«Из всех видов жестокости я считаю самым ненавистным тот, который надевает на себя маску милосердия». Ч. Фокс
Месяц пролетел для Вонголы быстро и незаметно, во многом благодаря тому, что все взяли пример с усердно трудившегося над собой Такеши: Тсуна возобновил тренировки с Реборном, Хаято тренировался в одиночестве, а Рёхей — с Колонелло. Хибари, как всегда, был занят работой, но Дино ежедневно плакался Тсуне о том, что Кёя замучил его продолжительными спаррингами. Правда, это была мелочь по сравнению с тем, что ему рассказал Рёхей. Хром снова на время переехала к семье Сасагава, так как от Кокуё до школы Намимори было слишком далеко. Рёхей был не против того, чтобы подруга его сестры пожила с ними… Но его конкретно достали визиты Хранителя Тумана. Под покровом ночи коварный иллюзионист тайно просачивался в комнату к Хром и сидел там почти до самого рассвета. Впрочем, старший Сасагава спалил его уже через неделю, о чём поведал Тсуне во всех красках. — Спускаюсь ночью в коридор, слышу какую-то возню на кухне, заглянул — а там Мукуро в пижаме сидит и пьёт чай. Пьёт чай, понимаешь!? В пижаме! На нашей кухне! И ещё так весело посмотрел на меня и экстремально нагло поздоровался. Я сначала подумал, что мне почудилось, но когда я возвращался, он уже поднимался по лестнице наверх. Обернулся на меня, сказал, что это мне кажется, превратился в фею и испарился. А потом я полночи не мог заснуть, потому что в соседней комнате кто-то куфуфукал. Савада, я ничего не имею против Мукуро, но если я его ещё раз увижу в своём доме, клянусь, я побрею его налысо во имя экстрима! Савада знал, что тараканов из головы Хранителя Тумана ничем не вытравить, даже дихлофосом, и ему оставалось лишь сочувственно похлопать Рёхея по плечу. Тсуна давно подозревал, что Мукуро неровно дышит к Хром, и если Хром сейчас живёт у Рёхея, то ему никуда не деться от визитов иллюзиониста, и не потому, что тот любит пошутить: просто он беспокоится о своей девушке и не хочет оставлять её одну. Десятый не видел в этом ничего странного: в конце концов, он тоже переживал за Киоко, но, в отличие от Мукуро, доверял Рёхею и знал, что тот сможет её защитить. Так что наиболее странным Тсуна находил поведение другого своего Хранителя. Хибари был по-прежнему пугающим и необщительным, много тренировался с Дино, на что тот не уставал жаловаться, но Савада чувствовал, что что-то в нём изменилось. Он готов был поклясться, что несколько раз видел, как Кёя вполне мирно переговаривался с Хисаей, а однажды столкнулся с ними, когда они вместе выходили из школы и рьяно о чём-то спорили. Тсуну чуть инфаркт не хватил от страха, но Хибари, вопреки его ожиданиям, даже не стал доставать тонфа и просто прошёл мимо. У Десятого случился когнитивный диссонанс, и Реборну пришлось несколько дней отпаивать его травяным отваром. Конечно, Тсуне и его друзьям было любопытно, как Хисае удалось сойтись с нелюдимым Хранителем Облака, но они прекрасно понимали, что лучше в это дело не лезть. В конце концов, им ещё хотелось пожить. Ноябрь подходил к концу, ежедневно одаряя Намимори лёгкими заморозками, но деревья всё ещё не хотели расставаться с яркой листвой. Волнение от встречи с вендиго немного улеглось, убийств больше не было, но мафиози не ослабляли бдительности, а Вария продолжала прочёсывать город в поисках Хранителя, на должность которого уже имелась кандидатка. Тсуна к рассказу Ямамото о способностях Нори отнёсся спокойно, а вот Рёхей не переставал удивляться тем травмам, с которыми к нему обращался Такеши. Однако опасности от Камикавы Савада, к сожалению Гокудеры и к ещё большему удивлению Рёхея, не чувствовал. Гораздо больше Десятого волновала другая проблема: он до сих пор не поговорил с Хару насчёт Киоко. Его друзья об этом знали и, конечно же, всеми силами старались поддержать. В субботу Тсуна, наконец, решился на откровенный разговор с подругой. Об этом он заявил, когда вместе с Гокудерой, Рёхеем и Энмой был в гостях у Ямамото. Сидя в его комнате, они обсуждали последние городские новости, но Савада неожиданно заговорил совсем о другом: — Ребята, а как лучше… — Да просто скажи ей всё, как