Благие намерения

Мария шла к своему мужу. Они не разговаривали уже несколько дней, и пора было вновь сыграть роль заботливой и всепрощающей супруги, чтобы окончательно усыпить его бдительность и заручиться безоговорочным доверием. Иногда Марии казалось, он знал, что это она пыталась изуродовать его мать и любовницу − в глазах Франциска проскальзывали сомнения и опасения, он неустанно следил за их с Екатериной отношениями. На публике Мария неизменно делала вид, словно все понимает и поддерживает Екатерину, но при личной встрече не могла отказать себе в удовольствии задеть соперницу за живое, указать ее место, поугрожать и слегка поиздеваться. Блестящие темные глаза свекрови вспыхивали нелепой детской обидой, а потом злобно темнели еще больше. Мария осознавала, что играет с огнем, и все же от ведьмы исходил неподдельный страх − она металась, не зная, куда деваться, как не пустить сына в поход, как защититься. До молодой королевы начали доходить слухи, будто она уже несколько раз падала в обморок, и Франциск приставил к ней почти десяток врачей. Мария не чувствовала вины − это была компенсация. Компенсация за измену, унижение и позор. Жаль только, лицо Екатерины не удалось попортить, но, пожалуй, внутренние страдания подходили для мести даже лучше. Когда Мария впервые услышала о связи мужа с матерью − рассмеялась. Это звучало дико, абсурдно, бредово. Но день за днем становилось все очевиднее, что слухи оказались вовсе не сплетнями. Рассказы об утехах молодого короля с матерью просачивались из-за запертых дверей ее спальни, обрастали новыми подробностями и доказательствами. И все же Франциск молчал, а Екатерина вовсе не выглядела счастливой, истончившись и во многом растеряв привычную язвительность, жестокость и хладнокровие. Мария не могла понять, почему свекровь вдруг стала шарахаться от ее прикосновений − обычный жест поддержки, казалось, приводил Екатерину в ужас. Потом случилось происшествие в лесу, заставив Марию проникнуться к ней еще большим сочувствием − она помнила рассказ о монастыре, видела, как свекровь едва не сошла с ума, когда все чуть было не повторилось в той жуткой таверне. Поэтому она верила Екатерине, верила до последнего, помнила клятвенные заверения в невиновности, слезы и смертельную бледность. В лесу, в карете, в замке Екатерина божилась, что никогда не переступала греховной черты. Шлюха. Лживая алчная шлюха. Дешевая потаскуха. Жалкая купчиха. Марию до сих пор трясло от этого омерзительного обмана, от собственной наивности и доверчивости, от того, как, прижимая к себе любовницу, муж объявлял ее при всех своей фавориткой, как носился за ней по всей Франции, как притащил полумертвую в замок и лично выхаживал, не отходя ни на шаг. Почему чертова шлюха не сдохла, не сделала хотя бы такого подарка? Ведьма очернила душу сына, и теперь Мария чувствовала, как сама наполняется злом, жестокостью и пороком. Все из-за нее. Нужно избавиться от Екатерины. Избавиться, пока она не задрала нос еще выше. Но действовать придется очень осторожно, и прежде всего требовалось окончательно убедить в своей доброте и преданности Франциска. Стражи перед его покоями не оказалось, и ей пришлось самой толкнуть тяжелую дубовую дверь. Мария вошла и тут же пожалела об этом. Первыми ее встретили громкие женские стоны, и у нее не было никаких сомнений, кому они принадлежали. Один лишь взгляд на кровать подтвердил правоту молодой королевы. Увиденное повергло Марию в такой шок, что она замерла на пороге с открытым ртом. На кровати раскинулась королева-мать, и когда Мария посмотрела на нее внимательнее, ее замутило. Руки Екатерины были привязаны к спинке кровати, а ноги широко разведены и согнуты в коленях. Светлые кудри короля между ними давали предельно ясное объяснение ее громким бесстыдным стонам. Но самым шокирующим было даже не это. Глаза Марии впились в змеей чернеющую на светлых простынях и касающуюся бедра Екатерины плеть. Плеть в кровати предающихся страсти матери и сына… Зачем? Мысли Марии разбегались от полной фантастичности происходящего, и она не шелохнулась, когда пальцы Франциска сомкнулись на тяжелой рукояти. − Франциск! − взвизгнула Екатерина, подскакивая на кровати, как только плеть взметнулась над ее телом, а потом опустилась на ничем не защищенную грудь. Мария дернулась от ужаса, словно ей самой стало больно от удара, и прижала руку ко рту, наблюдая за наливающейся красным полосой на коже свекрови. Молодая королева едва не вскрикнула, но не двинулась с места даже сейчас − глубоко засевшее внутри злорадство заставило подсознательно порадоваться мучениям свекрови и застыть в ожидании продолжения. В конце концов, Франциск не убьет собственную мать. Любопытство и жажда мести заглушили желание помочь. − Осторожно. Или мне придется связать твои ноги, − предупредил Франциск, замахиваясь во второй раз, и секунду спустя Екатерина выгнулась дугой, протяжно застонав и натянув веревки: совсем рядом с соском багровел новый рубец. Мария на мгновение закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. Вопли Екатерины наполняли покои снова и снова, она металась на кровати, заливалась слезами, пока ее тело покрывалось десятками кровавых следов плети. Молодая королева просто не могла сдвинуться с места. Что это? Зачем они это делают? Наверное, это все просто ей снится. Нет. Она сама никогда бы не додумалась до подобного − ни наяву, ни во сне. − Франциск... − устало простонала Екатерина, запрокидывая голову и сжимая трясущиеся колени. Свободная от плети рука Франциска немедленно скользнула между ними, и королева выгнулась под невообразимым углом, позволяя веревкам до красноты впиться в запястья и устремившись навстречу ласкающей ее ладони. − Скажи это, и получишь то, о чем просишь, − Франциск склонился к груди матери и грубо впился в нее зубами, выбив из Екатерины болезненный стон. Мария не верила своим глазам и ушам. О чем он говорил? Он будет бить мать, пока она не согласится ублажить его? Неужели она и правда сопротивлялась? Неужели он насиловал и принуждал ее? В мыслях Марии мгновенно всплыли рассказы Екатерины о том, как сын надругался над ней. Нет, это невозможно. Но зачем тогда он сек ее? Что просил сказать? Голова