему телу. Спустя пару минут напряжённого молчания Скуало, наконец, сказал: — Да, наделал я дел… — Это не ваша вина, Скуало-сан. Вас контролировал демон, — нахмурился Тсуна, который уже немного очнулся от шока. — Простите, что нам пришлось… — Завали, Савада, — поморщился Суперби. — Глаз — не рука. Мечом махать смогу. — Простите, — серьёзно повторил парень. Мечник на это только тяжело вздохнул и попытался сесть, но безуспешно. Фран хотел помочь, но он раздражённо нахмурился и, кое-как сев самостоятельно, выдернул из вены катетер. Было видно, что каждое движение даётся Суперби с трудом, но он не утратил былой гордости и не хотел выглядеть слабым, даже лишившись глаза и находясь в больничной палате. — Рассказывай, — потребовал Занзас. — Босс, он ещё не до конца… — начал был Луссурия. — Насрать, — процедил мужчина, впившись цепким взглядом в лицо Скуало. — Если может трепать языком — пусть треплет. По делу. — Ему будет проще отвечать на вопросы, нежели формулировать содержательный рассказ, — заметил Мукуро. — Сам тогда и спрашивай, — процедил Занзас. — Ты же спец по всякой адской хераборе. — Как и когда тобой овладел демон? — спросил иллюзионист у Скуало, проигнорировав последнюю фразу в свой адрес. — Можешь вспомнить? — Плохо помню, когда… — покачал головой Суперби. — Это случилось не сразу. Несколько месяцев назад я… Просто стал замечать за собой что-то странное. Как будто мои мысли… были не моими. Я решил, что это из-за усталости, но… Потом я резко оказался на втором плане. — На втором плане? — нахмурился Рёхей. — Я видел, слышал, ощущал запахи, но… Не мог контролировать своё тело. Стал наблюдателем. А эта тварь… — Серый глаз мечника полыхнул яростью, и он сжал кулаки, — заменила меня. Переняла мой характер, овладела моими воспоминаниями… Навыками… Всем. — Когда? — нахмурился Занзас. — Сентябрь, — неуверенно ответил Суперби. — Где-то в конце. — Всё это время ты был в сознании? — уточнил Рокудо. Скуало кивнул. — Значит, ты делил с демоном не только тело, но и мысли? — Частично, — снова кивнул мечник. — Можешь вспомнить, о чём думала Жадность? — напрямую спросил иллюзионист. — Наверняка у тебя остались какие-то воспоминания. — Я плохо пом… — Акула, напряги мозг, или что там от него осталось, — раздражённо оборвал его Занзас. — Мы по уши в дерьме. Напрягись и вспомни. Скуало задумчиво нахмурился, опустив взгляд на свои руки. Мысли путались, он всё ещё не очень хорошо соображал, но слова босса немного привели его в себя. Он, наконец, понял, что сейчас от него многое зависит. Если у него получится вспомнить хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь самую незначительную мелочь… Мечник долго молчал, и никто не решался нарушить окутавшую кабинет тишину. Воздух в помещении полнился таким напряжением, что его, казалось, можно было сжать в кулак или разрезать ножом. Наконец, Скуало заговорил — так же медленно и неуверенно, как в его памяти всплывали обрывки воспоминаний: — Она хотела обмануть вас. — Мафиози беспокойно переглянулись: слова, сказанные Жадностью на допросе, подтвердились. — Запутать… Отвлечь внимание… — От чего? — жёстко уточнил Занзас. — Заткнись, босс, я… пытаюсь вспомнить, — огрызнулся мечник, по-прежнему запинаясь. В кабинете снова установилась тишина, но на этот раз ненадолго. Через пару минут Скуало задумчиво продолжил: — Помню, что у неё были указания… действовать согласно плану и не выдавать себя. Но эта тварь не удержалась и решила… захапать себе кольцо Дождя. — От чего она нас отвлекала? — почти по слогам повторил вопрос Занзас. Скуало покачал головой, и ребята притихли в ожидании очередного приступа ярости со стороны босса Варии. Но тот, к их удивлению, только обречённо вздохнул и уточнил: — Старик имеет к этому какое-то отношение? — Старик? — не понял Скуало. — Девятый, — процедил Занзас. — А, — рассеянно кивнул мечник. — Прости. Хреново… соображаю. — Босс, думаю, мы сейчас от него ничего не добьёмся, — осторожно вклинился в диалог Луссурия. — Он долго был без сознания, ему нужно прийти в себя. Хотя бы пару дней… — Как раз наоборот, — отозвался Мукуро. — Сейчас он ещё не до конца утерял нить, связывающую его с демоном. Через пару дней он уже не сможет ничего вспомнить. Я могу попробовать пробиться к его воспоминаниям через иллюзию, но это может плохо для него кончиться. — Не надо, — решительно заявил Ямамото. — Скуало и так много пережил. — Тсуна, ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг спросил Дино. — Ты какой-то бледный. — Блять, а каким он должен быть, Каваллоне? — усмехнулся босс Варии. — Он в ахуе. Пусть перезагрузится. Тсуна никак не отреагировал на слова Занзаса: сейчас всё его существо заполнило предчувствие чего-то очень нехорошего. Он был так взволнован, что у него на пару секунд потемнело в глазах. Скоро случится что-то плохое. Или уже случилось? Сердце заколотилось так бешено, что парень задохнулся и невольно схватился за горло. — Савада? — настороженно позвал его Рёхей. Тсуна перевёл на него лихорадочно блестевшие глаза, и он осторожно спросил: — Что-то случилось? — Я… — Парень снова задохнулся и судорожно сглотнул ком в горле. — У меня плохое… Прежде, чем он успел договорить, у него зазвонил телефон. Засуетившись, Савада ответил на звонок и, дав знак, что скоро вернётся, торопливо вышел из палаты. Едва дверь за ним закрылась, как Скуало медленно произнёс: — Гордыня. — Гордыня? — нахмурился Луссурия. — В голове крутится: «Гордыня», но не могу больше ничего вспомнить. — Мечник с досадой потёр переносицу. — В башке каша. Будто бухал неделю. — Вы пытались, капитан, — попытался подбодрить его Фран. — Возможно, часть воспоминаний была утеряна после того, как демон покинул его тело, — покачал головой Мукуро. — В таком случае моё предложение залезть к нему в память теряет смысл. — То есть, — хмыкнул Занзас, — мы не узнаем, замешан ли старик в… — Это уже неважно, — перебил его вернувшийся в палату Тсуна. Говорил он чётко, негромко и настораживающе спокойно. Прикрыв за собой дверь, Савада прислонился к ней спиной, скрестил руки на груди и медленно поднял на товарищей отрешённый взгляд. В его молчании ощущалось что-то, отчего всем стало не по себе. — Мне звонил отец, — наконец, добавил парень. — Тсуна, что… — заикнулся Дино. — Девятый застрелился.