Благие намерения

− Екатерина, вы здоровы? − раздался голос совсем рядом. Королева рассеянно посмотрела на сидящую напротив Марию. В глазах невестки застыли удивление и тревога. − Мне нехорошо, − наконец, выдавила Екатерина, осознав, что почти весь обед просидела, бездумно уставившись в тарелку, так ничего и не съев. − Вы были в лазарете? Звали врача к себе? − Мария умела быть дотошной. И в самый неподходящий момент. Интересно, как бы она отреагировала, признайся королева, что ее изнасиловал драгоценный муж Марии. Громкий, нездоровый смех, сорвавшись с губ Екатерины, положил конец разговорам за столом: Баш, Кенна, Клод, Конде − все теперь молча смотрели на нее. − Прошу прощения… − она запнулась на полуслове, почувствовав, как ее колено под столом крепко сжала мужская рука. С трудом справившись с эмоциями, она бросила взгляд на сына. Сложно было понять, чего в его глазах было больше − сочувствия или предупреждения. − Мне лучше пойти к себе, − хватка на колене стала сильнее. Никогда прежде Екатерина не считала своего сына хорошим актером, но сейчас он сидел рядом, и никто не смог бы сказать, что его пальцы до боли впились в ее ногу или что еще вчера он обесчестил собственную мать. − С вашего позволения, − ледяным тоном произнесла королева, глядя ему в лицо. Рука под столом исчезла с явной неохотой. Екатерина встала, собираясь покинуть обеденный зал, и тут же уцепилась за край стола − голова закружилась неожиданно. − Екатерина! − взволнованный голос невестки снова неприятно резанул по ушам, заставляя поморщиться. Сидящие рядом мужчины поднялись со своих мест, чтобы помочь, но королева жестом остановила их. − Все в порядке, я просто оступилась, − она пожалела, что это прозвучало не слишком уверенно, и постаралась дойти до дверей с высоко поднятой головой. Идти пришлось дольше, чем обычно − Франциск приказал поменять рассадку членов королевской семьи. Теперь он сидел во главе стола, Мария по правую руку от него, а Екатерина − по левую. Когда ей передали об этом с утра, она немедленно вспомнила, как сын пообещал объявить ее своей фавориткой, и испугалась, что он сделает это прямо за столом, но, к счастью, Франциск пока молчал. В любом случае, она не позволит ему унизить ее еще и таким способом. Выйдя в коридор, Екатерина остановилась и тяжело оперлась рукой о холодную каменную стену. Весь день королеву мутило. Головокружение проходило на время, чтобы вернуться с новой силой. Отключившись вчера вечером сразу после ухода сына, она очнулась только с появлением фрейлин, которые должны были подготовить ее ко сну. В полудреме она слышала, как открылась дверь, как замерли на середине комнаты тихие шаги, как переговаривались удивленные девушки. Темнота не хотела отпускать королеву до конца, даже когда они попытались разбудить ее. «Возможно, стоит позвать за врачом и сообщить королю» − только услышав эти слова, Екатерина, с невероятным трудом выбралась из небытия, рывком оторвав голову от подушек и натянув по счастью прикрывавшее ее одеяло до самого горла. Остаток вчерашнего вечера она усиленно делала вид, что ничего не произошло, стойко выдерживая недоумевающие взгляды − разодранное платье скрыть было еще сложнее, чем следы страсти сына. Екатерина очень надеялась, что в самом худшем случае фрейлины посчитали ее жуткий вид результатом общения с каким-нибудь незадачливым любовником. Двор обожал приписывать ей любовников, и она даже поддерживала иногда эти сплетни. Ради забавы. На самом же деле, Франциск стал ее первым мужчиной после смерти мужа, и для нее это делало его поступок еще болезненнее. − Екатерина, вы уверены, что вам не нужна помощь? − снова возникшая рядом Мария решила извести ее своей чрезмерной заботой. − Со мной все в порядке, − процедила королева сквозь зубы. Бессонная ночь сказывалась все сильнее − отойдя от глубокого обморока, Екатерина больше не сомкнула глаз. Нужно будет принять какую-нибудь настойку, еще оставшуюся со времен пребывания в замке Нострадамуса, и забыться целебным сном до самого ужина. Если, конечно, она