есть, Десятый, — в который уже раз повторил Гокудера. Ему было жаль своего босса, который никак не мог сделать шаг вперёд. — Это неизбежно, пойми. — Осьминожья башка экстремально прав, — кивнул Сасагава. — И будет лучше, если Хару узнает обо всём от тебя, а не от кого-то другого, — добавил Энма. Тсуна окончательно сник. Как же он не хотел этого делать… «Но ребята правы. Это неизбежно. И лучше действительно рассказать самому», — тягостные размышления прервал неожиданный хлопок по плечу. Вздрогнув, Савада поднял голову и тут же встретился взглядом с Ямамото. — Тсуна, она поймёт. — В голосе мечника было столько уверенности, что Десятый невольно ему поверил. На душе сразу стало легче от взгляда добрых ореховых глаз Такеши. Потрепав Тсуну по плечу, он убрал руку и неожиданно добавил: — Кстати, скоро должна прийти Нори, и мне нужно… — Молиться, — раздался со стороны двери загробный голос. Все пятеро вздрогнули и уставились на дверной проём, в котором стояла Камикава. Зловеще усмехнувшись, она окинула комнату внимательным взглядом и опустила его на парней, замерших, как кролики перед удавом. — Привет, — хором протянули они, придя в себя. Тсуна затаил дыхание: взгляд холодных голубых глаз был прикован к нему. И в который раз он не почувствовал ни опасности, ни страха. Но в душе зародилось что-то вроде благоговения перед той статностью и силой, которую Савада чувствовал в этой девушке. Неожиданно она переменилась в лице и вполне дружелюбно заговорила: — И вам не хворать. Ямамото, ты нас познакомишь? — Нори взглянула на Энму, который спрятал глаза под чёлкой. — А то как-то неловко. — Ну, с семпаем и Гокудерой вы уже знакомы… — протянул мечник, нервно покосившись на мрачного подрывника. Тсуна и Энма вопросительно уставились на Такеши, но тот не стал ничего пояснять и указал рукой на Десятого. — Это Савада Тсунаёши, а рядом с ним Козато Энма. — Камикава Саданори, можно просто Нори. — Девушка улыбнулась. — Будем знакомы. — Ямамото о тебе рассказывал, Нори-сан. — Тсуна улыбнулся ей в ответ. — Рад знакомству. — А чего рыжик молчит? — Камикава покосилась на Энму, который съёжился под её пристальным взглядом. — Я такая страшная? — Он стесняется. — Тсуна улыбнулся, глядя на друга. Ему сразу вспомнился тот день, когда Энму перевели к ним в класс: тогда он вёл себя точно так же. — Но, думаю, вы поладите. — Конечно, иначе и быть не может! — Нори улыбнулась ещё шире, но тут же помрачнела и бросила на Такеши убийственный взгляд. — Если через пять минут не будешь в додзё — пришибу. Хаято хотел было что-то сказать, но Камикава уже ушла: было слышно, как она торопливо спускается вниз по лестнице. Хранитель Дождя нервно рассмеялся и начал подниматься на ноги. — Слышь, Ямамото… — неожиданно тихо заговорил Гокудера. — Ты уже месяц ничего не можешь выбить из этой девки. Не проще ли просто всем вместе её скрутить и… — Нет, — оборвал его Тсуна. Нахмурившись, он задумчиво добавил: — Я не чувствую в Нори-сан врага. Поэтому давайте просто поверим в Ямамото и подождём ещё немного. — Я не вправе оспаривать твоё решение. Но своего мнения об этой женщине я не изменю. «Пусть Гокудера думает, что хочет… — подумал Тсуна, обеспокоенно глядя на дверь, за которой скрылась Камикава, — но не стоит делать своим врагом того, кто может оказаться другом». — Мне тоже нужно идти. Ну, вы поняли… — Вздохнув, Десятый поднялся на ноги и сжал через ткань штанов мобильник, лежавший в кармане. — Сегодня будет тяжёлый день.__________________________
Вот уже полчаса Хару стояла у ворот школы Намимори и трепетно прижимала к груди небольшую дамскую сумочку. Сегодня она хотела сходить в библиотеку, но звонок Тсуны заставил её моментально поменять планы. Ведь Савада не каждый день просил Хару о встрече. Точнее, сегодня он попросил её об этом впервые. От этого сердце девушки то и дело замирало. — Привет. — Вздрогнув от неожиданности, шатенка обернулась и увидела Тсуну, который, встретившись с ней взглядом, тут же отвёл его куда-то в сторону. — Извини, что опоздал. Дела. На самом деле никаких дел у Савады не было: он просто в панике метался по городу и думал, что сказать