молодой королевы шла кругом. − Прошу, − снова и снова беспомощно дергаясь в своих путах, молила Екатерина. Она напоминала бьющуюся в клетке птицу, полностью дезориентируя растерявшуюся и не знавшую, что делать, Марию. − Скажи, − двигая рукой все быстрее, повторил король. На секунду красное и влажное лицо Екатерины, с закрытыми глазами и закушенными губами, повернулось к Марии, и она отшатнулась, едва не упав от вида написанных на нем искренних страданий. − Умоляю, Ваше Величество! − измученно прокричала Екатерины, потеряв всякое самообладание и окончательно перестав походить на саму себя. − Наконец-то, − отбросив плеть и нависнув сверху, Франциск сжал изувеченную плетью грудь, затем развел шире материнские ноги, проникая внутрь разгоряченного тела, и задвигал бедрами, уперевшись одной рукой в подушку с разметавшимися по ней золотистыми волосами матери, а второй ухватившись за ее бок. − Франциск, − вновь подала голос Екатерина, но слова потонули в безжалостном поцелуе, который король подарил ей, склонившись на миг к покрытому испариной лицу. − Развяжи меня! − на это требование король только усмехнулся и снова впился в ее рот. − Развяжи меня! − она не сдавалась, несмотря на то, что Франциск принялся с удвоенной силой вколачивать ее в перину. И на этот раз он не стал целовать упрямую мать, а вогнал ногти в нежную кожу ее бедра одновременно с очередным резким толчком. − Франциск! − Развяжи ее, − приказала его жена, вырванная из оцепенения протяжным криком свекрови. Как бы она ни ненавидела Екатерину, это было несправедливо даже по отношению к ней: Франциск бил ее и шантажировал, связывал и не реагировал на просьбы развязать, даже получив желаемое. Мария не определилась в своих чувствах, но происходящее абсолютно точно было неправильно. − Как ты здесь оказалась? − его голос сочился удивлением, но не неловкостью. Екатерина же отвернулась, покраснев до немыслимого оттенка алого. − Ты делаешь ей больно, − не подобрав более подходящих слов, Мария посмотрела на красную от стыда и следов плети свекровь, пытавшуюся высвободить руки из плена грубых веревок. − Ты неправильно поняла, Мария, − после минутного замешательства возразил король, и Мария снова перевела взгляд на изувеченную грудь свекрови. − Я не мучаю ее. Ей нравится, − Екатерина отчетливо вспыхнула от унижения, но прикусила губу, когда Франциск осторожно задвигал бедрами, возвращаясь к начатому. − Видишь? − поинтересовался он у жены, жадно наблюдая за все больше искажающимся удовольствием лицом матери. Мария взглянула на нее, не веря, что вовсе не мука заставляла Екатерину кричать, стонать и умолять, что ей действительно приносило наслаждение изнывать от боли… Неужели потаскуха снова обманула ее? − Вы оба сумасшедшие! − зло и обиженно завопила Мария, жалея о проявленном сострадании и наблюдая, как даже несмотря на ее присутствие любовники вновь распаляются, не в силах оторваться друг от друга. Она бросилась к двери, стараясь не бежать и сохранить хоть какое-то достоинство. Никто не стал останавливать ее, но уже позже, лежа в объятиях задремавшего короля, Екатерина вспоминала перекошенное непониманием и яростью лицо невестки. Зачем она пришла? Неважно. Важно то, что она увидела… увидела… Екатерина зажмурилась − так стыдно ей не было уже давно. Франциск развлекался с ней на глазах у сборища дворян, но это уже успело уйти в прошлое, а новое унижение казалось совсем свежим. Мария узнала постыдную тайну, увидела свекровь в таком состоянии… Екатерина промолчала в тот миг, потому что не нашла слов, лежала связанной, совершенно голой и чувствовала в себе содрогающегося от удовольствия короля. Любое объяснение или оправдание прозвучало бы нелепо, наигранно и оскорбительно для всех. Теперь же в ее голове в красках рисовалось, как именно отомстит ей невестка, когда Франциск уедет. Наивная девочка попыталась проявить сострадание, решив, что муж измывается над матерью, и за это непонимание, за эту слабость она попытается отплатить вдвойне жестоко. Нервы Екатерины были на пределе − повода отстранить Марию от регентства не находилось, а никаких признаков беременности пока так и не проявилось. Королева ощущала себя загнанной в угол. Она возлагала большие надежды на грядущий визит Нарцисса, собираясь и одеваясь максимально продумано. После нескольких часов утех ей нездоровилось − все же она была уже не в том возрасте, в котором можно беспрепятственно сочетать страсть и жестокость сутками напролет. Зато сторожащие ее врачи не вызывали опасений у Марии: никто и не думал, что главной их задачей являлось скорейшее объявление о наследнике короля. Иногда Екатерина чувствовала невероятное унижение, когда вечером лекари вдруг являлись к ней по приказу Франциска и привычно прощупывали грудь и возились между ее ног. Король ждал ребенка, но он также трясся от страха за здоровье Екатерины, и только это давало ей возможность закрывать глаза на навязчивое наблюдение лекарей. Проявление любви и заботы. − Что-нибудь узнали? Или сделали? − устало поинтересовалась она у Нарцисса, уже почти ни на что не надеясь. Если даже ради обещанной должности он не мог добиться успеха в деле Гизов, значит, рассчитывать там и правда было особо не на что. − Обстановка в стране очень нездоровая. Борьба идет на всех уровнях. Боюсь, любое громкое событие мгновенно повлечет за собой гражданскую и религиозную войну, − сообщил граф уже давно известные ей новости. Екатерина не видела выхода: не желавшая наступать беременность в разы усиливала ее упадническое настроение. Пусть время еще не вышло, оно сокращалось и нервировало ее тем самым невероятно. − Мне придется сообщить вам неприятные вести. − Хотите сказать, я должна отдать свои жизнь и здоровье во имя спокойствия во Франции? − с насмешкой спросила королева, при последнем предупреждении впав в еще большее уныние. Хороших новостей она не слышала уже давно, но вот новые неприятности сыпались как из рога изобилия. − Протестанты в Шотландии собираются осадить, а затем атаковать резиденцию Марии де Гиз. Весть об этом еще не дошла даже до королевы Марии. Наверняка она обратится к королю за помощью. Он постарается выслать в Шотландию войска, и, возможно, ему даже удастся насобирать