Благие намерения

Наконец-то в её покоях ничего не тикало — в последнее время Марию раздражали даже часы. За дверьми, словно назойливые мухи, вечно роились придворные, и с их шумом она готова была мириться, у себя же королева решила создать самые приятные, спокойные и подходящие условия. Здесь всегда стояли свежие изысканные яства, играла красивая плавная музыка, беседовали интересные молодые люди — конечно, когда у неё появлялось настроение их приглашать. — Давид, — подумав, позвала Мария. Дворянин, которого она записала в свои секретари, немедленно обернулся к ней, с готовностью заглядывая в глаза. Его тёмные кудри взлетели от движения и красиво легли на висках — почти как у Франциска, хотя до короля ему было очень и очень далеко. Удивительно, но среди таких красивых, изящных и разных юнцов Мария ещё лучше видела, что делало Франциска королём. Вовсе не золотые кудри и дорогие камзолы, не безжалостная решимость и снисходительное милосердие. Королём Франциска делала проклятая кровь Валуа, смешавшаяся в его венах с ещё более проклятой кровью Медичи. Результат оказался таким, что, наверное, сам Создатель поразился, насколько кошмарным может быть его творение, даже заключенное в ангельскую оболочку. Все сыновья Валуа несли эту печать, но старший особенно. — Да, Ваше Величество? — не дождавшись от неё приказаний, напомнил о своём присутствии дворянин. Мария не особенно старалась запомнить имена окружавших её искателей лучшей жизни. Конечно, они обожали свою королеву, но могли ли они похвастаться преданностью ей? Она почти научилась не думать об этом. — Вы видели мою свекровь в молодости? — на мгновение Мария забыла о том, что здесь, у себя, старалась отвлечься, а не бередить одни и те же раны. Одержимость Екатериной сводила её с ума. Какая-то неизлечимая болезнь, смертельный морок. Только среди всех этих фруктов и скрипок у Марии получалось отбросить помешательство, и вот уже который день, решая судьбу Франции, она возвращалась к своему лекарству. — Возможно, — осторожно заметил Давид, не понимая, хвалить, ругать или же говорить правду о королеве-матери. Мария не пыталась слушать его. Она прикрыла глаза, вспоминая свое детство. Ей было шесть, когда она оказалась здесь, во Франции. В Шотландии было холодно, голодно и страшно. Во Франции оказалось тепло, сыто, красиво, но все равно страшно. Мария осталась совершенно одна. Король Генрих лично встретил её и из кожи вон лез, демонстрируя гостеприимство и особенное отношение к маленькой гостье, но... Ей не хватало матери, родной земли, дома. — Познакомься с Марией, королевой Шотландии, сын мой, — невысокая златовласая женщина подвела к ней такого же светловолосого мальчика. Мария знала, кто они, и нерешительно замерла, гадая, какой знак уважения показать. Пусть ей и было всего шесть, она уже носила корону, и уважение следовало показывать ей. С другой стороны, женщина рядом с ней по своему статусу заслуживала каких-то привилегий. Мария знала этикет, но вопрос того, как вести себя с Екатериной Медичи, отказывался решаться в её маленькой голове. Все вокруг напоминали ей, что эта женщина родилась едва ли не в самых низах, но именно её сын станет будущим мужем Марии, королевы Шотландии. — Мы ведь уже знакомы, мама. Отец представил нас, — маленький Франциск недовольно скривился. Ему только исполнилось четыре, но он уже представлял собой полную копию своих родителей: Мария видела у него сияющее лицо матери и своенравный характер будущего короля — король Генрих так же сморщил нос, когда ему доложили, что шотландская королева с фрейлинами с трудом добрались до берегов Франции и были вынуждены одеться под мальчиков. — Но теперь ты можешь поговорить с Марией и даже поиграть, — заметила будущая свекровь Марии, и она показала гримасу лёгкого недовольства — вряд ли кому-то из её окружения понравилось бы, что какая-то торговка назвала её