девушке, которая явно не ожидала от него ничего плохого. Тсуна прекрасно понимал, какую боль причинят Хару его слова, но при этом он также понимал, что по-другому не получится. Поэтому он собрал всю свою волю в кулак и поднял глаза на Миуру. — Ничего, я рада, что ты пришёл! — Она воодушевлённо улыбнулась. — Куда пойдём? — Вперёд. Тсуна тоже улыбнулся, но Хару его улыбка показалась какой-то вымученной. Не подав виду, она позволила ему взять себя за руку и пошла вперёд по тротуару. Савада молчал, и с каждым шагом девушке всё больше казалось, что он позвал её совсем не на свидание. Когда они дошли до парка, она не выдержала и уже хотела спросить, в чём дело, но Тсуна заговорил первым. — Знаешь, Хару… Я хотел с тобой поговорить. Это очень важно. Рука Савады дрожала, и Миура даже не подозревала, почему. Неожиданно он крепче сжал её пальцы, остановился и встал напротив неё. От взгляда Тсуны девушке стало не по себе, читавшиеся в нём серьёзность и мрачность давили на неё. — Я долго не мог заставить себя, но… — Его голос звучал глухо и надтреснуто, будто он раскрыл рот впервые за много-много лет. Собравшись с мыслями, Десятый уже увереннее продолжил: — Я знаю, что нравлюсь тебе, и ценю твои чувства. Было глупо игнорировать твои намёки, но я не мог рассказать тебе правду. Я боялся, что ты от меня отвернёшься… боялся потерять друга. Но сейчас… Хару показалось, что земля уплывает у неё из-под ног. Это было совсем не то, что она ожидала услышать. Совсем не этого она так хотела на протяжении нескольких лет. Почувствовав, как Тсуна бережно накрыл её запястье второй рукой, девушка опустила взгляд на его пальцы. Ей не хотелось слушать, что он скажет, но надежда на лучшее всё ещё её не покидала. Может быть, Тсуна просто собирается переехать в другую страну? В Италию? Или не хочет подвергать её опасности? Или… — Я люблю Киоко. — Миура вскинула на него странно заблестевшие глаза. — Я люблю её очень давно, уже десять лет. И так получилось, что она тоже давно меня любит. Мы встречаемся. — Заметив, как удивление во взгляде Хару сменяется отрешённостью, Тсуна тяжёло вздохнул. — Я не могу больше заставлять тебя ждать впустую. Конечно, тебе неприятно слышать такое… — Почему она не сказала? — тихо перебила его девушка. Тсуна замер, потрясённо наблюдая за тем, как её карие глаза наполняются слезами. — Почему Киоко-тян ничего мне не рассказала? — Потому что она очень боится тебя потерять. Киоко решила уступить меня тебе. О моих чувствах, как ни странно, никто из вас не подумал. — Хару вздрогнула от этих слов, как от пощёчины, но Десятый переборол себя и продолжил: — Она не может выбирать между мной и тобой. А я не могу выбирать между тобой и Киоко. Понимаешь? Я люблю вас обеих, но её — как девушку, а тебя — как друга. Очень хорошего, преданного и доброго. Киоко тоже тебя любит и… — Тогда почему она ничего мне не сказала? — По щекам Хару покатились слёзы, но она, казалось, совсем этого не замечала. — Разве не нужно говорить правду тем, кого любишь? Небо окончательно посерело, в воздухе уже ощущался запах готового обрушиться на город дождя. В чём-то Хару определённо была права, но полностью согласиться с её словами Тсуна не мог. Во многом потому, что сам не мог открыть ей правду несколько лет, и только сейчас решился на этот серьёзный шаг. Немного поразмыслив, он произнёс: — Порой трудно сказать правду тому, кто тебе дорог. Особенно, если она может причинить этому человеку боль. Но всё-таки лучше, если он узнает правду именно от тебя, а не от кого-то другого. Хару молча высвободила руку из его пальцев. Тсуна чувствовал, что его взгляд причиняет ей ещё большую боль, чем сказанные слова. Лучше бы ударила, накричала, выплеснула все чувства, которые так силится сдержать! Ведь он выдержит, и Хару станет хоть немного легче… Но Тсуна знал, что она не позволит ему увидеть себя такой слабой. Миура изменилась с тех пор, как узнала о его мафиозной жизни. Всегда улыбалась, ярко и жизнерадостно, потому что понимала: все её проблемы — ничто по сравнению с проблемами Тсуны и его Хранителей. И даже если Савада считал иначе, Хару невозможно было переубедить. В конце