армию из наемников, чтобы не тратить главные силы, но вот деньги ему взять неоткуда. Казна пуста, − Нарцисс посмотрел на Екатерину в упор, словно на что-то намекал, но она слишком сосредоточилась на том, насколько важна новость, о которой еще никто не знает. − Вы имеете в виду, им потребуются мои деньги? − наконец сообразила Екатерина, едва не подскочив на месте и поморщившись следом: удары плети между ног и частые любовные утехи порой стали приносить такой дискомфорт, что она теперь почти постоянно носила панталоны и двигалась с повышенной осторожностью. − Я ни при каких обстоятельствах не отдам их. Это мои деньги, деньги моих родителей, все, что мне осталось… − С каких пор вы настолько плаксивы? Вам не четырнадцать. И даже не тридцать, − отрезал Нарцисс, крепко ухватив ее за руку и усмехнувшись, стоило увидеть уже знакомую красноту запястий. Это отрезвило королеву. − Воспользуйтесь тем, что пока они не знают. − Предложить им деньги раньше, чем они потребуют их сами? − Екатерина задумалась. Конечно, Франциск не станет заставлять ее, не обидится на отказ. Но, во-первых, он начнет искать средства в куда более сомнительных источниках, а во-вторых, это было шансом доказать ему свою дальновидность, свою заботу о государстве… Может быть, после он все же оставит регентом именно ее… Особенно если ей все же удастся забеременеть… − Вы здоровы, Екатерина? − поинтересовался Нарцисс, наблюдая, как побледнев до цвета простыней и поглаживая живот, она полностью потерялась в размышлениях. − Разумеется. Мне приходится много работать над исполнением моей части сделки, пока вы паршиво справляетесь со своей, − Екатерина хищно оскалилась, предпочтя грязными намеками на длительные постельные утехи с королем прикрыть опасную правду. Не хватало еще, чтобы Нарцисс догадался о ее попытках зачать − кто знает, что тогда придет ему в голову. − Можете идти, − как можно более небрежно бросила она, и граф с самой мерзкой ухмылкой на лице скрылся за дверью. Следующие двое суток Екатерина чередовала постельные утехи с усилиями припрятать те личные средства, которые она хотела оставить на черный день и не показывать никому. У нее не было ни малейшего желания спасать мать Марии собственными деньгами, но это позволит получить еще больше доверия короля, а возможно, и станет хорошим подспорьем в отношениях с невесткой. Все в королевстве могли кричать о своих титулах и благородном происхождении, однако когда речь заходила о деньгах, потомки Карла Великого и прочих героев прошлого неизменно кидались за помощью именно к ней, дочери богатейших купцов Медичи. Тем более подарки короля сделали ее еще богаче. Конечно, казна не была совсем пуста, но все средства из нее уходили на поддержание порядка во Франции, и их абсолютно точно не хватит еще и на дикую Шотландию. Екатерина всегда гордилась умением отказаться от гордости и провести выгодную сделку − в конце концов, именно это принесло состояние ее семье много лет назад. Сейчас настал момент для очередного показного самопожертвования. Осталось только правильно преподнести его королю. Вздохнув и поплотнее запахнув халат, Екатерина двинулась к туалетному столику. Последние дни, наполненные самыми разнообразными утехами, и правда лишили ее сил, а сегодня у королевы болело все тело, сопровождаясь еще и тошнотой, и Екатерине хотелось рыдать от того, что мутило ее вовсе не из-за беременности. Она в который раз пожалела о прежнем сопротивлении и о потраченном впустую снадобье. С трудом сдерживая подкатившую к самому горлу дурноту и почти ничего не видя перед собой, Екатерина принялась перебирать пузырьки на столике. Нет. Только не сейчас. Она обязана восстановиться поскорее, а то король чего доброго сочтет ее неспособной к рождению детей. Раньше она отдала бы за это многое, но сейчас боялась больше всего на свете. Рука скользнула по цветным флаконам, однако, качнувшись вперед, королева не удержала равновесия и рухнула на пол, мгновенно отключившись. − Екатерина, − позвал ее кто-то и потряс за ушибленное плечо. Она застонала и дернулась, медленно понимая, что это невестка вовсе не дружелюбно пытается привести ее в чувства. − Вы здоровы? − с надеждой поинтересовалась Мария, и до королевы дошло: та с удовольствием порадуется смертельной болезни свекрови. − Да. Пыл короля порой лишает меня сил, − в отместку уколола она, наблюдая за промелькнувшей на лице невестки злобой. Мария вскочила, Екатерина же поднялась на ноги куда медленнее, пряча растертые запястья в рукава халата. − Поэтому я и пришла. Судя по всему, в любовных утехах вам нет равных. Вы знаете, что нравится Франциску. Вы умеете разжигать в нем желание, − неожиданно начала Мария, сложив руки на груди, и Екатерина замерла, совсем не готовая к такому разговору. − Вы предлагали мне помощь. Считайте, что я принимаю ее. Научите меня доставлять удовольствие мужу, − Мария вздрогнула и побледнела, явно испытывая омерзение от собственного предложения, пока свекровь только обдумывала его. − О чем ты? − так и не докопавшись до сути, спросила она. Казалось невероятным, чтобы Мария пришла сюда за постельными советами и любовными хитростями. Королева испугалась, как бы она не узнала о планах мужа касательно наследника. Слишком такое поведение не походило на нее. − Не о вашем грязном рте, конечно. Это удел постельных девок, а не королев, − вспылила Мария, и Екатерина с трудом сдержала обиду. Она привыкла к тому, кем ее считали, но слышать такое по-прежнему было больно. Она тоже носила титул королевы, а то, как один-единственный раз ей пришлось ублажать короля ртом, Екатерина запомнила навсегда, чтобы до конца дней чувствовать отвращение к подобному виду утех. − Я об этом, - Мария кивнула на выглянувшие из рукавов красные запястья свекрови. − Меня интересует, как Франциск... сечет вас. Вам ведь нравится. Я видела, − отрезала Мария, когда королева попыталась возразить. Даже если бы она и хотела поделиться премудростями любви, эти были слишком личными, только их с Франциском. − Ты не знаешь, о чем просишь, Мария, − предостерегающе пробормотала Екатерина. Чтобы получать удовольствие от таких утех, боль нужно любить и переносить достаточно легко. Ее закаленное родами, пытками и