Благие намерения

Екатерина вертелась перед зеркалом, словно маленькая девочка, которую родители пытались одеть под стать роскошной кукле, или вот-вот собиравшаяся замуж девица. Самые красивые платья, самые искусные туфли, самые дорогие драгоценности, самые изысканные духи давно стали повседневной частью ее жизни и так же давно перестали удивлять. Но подаренное сегодня королем платье вызывало у нее почти детский восторг. Наблюдая за ней, Франциск старался не думать о том, что еще приводило ее в восторг − совсем другой, взрослый и вызревший, взращенный годами различных мучений. Следы этого восторга надежно прятались под новым платьем и ярко горели на фоне белоснежных простыней, когда счастливая и разомлевшая королева осторожно ложилась на живот, с улыбкой глядя на сына. Вернув ее домой и чудом вылечив, он дал себе слово, что больше никогда не причинит ей ни моральной, ни физической боли − характерные полосы на материнской груди по-прежнему слабо розовели, напоминая о жуткой болезни. Но слабость короля к матери оказалась слишком глубока и всепоглощающа: он не хотел возобновлять их связь, пока она не поправится, и все же уступил, стоило ей проявить инициативу, а после уже не мог остановиться, приходя к ней чаще и почти не тратя время на разговоры; он не желал причинять ей боль − и поддался, как только она попросила. Наслаждаясь их вспыхнувшей с невиданной силой страстью, Франциск почти забыл о том позорном виде утех, к которому успел приучить ее… пока однажды не увидел плеть, лежащую на столе ожидавшей его королевы. Еще за несколько дней до этого она осторожно поинтересовалась, когда боль вновь примешается к удовольствию, а он жестко ответил, что с болью покончено. У его матери были совсем другие планы и упрямство, унаследованное им когда-то именно от нее. − Я знаю, ты хочешь… Мы оба хотим, − в тот вечер, едва прикрытая сорочкой, она поднялась и приблизилась к нему. Увидев в ее глазах нетерпение и жажду, он на миг испугался, в кого превратил гордую и властную королеву. Владеть такой женщиной казалось вдвойне сладким, но… он никогда не желал сломать ее полностью. − Я не причиню тебе страданий, − Франциск стряхнул обхватившие его за шею руки и почувствовал вину за проскользнувшую на лице матери обиду. Он знал − это реакция на подчинение, в которое они пристрастились играть, и любой его отказ, касавшийся постели, королева теперь принимала очень близко к сердцу. − Я не страдаю. Мне нравится это. Мне нужно это. Пожалуйста. Я совсем здорова, Франциск, − протянула она ему в ухо и сбросила с плеч тонкую сорочку. Руки короля сами потянулись к округлой и будто ставшей более упругой груди, чтобы ощутимо сдавить. Громкие стоны ударили в голову, вызывая желание немедленно пройтись по нежной коже плетью. Было бы так прекрасно снова ощутить эту власть, это обладание, это умеющее подчиняться тело… − Не грудь. Спина, − не в силах сопротивляться и вспомнив о том, чем все закончилось в последний раз, объявил король, и мать согласно кивнула, прежде чем позволить перегнуть ее через спинку кровати и связать руки. Он нашел в себе твердость не размахиваться широко, не бить в полную мощь, не вспарывать кожу до крови, прислушиваться к реакциям королевы, но та только постанывала от удовольствия и едва слышно охала, подаваясь навстречу плети и словно не чувствуя боли. Конечно, после он яростно вколачивал ее в перину, наслаждаясь податливостью разгоряченного тела и наполнившими мир вокруг звуками; конечно, она благодарила его, когда, будто сытая кошка, лежала у него на груди; и конечно, все это успело повториться до сегодняшнего дня не один раз. Полные страсти ночи отвлекали Франциска от плана, который он старательно разрабатывал, и в то же время радовали не только привычным физическим удовольствием, но и тем, как хорошела на глазах его мать, получая желаемое. Ее спокойствие и тихое счастье заставляли забыть страшную болезнь, случившуюся с ней совсем недавно, оставить прошлое в прошлом. Сегодня он мог наблюдать за ней, беззаботно крутящейся перед зеркалом, без недостойного желания запрятать за семью замками и оградить тем самым от любой опасности. Нет. Нужно было продолжать то, что невольно подсказал ему призрак отца. − Ты очень красива, − заметил Франциск, обхватывая мать за талию, поглаживая обтянутый яркой тканью живот и целуя в затылок. Она улыбнулась, вновь рассматривая себя. Екатерина всегда любила красный цвет, предпочитая сочетать его с золотом, и это платье было именно таким − почти алым, с золотящимися на нем королевскими лилиями. Столь явные символы власти могли бы смотреться вызывающе, но почему-то казались изящными и никак не вычурными. Возможно, потому, что Екатерина похудела − многочисленные роды не лучшим образом сказались на ее фигуре, и иногда ей приходилось прикладывать усилия, чтобы не выглядеть еще шире. Сейчас же пышная юбка лишь придавала изящества, а затянутый корсет делал и без того стройную талию еще тоньше. Королева словно помолодела на десяток лет, и скрывать свою радость ей не удавалось. − Спасибо, − ответила она, поправляя прическу и снова улыбаясь. Король улыбнулся в ответ и поспешно отвернулся. Его мать не так давно начала выходить в свет, но те, кто ждал этого, уже плотно окружили ее, надеясь на расположение. Представители семейства Медичи по-прежнему оставались в замке, постоянно находя причины задержаться. Франциск бы выставил их, однако ему хотелось, чтобы именно они доставили его требования Папе и склонили