концов, она очень упрямая и всегда стоит на своём. Даже если для неё самой это будет означать непонимание или одиночество. — Спасибо, что рассказал. Правда, я… — Девушка улыбнулась так, что у Тсуны защемило сердце. Её хотелось обнять, утешить, успокоить, но Савада прекрасно понимал, что сейчас на эту роль он подходит меньше всего. — Я очень тебе благодарна. И совсем не злюсь. Ни на тебя, ни на Киоко-тян. Мы же друзья. И если это всё, что ты хотел мне сказать… Я пойду? — Я тебя провожу. — Десятый видел, что Хару держится из последних сил, и не хотел оставлять её одну: мало ли, что ей в голову взбредёт. Но Миура лишь слабо мотнула головой и попятилась. По асфальту застучали первые капли. — У тебя нет зонта. Хару судорожно дёрнула уголками губ, улыбнулась ещё шире. У Тсуны ведь тоже нет зонта — он просто ищет предлог не оставлять её одну. Такой добрый, но в то же время жестокий. Ведь сейчас ей так необходимо побыть одной… — Не смей за мной идти. Прежде, чем Савада вник в эти слова, девушка сорвалась с места. Она бежала так быстро, как только могла. Холодные капли дождя закрадывались под кофту, хлестали по мокрым от слёз щекам, пропитывали волосы, грудную клетку разрывало от боли, но Хару было всё равно. Она чуть не попала под машину, врезалась в какую-то незнакомую женщину, пару раз упала, разодрав колени в кровь, но продолжала бежать. Быстрее, дальше от парка… Дальше от всего этого. Она не запомнила, как добралась до дома. Пустого, впрочем, как и всегда: родители были на работе. Сбросив хлюпавшие водой сапоги, Хару уронила сумку на пол и поплелась к себе в комнату. Но так до неё и не дошла: споткнулась и растянулась на лестнице, больно ударившись о ступеньку. Понимая, что встать не хватит сил, Хару медленно села и, закрыв глаза, прислонилась плечом к стене. Мокрая одежда липла к телу, волосы свалялись и повисли сосульками, ободранные в кровь колени саднили. Обхватив себя руками, девушка шмыгнула носом и уставилась на включенный светильник. Карие глаза помутнели. «О моих чувствах, как ни странно, никто из вас не подумал». Хару горько усмехнулась, глядя на то, как царапины на коленях сочатся кровью. Тсуна прав, и от этого ей было ещё хуже. За эти годы она могла заметить, что Савада никогда не смотрел на неё, как на девушку. Но проще было внушить себе, что это не так, и шанс на взаимность всё же есть. Она понимала, что сама виновата в собственных ошибках, и приплетать сюда Тсуну или Киоко было бы преступлением, но в то же время чувствовала себя очень несчастной. Ей было жалко себя. Жалко было расставаться со своими мечтами… Девушка тихо заплакала, прислонившись виском к стене. Как ей теперь смотреть в глаза Тсуне? Как продолжать общаться с Киоко, которая была готова пожертвовать собственными чувствами ради их дружбы? Как?.. Светильник в коридоре неприятно и часто замигал в ответ на её всхлипы. В какой-то момент он вспыхнул, и лампочка с громким хлопком погасла. Этот звук заставил Хару испуганно вздрогнуть и поднять пустой взгляд. Мягкий полусумрак коридора вдруг показался ей пугающим и неуютным. С трудом поднявшись на ноги, Миура медленно спустилась в коридор и щёлкнула по выключателю. Светильник не отозвался. Ещё пару раз щёлкнув по бесполезной кнопке, девушка побрела к другому выключателю, но люстра тоже отказалась работать. «Наверное, пробки…» — она поёжилась и сделала было шаг к лестнице, но тут же замерла, широко распахнув мокрые от слёз глаза. — Бедная девочка… Хару прекрасно знала, что родители на работе, а гостей они сегодня не ждали. Дом был заперт и пуст. Абсолютно. Но это не мешало ей чувствовать спиной чей-то пристальный взгляд. Затаив дыхание, девушка медленно обернулась, но никого не увидела. «Перенервничала. Показалось», — тяжело вздохнув, она сделала шаг вперёд и снова услышала: — Совсем одна… Сердце судорожно заколотилось о рёбра. Голос, который слышала Хару, был странным: один будто накладывался на другой и был каким-то жутким, нечеловеческим. Она уже поняла, кому он принадлежит, и в панике метнулась ко входной двери, но та отказалась открываться. Сзади послышались тихие, осторожные шаги. — И некому тебе