клеймом тело справлялось, а в том, что Мария ощутит лишь самые неприятные чувства, она не сомневалась. − Покажите мне, − приказала невестка, крепко взявшись за руку Екатерины, и та решила не возражать. Пусть увидит цену удовольствия. Возможно, и уберется побыстрее. Королева повернулась к Марии спиной и скинула халат до пояса, обнажая следы плети. Напряженную тишину наполнил шокированный вздох. Мария никогда не видела жуткие шрамы так близко, и ей было невдомек, что нанесли их неглубоко и пройдут они быстро. − Повернитесь, − сдерживая звенящую внутри ярость, вновь приказала она. Отметая возражения, она дернула свекровь за покрасневшее плечо, и та успела лишь прикрыть грудь руками, прежде чем явить оставшиеся последствия запретных утех. − Мерзость, − вынесла вердикт Мария, заставляя Екатерину бледнеть под ненавидящим взглядом. Так неловко и стыдно ей не было, даже когда невестка застала их с королем в самый разгар постельных развлечений. − Без этого нет удовольствия. Такое наслаждение дарю королю только я, − гордо вскинув подбородок, заявила Екатерина, привычно хватаясь за любое свое превосходство. Если бы только у нее был ребенок, она могла бы куда более успешно противостоять унижениям... Не стоило думать об этом сейчас. Нужно выпроводить зарвавшуюся девчонку. − Я должна попробовать. Но не вздумайте бить слишком сильно, или я прикажу вырезать вам язык, − вдруг подала голос Мария, вызвав у королевы замешательство. Невестка просила высечь ее? За такой просьбой меркла даже очередная угроза. − Ты желаешь, чтобы это сделала я? − на всякий случай уточнила королева. Ей не хотелось ввязываться в столь сомнительное предприятие с неизвестными последствиями, пусть хорошенько высечь зарвавшуюся девчонку она была вовсе не против. Если что-то пойдет не так, Франциск жестоко накажет ее, и наказание страшило Екатерину меньше, чем возможная очередная ссора. Он еще не дал ей наследника, в котором она так нуждалась. − Я не обладаю достаточными знаниями и умениями. Франциск научил меня этому, но я никогда никого... − Значит, будьте осторожны вдвойне. Представьте, что это он сечет вас, и не делайте того, чего не хотелось бы вам, − отрезала Мария, явно сложив в голове картину, понятную только ей. − Франциск должен осознать − вы не единственная женщина, готовая исполнять его желания. Если поможете мне, я буду куда менее жестока, когда он уедет, чем могла бы, − невестка взялась за подбородок Екатерины, и она с уверенностью встретила ее взгляд. Она играла, на самом деле совершенно запутавшись, потерявшись в чужих угрозах и давлении. Она заручилась поддержкой Нарцисса, чтобы уберечься от Марии, но он не спешил с помощью, так же как и ребенок не спешил в ее чрево. Екатерина чувствовала: еще немного, и она сорвется, помешается на беременности, вполне возможно, этим навсегда отлучив от себя короля. Время таяло, а он не видел опасности, не верил, что самую большую угрозу для матери представляла любимая им жена. Екатерина металась и мучилась, каждый день превратился в кошмар, каждый день приближал еще больший ужас. − Когда я говорила, что прикажу высечь вас перед всем двором, я и подумать не могла, что вам это понравится. − Раздевайся, − процедила Екатерина, затянув пояс халата и усилием воли подавив вспышку ярости. Даже придя с просьбой невестка не упустила случая поиздеваться и попугать ее грядущими унижениями. Королева уже бросила переживать из-за того, что не заметила момент, когда наивная девочка превратилась в мстительную фурию, злясь и черствея по отношению к ней все больше. Обида, ярость, страх и женская ревность захлестывали Екатерину, и она все чаще обещала себе стать единственной для сына, избавиться от проклятой выскочки, достаточно попившей ей крови. Связь с сыном изменила королеву, пригасила извечную жестокость, алчность и самолюбие, но чем больше угрожала и унижала ее невестка, тем сильнее вырывались наружу природные качества Медичи. Екатерина уже почти не верила в мирное сосуществование с женой сына. Мало. Теперь этого было мало. Мария стянула свою теплую шаль и аккуратно уложила ее на постель, затем отошла и неуверенно взялась за бретели сорочки, раздражая свекровь медлительностью и осторожностью. Буря эмоций бушевала в Екатерине, она чувствовала, как трясутся руки, и вспоминала, что, по словам Франциска, они не должны дрожать. Она попыталась успокоиться и выдохнуть. Она предупредила невестку, та сама настояла. Под пристальным взглядом Марии королева прошла к столу и вытянула из ящика плеть, которую Франциск использовал в первый раз. Десятки развратных картин наполнили голову, но Екатерина отогнала их, внушая себе, что не время сейчас думать о пережитых удовольствиях. − Начинайте, − бросила Мария, когда свекровь, привязав ее руки к высокому столбику в изножье кровати, встала позади. − Прежде всего, ты должна отбросить свои желания и признать власть твоего господина, Мария. Иначе все это не имеет смысла. Боль лишь одна из сторон монеты, − честно попыталась объяснить Екатерина суть необычных утех, но по недовольному громкому сопению невестки поняла, что это бесполезно. Мария хотела только получить опыт и привлечь им Франциска, его мотивы ее не интересовали. Она промолчала и не съязвила лишь из-за связанных рук, и в груди Екатерины загорелось пьянящее чувство превосходства − неподвижность и беспомощность здорово сбивали спесь с любого. Она знала это лучше всех, полностью покорившись королю. − Он решает, когда совершить первый удар... и все остальные, − с удовольствием примерившись, сообщила Екатерина и обрушила плеть на белоснежную спину невестки, заставив ту заорать во все горло. Это ремесло определенно было сложнее, чем казалось: плеть мгновенно распорола нежную кожу молодой королевы, и теперь Екатерина со смешанными чувствами наблюдала, как она кричит, мычит, волчком крутится на месте, словно пытаясь извернуться и достать до горевшего огнем места. Екатерина поморщилась − Франциск обладал куда большей силой, но он редко разбивал ее тело до крови. Может быть, у нее получится со второго раза. В королеве вспыхнул азарт, и она занесла плеть снова, хотя невестка еще не пришла в себя и настолько потерялась в ощущениях, что даже не пыталась