того к согласию. В таком желании крылся двойной смысл, и прежде чем он выдворит Медичи с готовым посланием, Франциск собирался поведать о нем матери. Он взглянул на нее еще раз, подавив тяжелый вздох. Королева собиралась к выходу, наводя последний лоск, и он отмечал, как она хороша. Она и правда была очень красива, и правда прекрасно выглядела в подаренном им платье, которое превосходно дополняли ее неповторимые волосы, и правда светилась счастьем. Ей нравилось внимание, нравилась власть, нравилось, как после столь долго выражаемого к ней презрения все вдруг стали искать ее дружбы. Эмоции обычно сдержанной королевы отчетливо проступали у нее на лице, и порой Франциску становилось гадко от того, что он собирался предложить ей. Это будет испытанием для них обоих, и для матери в особенности, но если они выдержат его, уже ничто не разлучит их, а положенная им власть получит дополнительную защиту. И все же риск был велик − для нее в первую очередь, и поэтому ему требовалось ее безоговорочное согласие. Безмятежно направившаяся к выходу королева пока ни о чем не подозревала. Он расскажет ей все сегодня ночью, и что-то подсказывало Франциску − этот разговор мог кончиться плохо. Не замечая нервозности сына, Екатерина вальяжно плыла по коридорам, упиваясь почтением, которое всячески старались выказать ей придворные. Сегодня ей предстояло несколько встреч и наверняка неприятная беседа с родственниками. Те плевать хотели на ее нерасположенность и упорно заговаривали зубы. Франциску давно стоило выставить их, но он словно чего-то ждал. Это беспокоило королеву, и она твердо решила разобраться со странностями в поведении сына. Пусть сейчас она решила не обращать внимания на напряженность, явственно проступавшую в нем, Екатерина не могла не замечать его общего состояния. Она прекрасно понимала − случившееся с ней стало для Франциска сильным ударом и потребовало всей возможной выдержки, подорвав душевное равновесие. Екатерина гордилась им: сын взрослел на глазах, проявляя все больше задатков великого короля, способного вытянуть Францию из болота нищеты и религиозных войн. Если он прислушается к ней, ему станет гораздо легче осуществить необходимые политические решения. Эти решения давно ждали своего часа, и она готова была помогать с ними еще Генриху, но тот никогда не обращал на нее достаточного внимания. Без поддержки короля королева бессильна. Может быть, любовь, которой воспылал к ней новый король, снизошла на Францию подобно чуду, необходимому для ее спасения. − Вы заметно похорошели, Екатерина. Видимо, правду говорят − любовь меняет женщину, − замечание Нарцисса прервало поток сладких мечтаний и вернуло с небес на землю. Екатерина посмотрела на него недовольно и нетерпеливо. Он давно желал что-то обсудить с ней, однако королева отнекивалась раз за разом, догадываясь о не слишком чистых помыслах графа. − С одной стороны, вам это на руку, но с другой, вы стали еще опаснее для тех, кто и без того спит и видит вашу кончину. − К чему вы клоните? − прямо спросила она, даже не поблагодарив его за комплимент. Откровенно говоря, комплименты Нарцисса ее пугали, потому что она хорошо помнила, как он пытался жениться на ней, и с тех пор за каждым лестным словом от него искала двойной смысл. Конечно, она никогда особенно его не привлекала, конечно, он никогда бы не посягнул на нее, тем более, сейчас, когда она была выгодна ему в постели короля… И все же, любой его комплимент мог стать красной тряпкой для вспыльчивого и непредсказуемого Франциска. − Вы ведь оценили выходку Гизов? Они предупредили вас. Они не пустят вас дальше королевской кровати, а если вы попробуете возразить, вас накажут со всей жестокостью, − так же прямо ответил Нарцисс, заставив Екатерину сглотнуть. Она и сейчас чувствовала отголоски того ужаса от осознания пропажи детей и пыталась понять, насколько осмысленно участвовала в жутком представлении Мария. − Вам нужна поддержка дворян и верные люди на всех главных постах. Для этого вам стоит уговорить короля избавиться от Гизов и сделать меня канцлером Франции, − граф ухмыльнулся, наблюдая за тем, как округляются от его наглости глаза мгновенно вспылившей королевы. − Почему же он отказывается, если искренне благодарен вам за мое спасение и помощь с государственными делами во время моей болезни? − взяв себя в руки, поинтересовалась она, однако Нарцисс предпочел промолчать и неопределенно пожать плечами. Екатерина в очередной раз подумала, что влияние графа на Франциска было каким-то странным и плохо объяснимым. − Хорошо, я сделаю все от меня зависящее, − она ухмыльнулась, заметив удивление Нарцисса. Он явно не ожидал от нее такой сговорчивости, но королева сама осознавала − ей действительно нужна мощная поддержка, и прежде всего ей необходимо было создать партию прямо противоположную той, которая поддерживала Марию. Она уже наблюдала это когда-то: как бы Генрих ни любил Диану, той не удалось бы так долго держаться на плаву, если бы не союз все с теми же Гизами. Любовница короля слишком уязвима. Особенно любовница, ненавидимая столь многими. Она поговорит с Франциском. Сегодня же ночью. Они решили быть вместе, а значит, им необходимо обеспечить своим отношениям защиту на долгие годы. Создать все условия, чтобы их союз оказался прочным и устойчивым. Вечер выдался прохладным, и королева натянула халат на новую батистовую сорочку, в свою очередь скрывавшую очередные следы их с Франциском не слишком достойных развлечений. Ей