помочь… В коридоре стало холодно. Выдохнув пар изо рта, Хару вцепилась в дверную ручку так, словно та могла чем-то ей помочь. Неожиданно шаги стихли. Вместе с ними замерло и сердце девушки, чувствовавшее опасность. Она понимала, что не сможет убежать, поэтому лишь тихо спросила: — Почему… почему я? — Почему? — в сдвоенном голосе не было никаких эмоций, он был пугающе спокойным и равнодушным. Окна коридора начали зарастать витиеватым ледяным узором. — Потому что ты отвратительна. Жадная, завистливая, жалкая… Грудь будто пронзило ледяной иглой. Хару навалилась на дверь, чувствуя, как начинают подкашиваться ноги. Она думала, что одежда сразу же пропитается кровью, но крови не было — лишь ослепительная вспышка боли в момент удара. С трудом выпрямившись, девушка медленно развернулась к тому, кто на неё напал. Единственным, что она смогла разглядеть в темноте, были искристые глаза, бледно-голубые, почти прозрачные, смотрящие на неё с холодным презрением. — Влюблена? Хару вздрогнула и прижалась к двери, будто надеясь просочиться сквозь неё на улицу. Краем глаза она заметила, как что-то блеснуло в темноте, а спустя секунду почувствовала новую вспышку боли, вместе с которой её переполнило отчаяние и чувство вины за свою глупость по отношению к Киоко и Тсуне. Колени задрожали, и девушка обессиленно осела на пол, всё ещё глядя на незнакомца. Тот удовлетворённо хмыкнул и холодно продолжил: — Влюблена. Но не взаимно. — Блестящее лезвие вернулось к нему в руки и налилось бледно-голубым сиянием. Хару не смогла разглядеть, что из себя представляло это оружие: в глазах начало мутнеть от неожиданно накатившей усталости. — Сейчас ты жалеешь себя и всё глубже погружаешься во мрак. Но я подарю тебе свет в обмен на твою никчёмную жизнь._____________________________
Шоичи переглянулся со Спаннером и, выдержав для приличия минутную паузу, радостно завопил: они наконец-то сумели сконструировать радар, реагирующий на пламя Предсмертной Воли. Месяц мучений не прошёл даром, и теперь поиски безумного Хранителя станут намного проще. Впрочем, Спаннер не был в таком восторге, как его друг: он всё ещё сомневался в том, что радар будет работать корректно. Поспорив немного, друзья решили проверить своё изобретение на практике и подключили его к сети. На огромном экране, закреплённом на стене лаборатории, тут же вспыхнула карта Намимори и несколько пульсировавших разноцветных точек, обозначавших разные виды пламени Предсмертной Воли. — О, вы всё-таки это сделали, — послышался мелодичный голос со стороны двери. Ирие подпрыгнул от неожиданности: Бьякуран всегда появлялся незаметно и часто его пугал. Джессо виновато улыбнулся и подошёл к экрану. — Уже включили? — Кое-что нужно доработать, но в целом на него можно полагаться. Передатчики для владельцев колец уже готовы, — отрапортовал Спаннер. Шоичи согласно кивнул и полез под стол, к розетке: нужно было проверить, не отходят ли провода. Неожиданно экран запищал, и на карте вспыхнула большая красная точка. — Там, похоже, кто-то усердно тренируется. — В жилом квартале? — скептически уточнил Бьякуран. Спаннеру пришлось признать, что Джессо прав. Радар мог распознавать кольца и все виды пламени Предсмертной Воли, включая пламя Виндиче и Шимон, и всплывшее предупреждение о неопознанном пламени говорило само за себя. А Бьякуран уже склонился над ноутбуком, на экране которого также отображалась карта, нашёл нужное место и прокрутил колёсико мышки до отказа. Теперь было отчётливо видно, на какой улице и даже в каком доме сейчас происходят всплески силы. Шоичи, наконец, выполз из-под стола и, всмотревшись в карту, побледнел. — Бьякуран-сан, это же… — заикнулся он. Джессо шикнул на друга, бегая глазами по огромному экрану. Неподалёку от злополучного дома виднелась красная точка, подписанная как «Storm». Узнать, кто использовал пламя Урагана, было невозможно — передатчики с именами ещё не были разосланы обладателям колец, но Джессо почему-то казалось, что это Гокудера Хаято. — Бьякуран-сан, мы не успеем, — всё-таки договорил Шоичи, глухо и обречённо. Бьякуран ещё раз шикнул на него, выхватывая из кармана мобильный телефон и по памяти набирая нужный номер. К счастью, память и удача не подвели. — Привет, Гокудера-кун. Да, это я. Да, я тоже от тебя не в восторге, но сейчас на это нет времени._____________________________