ее остановить. Следующий удар пришелся почти туда же, куда и первый, оставляя на кровоточащем рубце новый кровавый след. Мария кричала, но пыталась терпеть, однако Екатерина слишком поддалась эмоциям и жажде добиться результата Франциска, продолжая опускать плеть на изнеженное тело. − Вы сумасшедшая! − взвизгнула Мария, не в силах больше выносить эту пытку и изнывая от нестерпимо горевшей между лопаток боли, из ее глаз в три ручья текли слезы, а тело било крупной дрожью. Она дернулась в сторону, инстинктивно уходя от нового удара, едва не рухнув на пол и не вывернув себе руки. Екатерина в который раз оценила мастерство сына, всегда связывавшего ее так, чтобы она ничего не повредила. Чувство безмерной любви смешалось с чувством желанной власти. Мария остервенело переступала с пятки на носок, выдирая руки из колец веревки и громко рыдая. − Ненормальная шлюха! − заорала Мария, когда королева добавила к красневшему на ее спине месиву еще одну глубокую полосу. Волосы невестки взметнулись, колени задрожали, она засучила тонкими пальцами и рванула назад, упав на колени и задрав руки в слегка распустившейся веревке над головой. Ей было больно, и она не получала ни капли удовольствия. И не получит. Екатерина знала это с самого начала, а теперь и знала, что не сможет остановиться. Она не умеет. Она не король. Она не знает меру. Она как следует высечет эту портившую ей жизнь дрянь. − Ты сама доверилась шлюхе своего мужа, − задыхаясь, возразила Екатерина и замахнулась снова. Плеть разворотила лопатку Марии до крови, и она закричала, забилась, дергая руками и елозя коленями по полу. Сердце застучало у Екатерины в висках, ярость и злоба заклокотали внутри, наконец-то находя выход. В иной ситуации она могла бы оценить самоотверженность молодой жены сына, совсем непривычной к боли, беспрестанно выкрикивающей оскорбления, но отчаянно пытавшейся вытерпеть муки и научиться тому, что искал ее муж в другой женщине, но сейчас глаза Екатерины застилала пелена страхов и желания отомстить. − Хватит! Хватит! Прекратите! − зарыдала Мария, даже не пытаясь скрыть мольбу в голосе и извиваясь, как пойманная охотником змея. Екатерина не слышала ее и, возможно, только прибавила бы силы, но засевшая внутри слабость помешала − удары стали обрушиваться на спину Марии хлестко, но не глубоко. Девчонка скулила, крутила руками и стучала коленями по полу, стараясь укрыться от помутившейся рассудком Екатерины, однако та просто не могла остановиться, получив долгожданную и пьянящую власть. − Екатерина! Хватит! Вы забьете меня до смерти! − Немедленно остановись! − в какофонию воплей невестки ворвался властный и холодный голос, заставив Екатерину застыть на месте с намертво зажатой в пальцах плетью. − Отдай ее мне, − спокойно приказал король, и Екатерина подчинилась, тяжело дыша и стараясь отогнать цветные пятна перед глазами. Пьяный животный угар проходил, сменяясь ужасом. Что она наделала? Она изувечила любимую жену сына, подписав себе приговор. Она сошла с ума. − Она чуть не убила меня, Франциск, − заплакала Мария, когда он освободил ее руки и повел к столу, чтобы обработать раны. − Она обезумела, − всхлипнула она, стоило прохладной мази лечь на покрывавшие спину следы плети. − Что это значит, мама? − поинтересовался король, посмотрев на Екатерину и снова отвернувшись к жене. В его глазах не было такой знакомой Екатерине ярости, поэтому она усилием воли взяла себя в руки, с трудом держа спину ровно и едва не падая от накатившей усталости. − Мария хотела сделать тебе приятное… Она попросила меня научить… Я предупреждала… Я не умею… − отрывисто пояснила королева, сжимаясь от страха и вызванной им тошноты. − Я старалась, но потеряла голову. Ты разбираешься в этом, Франциск, не я, − с трудом подбирая слова и опасливо поглядывая на сына, продолжила она. Если бы он действительно хотел жестоко наказать, он бы уже сделал это, несмотря на присутствие жены. Значит, нужно было изобразить покорность и сожаление, польстить и признать вину. − Я хотела помочь. − Она заслуживает самого строгого наказания. Франциск. Я просила ее остановиться, а она чуть не убила меня, − осторожно прикрывая шалью плечи, процедила Мария и бросила на свекровь ненавидящий взгляд, скривившись следом от боли в задетых тканью ранах. − Но ты сама ее попросила, Мария. И она тебя предупредила. Она не заставляла тебя и не связывала силой. Она умеет подчиняться, а не сечь, − неожиданно возразил Франциск, и обе королевы застыли от удивления. Мария опешила от проявленной мужем к матери благосклонности, а Екатерина оказалась поражена внезапным милосердием − сын наказывал ее за любую провинность и вдруг решил закрыть глаза на такой проступок. − Это очень сложное дело. Оно требует мастерства. − Ты готов на все, чтобы вколачивать ее в перину. Даже простить такое безумие. Она искалечила королеву Франции и Шотландии. Чтоб она сдохла! Ты слышишь меня? Чтоб она сдохла! − закричала Мария, вырываясь из объятий мужа и бросаясь к двери, резкими движениями причиняя себе еще больше боли. − Не прикасайся ко мне! − она сбросила руки Франциска, когда он попытался поддержать и проводить ее. Глаза Марии метали молнии в мужа, но еще больше в его любовницу. Екатерина задрожала от осознания того, что скоро окажется в полной власти смертельно возненавидевшей ее невестки. Она лично разрежет свекровь на куски и засыплет солью. Не меньше. − Ты не должна была соглашаться, мама. Мария права. Ты искалечила ее, − не став бросаться за фурией выбежавшей женой, пожаловался Франциск. − Она еще долго не успокоится, − на это замечание Екатерина сглотнула, зная, что после такого невестка не успокоится никогда. − Я знаю, но она не оставила мне выбора. Она очень любит тебя, Франциск, и готова была терпеть боль, лишь бы понять, почему ты предаешь ее со мной, − польстив Марии, она вдруг поняла − та и правда безумно любила Франциска, и правда пыталась сломать саму себя, чтобы вернуть его любовь. Это в который раз напомнило королеве ее собственное прошлое и пробудило уже подзабытое сочувствие к невестке. − Не понимаю, что на меня нашло. Я не хотела этого. Но чувство власти… − Ослепляет. Пьянит. Лишает рассудка, − продолжил за нее Франциск, и она