хотелось выглядеть особенно выгодно, но вряд ли для этого нужно было синеть от холода. Она не представляла, как отреагирует на ее предложение Франциск и как быстро он согласится, но в успехе не сомневалась − ему самому явно не терпелось уничтожить любое давление на себя со стороны вездесущих родственников жены. Она только подтолкнет его. Поэтому Екатерина спокойно расчесывала волосы, сидя перед зеркалом и покачивая ногой в мягкой домашней туфле. Все стало так хорошо, что она даже начинала беспокоиться. − Мама, − когда глаза королевы заслипались, Франциск наконец переступил порог ее покоев, и она сразу заметила, как он напряжен. Смутное беспокойство в груди из надуманного превратилось в почти осязаемое. − Что-то случилось? − она поднялась и мгновенно оказалась рядом с сыном, чтобы взяться за его камзол и порывисто прижаться, слушая размеренно стучащее сердце. − Нет. Вернее, я принял одно решение и хотел бы поведать о нем тебе, − он погладил ее по волосам, пока Екатерина лихорадочно соображала, не грозит ли это загадочное решение ей чем-то… неприятным. − Сегодня на Совете в очередной раз обсуждался наш с Марией брак. Наши силы уходят в Шотландию, и многим это не нравится. − Ты же знаешь, на это есть причины. Силы действительно нужны нам здесь… − осторожно заметила Екатерина, посчитав, что затронутая тема неожиданно хорошо подходит к тому, о чем она сама собиралась говорить. − Да. Однако Совет также беспокоит, что наши отношения с Марией уже не такие счастливые, как прежде, − Франциск взялся за отвороты ее халата, неожиданно медленно освобождая от него. Она успокаивающе погладила ладонь сына, и он слегка расслабился, почувствовав поддержку. − Я дарю ей войска для Шотландии, защиту перед Англией и ее союзниками, потакаю во многом, а она в ответ не дает мне ничего. Лично я так не считаю, но… − король склонил голову, спуская материнскую сорочку с ее плеч, пока Екатерина размышляла, чем заслужила такую откровенность. Обычно ей приходилось расспрашивать сына о любых неурядицах и проблемах, сейчас же он сам не скрывал их. Это было необычно. − Твои советники ищут выгоду прежде всего для себя и Франции. Это объяснимо и вполне нормально. Хотя я и понимаю, что тебе это неприятно. Ты любишь Марию… − не обращая внимания на свою наготу, она продолжила наставлять его, стараясь не перегнуть палку и не ляпнуть чего-нибудь… неправильного о невестке. Франциск всегда болезненно воспринимал упреки в ее сторону, и Екатерина не могла рисковать. − Я знаю, что в какой-то мере они правы. В сложившихся условиях мне нужна сильная королева и наследник от нее. Политический альянс и будущее для моего трона. Поэтому мне и приходится принимать решение. Особенно теперь, когда еще и Нарцисс со своей жаждой власти добрался до тебя, − Франциск внимательно посмотрел на нее, выдавая неожиданную осведомленность. Екатерина замерла в полушаге от кровати − голая и мгновенно ощутившая себя провинившейся и жалкой. − Мне пора заключить новый союз, − резко завершил свою речь король, шагнув вперед. Стыд и беспокойство в Екатерине сменились шоком. Такого она точно не ждала. − Ты хочешь расторгнуть союз с Марией и найти ей замену? − она не могла поверить своим ушам. Неужели после всего Франциск и правда собирался избавиться от горячо любимой Марии и выбрать новую жену? Он думал, так будет лучше для всех них? Екатерина не была уверена. Она всегда считала союз с Шотландией невыгодным, а Марию − опасной для Франциска, но сейчас вдруг поняла: несмотря на противоречивые отношения с невесткой, несмотря на Гизов, круживших рядом, несмотря на то, что Мария всегда будет ненавидеть ее и пытаться вырвать из сердца Франциска, она куда менее опасна, чем возможная новая королева. Екатерина знала, как обращаться с невесткой, делить короля с ней, как водить за нос Гизов, чего ждать от сложившейся ситуации, но если в замке появится новая женщина − какая-нибудь богатая принцесса с поддержкой армии и флота, если она окажется симпатичной, если сумеет влюбить в себя Франциска, она сама останется ни с чем. Этот союз может стать началом ее конца. А после… обесчещенная, не раз публично опозоренная, бывшая любовница… Какое будущее ее ждет? В лучшем случае ей придется бороться за выгодное замужество. − Каждый день я слышу, что мне нужна достойная жена и законный наследник. Не бастард, а наследник от коронованной королевы Франции, − толкнув Екатерину на кровать, король принялся раздеваться, чтобы присоединиться к ней как можно скорее. Она занервничала, с трудом подавив желание натянуть на голову одеяло и не слышать ничего этого. − Но Мария… Ты так любил ее и боролся за ваш брак… У нее прекрасная родословная. Она королева в собственном праве, − осознав, что другого выхода нет, Екатерина бросилась на защиту невестки и соперницы. Пусть лучше она, знакомая и предсказуемая, чем кто-то с такой же молодостью и красотой, но с реальной поддержкой, а не высасывающей из Франции все соки страной. − Ты готов отказаться от нее только потому, что тебе надоело слушать осмелевших советников? − Франциск лишь осуждающе покачал головой, словно она говорила нечто из ряда вон выходящее, и улегся рядом. Екатерина же решила, что, возможно, если она не угадала с этой причиной, существовала другая, которую раньше она не воспринимала всерьез. − Ты боишься, что она не родит наследника? Франциск, на это могут потребоваться годы, я убедилась лучше всех. − Он нужен как можно скорее, и ты это понимаешь. Страна была совсем