Хару видела только нечёткие бледно-голубые вспышки, за которыми следовала ослепительная боль. Неужели она умрёт вот так, на полу, обессиленная и жалеющая себя? Что тогда будет с её родителями и друзьями? Девушка поджала губы, чувствуя, как из глаз снова брызнули слёзы. Она действительно думала только о себе… Как она могла? — Даже не сопротивляешься. Посмотри, во что тебя превратил твой эгоизм. — Неожиданно незнакомец подошёл к ней и пнул со всей силы, будто бездомную собаку, развалившуюся на дороге. Отлетев к стене и треснувшись об неё спиной, девушка захрипела и на секунду погрузилась во тьму. Голова гудела, перед глазами всё плыло. — Хочешь умереть? — В тихом сдвоенном голосе слышалось неприкрытое отвращение. — Я исполню твоё желание. Миура пошевелилась и, опираясь на стену, попыталась встать. Колени дрожали, по всему телу разлилась неприятная слабость, но она всё же продолжала попытки выпрямиться. Хару даже думать не хотелось, каково будет её родителям, если она умрёт. Друзья не простят себя за то, что не смогли помочь ей. Тсуна… Тсуна будет всю жизнь мучиться чувством вины. Киоко… Миура стиснула зубы. Неужели какая-то подростковая влюблённость значит больше, чем настоящая дружба? Сасагава так не считала, даже несмотря на то, что они влюбились в одного человека. «Я извинюсь перед Киоко-тян, — Миура покосилась на окно, за которым шумел разбушевавшийся ливень. — Даже если она любит Тсуну, я не хочу с ней ссориться. Ну и что, что неудачно влюбилась? В конце концов, жизнь на этом не заканчивается!» — Хочешь сбежать? — Она затаила дыхание: перед ней зависли два тускло мерцавших глаза. Рукой Хару почувствовала холодную поверхность баллончика с лаком для волос, стоявшего на тумбочке. Пальцы медленно обхватили крышку. — Не выйдет. Ты уже почти пустая. Как ни странно, Хару поняла, что незнакомец имел ввиду — у неё просто не осталось сил на то, чтобы оказать ему хоть какое-нибудь сопротивление. Однако кое-то Миура сделать всё-таки могла: направив баллончик в глаза незнакомцу, она отчаянно нажала на клапан. Коридор наполнился едким запахом, от которого девушка едва не закашлялась. Она была уверена, что не промахнулась, однако ощущение взгляда в спину не исчезло. — Неплохо. — На этот раз боль поразила живот, но Хару сумела удержаться на ногах. Баллончик вдруг стал слишком тяжёлым и выпал из её мелко задрожавшей руки. В темноте заплясали тусклые голубоватые блики, обжигая тело девушки болью. Когда она не выдержала и медленно осела на пол, то почувствовала, как её грубо взяли за подбородок. — Но бесполезно. Грудь пронзило чем-то холодным, и Хару не удержалась от тихого вскрика. Она не видела, как пара тонких лезвий, вонзившись ей в сердце, с каждой секундой всё больше наливаются бледно-голубым сиянием. «Нет… Только не сейчас, когда я всё осознала!» — сжав зубы, Хару невероятным усилием воли заставила себя вцепиться в обладателя ужасного голоса. Упершись руками в грудь незнакомца, она попыталась оттолкнуть его, но уже через минуту борьбы поняла, что это бесполезно — противник был слишком сильным. Когда входная дверь с грохотом треснулась о стену, Хару уже начала терять сознание от боли, но даже в таком состоянии продолжала попытки оттолкнуть от себя убийцу. Неожиданно он сам отпустил её и выпрыгнул на улицу через заиндевевшее окно. Звук бьющегося стекла заставил Миуру приоткрыть глаза, но она всё равно ничего не видела. Она будто оказалась на дне глубокого озера, откуда все звуки и ощущения казались слабыми и расплывчатыми. С улицы послышался звук взрыва и громкий крик, но она не понимала, чей. Сознание уже почти покинуло Хару, но она отчаянно цеплялась за приглушённые звуки, за утихающую боль в ушибленном боку, и ей было страшно понимать, что держать глаза открытыми становится всё труднее… — Миура! Ты живая? — Кто-то осторожно подложил одну руку ей под голову, другую — под спину, и слегка приподнял над полом. Девушка