сможет заснуть в той кровати, где сын забрал ее честь и разбил сердце на десятки осколков. − Что-то случилось? − Екатерине захотелось выругаться. Когда-то невестка мечтала опустить топор на ее шею, а теперь таскалась следом, расспрашивая о самочувствии. − Я перенервничала, − почти не солгала королева и, сложив руки на животе, двинулась дальше. − Это из-за Франциска? − страх прокатился по телу ледяной волной. Всего на секунду Екатерине показалось, что невестка знает, и этой секунды хватило для нового приступа нервной дрожи. − Он и вам что-то наговорил? − Что ты имеешь в виду? − холодно поинтересовалась она, не особенно желая услышать ответ. Франциск не удостоил ее разговором, предпочтя без лишних слов раздвинуть ей ноги и удовлетворить свою похоть. − Он изменился, − Екатерина вновь не сдержала короткий смешок, и Мария бросила на нее очередной тревожный взгляд, − он что-то скрывает. Он ничего мне не рассказывает. И он больше не желает меня, − скороговоркой выпалила молодая королева и покраснела. − Мы пытались, но он… − Хватит, − Екатерина не хотела этого слышать. Только не после вчерашнего, не после того, как сын поведал ей все о своем желании, подкрепив признание уверенными толчками в неготовое к ним тело и бросив с позорными, быстро высохшими, но, казалось, ощутимыми даже сейчас потеками на расцарапанных бедрах. − Вы не думаете, что у него могут быть проблемы? − продолжила Мария, пропустив слова свекрови мимо ушей, и та развернулась к ней лицом, сдерживая гнев. − Мой сын здоров, поверь мне. Не утешай себя нелепыми сказками. Лучше сделай все, чтобы вернуть его в свою постель, − лицо невестки пошло некрасивыми красными пятнами, и Екатерина вновь испытала дурацкое желание рассказать ей правду. Правду о том, как вчера Франциск силой сделал ее своей любовницей, пока Мария с детской наивностью придумывала объяснения его отсутствию в супружеской спальне. Если бы она удержала интерес мужа, возможно, Екатерина не чувствовала бы себя сейчас использованной шлюхой. Конечно, Мария не была виновата в том, что произошло, но королеве хотелось утешить себя хоть чем-то, выместить свою обиду, свою злобу на кого-нибудь, и невестка сама подставилась под удар. − Я пойду вместе с вами в лазарет, − взяв свекровь под локоть, сдержанно отозвалась Мария и обиженно поджала губы, а Екатерина задумалась, не была ли ее забота изощренным способом мести за какую-нибудь уже забытую стычку, дополнившуюся теперь новой. − Франциск не переживет, если с вами что-то случится, − сказанное с иронией замечание едва не разрушило выстроенную наспех защитную броню королевы. Екатерина очень надеялась, что невестка оставит ее в одиночестве где-нибудь на полпути или хотя бы у самых дверей лазарета, но Мария не отставала от нее ни на шаг, вместе с ней слушала слова лекаря и едва не кормила с ложки предложенными им снадобьями. Откуда и почему взялась эта забота, Екатерина не представляла. Пусть их отношения уже давно не были похожи на игру с летальным исходом, невестка вела себя слишком… навязчиво. Видимо, по причине разлада с королем ей просто нечем было заняться, и в итоге Екатерине пришлось провести с ней весь день до самого вечера. Снадобья, выпитые в лазарете, действовали − королева чувствовала, как с каждым часом тревоги уходят на задний план, уступая приятному туману в голове. Усталость стала не болезненной, а приятной, здоровой. На короткое время она поддалась ей, задремав на плече невестки, когда перед ужином они по традиции раскладывали пасьянс в одной из гостиных. В комнате было темно и душно, и Екатерина сама не заметила, как заснула. Во сне кто-то заботливо гладил ее по голове, перебирая волосы, и она подумала, что так могла бы делать не оставившая ей ни одного воспоминания мать, если бы прожила больше пятнадцати дней после рождения Екатерины. Никто и никогда не гладил ее так, и, осознав это, она немедленно проснулась. Королева не помнила такой ласки − за волосы Екатерину удерживали насильники много лет назад; в них вцепился Генрих в тот раз, когда