осознала, что он и сам прошел через испытание властью. Ей очень повезло, что когда Франциск пожелал ее, он уже научился контролировать себя невероятно хорошо для только созревшего мужчины. − Я понимаю. Ты не представляешь, как мне тяжело сдержаться, когда ты в моих руках. − Я намного старше и опытнее, но не смогла справиться… Не могу в это поверить, − Екатерина опустила голову, еще раз признавая вину. На самом деле она почти не солгала − она пробовала власть на вкус много лет и самыми разными способами, предварительно терпеливо дождавшись ее. Она думала, будто полностью овладела искусством выжидания и самоконтроля… и чуть не потеряла все из-за глупой вспышки эмоций. − Надеюсь, Мария когда-нибудь простит меня. − Мне жаль, что все это случилось. Я должен был проявлять к ней больше внимания, − Франциск подошел к ней ближе, мягко обхватил за талию, а королеве все еще не верилось, что она не получит никакого наказания, что он все еще любит и верит ей. Если бы еще голова не кружилась так сильно… − Мама? − в голосе короля послышалась тревога, и она не сразу почувствовала, как медленно сползает на пол, поддерживаемая только сыном. − Все… в порядке. Я переволновалась, − Екатерине показалось, она ответила сразу, но потом королева вдруг обнаружила себя одетой лишь в сорочку и лежащей в кровати. Значит, у нее снова случился обморок. Слишком часто за последнее время. Страх, что сын сочтет ее нездоровой и негодной к зачатию, вновь проснулся в Екатерине, заглушив даже ужас от произошедшего с Марией, ведь совсем скоро они останутся в замке один на один, и ей придется ответить за все. − Ты уверенна, что не… − осторожно спросил Франциск, вынудив королеву отрицательно закачать головой. Если бы она была беременна, это давно бы обнаружили, а раз такого не произошло, объяснение оставалось одно − то снадобье основательно разрушило ее организм, подарив подходящие беременности признаки и лишив возможности зачать. По крайней мере, зачать быстро. Они с Франциском оба думали о подобном варианте, но никто из них не произносил его вслух. Времени, чтобы говорить с уверенностью, прошло слишком мало, а заранее отобрать у себя надежду было слишком больно и жестоко. − Я позову лекаря, − Франциск поднялся с кровати, и Екатерина не стала возражать. Ею все еще владели слабость и пережитые эмоции. Обморок отвлек короля от случившегося с женой, но Екатерина предпочла бы наказание неведомым проблемам со здоровьем. Так или иначе она не сдастся. Она добьется своего, чего бы оно ни стоило. Спустя полчаса лекарь вытянул руку из-под задранной сорочки королевы и принялся складывать в сверток разложенные на кровати инструменты. Франциск обеспокоенно посмотрел на мать − она выглядела недовольной и слегка озадаченной. Он пытался понять её чувства: она согласилась выносить его ребенка, но одержимость, пришедшая на смену нежеланию рожать, пугала его и вытягивала все силы из нее. Они предавались страсти так, как будто от этого зависела их жизнь − удовольствие было ярким, однако по прошествии пары недель его мать приобрела нездоровую бледность, расшатанные нервы и случавшиеся уже несколько раз обмороки. Франциск знал, что напугал ее тогда, что требовал ребенка слишком настойчиво, и все же дело зашло слишком далеко. Особенно учитывая отчетливую ненависть матери к врачам. Было множество причин переживать за ее здоровье, но она видела во Франциске лишь стремление получить наследника. Даже сейчас, после очередного обморока и явного нездоровья, она зло дырявила взглядом потолок, до белизны сжимала руки в кулаки и гневно раздувала ноздри. Франциск понимал ее раздражение. Он сам страстно желал ребенка, он уже видел его на руках у их общей матери, он хотел приложить ладонь к её животу и почувствовать характерные толчки, но она слишком поддавалась эмоциям. Врачи говорили ему, что она должна быть максимально спокойна, чтобы зачатие произошло как можно скорее. Впрочем, об этом он умолчал, как и о некоторых других рекомендациях. − Её Величество здорова. Я не вижу никаких опасностей. Полагаю, совсем скоро королева снова станет матерью, осчастливив вас наследником. Пока говорить о беременности рано, − поднимаясь с кровати, объявил лекарь и затравленно посмотрел на Франциска. Тот уже привык к этому страху, появлявшемуся в слугах и придворных, стоило ему озвучить мало-мальски нестандартное желание. Сейчас он собирался сделать ребенка собственной матери и сам страшился своего намерения. Она ведь не молода, и последние роды... Но лекари уверили его, что она полностью восстановилась и в состоянии перенести беременность. − Самочувствие королевы не связано с ней. Ее Величество слишком переживает, и ее нервозность вызывает недомогания. − Спасибо. Можете идти, только ни слова моей жене, − напомнил король, и врач, согласно кивнув, устремился к двери. Главное, чтобы он не разболтал ничего Марии. Франциск не боялся разговора с ней, однако её реакция могла навредить его матери. Особенно после того, как она высекла Марию, да еще так неудачно. Король медленно подошел к кровати, наблюдая за женщиной, собиравшейся подарить ему наследника. Она села, прислонившись к спинке кровати, обхватив согнутые колени и хмуро глядя перед собой. − Скажи честно, зачем ты это делаешь? Ты боишься? Я пообещала родить тебе ребенка и сделаю это, − устало бросила мать, как только он устроился рядом с ней и попытался обнять. − Я знаю, мама. Я забочусь о тебе. Мы должны следить за твоим здоровьем. Особенно после твоей болезни, − совсем не солгал он, содрогаясь от воспоминаний о том, как она умирала у него на глазах, едва не сведя с ума, не убив болью потери. − Особенно сейчас. То, что с тобой происходит, пугает меня… − Это унижает меня, Франциск! − вдруг закричала она, и он с удивлением заметил в её глазах слезы. Она редко плакала без повода, да и по поводу тоже, а сейчас готова была разрыдаться от простого осмотра, на который сама согласилась. Возможно, он всё-таки что-то упустил. − Я чувствую себя, как в молодости, когда все только и ждали от меня наследника. Тогда меня тоже осматривали по десять раз на неделе. Но ты не можешь поступать так со мной! Я не жена тебе! Я не обязана рожать! Я думала, мы делаем это не только