просто по имени. С другой стороны, лицо королевы Екатерины украшала самая заботливая улыбка, самая искренняя улыбка, которую Мария видела здесь, и против воли она ей нравилась. — Хорошо, — поразмыслив, принял решение малолетний дофин Франции и протянул невесте руку — пухлую и изящную, точь-в-точь, как у матери. Им было так весело вместе. Они бегали по запутанным коридорам Лувра, Шамбора и всех других дворцов, в которых оказывались; они дрались подушками, разбрасывая вокруг белоснежный лебяжий пух; они лазили по высоким деревьям, рискуя оставить два своих будущих королевства без общего наследника. Няньки едва поспевали за ними и постоянно жаловались родителям Франциска, забавно кудахча над двумя маленькими непоседами. Мария смеялась, зажав маленьким кулачком ротик, Франциск раздраженно встряхивал кудряшками, как и всегда, когда ему пытались что-то запретить, король Генрих лишь снисходительно взмахивал рукой, радуясь тому, что его сын наконец-то оторвался от материнской юбки, а королева Екатерина качала головой, наставляя, но не злясь. Золотое, счастливое, беззаботное детство. В голове Марии невольно всплыло ещё одно воспоминание. В тот день они с Франциском в очередной раз бегали в дворцовом саду. Дофин едва поспевал за ней — здоровьем он не блистал и порой догонял её от чистого, сидевшего у него в крови с рождения упрямства, задыхаясь и краснея от напряжения. И она бежала, бежала от него, радостно смеясь. Пока не споткнулась о корень мощного дерева, не по-королевски пролетев носом по траве. Осознав случившееся, Мария ещё быстрее поспешила во дворец, не желая, чтоб жених и няньки заметили её неуклюжесть. Они что-то кричали ей вслед, но она не разбирала слов. Вперёд и вперёд. Не оборачиваться. Только оказавшись внутри и переведя дух, она осознала, что её коленки не только испачканы вместе с платьем, но и отчетливо болят. Маленькая королева подавила всхлип, раздосадованная своей неудачей. — В чем дело? — раздался рядом знакомый голос с ноткой недовольства, быстро сменившейся пониманием и сочувствием. — Ни в чем, мадам, — холодно заметила Мария, схватившись за пышную юбку обеими ладошками. — Упала, — спокойно констатировала королева и вытерла её чумазый нос своим платком. — Зови меня Екатериной, — с мягкой улыбкой добавила она. Мария стряхнула это воспоминание, недовольная тем, что снова думает о неприятном. Нет, не для того она так старательно приглашала гостей и заказывала у поваров деликатесы. Неприятного в ее жизни и так стало чересчур много. В её уши снова полилась музыка, тихий говор гостей успокоил раздражение. Она ещё могла наслаждаться жизнью. Есть самую вкусную еду, пить самое лучшее вино, гулять в самых красивых садах, носить самые роскошные платья — даже разбивать коленки, падать с лошади, искать новых мужчин. Она могла всё. Если бы только всегда... Не беда. Сейчас она была счастлива, а остальное не имело значения. — Мадам, позвольте пригласить вас на танец, — Давид Риччо склонился перед ней в галантном поклоне, после чего предложил свою руку. Мария приняла её, позволяя вовлечь себя в гальярду. У неё теперь танцевали всё: и гальярду, и вольту, и павану. Слишком долго ей приходилось отказываться от танцев. Не отказываться — не получать от них удовольствия. Не она теперь блистала на балах, не ей воспевали оды, не к ней выстраивались в очередь, чтобы пригласить. Но она это исправит. Уже исправила. Вернула, как было. Как должно было быть. — Ваше Величество, вы словно нимфа! — послышались восхищенные вздохи приглашенных в этот узкий кружок придворных при виде лёгких прыжков и грациозных движений рук. И пусть они тысячу раз льстили, черт возьми, она вполне заслужила эту лесть. Она слышала её много лет с рождения и жаждала слышать снова. Она королева. Молодая и красивая женщина, наделенная властью по праву рождения. В своих фантазиях Мария снова почувствовала