другой, когда подобное происходило с тобой и отцом, − пожалуй, она могла бы с ним согласиться, но Екатерина никак не ожидала, что сын озаботится таким вопросом настолько быстро и решительно. − И ради него ты бросишь жену, которую любишь? − холодно спросила она, размышляя, с какой легкостью он при необходимости избавится от нее, если даже Мария уже не держала его достаточно крепко. За неожиданными признаниями сына Екатерина позабыла обо всем, что собиралась сказать, обо всех возможных доводах. Не такого она ждала от сегодняшней ночи. − Брошу? Как ты могла такое подумать? Я люблю Марию и никогда не откажусь от нее. Я говорил совсем о другом, с чего ты все это взяла? − на лице Франциска промелькнуло недовольство и даже тень злости, словно он только сейчас осознал, о чем расспрашивала его мать последние несколько минут. Она испуганно вжалась в перину, не понимая, где провинилась. Она ведь судила, исходя исключительно из сказанного сыном. − Успокойся. Я не собираюсь бросать Марию. Речь идет лишь о ребенке, который требуется королевству как можно скорее, − наконец заметив материнский страх и растерянность, пообещал король и погладил Екатерину по щеке. Она застыла, на миг решив, что он просто издевается над ней, что это какая-то очередная его извращенная игра, правила которой пока не были ей известны. − Но… Я не понимаю. Ты же сказал, тебе нужен новый союз и наследник от коронованной королевы Франции… − возразила она и осеклась. Нехорошее предчувствие окрепло, разлилось по телу, вызвав слабость в ногах и головокружение. Она не понимала, но ее рассудок медленно искал разгадку. Смысл доходил до нее тяжело и неуверенно. Сердце Екатерины застучало как сумасшедшее, повинуясь неизменно мощной интуиции. − Да. И этого наследника родите мне вы. Коронованная королева Франции, − спокойно выдал Франциск свою идею, поглаживая кончиками пальцев ее обнаженный живот. Она встрепенулась, подпрыгнув от ужаса и шока, не в состоянии поверить в услышанное. − Даже думать не смей об этом. Это невозможно! − Екатерина сбросила его руку и дернулась в сторону. Ее неожиданно замутило, и она очень надеялась, что не из-за своевременного исполнения желания сына. Нет, он не мог сказать такое, не мог думать о таком всерьез. Порочная связь, преступная страсть, запретные утехи с плетью − ничто не шло в сравнение с ребенком. Ни с каким ребенком, и с их общим ребенком в особенности. Теперь она понимала, почему он был так напряжен, почему так долго ходил вокруг да около, почему заранее старался успокоить. − Возможно. Я говорил с вашими врачами. Они уверили меня, что вы еще способны к деторождению. После рождения моих сестер прошло достаточно времени, вы полностью восстановились. Ваша болезнь также отступила. И теперь вы дадите жизнь моему сыну, − с каждым словом Екатерина чувствовала, как шок и отвращение расползаются по телу все быстрее и настойчивее. Она полагала, после всего, что было у них с королем, больше ничто не сможет ее удивить. Но она ошиблась. Ребенок. Он хотел от нее ребенка. Даже звучало дико, нелепо, греховно. Она любила Франциска, любила глубоко и преданно, отдала ему все, и этого оказалось мало. Ребенок был последним, чего он еще не получил от нее и, как она думала, никогда не пожелал бы получить. Вернее, она вообще не думала о подобном, ей даже в голову такое не приходило. − Ты говорил с моими врачами? И что ты им сказал? Что хочешь сделать мне ребенка? − она выкрикнула оскорбительный вопрос, чтобы задеть его, но Франциск лишь согласно кивнул. − Это омерзительно! Сколько еще ты будешь меня позорить? Меня и так считают обезумевшей шлюхой, соблазнившей своего сына и разлучившей его с законной женой! Что обо мне скажут теперь? − она уже давно ни в чем его не обвиняла, опасаясь разозлить и осознавая тщетность усилий, но сейчас он перешел все границы. Она не могла молчать, не могла не злиться, не исходиться ядом, не скрипеть зубами от отвращения и непонимания. Она смирилась, научилась жить так, как от нее хотел король, приспособилась добиваться своего лишь лаской и осторожными убеждениями, и это сыграло с ней злую шутку. Очень злую. Франциск увидел в ней слишком большую покорность. Екатерина села в кровати, собираясь убраться отсюда как можно скорее, пусть это и была ее собственная спальня, но сын с неожиданной силой дернул королеву обратно и прижал спиной к перине. − Никто и рта не посмеет открыть. Вы королева-мать, моя мать... и моя фаворитка, − он провел пальцами по бархатистой щеке, и Екатерина отвернулась, уходя от прикосновения. Франциск не разозлился, а просто начал целовать открывшуюся шею. − Не будет никаких разговоров. Все будут праздновать рождение долгожданного дофина, − его рука снова нашла ее живот и погладила, словно наследник вот-вот должен был появиться на свет. − Но почему, почему я? − Екатерина с трудом сдерживала слезы ярости и обиды. Она вдруг снова ощутила полнейшее бессилие. Ее как будто опять предали − изощренно и жестоко. Она простила сыну насилие, простила клеймо и неоправданно тяжелое наказание, влюбилась и полюбила, согласилась на плеть и множество других мелких капризов, не предала даже под пытками. Она думала, что заслужила любовь и доверие до конца своих дней, а теперь от нее почти открыто требовали родить наследника. После таких жутких прошлых родов и недавно перенесенной болезни. Несправедливо. Она уже забыла, как это больно − кожей ощутить несправедливость, с которой ничего невозможно поделать. И все же, несмотря