для того, чтобы удовлетворить твою жажду продолжения королевского рода! − она отвернулась, стараясь успокоиться и вызывая жалость. Он не понимал, почему ее поведение так изменилось. Франциск слышал, что беременность может вызвать подобные последствия, но его мать не была беременна. Чем больше он анализировал все это, тем страшнее ему становилось, и даже случай с Марией не затмил его переживания. − Конечно, нет, мама, − притягивая ближе, возразил Франциск и скользнул взглядом по её расстроенному красноватому лицу. − Я хочу, чтобы ты забеременела как можно скорее, − он погладил живот матери, представляя, что будет чувствовать, когда там вовсю станет развиваться ребенок. Только Лола подарила ему счастье отцовства, но он не следил за ней и сыном, пока не узнал о его существовании. Он не видел, не ощутил тревожное, теплое ожидание, радостное нетерпение, не отмечал важные дни в жизни своего пока единственного и незаконного наследника, − но не потому что требую от тебя продолжателя моего рода и царствования. Я люблю тебя и хочу, чтобы у нас был ребенок. Плод нашей любви и власти, свидетельство вечной связи между нами, − Франциск скинул сапоги и окончательно перебрался на кровать, прижимаясь к матери, поглаживая её плечо и перебирая волосы. − Я знаю, знаю. Он нужен нам. Но, пожалуйста, не заставляй меня. Я выносила много детей, я сама позову лекаря, когда это понадобится. Не дави на меня, умоляю, − попросила королева, оборачиваясь и перехватывая его руку с выражением страха и тоски в глазах. − Я уже обещал, что не стану тебя заставлять. Я просто хочу, чтобы ты перестала нервничать и портить свое здоровье, − напомнил Франциск, стараясь успокоить мать. Странно, что она упорно истолковывала его заботу неправильно. Наверное, он сам был в этом виноват. − Мне уже лучше, − вдруг призналась она и уложила теплую ладонь ему на грудь. − Сегодня удачные лунные сутки, − резко становясь предельно расчетливой, поделилась с ним полезными знаниями королева, и он немедленно заметил, как изящно оголяет её в меру стройные ноги сорочка, как проглядывают сквозь ткань очертания груди, как горят надеждой темные материнские глаза. − Да, − согласился Франциск, осторожно укладывая мать на постель. Она охнула слегка удивленно, стоило ему одним движением обнажить её плечи и грудь, и он умерил пыл, не собираясь превращать это лишь в очередную попытку зачатия, − да, мама, − повторил король, внутренне решив, что они в последний раз делают это подобным образом. Он знал, что отказ заставит мать нервничать еще больше, поэтому пообещал себе сделать все с предельной нежностью, а потом дать ей время для отдыха и полного покоя. Произошедшее между ней и Марией явно выбило ее из равновесия, и ему стоило проявить все возможное понимание и поддержку. Главное, не обидеть этим жену. Король явился к ней сразу после того, как успокоившаяся мать заснула, раскинувшись на подушках и мирно засопев. Мария встретила его холодно, поведя поврежденным плечом и обиженно отвернувшись. − Ты ведь сама ее попросила, Мария. Она не умеет и не должна. Это сложное дело, и ты видела, к каким последствиям оно приводит. Она могла причинить тебе непоправимый вред, совсем не желая этого, − как можно более благожелательно пояснил Франциск, усаживаясь рядом с женой на кровать. Мария недобро сверкнула глазами и плотнее закуталась в теплую шаль. Он бережно обхватил ее за талию, но вместо понимания между ними повисло тягостное раздражение. Ему не хотелось по второму разу пояснять очевидные вещи, а ею все больше владела ярость на обоих − на свекровь, причинившую ей боль и внесшую очередной раздор, и на мужа, занятого лишь ее здоровьем и защитой. Мария ждала от него гнева − на самоуверенность или неумелость Екатерины, но он проявил неожиданное сочувствие именно к ней, а не к пострадавшей жене. Она правда хотела сделать ему приятное, вернуть, убедить, что и с ней он может исполнить свои желания, но это обернулось против нее. − Что в ней такого, чего нет у меня? − выдавила Мария вопрос, уже давно не дававший ей покоя. Чем его привлекала старая ведьма с мстительным характером и испорченным родами и плетью телом? Ни красоты, ни доброты, ни знатного происхождения − у Екатерины не было ничего, и данный факт в сочетании с безграничной любовью Франциска злил Марию едва ли не сильнее всего остального. − Она моя мать, − ответил Франциск, словно это объясняло все. Возможно, и правда объясняло, но за эти дни Мария поняла, что должна убедиться своими глазами, разобраться в деталях, увидеть самые мельчайшие подробности необъяснимой связи, чтобы разрушить ее раз и навсегда. Она жила в полном неведении слишком долго, и случайный визит в покои мужа объяснил ей больше, чем месяцы размышлений. Она должна увидеть, чем еще Екатерина покорила сына, какими невероятными навыками обольщения обладала. В конце концов, много лет назад она сама подала пример подслушивания и подглядывания. Мария просто воспользуется ее опытом. Воспользуется, узнает все слабости, поймет, что влечет Франциска, как это отнять, как избавиться от бесстыжей шлюхи, причинившей нестерпимую душевную и физическую боль. Она вернет ведьме унижения, страдания и муки в десятикратном размере, и Екатерина пожалеет о спасении от пыток и болезни. Пожалеет и будет молить о пощаде, но никто не придет ей на помощь. Несколько дней спустя Мария осторожно прижималась лицом к тайному отверстию в стене, позволявшему заглянуть в покои короля. Никогда прежде она не думала, что будет следить за мужем подобным образом, да еще и с завидной периодичностью. Однако ей нужно, нужно было знать... В детстве она слышала дикие сплетни, будто Екатерина каким-то способом подсматривала за супругом и его любовницей, что позволяло ей знать о них все и научило лучше ублажать его в постели. Тогда Мария одновременно чувствовала неловкость и почему-то хотела смеяться, но сейчас... Сейчас она сама наблюдала за мужем, неистово вколачивающимся в оседлавшую его любовницу. Мария ощущала омерзение от их полного и безоговорочного падения − они предавались страсти даже не в кровати, а на полу, у камина, на теплом ворсистом ковре... Словно животные. Она сглотнула, на секунду отвернувшись от стены. Мария