уставилась на того, кто только что спас ей жизнь, но вместо лица увидела лишь размытое светлое пятно, которое с каждой секундой становилось всё темнее и темнее. — Миура? Миура, чёрт возьми! Хару попыталась ответить, но вместо слов с губ сорвался хриплый выдох. Негромко ругаясь на родном итальянском, Гокудера подхватил её на руки и, выскочив из дома, захлопнул дверь ногой. Ливень был таким сильным, что дальше собственной вытянутой руки было невозможно что-либо разглядеть, но Хаято хорошо ориентировался в городе и знал, как добраться до больницы. Прижав к себе почти отключившуюся девушку, он опрометью рванул вперёд по тротуару. — Только… попробуй… умереть… — прерывающимся от бега голосом выпалил подрывник, свернув на одну из главных улиц. — Только попробуй, дура! — крикнул он. Но Хару его уже не слышала._____________________________
В реанимационном отделении было тихо и безлюдно. Над одной из палат ярко горела вывеска «Не входить», за дверью слышалась какая-то возня и приглушённые голоса врачей. На длинной скамейке перед палатой сидели Такеши и Хаято, который всё ещё не мог отдышаться. Тсуна стоял, прислонившись спиной к стене, и молча глядел куда-то в пространство перед собой. Никто из них ничего не говорил в течение десяти минут, которые Хару находилась в реанимации. Даже когда в отделение вбежала запыхавшаяся Киоко с круглыми от ужаса глазами, никто не подумал нарушать молчание, только Тсуна опустил взгляд в пол. — Что случилось? — Не получив ответа на свой вопрос, девушка подскочила к Саваде и, сжав его плечи, хорошенько встряхнула. — Тсуна, что с Хару-тян? Она жива!? — Мы не знаем, — глухо отозвался Такеши, который был в не меньшем шоке, чем Киоко. — Но Гокудера сказал, что всё плохо, и… — Это моя вина. — Все вздрогнули и перевели взгляд на Десятого: тот стоял всё так же неподвижно, глядя себе под ноги. — Я… сегодня сказал Хару, что мы с Киоко встречаемся. Чёрт, — Тсуна криво усмехнулся и провёл рукой по бледному лицу, — мне надо было пойти за ней. — Десятый, ты не виноват! — с жаром отозвался Гокудера. — Этот психопат мог попытаться убить кого угодно, но почему-то выбрал именно Миуру. — Он прищурился и задумчиво подпёр подбородок кулаком. — Знать бы, почему именно её. — Если кто и виноват, так это я, — неожиданно тихо произнесла Сасагава. Обняв себя руками, она медленно опустилась на скамейку рядом с Гокудерой. — Мне нужно было самой обсудить всё с Хару-тян, но я такая трусиха… Не удивлюсь, если она не захочет меня видеть, когда… Когда очнётся. — По щекам девушки потекли слёзы, и она, спрятав лицо в ладонях, согнулась в три погибели. — Господи, пусть Хару очнётся… Савада тяжело вздохнул и, сев рядом с Киоко, осторожно приобнял её одной рукой. Сасагава вся дрожала, и эта дрожь быстро передалась Тсуне вместе с ледяным чувством страха. А что, если Хару не очнётся и умрёт? Что, если они больше никогда не увидятся? Десятый поджал губы, отчаянно пытаясь направить свои мысли в другое, не такое мрачное русло, но неожиданно дверь палаты распахнулась, и в коридор вышел высокий мужчина в белом халате и маске. — Как она? — хором спросили все четверо, подняв на него полный надежды взгляд. — Угрозы для жизни нет. — Врач нахмурился. — Из повреждений только ссадины на коленях и пара ушибов, но они никак не могут ввести человека в состояние летаргии. Это довольно странно. — Летаргии? — прошептала Киоко. — Не бойтесь, я ведь уже сказал, что угрозы для жизни нет. Она просто… устала. Думаю, проспит несколько дней и придёт в себя. Если в течение ночи её состояние будет таким же стабильным, утром мы переведём её в стационар. В палате останется дежурный. Врач ушёл, оставив друзей ошарашенно глядеть себе в след. Первым тишину нарушил Такеши. — Просто устала? Что это значит? — повернулся он к Гокудере, который был удивлён не меньше. — И что такое летаргия? Подрывник не выдержал и, нервно дёрнув глазом, дал ему щелбан. Такеши неловко улыбнулся и потёр лоб, глядя на кипятящегося Хаято, который, впрочем, довольно быстро успокоился. Напряжение в коридоре быстро сошло на нет: ведь теперь Хару ничего не угрожало, и друзья могли немного