на очевидное бессилие, новая чудовищная задумка сына разбудила в ней забытое желание сопротивляться. − Ваша утроба подарила Франции десять детей. Пол-Европы завидует вашей плодовитости. По уверениям врачей, вы полностью здоровы, − Франциск прижался еще крепче, не давая сдвинуться с места и блокируя любые попытки сопротивления. Он не был груб, и это всегда мешало Екатерине бороться с ним на равных. Особенно сейчас, когда любовь в ней выросла так сильно. Она ведь знала, что нельзя позволять этому случиться, нельзя поддаваться сладкому плену иллюзий. Падать всегда было больно. − Моя утроба подарила Франции тебя! Ради твоего появления на свет мы с твоим отцом десять лет терпели самые изощренные эксперименты! И теперь ты хочешь заставить меня родить сына, который одновременно будет моим внуком! − слеза все-таки скатилась по щеке, и Франциск аккуратно стер ее пальцем. Теперь шок и гнев грозили вылиться в бесполезные рыдания, которые Екатерина сдерживала из последних сил. − Мама, успокойся. Я знаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Но, поверь мне, ты поймешь, что это лучшее решение. Ты будешь счастлива не меньше меня, когда прижмешь к груди нашего сына, − он нежно поцеловал ее в лоб, потом в нос и, наконец, почти невесомо − в губы. − Дело даже не в наследнике. Я не хочу потерять тебя. Не хочу остаться без единой частички тебя. Нам нужно что-то, что свяжет нас навсегда. И в глазах других людей тоже, − без тени притворства пояснил Франциск, но Екатерина слишком уступила эмоциям, пусть ее рассудок и зацепился за желание сына укрепить их связь. В этом было нечто более искреннее, чем необходимость продолжить королевский род, нечто, теплевшее настоящей любовью, и тем не менее не готовое уложиться в голове королевы в полную картину. − Франциск, пожалуйста, пощади. Умоляю, − слезы полились по лицу нескончаемым потоком, плечи мелко задрожали, с усилием поднятая рука коснулась щеки сына в привычном материнском жесте, которым Екатерина не раз утешала впечатлительного в детстве наследника. − Мама, представь, он будет похож на нас. Такой же светловолосый и белокожий. Настоящий Капетинг. Ведь их кровь все еще течет в жилах Валуа. Он станет великим королем. Он возродит Францию. Неужели ты не хочешь стать матерью такого короля? Представь, как он тянет к тебе свои маленькие ручки... − горячо шептал Франциск ей в ухо. Екатерина дрожала все сильнее, сжимая пальцы на его плече и оставляя на бледной коже красные следы ногтей. То, что он говорил, было ужасно. Но еще ужаснее было то, что Екатерина видела, видела обещанного им ребенка. Маленького мальчика с кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами. «Мама...» − он тянул к ней крохотные ручки, как только что просил ее представить Франциск. И она протянула ему свои, собираясь поднять и прижать к себе, ощутить его запах и как следует рассмотреть, но мужские руки опередили ее. «Папа...» − счастливо рассмеялся малыш и схватил Франциска за выбившийся локон. Король подбросил наследника, вызвав у него заливистый смех, и тут же опустил, подхватив и привычно притянув к себе. Их сын. Следующий король Франции. Все еще видя завораживающую картину перед глазами, Екатерина развела упрямо сомкнутые ноги и обхватила бедра Франциска, позволяя ему проникнуть внутрь и задвигаться быстро и глубоко, приближая тот момент, когда созданное им самим видение воплотится в жизнь. Она совершенно потерялась во времени и пространстве и спустя несколько часов могла лишь вспомнить, что страсть между ней и сыном вспыхивала снова и снова. Болезненная, опустошающая страсть. Не такая, как обычно. Липкие простыни, причудливый потолок, довольное лицо Франциска слились для Екатерины в одно сплошное смазанное пятно. Она задыхалась, заходилась стонами, шептала имя сына, отвечала ему − и в то же время не осознавала ничего вокруг. Ее словно опоили мощным ядом, притупили восприятие и усилили шок. Эта мысль заставила королеву распахнуть опухшие глаза. С трудом оглядевшись, она поняла − Франциск давно попрощался с ней, принял ее состояние за сон и ушел. Теперь ей нужно было кое-что сделать. Она не готова. Только не так и не сегодня. Она не забеременеет, растерявшись и позволив королю воплотить его желание в жизнь немедленно. Екатерина тяжело опустила ноги на холодный пол, выбравшись из удушливого плена одеяла, и направилась к столу. Негнущиеся, трясущиеся пальцы с трудом выдвинули небольшой ящик и извлекли оттуда темный пузырек. Король никогда не думал о женских возможностях матери, неизменно оставаясь в ней во время наивысшего удовольствия и вынуждая лично заботиться о том, чтобы никакого ребенка у них не случилось. Так было с самого начала, даже когда он просто насиловал ее; с самого начала она принимала сильнейшие и надежнейшие снадобья, способные защитить привыкший постоянно рожать организм. Сейчас она собиралась выпить снадобье снова и ошалело пыталась вытянуть пробку из пузырька. Минуты нелепой борьбы со склянкой стерлись из памяти Екатерины, и она обнаружила себя сидящей на полу рядом с опустевшим разбившимся флаконом и непрерывно смотрящей в одну точку. Странное видение с ребенком вновь возникло перед глазами, вытягивая последние силы. Она бездумно погладила живот, с усилием поднялась на ноги и легла обратно в постель, остаток ночи наблюдая во сне маленького мальчика с голубыми глазами и кудрявыми волосами. На следующий день, едва сумев подняться с кровати и побороть абсолютную разбитость, Екатерина