себя маленькой и любимой всеми королевой. Она танцевала, кружилась, и все вокруг хлопали и хлопали, подобострастно сияя, даря ей настроение и желание жить. Все то, чего она так давно лишилась. — Ваше Величество, позвольте сегодня остаться с вами, — прошептал ей в ухо Риччо. Он смотрел на неё влюблёнными глазами с самого момента своего появления при французском дворе, она не могла не замечать. Не могла и пользовалась, упивалась этим вниманием, дразня, но ничего не обещая. И когда она успела научиться подобному? Возможно, ещё с Башем. Просто тогда она была ещё слишком наивна, чтобы осознать до конца власть собственных женских чар и восторг от их использования. — Знаете... — начала королева, собираясь пококетничать и как следует помучить этого несчастного. А может даже, и дать ему свое согласие. В конце концов, она должна наслаждаться жизнью. Должна. Может быть, в свое время ей стоило выбрать Баша? Он обещал, что она всегда останется для него на первом месте, и пусть из него вышел бы плохой король, зато получился бы хороший муж. По крайней мере, как неровня ей он всегда бы помнил, какой подарок она сделала ему, согласившись выйти за него. Он бы не предал. Он бы обожал. Носил на руках. И семейка Валуа канула бы в Лету благодаря их браку. Нет, это опасная мысль, которая неминуемо приведет к разочарованию и тоске. Лучше она вспомнит безбрежные голубые глаза Баша, отражающие щеньчьи любовь и восторг. Такие же теперь отражали и глаза Риччо, но, к большому сожалению Марии, ей они казались еще более далекими и чуждыми, чем глаза Баша, первым встретившего ее во Франции. Впрочем, она могла бы с этим смириться, могла бы поддасться хоть раз... — Хватит танцев! — пройдя очередной круг с Риччо по совсем небольшой гостиной, объявила Мария и отстранилась от разгорячённого кавалера. Поддасться она еще успеет. — Все готово? — обратилась она к слугам, вспомнив о маленьком представлении, которое приказала подготовить к сегодняшнему вечеру. Мария плохо помнила, как развлекались в ее родной Шотландии — суровом и холодном крае, она помнила только, какое впечатление произвел на нее французский двор, когда она впервые оказалась при нем. Пение, фривольные танцы, игра на всевозможных инструментах, карты, соревнования, в которых придворные состязались в необычности и изысканности костюмов. Здесь всегда было весело, шумно и светло. До тех пор, пока короли один за другим не начали впадать в безумие. Впрочем, это было уже не важно. Мысли Марии больше занимало воспоминание о том, как совсем маленькой она увидела сначала балет, а потом и еще более волнующее зрелище. Если в балете дамы и кавалеры просто показывали замысловатые движения, то во время маскарада придворные не просто танцевали — мужчины и женщины менялись нарядами и с каждым часом вечера оголялись все больше и больше. И пока Мария придумывала себе развлечения, пользуясь подаренной ей властью абсолютного французского монарха, ей вдруг пришло в голову нечто новое, идея, по своей порочности и смелости схожая с больными выходками самого Франциска. По ее знаку и без того тесную комнату наполнил десяток молодых дворян — одетые в чересчур короткие и обтягивающие наряды они заливались смехом и кокетливо обмахивались веерами. Странно — раньше она бы с отвращением скривилась от такого разврата и безвкусия, а сейчас только кивнула, приглашая начать. Как она могла не измениться в этой радостной, но беспринципной стране? Все, что раньше казалось правильным, вдруг стало смешным и нелепым, а дикое и жестокой — обыденностью. — Давайте же! — нетерпеливо выкрикнула Мария, впадая в какой-то нездоровый раж. Она все еще страдала от головных болей и приступов ярости, но всякие не слишком приличные развлечения словно отгоняли морок, действуя лучше любых лекарств. Музыка снова заиграла, и молодые люди в пышных юбках взяли за руки девушек в сверкающих камзолах. Мария