Благие намерения

Открыв глаза, Екатерина первым делом убедилась, что жива, а не оказалась в аду, куда не планировала попадать еще как минимум ближайшие несколько десятилетий. Мягкая постель не сменилась котлом с кипящим маслом, и, вздохнув с облегчением, королева немедленно загорелась яростью, быстро сменившейся злобой. Злобой на саму себя за то, что даже мысли не допустила о возможности оказаться отравленной, и злобой на сына, из-за которого она растеряла присущие ум и хитрость. Стоило подумать о нем, и перед глазами возникла картина того, чем они занимались совсем недавно, а следом Екатерина похолодела от воспоминания о черном цветке, примостившемся у нее под подушкой. Королева снова поддалась волнению и страху − жуткий цветок должен был навсегда остаться в прошлом. Задаваясь вопросом, откуда он взялся здесь, почему сейчас и с какой целью, она кинулась к подушкам, но под ними ничего не оказалось. Екатерина перевернула все − покрывала и одеяла отправились на пол, к ним присоединились книги с прикроватной банкетки и бумаги с письменного стола, королева даже лично заглянула под кровать, но проклятого цветка нигде не было. Отказываясь верить, что стала жертвой очередной галлюцинации, она искала снова и снова, раскидывая вещи по полу и не заботясь об их целости. Неудачные поиски разозлили Екатерину еще больше, и она швырнула чудом оставшуюся нетронутой вазу в стену. Звон разбившегося фарфора привел королеву в чувство. Сделав несколько глубоких вдохов, она распахнула двери, чтобы немедленно напасть с расспросами на стражу. − Кто заходил сюда в мое отсутствие? − мужчины встретили вопрос удивленными взглядами. − Никого, − теперь стража выглядела смущенной и растерянной, вызвав своим нелепым видом новый приступ недовольства у королевы. − Тогда другой вопрос. Кто заходил в мои покои сегодня? − она оглядела коридор, словно предатель вот-вот должен был показаться сам. − Только вы, ваши фрейлины и король, − ответ совсем не порадовал королеву, и она все больше склонялась к мысли, что кто-то хорошо знакомый решил поиздеваться над ней. Он даже мог вступить в сговор со стражей… Екатерина признавала − за последние дни ее мнительность увеличилась в десятки раз. Но ведь кто-то не побоялся опоить королеву. Она все еще чувствовала характерную слабость в теле и туман в голове. − Позовите короля, − твердо приказала Екатерина, наконец-то встретившись взглядом с одним из стражников. Пусть они поторопятся и позовут Франциска, в конце концов, воспользовавшись своей властью, он мог помочь раскрыть заговор, вызревший прямо у них под носом. − Ваше Величество, король наверняка спит, − неуверенно возразил стражник, − на дворе глубокая ночь. Нельзя ли отложить до утра? − еще более неуверенно поинтересовался он. Екатерина лихорадочно посмотрела по сторонам. За своими переживаниями она ни разу не озаботилась тем, который час, и только теперь заметила, что коридоры замка освещали факелы. Но почему фрейлины не разбудили ее? Франциск говорил что-то об их приходе, но они так и не явились. Королева снова посмотрела на переминающуюся с ноги на ногу стражу, зачем-то настойчиво опускающую глаза в пол. Екатерине понадобился один взгляд на собственные руки, чтобы понять − ее внешний вид был не слишком приличным. Проснувшись, она натянула на себя лиф платья, от которого ее так легко избавил сын, но для удобства подняла рукава почти до самого локтя, да и корсет уже не так надежно поддерживал грудь. Появляться такой перед стражей, знавшей, что вечером к ней заходил лишь король, было плохой идеей. Очень плохой. − Передайте моему сыну, чтобы утром он зашел ко мне, как только сможет, − прочистив внезапно пересохшее горло, приказала Екатерина и поспешила скрыться в покоях. Внутри было темно. Слишком темно. Странно, но до того, как она вышла, комната не производила на королеву такого тягостного впечатления, теперь же Екатерине казалось, что стены надвинулись на нее, собираясь утащить в царивший вокруг полумрак, и разбросанные тут и там вещи только усиливали