ради постельных утех едва не забил насмерть; только сын иногда прикасался к ним с любовью, но эта любовь не помешала ему вчера ранить ее больнее, чем кому-либо до него. Пальцы Марии все еще были в слегка запутавшихся прядях, и тревога сменилась неловкостью − невестка явно не подходила на роль подушки и утешительницы. Извинившись, Екатерина вскочила с места. − Что с вами случилось? − посмотрев по сторонам, проверяя, не подслушивают ли их, спросила Мария и ухватила свекровь за руку. − Что на вас так повлияло? Однажды вы открыли мне свою тайну. Доверьтесь снова, − она даже не представляла, насколько точно попала в цель. В прошлый раз Екатерина рассказала о случившемся много лет назад изнасиловании, и теперь над ней снова надругались. Человек, от которого она этого не могла ожидать ни за что и никогда. − На будущее я учту ваше желание меня выслушать, но сейчас мне не о чем рассказывать, − невестка явно не поверила ни единому слову, но удерживать не стала, и Екатерина поспешила поскорее остаться в одиночестве. Новой тайной она ни с кем не могла поделиться, даже если бы у нее было такое желание. С женой сына, и по совместительству насильника, уж точно. В свои покои идти не хотелось совсем, и Екатерина отправилась в библиотеку. Королева просидела с книгой до самого ужина, не разобрав ни одной строчки. Буквы прыгали перед глазами, голова кружилась, а прохлада помещения с трудом помогала от мучившей весь день духоты. За ужином она снова не смогла съесть ни одного блюда, и от выпитого на голодный желудок вина ее замутило сильнее. С трудом высидев положенное время, выполнив затем все обязанности, Екатерина наконец оказалась перед своими покоями. Она хотела только одного − лечь в кровать и забыться сном, желательно без сновидений. Дверь отворилась, пропуская внутрь, и секундой позже королева ощутила, как сонливость покидает ее, сменившись неверием и неприятно скребущим сердце страхом. − Что тебе здесь нужно? − без лишних предисловий поинтересовалась она у сына. − Я пришел провести ночь со своей фавориткой, − просто ответил он, и, не думая, что делает, Екатерина бросилась обратно к дверям. Открыть их трясущимися от волнения руками удалось не сразу, и на пороге появились удивленные стражники. − Никого не впускать и не выпускать без моего приказа, − услышала королева спокойный голос сына за спиной. Стражники кивнули и как можно аккуратнее захлопнули дверь прямо у нее перед носом. − Даже не думай, − Екатерина прижалась спиной к полированной поверхности. − Не прикасайся ко мне, − она зажмурилась и опустила голову вниз, когда подошедший вплотную сын дотронулся до ее щеки. − Тебе нечего бояться. Сегодня все будет правильно, − его рука опустилась на ее талию, а королева все так же не шевелилась, словно боясь, что лишим движением спровоцирует сына на более решительные действия. − Я буду нежен. Я позабочусь о тебе, − мягкие губы коснулись шеи, и Екатерине показалось, что он считает удары ее сердца, отчетливо колотящегося в горле. − Я не лягу с тобой, − с трудом проговорила она, не открывая глаз и чувствуя, как губы сына теперь касаются груди, видневшейся в вырезе платья. − Ты слышишь меня? Я не лягу с тобой! За кого ты меня принимаешь? − королева все-таки отпихнула сына и обняла себя руками, будто пытаясь защититься. − Мама… − начал Франциск с легкой обидой в голосе и сделал шаг вперед, снова оказываясь вплотную к ней. − Значит, ты помнишь, кто я? И после этого ты все еще хочешь уложить меня в постель? − Екатерину почти трясло от негодования и вновь накатившего бессилия. Несмотря на все его слова, она не верила, до последнего не верила, что он не ограничится одним разом. − Ты не только моя мать, я говорил тебе, − возразил он, и Екатерина истерически расхохоталась. − Фаворитка короля! Я помню. Ты собирался официально дать мне этот титул. Никогда не думала, что меня будут называть так. И объявлять королевской шлюхой, силой затащив в кровать короля… − она хотела сказать еще много слов, выкрикнуть множество обвинений, но выражение лица сына