взяла бокал вина и уселась наблюдать, чуть прикрыв веки от удовольствия. Почему она только сейчас распробовала вкус такой жизни? Пары перед ней сменяли друг друга, будто паря над полом, воздух заполнил аромат духов и шелест взлетающей ткани. Королева покачала ладонью в такт мелодии, чувствуя, как медленно и приятно ускользает от нее сознание, как мир становится теплым и уютным, подобно атмосфере в этой комнате. Танцующие двигались все быстрее и быстрее, сливались в цветное размытое пятно. Дышать стало трудно. — Как здесь жарко! — заметила Мария и поправила воротник своего платья. Ей хотелось увидеть больше. Больше. С каждым разом потребность в чем-то грязном и запретном становилась все сильнее, а удовлетворить ее, оставаясь порядочной самой, превращалось в почти невозможную задачу. Словно соглашаясь с ней, гости в необычной одежде оторвались друг от друга и взялись за застежки каждый своего наряда, продолжая плавно покачиваться в такт музыке, только теперь уже стоя на месте. На лицах некоторых дворян, находившихся здесь изначально, промелькнуло неловкое сомнение, но оно быстро исчезло, похороненное под улыбками и уверенными действиями танцующих. Корсажи, юбки, камзолы, рубахи — все плавно отправлялось на пол. Музыка стала еще тише и медленнее. Комнату наполнил настоящий жар — камина и разгоряченных тел. Вакханалия — такое слово вертелось у королевы в голове, но оно больше не смущало и не пугало ее. — Целуйтесь! — приказала Мария, вцепившись в подлокотники кресла и подаваясь вперед. Внутри нее бушевала кровь — казалось, еще чуть-чуть, и она испытает облегчение, которое столько искала. Происходящее затмевало все мучившие ее воспоминания. Люди перед ней потянулись друг к другу, соприкасаясь руками, носами, губами — кто-то робко и осторожно, кто-то смело и настойчиво. Они забывали о присутствии Марии так же, как она забывала о своих тревогах. Забвение. Плотное, жаркое, обволакивающие, как туман. Манящее к себе с той же силой, с какой соединялись в поцелуе все эти молодые и блестящие от пота тела. Рот Марии приоткрылся, словно она сама ожидала поцелуя и всего должного за ним последовать. Странное, зудящее, незнакомое ей прежде чувство. Голод, жажда, зависимость. — Ваше Величество! — вязкую атмосферу гостиной разрушил один из слуг, приставленных к Франциску и его врачам. Он ворвался без приглашения так резко и неожиданно, что королева даже не сразу осознала его появления, а осознав, немедленно ощутила злость и раздражение. Момент был испорчен. — Что случилось? — Мария с досадой вернулась в ровное положение и расправила складки платья. Опять Франциск портил ей всё веселье. Королева вдруг вспомнила голос свекрови из недавнего воспоминания, задававший ей такой же вопрос. Мария сделала знак рукой, и гости, не менее разочарованные, чем она, принялись собирать свои вещи и постепенно покидать гостиную. Слуга при их виде не смог скрыть отвращения, отчетливо проявившееся на его лице. На секунду Мария задумалась, не слишком ли портит ее репутацию такие спектакли, сколько людей о них знают и чем это грозит ей в будущем, но предпочла отложить такие мысли. Они и так занимали большую часть времени. — Королю стало хуже, — побледнев, выдавил слуга. Что же, возможно, она все-таки повеселится сегодня. Раз Франциск вырвал её из сладких фантазий, она подарит фантазии ему — не менее сладкие. В прошлый раз она так и не успела поделиться с ним своими планами — помешали врачи и сложные дела. Возможно, время пришло сейчас. Она, конечно, не хотела, чтобы он переволновался и умер, оставив ее ни с чем, но желание причинять ему боль все еще горело в ней. Причинять раз за разом, снова и снова. Как он того и заслуживал. — Идемте, — скомандовала Мария и направилась к двери, увлекая за собой слугу и на ходу приказывая проветрить в ее отсутствие. Сегодня у нее все же будет сцена и будет спектакль.