расслабиться. — Когда я её нашёл, она не была ранена. — Тсуна, наконец, поднял голову и удивлённо уставился на Гокудеру. Тот, немного помедлив, продолжил: — Я заметил, что из груди Миуры торчала какая-то хрень, которую этот ублюдок выдернул при виде меня и сбежал через окно. Но, как сказал врач, никаких повреждений у Миуры нет. Значит, оружие этого Хранителя не оставило на ней никаких следов, а просто… — Гокудера замолчал и напряжённо уставился на табличку «Не входить», всё ещё горевшую ярко-красным. Ямамото, немного подумав, предположил: — Может быть, это такое оружие, которое ранит, не оставляя следов? — Поймав скептический взгляд Хаято, мечник нахмурился и хотел что-то добавить, но его перебил Тсуна. — Кажется, я понял. Помните, Скуало-сан говорил о том, что кольцо поглощает жизненную силу убитого человека? — Друзья кивнули, и он договорил: — А что, если оружие — это проводник, и через него жизненная сила жертвы поступает в кольцо? — Но тогда почему М.М. так… пострадала? — запнувшись, спросил Такеши. — Что-то не сходится. — Тогда кольцо Греха было мёртвым, — заметил Гокудера. — Возможно, для его пробуждения требовалась кровь, или до активации кольца оружие просто не могло вытягивать жизнь, не раня при этом жертву. Но сейчас кольцо уже активно, пусть и не полностью, а значит, этот гад может убивать, не оставляя следов. — Всё равно звучит слишком невероятно, — с сомнением пробормотал Ямамото. — Получается, это оружие может проходить сквозь материальные предметы, включая живых существ? — Похоже на то. По крайней мере, у меня больше нет мыслей насчёт идеи Десятого… Сасагава, что думаешь? — неожиданно обратился к ней Гокудера. Девушка уже перестала плакать, но всё равно выглядела измождённой и обеспокоенной. — Есть идеи? — Нет, вы правы. Очень удобно убивать, — она запнулась, но договорила: — не оставляя следов. Меньше шансов, что тебя найдут. Думаю, когда Хару-тян очнётся, можно будет спросить у неё… Неожиданно у Хаято зазвонил телефон, и в коридоре моментально установилась гробовая тишина. Выслушав собеседника, подрывник нахмурился и произнёс: — Да, успел. Спасибо. Сейчас включу. — Прежде, чем Тсуна успел спросить, что происходит, Гокудера нажал на кнопку громкой связи и со скучающим видом отнял телефон от уха. — Привет, ребя-ата, — заговорила трубка голосом Бьякурана. — Я рад, что всё обошлось. Спасибо Шо-тяну и Спаннер-куну за то, что они именно сегодня закончили работать над радаром. Теперь мы сможем видеть на карте кольца, а также где и какое пламя используется. Так как у колец и пламени нет идентификационной составляющей, ребята сделали специальные передатчики, чтобы на радаре отображались имена хозяев колец. Думаю, до завтра мы успеем их разослать, поэтому мне нужны телефонные номера всех твоих Хранителей, а также Варии и Шимон. Мало ли кто в следующий раз окажется близко к жертве, а номера у меня не будет… — В следующий раз? — нахмурился Тсуна. — Тсунаёши-кун, он не успокоится, пока не достигнет своей цели, а сколько ещё людей ему нужно для этого убить, мы не знаем. Так что я жду от тебя номера и пачку зефира. За оперативность. — Хорошо. Спасибо, Бьякуран. — Спасибо, — наперебой поблагодарили его Хранители и Киоко. — Не стоит, — усмехнулся Джессо. — Это ведь наша общая проблема, и мы должны работать вместе. Но от зефира я всё же не откажусь. Гокудера убрал телефон в карман, и друзья облегчённо улыбнулись. Всё-таки хорошо иметь в союзниках такого человека, как Бьякуран. И хотя он был непредсказуемым и порой пугающим, в этот раз всё обошлось благодаря его способности быстро соображать в опасной ситуации. Но Тсуна понимал, что в следующий раз Джессо может просто не хватить времени, или он не сможет дозвониться до нужного человека, а значит, всецело полагаться на радар не стоит. Савада покидал реанимационное отделение с тяжёлым сердцем: он беспокоился за Хару, и его не отпускало чувство беззащитности перед новым врагом. Но голоса друзей, шагавших рядом, немного его успокаивали. Ведь Бьякуран был прав: они сражаются вместе, а значит, у них есть шанс прекратить это безумие. По крайней мере, Тсуне очень хотелось в это верить.