насторожило ее. − Ты права. Я слишком тороплюсь. Я должен сначала объявить тебя фавориткой, вручить все привилегии и только потом прийти в твою спальню, − он взялся за ручку двери, но Екатерина не позволила ему уйти, повиснув на плече. − Как ты можешь истолковывать все так? − она заглянула ему в глаза. − Дело не в титуле. Дело в том, что это неправильно, и я этого не хочу, − идея публичного позора приводила в ужас, и королева сама не заметила, как начала допускать мысль позволить сыну взять ее еще раз или даже несколько, только бы об этом никто не узнал. Его интереса к ней не хватит надолго, не должно хватить. Она не молодая хорошенькая фрейлина, кокетничающая с королем, мечтая затащить в постель, она его мать, и он пока помнил об этом. − Ты не можешь этого знать, − возразил он и снова взялся за ручку. Екатерина ухватила его за запястье, с силой дергая на себя. − Но я знаю, − бросила она, и Франциск покачал головой, словно задал матери один вопрос, а она ответила совсем на другой. − Тебе было больно? − сын спросил так неожиданно, что Екатерина только отрицательно кивнула. − И я уже доставлял тебе удовольствие. Позволь сделать это снова, − не дожидаясь согласия, он поцеловал ее в открывшиеся для возражения губы и потянул к кровати. Королева занесла руку для удара, но передумала, на миг представив, как Франциск объявляет фавориткой собственную мать. − Ты получишь все. Все, − усилил ее опасения Франциск и на этот раз осторожно опустил на постель. − Ты станешь моей фавориткой. Екатерина закрыла глаза, уступая новым страхам, а он уже целовал красные от стыда шею и грудь. Это будет быстро. Еще один раз, и она сможет забыть об этом, как об одном из слишком похожих на правду кошмаров. Под дверями стояла стража, где-то в своих покоях пыталась додуматься до правды Мария, по коридорам рыскали любопытные придворные. Королева привыкла ставить перед собой реально осуществимые задачи, и сейчас она должна сделать все, чтобы сын не выполнил своего обещания. Екатерина неуверенно обхватила его плечи, и он немедленно принял это за согласие. Она позволила ему поцеловать ее, пропустив настойчивый язык в свой рот, стараясь не думать, насколько это отвратительно. Руки Франциска опустились на грудь королевы и без усилий расстегнули крючки платья − один за другим. Выгнувшись навстречу, Екатерина попыталась пресечь панику, появившуюся при мысли, что сын вот-вот снова увидит ее обнаженной. Но, похоже, у него были другие планы. − Нет! − выкрикнула она, когда, подтянув юбку к поясу, он склонил голову над ее бедрами, собираясь повторить то, что творил в день, когда Генрих потребовал от нее исполнения супружеского долга. К такому она не была готова. − Хорошо, это подождет до следующего раза, − Екатерина ничего не смогла поделать с дрожью, прокатившейся по телу после слов сына. Она не вынесет это снова. Холодный расчет вместе с рассудком разбились о подкативший к горлу ужас. − Только не снова! Пожалуйста, только не снова! − мысли выбились наружу отчаянной мольбой. Такой же, какая срывалась с ее губ в монастыре, стоило понять, что стойко вытерпленное насилие повторится с убийственной точностью не один раз. − Мама! Мама! − разобрала она голос сына, выдравший из мира воспоминаний. − Успокойся, − Екатерина задышала глубже и вгляделась во взволнованное лицо. − Я не буду настаивать. Если хочешь, я могу не раздевать тебя сегодня. Просто успокойся, − она кивнула и прикрыла веки, разрешая ладони сына скользнуть между ее ног. Он не понял и не мог понять. Екатерина обещала ему рассказать свою тайну, и сейчас было самое время − напугать, устыдить, надавить на жалость, если даже напоминания о родстве на него не действовали, но слова замерли где-то глубоко внутри, отказываясь произноситься вслух. Она скрывала это слишком долго, и ей было слишком больно, слишком стыдно, слишком противно даже просто думать о случившемся десятилетия назад. Несмотря на все заверения сына, королева ожидала, что он не потратит много времени на ласки, но его рука сначала нежно огладила ее − совсем невесомо − затем слегка надавила и только потом задвигалась, посылая новую волну дрожи по позвоночнику. Екатерине пришлось согнуть и раскинуть ноги. Она убедила себя, что пришлось, отказываясь признавать непрошеное удовольствие. Напряженное тело стало мягким и податливым, и королева попыталась подсчитать, сколько подлежащих сожжению портретов Дианы висит в Шенонсо. Лицо мерзкой шлюхи мужа перед глазами ненадолго затмило томительно-сладкое ощущение внизу живота… до тех самых пор, когда сын нежно, почти неощутимо провел между ног Екатерины подушечками пальцев, а потом вдруг повторил движение с куда большим нажимом, словно втерев наслаждение в кожу, заставив его побежать по венам. Королева плотно сжала губы, лишь бы не дать вырваться наружу ненавистным стонам, и попыталась вспомнить всех бастардов своего мужа. Баш от проклятой Дианы; названная в ее честь девчонка от итальянки Филиппы Дуччи, кажется, так было имя матери первого ублюдка Генриха; сын от гувернантки Марии и десятки других детей, о которых Екатерине не было известно. Короли умеют только брать, брать все, что им захочется. Так же, как его отец воспользовался всеми женщинами, которых только пожелал, Франциск теперь пользовался ей. Но даже эта мысль потерялась в изощренных ласках, и она стиснула зубы, с присущим ей упрямством отказываясь демонстрировать свою слабость. Почувствовав, что мать проигрывает в борьбе с собственной гордостью, король протолкнул пальцы в ее тело, навалившись сверху. Возбуждение взорвалось внизу живота вопреки отчаянному сопротивлению, и Екатерина запрокинула голову, заерзав на перине. Ноги сами обхватили бедра Франциска, меняя позу, и королева забилась еще сильнее, чувствуя, как ласкающие ее пальцы двигаются все быстрее, как горит шея от горячего дыхания сына, как нетерпеливо он целует мочку ее уха. − Хватит! Хватит! − закричала королева, не желая сдаваться окончательно и схватив его за плечо, а потом дернулась с такой силой, что они с Франциском вдвоем сдвинулись к краю кровати. Он рассмеялся, сжал свободной рукой грудь матери, и Екатерина вытянулась в струну, мелко подрагивая от пережитого удовольствия. − Видишь, нам обоим может быть хорошо, − Франциск приподнялся и сбросил свой камзол. Королева нервно сглотнула, видя, как он расстегивает штаны и устраивается между ее ног. − Пообещай мне, что никто об этом не узнает, − сын замер от неожиданности, и она продолжила более уверенно. − Если ты возьмешь меня сейчас, ты не будешь объявлять меня своей фавориткой, − Франциск думал всего секунду, прежде чем кивнуть и нависнуть сверху, и только ощутив его в себе, она поняла: простой кивок − это даже не обещание и уж точно не клятва. На душе стало так гадко, будто она, поддавшись на простейшие уловки, купила втридорога пустяковое снадобье. И с каждой секундой было только хуже, потому что двигавшийся все более лихорадочно сын опустил ладонь между их телами и умелыми ласками снова подводил ее к грани. Чувствуя себя слабой и использованной, обессилевшая от усталости и уже пережитого наслаждения Екатерина во второй раз выгнулась под ним. Франциск удовлетворенно застонал следом и улегся рядом, натянув смятое платье на материнские ноги, покрытые такими же говорящими, как и вчера, потеками. − Я люблю тебя, − Франциск потянулся губами к ее щеке, но королева отвернулась, избегая поцелуя. − Если ты объявишь меня фавориткой, я никогда тебя не прощу, − удовольствие и благодарность на лице сына сменились обидой и упрямством. − Не прощу, ты слышишь меня? − Не думаю. Твоя практичная натура, мама, очень скоро убедит тебя, насколько это выгодно, − король встал с кровати и с раздражающей аккуратностью принялся одеваться. − Но я не буду заставлять тебя. Если ты не хочешь официального титула, я буду молчать, − на миг он снова склонился над приподнявшейся Екатериной. − Я просто люблю тебя, мама, − Франциск поцеловал ее в лоб, и через минуту о его приходе не напоминало ничего, кроме потерянного вида королевы, с остервенением сдиравшей с себя запятнанное платье.