сбежала из собственной спальни, чтобы не встретиться там с сыном и побыть одной в укромной и прохладной зале замка. Было совсем раннее утро, и придворные еще не успели собраться здесь, чтобы перемыть косточки королевской семье. Поэтому Екатерина наслаждалась тишиной, расслабленно сидя на кушетке. Она собиралась все обдумать. Франциск не отпустит свою идею просто так. Она знала, каким упорным он становится, когда что-то вбивает себе в голову. И сейчас он хотел ребенка. От нее. Дико, нелепо, почти больно. Плод кровосмешения и жажды власти. Да, власти. Ночью Екатерина мучилась видениями, но теперь ее рассудок изощренно предлагал ей исключительно объективные факты. Положение фаворитки короля зависит лишь от его расположения, но положение матери его наследника… Она не сомневалась − что бы ни случилось между ней и Франциском, он никогда бы не бросил их ребенка. Он не отказался даже от случайного бастарда, а от желанного сына не откажется и подавно. Ее возможный омерзительный шаг к самой вершине. Выношенный наследник короля. Екатерина снова погладила живот, представляя, как там начнет развиваться новая жизнь, и тут же одернула руку. Безумие. Она не должна всерьез размышлять о таком. Ребенок наверняка родится больным. Если вообще родится, учитывая ее предыдущие роды. Вот бы только избавиться от своей излишне рациональной натуры и одновременно глубокой, настоящей любви к королю… Эта любовь толкала Екатерину на многое, и сейчас она знала: произведи она на свет дитя Франциска − немедленно полюбила бы и его. Ребенка самого дорогого мужчины в ее жизни, пусть одна мысль о таком − подлость и грех. Она помнила, каким ударом для нее стало появление Баша, и легко предвидела реакцию Марии на похожее событие. Несмотря на все разногласия и неизбежную борьбу, она не могла поступить так с невесткой, которую воспитывала вместе со своими детьми. Симпатия к маленькой напуганной девочке, какой была Мария, приехав много лет назад во Францию, все еще жила в королеве. − Доброе утро, − Франциск все-таки сумел отыскать ее даже здесь, и она сдержала недовольный вздох. Ей хотелось бы побыть в одиночестве еще немного, расслабиться чуть больше, окончательно утрамбовать мысли в голове. − Доброе, − выдавила королева, когда сын присел рядом с ней, по-хозяйски обхватив за талию. − Есть шанс, что ты уже ждешь моего ребенка? − на его лице застыла искренняя и теплая улыбка, никак не сочетавшаяся с его словами. Ей по-прежнему не верилось, что он говорил о подобном так просто, словно не осознавая, как это звучит со стороны. − Франциск... − она не знала, что ему ответить. Возмутиться или попытаться еще раз убедить, что это невозможно, неправильно. − Да, я знаю. Ты боишься, − она отвернулась, и он заправил выбившийся из прически локон ей за ухо, − ты сомневаешься. И поэтому я решил дать тебе то, что убедит тебя окончательно, − Екатерина посмотрела на него с удивлением и плохо скрываемым опасением, гадая, о чем он говорит. − Прежде чем прийти сюда, я поговорил с твоими родственниками, и уже через несколько часов они отправятся в путь. Я пообещал не разрывать отношения с Ватиканом и смягчить условия примирения, если Папа выпишет Буллу для нашего с тобой сына, − рот королевы раскрылся и тут же закрылся. Шок поглотил все слова. − Если ты родишь мне его, однажды он станет королем Франции. Я обещаю тебе, даже если у нас с Марией появятся дети, они не сдвинут его из линии престолонаследия. Французского, разумеется, − на лице Франциска появилось странно тоскливое выражение, почти сразу сменившееся надеждой. Он знал, что предложенный подарок имел огромную цену. − Я готов на все, чтобы не потерять тебя, − он вновь посмотрел на нее странным недоверчивым взглядом, и от всего происходящего у Екатерины закружилась голова. − Франциск, я не уверена, что Папа согласится на такое. Я твоя мать, и у тебя есть законная жена. Молодая жена. Церковь никогда не пойдет на подобное, − она убеждала сына, но заложенная им мысль уже поселилась в ее голове. Обещание манило − еще один ее сын станет королем. И на этот раз его отец будет ей благодарен, будет счастлив. Ребенок сулил ей не спасение от развода и монастыря, не исполнение долга, он сулил ей настоящую власть. − Мы с тобой прекрасно знаем − все в этом мире продается. Особенно Церковь. Ватикану нужны отношения с Францией, нужно мое прощение за то, что произошло с тобой с его отмашки. Он уже лишился Англии, без нас ему не выстоять. Кроме того, я предложил Папе выгодные условия для аренды земель во Франции в ближайшие десять лет, − Франциск придвинулся ближе, разворачивая ее к себе и крепче обхватывая за талию. − Я добьюсь согласия. Подумай, какую власть принесет тебе этот ребенок, − сын словно прочитал ее мысли и теперь использовал их, − ты станешь настоящей королевой. Ты станешь не менее могущественной, чем если бы была моей женой, − он легко толкнул ее назад, укладывая спиной на кушетку. Опьяненная его сладкими речами Екатерина не сопротивлялась Перед глазами снова все плыло, как будто она переборщила с опием. − И ты полюбишь его. Так же, как любишь всех своих детей, − он развел в стороны прозрачную ткань, прикрывавшую вырез ее платья, и уткнулся носом в ложбинку груди. − Ты... хочешь заставить меня забыть, что я... твоя мать, − сбивчиво выдохнула она, запуская пальцы в его мягкие волосы. − Наоборот, я хочу, чтобы ты помнила об этом, − юбка поползла вверх, оголяя уже не такие округлые, как до болезни, бедра королевы. − Ты всегда