не знала, что было хуже: видеть, как муж жестоко сечет Екатерину, а та кричит от неподдельной боли и такого же неподдельного удовольствия, или наблюдать, как преступно похожие лица искажаются безумной страстью. И все же она должна извлечь из своих мук пользу. Так же, как извлекла Екатерина. Кто бы мог подумать еще десять лет назад, когда все смеялись над уродливой, злобной и нелюбимой мужем итальянкой, что годы спустя ее станут считать первой красавицей Франции, станут восхищаться ее волосами цвета кровавого золота Медичи и роскошным округлым телом, станут ползать и лебезить перед ней. Из ненавистной иностранки она превратилась в любимую женщину короля. И самое ужасное − она не только получала от этого выгоду, но и наслаждалась извращенными удовольствиями, любила его в ответ. Мария видела в жестоких и алчных глазах свекрови чистую и преданную любовь к Франциску. Она обязательно воспользовалась бы ей, чтобы нанести удар, но так она неизбежно навредит и мужу. − Франциск... − послышался за стеной громкий протяжный стон. Теперь Мария знала, что Екатерина привыкла быть громкой, заставляя короля желать ее еще больше. − Не... Не так быстро... Пожалуйста... Поборов отвращение, молодая королева вновь приникла к тайной дыре в стене. Любовники пылали еще сильнее, ощущая жар от камина и сжигающую изнутри жажду. Ковер под спиной Франциска сбился, а его рука цепко впилась в бедро матери. Она поднималась и опускалась на Франциске с бешеной скоростью, не в силах противостоять заданному темпу. Ее тело вытянулось словно струна, пальцы рук уперлись в бедра короля, согнутые ноги напряглись, голова запрокинулась, позволяя длинным волосам свисать почти до самого пола, и впервые Мария подумала, что Екатерина не так уж стара. Она не была красавицей, но и ничего уродливого в ней не присутствовало. Молодая королева дотошно выискивала недостатки, но Екатерина обладала густыми золотистыми локонами, еще вполне высокой и упругой грудью, тонкой талией, округлыми бедрами и совсем крохотными ступнями. Обычная женщина, чьи необычные личные качества перекрывали достоинства и недостатки внешности. Мария ненавидела происходящее за это еще сильнее: неважно, как выглядела Екатерина и к какой нации принадлежала − она была безжалостной убийцей, коварной интриганкой и бессовестной разлучницей. И она заплатит за свои преступления. Поэтому Мария и приходила сюда, задушив ярость, уже несколько раз за последнее время − нащупать слабость гадкой шлюхи и уничтожить. − Ты моя. Моя, − протянул Франциск, свободой рукой пройдясь по животу матери, а потом сжав ее грудь. Екатерина в ответ застонала и резко остановилась, с силой сведя бедра. Больно стало обоим, но Мария уже поняла, что боль играла для них особое значение. − Франциск... − повторила Екатерина, напрягаясь так, что можно было заметить, как глубоко втянулся ее живот. Она умела доставить удовольствие − оно ясно читалось на влажном и раскрасневшемся лице короля. Мария сжала кулаки, больше всего мечтая ворваться туда, схватить ведьму за волосы и выволочь ее за них в коридор прямо голой, чтобы двор сполна поглумился над позором гадкой шлюхи. Движения Екатерины стали плавными и размеренными, она уверенно водила плотно сомкнутыми бедрами, поднималась и опускалась совсем невысоко, сводя любовника с ума нетерпением и жаждой большего. Но Франциск привык властвовать и просто обхватил мать за шею, наклоняя вперед и дергая на себя. Она завыла от охвативших ее в новой позе ощущений и подчинилась, возвращаясь к нужной королю скорости, пока он, приподнявшись и намотав на руку спутанные волосы, почти жестоко терзал материнские губы и рывками вбивался в покорное тело. Марию вновь передернуло от омерзения. Она не понимала этой грубости, наслаждения болью, животной похоти. С ней Франциск вел себя совсем иначе − нежно, осторожно, боясь придавить или слишком сильно сжать, сделать что-то неприятное ей, проявить невнимание к ее ощущениям. Он обращался с ней ласково, и она знала, что ничего другого ему и не хотелось. Тогда почему он желал другого с матерью? Мария знала, он любил ее, но во время постельных утех, даже не сопровождавшихся ударами плети, он стискивал тело Екатерины почти до треска костей, натягивал волосы до слез у нее в глазах, сминал бедра до черных синяков... Это было ненормально. Как и все, что они делали. − Моя... − донеслось до предавшейся размышлениям и отвлекшейся Марии. Король с матерью наконец-то достигли высшего удовольствия, и теперь она лежала на нем, тяжело дыша. Марии показалось, плечи Екатерины дрожат от рыданий, но с ней ничего нельзя было сказать наверняка. Она могла плакать от переизбытка чувств, могла заливаться слезами от боли, которую явно причинил ей сын, а могла смеяться от того, какую власть имела над ним и всеми вокруг. − Тебе... нужно идти... − выдавила Екатерина, не шевелясь, и Мария снова обратила внимание на ее исполосованную вдоль и поперек спину. Франциск вздохнул и снял любовницу с себя, уложив рядом. Он всегда быстрее оправлялся от любовного морока. Мария ждала, когда он станет одеваться, чтобы незаметно ускользнуть из своего укрытия, но он встал и тут же замер, заворожено рассматривая мать. Молодая королева удивилась и тоже посмотрела на нее. Понимание ударило неожиданно остро: Екатерина лежала на полу, абсолютно обнаженная, с разметавшимися по ковру волосами и густо испачканными белым бедрами, распрямив руки, согнув колени и прикрыв глаза. Она выглядела слабой и использованной, что никогда не было ей свойственно. И Франциск наслаждался своей властью над этой хитрой, честолюбивой, ядовитой женщиной, ни перед кем не склонявшей головы. Ни перед кем... кроме него. Мария ясно почувствовала его гордость и самолюбование. Она приходила сюда за решением − и вдруг совершенно неожиданно нашла его. Он сам подсказал ей. Его слова, взгляды и стоны. Конечно, ей потребуются доказательства, но она их найдет. Обязательно найдет. Жестокое и справедливое наказание. Боль предательства и бессмысленные попытки оправдаться. Идеальный вариант. Мария улыбнулась, погрузившись в разработку плана, и покинула свое укрытие, снова оставшись незамеченной. Если все удастся, уже завтра Екатерина получит по заслугам.