этот эффект. Она попыталась отвлечься от наваждения, расставив все по своим местам: книги отправились на полки, бумаги аккуратной стопкой легли на стол, покрывало примостилось на спинке кровати, а одеяла снова накрыли перину. Екатерина не занималась подобными вещами с тех пор, как приехала во Францию − обычно это делали служанки, но физический труд и правда помог успокоить нервы. Досадливо поморщившись при виде разбитой вазы, королева подумала, что с импровизированной уборкой покончено, и решила переодеться. За последние дни она делала это самостоятельно уже во второй раз − Франциск разрушил давным-давно установленный порядок. Натягивая сорочку, королева рассеяно размышляла, кто мог подсыпать ей какую-то отраву и куда, ведь она почти ничего не ела и не пила даже за общим столом. При этой мысли у нее ощутимо закружилась голова, и, ругая себя за некстати развившуюся впечатлительность, Екатерина улеглась в постель. До рассвета оставалось еще несколько часов, и стоило ими воспользоваться. − Доброе утро, мама, − вдруг раздалось у самого уха, и королева подскочила на кровати, сонно осматриваясь вокруг. Ей показалось, она только закрыла глаза, но за окном было уже совсем светло, а на кровати сидел сын, с улыбкой наблюдая за Екатериной. − Какого черта? − вырвалось у королевы, и улыбка Франциска померкла. − Что ты здесь делаешь с самого утра? − все еще плохо соображая, она одновременно пыталась вычислить, который час, и вспомнить причину проснувшегося вместе с ней беспокойства. − Ты сама посылала за мной, − обиженно отозвался сын, и Екатерине стало неловко. Ночью она перепугала стражу своим видом и приказами, а потом совершенно забыла об этом. Голова гудела, словно вчера королева перебрала с вином. − Да… я… − прижимая пальцы к вискам, начала она в нерешительности, но наконец-то оформившаяся мысль привела в ярость. − Меня отравили! Сначала письма с угрозами, теперь это! Как будто мне мало нашей связи! − от радости на лице Франциска не осталось и следа. Он всегда был чересчур обидчивым, и королева еще не привыкла к тому, насколько опасными для нее могли оказаться эти обиды. − Что опять случилось? − он придвинулся ближе и пригладил ее растрепанные волосы. − Меня чем-то опоили, − уже спокойнее продолжила Екатерина, − я уверена. Вчера, когда ты собирался уходить, я уснула не только потому, что хотела спать. Я знаю эти характерные признаки − резкая слабость, головокружение, головная боль после пробуждения… − Если ты знаешь эти признаки, ты должна знать, каким снадобьем они вызваны, разве нет? − прервал уверенную речь Франциск и перекинул волосы, волнами спадавшие на плечи матери, ей на спину. − Разве это похоже на яд? Он бы подействовал иначе. Думаю, ты бы сейчас со мной не разговаривала, − он посмотрел Екатерине в глаза, вызвав у нее приступ еще большего страха, чем раньше. − Неужели ты не догадалась? − прохладная ладонь дотронулась до щеки потерявшей дар речи королевы. − Это сделал я. − Зачем? − смогла выдавить лишь один вопрос Екатерина. − Затем, что я не мог больше видеть, как ты изводишь себя. Тебе было плохо, ты едва держалась на ногах, и это стало очевидным всем в замке. Ты сама не хотела лишних подозрений. И я волновался за твое здоровье, − Франциск сидел совсем рядом с ней, говорил уверенно и смотрел только на нее, а королева снова убедилась, как мало знала собственного сына. Всего за несколько дней он сумел силой и шантажом разделить с ней постель, вырвать признание в покушении на честь Марии и опоить. Опоить ее, Медичи, разбирающуюся во всех тонкостях искусства ядов и сотен других, более безопасных снадобий. Сын походил на нее гораздо больше, чем кто-либо мог подумать. Не только внешность выдавала в нем кровь матери: он был умен, хитер и умел пользоваться обстоятельствами, чтобы получить желаемое. Екатерина поняла это слишком поздно. − Но как? Ни одному снотворному не нужно столько времени, чтобы подействовать, ведь после ужина прошло несколько часов… − при всем недовольстве, загадка заинтересовала королеву. Слабость