говорила, что думаешь лишь о моем благе. Ты едва не умерла ради меня. Неужели подарить мне ребенка, который станет и твоим счастьем, намного сложнее? − ловя каждый судорожный вздох, Франциск скользнул ладонью между ее ног. − Он свяжет нас навсегда, и уже никто не сможет разлучить нас. − Франциск... − королева схватила его за руку, то ли собираясь остановить, то ли умоляя продолжить. − Твои врачи сказали мне, что сейчас ты наиболее расположена к зачатию, − опаляя дыханием ее ухо, зашептал Франциск. − Позволь мне... − свободной рукой он провел по материнской шее, нащупывая бешено бьющийся под влажной кожей пульс, − Отдай мне себя. Отдайся мне, − ладонь между ног королевы заскользила быстрее и настойчивее, и с ее губ сорвался длинный, хриплый стон. − Не здесь. Франциск, не здесь! − срываясь на крик и снова хватая сына за руку, приказала она, признавая его победу. − Не здесь. Но сегодня вечером ты придешь в мою спальню, − улыбаясь, предложил он, слыша громкие шаги, приближающиеся к залу. − Франциск... − королева не готова была согласиться. Всегда он приходил к ней, и явиться в его спальню самой означало полное принятие своей новой роли, полное смирение, практически гарантированное согласие. − Решай быстрее, − он кивнул в сторону двери, за которой все громче слышались шаги, удерживая задранную до пояса юбку матери, которую она отчаянно пыталась вернуть на место. − Хорошо, − наконец ответила королева, и, ослабив хватку, он сам прикрыл ее ноги и вернул в сидячее положение. Дверь отворилась, и в зале появилась группа дворян, тоже вставших сегодня рано. С радостной улыбкой Франциск ответил на их приветствия и, довольный собой, вышел, оставив мать наедине с немедленно закружившими над ней стервятниками. У короля по обыкновению было множество дел, но он все же нашел минуту заглянуть еще и к жене, чтобы уделить ей немного внимания. Мария оказалась занята − с минуты на минуту к ней должен был прийти скульптор, ответственный за барельефы с инициалами новых монархов, которыми вскорости собирались заменить имена Генриха и Екатерины. Мария с предвкушением ждала этого момента. Простая процедура слишком затянулась из-за череды самых разных событий, и теперь все наконец-то встанет на свои места. Ставшее ненавистным имя Екатерины исчезнет из символов королевской власти. Она больше не королева, что бы ни делала, ни говорила и как бы ни называлась. Шлюха. Шлюха, удержавшая положение с помощью собственного тела. Даже один такой голый факт выводил Марию из себя, делал больной и заставлял кидаться на всех подряд. Как Франциск мог желать побитую жизнью старую ведьму? Он не нежничал с ней, когда считал просто матерью, от природы заслуживающей ласки и заботы, а теперь не сводил глаз, делал все, чтобы угодить, защищал от самых нелепых опасностей. Иногда Мария совсем поддавалась отчаянию и думала, что лучше бы свекровь умерла от болезни и оставила их в покое, а потом ужасалась приобретенной жестокости и мучилась виной. Когда-то Екатерина заменила ей мать… и все же эта женщина легла в кровать с ее мужем и пыталась стать для него главной, уже почти не стесняясь. Дядя неоднократно предупреждал Марию − от «зарвавшейся потаскухи» стоило избавиться как можно скорее, но пока молодая королева не была готова. − Что это?! − еще не отогнав размышления, она не сразу обратила внимание на окончательные эскизы вензелей, протянутые ей скульптором. Теперь же в груди Марии поднималась первобытная ярость, в одну секунду уничтожившая сочувствие и жалость к шлюхе мужа. − Король посмотрел эскизы и велел внести небольшие изменения, − побледнев и на всякий случай отступив назад, ответил скульптор. Мария скользила глазами по бумаге снова и снова, не веря и распаляясь злобой. Да, изменения были небольшими. Совсем. Буквы «F» и «М» переплетались, и один из нижних концов буквы ее имени добавлял букве имени Франциска третью перекладину, образуя «Е». Просто и незаметно на первый взгляд, но для Марии эти инициалы горели кроваво-алым на почти такой же белой, как снег, бумаге. Мерзость. Отвратительная, гадкая мерзость. Франциск ведь знал, как страдала его мать, годами наблюдая свое имя, перечеркнутое на королевских вензелях именем Дианы, а сейчас сам поступил с женой точь-в-точь, как отец. Ненависть, вспыхнувшая в Марии, не могла сравниться ни с чем. Она никогда не испытывала такого раньше. Она не выносила связи мужа с матерью, мучилась, страдала, пыталась вернуть его, но еще никогда в ней не просыпалась жажда крови. Жажда убить − жестоко, изощренно, поиздевавшись напоследок, перетерев в пыль, изуродовав… Да, изуродовав. В один миг Мария представила улыбающееся и довольное лицо свекрови, счастливой от того, сколько еще лет ее имя будет сверкать на символах власти. Екатерина ухмыльнется, почти незаметно приподнимет уголки своих тонких губ и блеснет темными, хитрыми глазами Медичи, прежде чем ее тело в благодарность раскинется перед королем на постели. Мария словно сама присутствовала там, сама видела этот порок, эту грязь, это искаженное удовольствием лицо… Как же она его ненавидела. Это проклятое, не успевшее постареть лицо, обрамленное абсурдно роскошными золотистыми волосами. Она никогда не считала его красивым, но сейчас желала стереть с него последние следы привлекательности, выжечь полные коварства глаза, выдрать с корнем густые пряди… Она и так терпела слишком долго. − Приступайте к работе, − призвав на помощь всю возможную выдержку, приказала она скульптору, и тот немедленно исчез, мечтая поскорее убраться отсюда, а Мария принялась выхаживать по комнате − от одной стены до другой. Нужно было выждать несколько минут. Возможно, если бы рядом оказался хоть кто-то − рассудительная, спокойная Лола, с которой она провела все утро, но которая отлучилась в самый неподходящий момент прогуляться с Жаном, изворотливая и подчас корыстная Кенна или умная и здравомыслящая Грир, кто-нибудь из них догадался бы о намерениях Марии и сумел отговорить… Рядом не оказалось никого. Нет, так было даже лучше. Ненависть зрела в Марии стремительно, убеждая в принятом решении, уверяя в его правильности. Она имеет право на месть. Они сами дали ей повод, и она не сомневалась − именно Екатерина нашла способ отплатить за недавнее происшествие с детьми. Она заплатит за это. Заплатит, несмотря на то, что первой обняла маленькую Марию, когда та прибыла во Францию, несмотря на то, что никогда не делала разницы между ней и своими собственными наследниками, несмотря на то, что иногда лично играла с будущей невесткой, учила вышивать и делала маленькие подарки. Не безликие произведения искусства от подданных, не ворох надоевших платьев от любившей польстить Дианы, не почти бесполезное и больше подходящее для мальчишки оружие от покойного ныне короля Генриха. Нет. Красивая кукла в смешном наряде, давно желаемая книга, не подходящая для коронованной особы, искусный кулон с изображением матери Марии, которую она почти не помнила, и множество других приятных сюрпризов, забранных потом молодой королевой в монастырь, куда она отправилась в слезах дожидаться собственной свадьбы долгие годы… Мария смахнула слезы, отгоняя воспоминания. Все это осталось в прошлом. Когда-то Екатерина была добра с ней, но так продолжалась ровно до тех пор, пока ее интересы не вошли в противоречие с интересами Марии. Выбирая между ними, Екатерина всегда безжалостно выбирала себя, отбрасывая все остальное в грязь и топча его каблуками своих миниатюрных туфель. Почему она должна жалеть ее? Проклятая итальянка отняла у нее мужа и вот-вот собиралась отобрать власть, она позорила их всех и не уступила даже в чертовых вензелях. Мерзкая гадюка, умеющая втираться в доверие, а потом беспощадно уничтожать помешавших ей людей, кем бы они ни были. Даже супруга, которого любила, она собиралась отравить. Екатерина − это зараза, вросшая в замок, губящая живое. Она никогда не вернет ей Франциска, она вцепится в него мертвой хваткой и в конце концов станет выделять ему пару часов для общения с женой. Если, конечно, у нее окажется хорошее настроение. Раздраженной, разозленной до предела Марии виделись все ужасы, какие только могло представить ее воображение. Никакие вопли совести и детской привязанности не перекрывали жажду отомстить и сбросить с полагавшегося ей самой пьедестала не дававшую вздохнуть шлюху. − Этьен, − распахнув двери, Мария позвала одного из вытянувшихся за ними стражников и подала ему знак пройти внутрь. Этьен единственный из тех монстров, что когда-то служили покойной Гортензии, не отправился в Шотландию и остался с молодой королевой. Она придержала его здесь на всякий случай, и случай нашелся. − У меня есть для вас поручение. Из разряда тех, с которыми раньше вы справлялись лучше всех. Нужно сделать все быстро и надежно. Так, чтобы вас, а с вами и меня, никто не заподозрил. − Слушаю, Ваше Величество, − его глаза недобро сверкнули в предвкушении. Головорезам вроде него скучно было безвылазно сидеть в замке, охраняя монарших особ, и он мгновенно почувствовал шанс хорошенько развлечься. − Вы должны изуродовать лицо фаворитки короля. Изрезать так, чтобы он больше никогда на нее не посмотрел. Разукрасьте ее как следует, прижгите огнем, выдерите волосы… Видеть не могу эту шлюху! − не в силах больше сдерживаться, вспылила Мария, а тот, кого она называла монстром, лишь рассмеялся и закивал головой. − Будет сделано в лучшем виде, Ваше Величество, − пообещал он и вышел, и на секунду в Марии проснулся страх. Вдруг кто-то узнает? Вдруг узнает Франциск? Он никогда ей не простит… Но Этьен выглядел таким уверенным, с такой готовностью принялся исполнять приказание, он и его люди обладали таким большим опытом... Еще не совсем очерствевшее сердце Марии заходилось от ужаса − такой грубой жестокости, такой беспощадной ненависти она ни к кому никогда не проявляла… тем более, к Екатерине, которую по-своему любила и к которой была привязана. Иногда только свекровь могла понять и успокоить ее… Почему все сложилось так? Откуда это взялось? Как нелепая греховная страсть появилась на свет? Мария не находила ответов. Она не верила, что всегда относящийся к матери прохладно Франциск вдруг возжелал ее вопреки любому здравому смыслу, вопреки библейским заповедям, вопреки любви к жене. Да, Мария не сомневалась в его любви, и потому ее рассудок находил только одно объяснение − алчная, жаждущая власти и умелая в травах Екатерина. В любом ином случае Мария бы попыталась вникнуть, понять, но сейчас она хотела уничтожить. Почему она снова должна терпеть и молчать, словно безмолвная серая мышь? Она королева, королева по праву рождения, а не безродная богатая купчиха, годами заливающая слезами постель, пока муж развлекается с другой, и в то же время терпеливо дожидающаяся от него милости. Она не станет повторять судьбу Екатерины. Та любила раздавать жизненные уроки, и Мария кое-чему научилась − заглушать голос совести и проявлять жестокость. Пусть свекровь убедится в ее успехах.