к самым разным отравам ей приписывали справедливо. − Это было не в еде, − Франциск улыбнулся совсем незнакомой улыбкой. − Твои подушки, мама. Ты сама захотела оказаться спиной ко мне, сама отвернулась и предоставила мне возможность. И ты сама положила голову на ту подушку, куда я высыпал снотворное. Тот, кто мне его продал, не обманул − оно быстро действует, легко испаряется и не оставляет следов. Ты оценила свойства? − с восторгом поделился подробностями сын, и Екатерина бросила взгляд на свою кровать, признавая, что до такого решения вряд ли додумалась бы. − Надеюсь, ты хорошо отдохнула. Ты должна была проспать дольше, − Франциск прижался к ней, снова укладывая на постель, и королева тут же забыла, что хотела рассказать ему о цветке, найденном ей под теми самыми подушками. − Не надо, − попросила она, когда он откинул прикрывавшее ее одеяло и задрал сорочку, оголяя бедра, − Франциск… − поцелуй не позволил закончить, и Екатерина перехватила руки сына, старавшегося поднять ткань сорочки еще выше. − Я так желаю тебя, − прошептал он в ухо королевы в ответ на все просьбы и слабое сопротивление, − особенно такую − в постели, скрытую от меня только этой чертовой сорочкой, − Франциск с силой дернул ткань с ее плеч; королева рванулась в сторону, открывая шею, и он немедленно впился в нее губами. − Не сейчас, − отпихивая его от себя, взмолилась Екатерина. − Нас могут увидеть, − не давая окончательно содрать с себя единственную защиту, уже громче предупредила она. − Ты обещал, − с трудом скрывая панику в голосе и судорожно сжимая колени, которые увлеченно пытался раздвинуть сын, продолжила королева, − ты обещал, Франциск… пожалуйста… − и это неожиданно подействовало. Франциск зажмурился, словно борясь с самим с собой, отодвинулся и не глядя накрыл ее одеялом. − Я сдержу свое слово. Никто не узнает, пока ты этого не захочешь, − он снова посмотрел на нее, и Екатерина могла видеть притаившееся, но все еще горевшее в его глазах желание. Ее репутация зависела от того, как долго сын сможет держать это желание под контролем. − Что ты хотела мне сказать? − неожиданно сменил тему Франциск, и королева вспомнила, зачем посылала за ним. − Я проснулась ночью и поняла, что меня опоили. Я разозлилась и позвала за тобой, − осторожно подобрала ответ она. Сейчас вчерашнее происшествие не казалось таким ужасающим, и ей почти удалось убедить себя, что черная роза под подушкой была порождена утомившимся рассудком, уже испытывавшим на себе действие снотворного. Никаких следов цветка из прошлого она так и не нашла, и Франциск вряд ли воспримет ее слова серьезно. Это могло подождать. − Не важно. Главное, чтобы ты помнил свое обещание, − добавив голосу металла, напомнила Екатерина. − Конечно, мама. Это больше не повторится, − Франциск бросил на нее виноватый взгляд и плотнее укрыл одеялом. − Мне нужно идти, я и так опаздываю на заседание Совета. Я приду вечером, − она побледнела, и Франциск поцеловал ее в щеку на прощание. Мать до сих пор не привыкла к его вечерним визитам, и он уже не раз задавался вопросом, когда она прекратит поочередно бледнеть и краснеть хотя бы при простом упоминании о них. Королева демонстративно перевернулась на бок, и, усмехнувшись, Франциск вышел из ее покоев. Чувства перемешались в невообразимую смесь: было больно от того, что она не верила ему, обидно от ее холодности и стыдно от собственной слабости. Он не собирался трогать мать сейчас, когда в любой момент могли зайти фрейлины, помогавшие ей с одеждой, поручениями и бог знает чем еще. Франциск пришел по ее просьбе и чтобы удостовериться в полном успехе своего плана, не больше. Все пошло не так: она оказалась слишком желанной. Отказывавшаяся раздеваться для него мать этим утром лежала в своей постели в одной только сорочке, без проклятого корсета и платья с многослойной юбкой, но с разметавшимися по подушкам золотистыми волосами, и Франциск не смог устоять. Проявленная слабость могла стоить слишком дорого, и, приложив немалые усилия, он сумел остановиться, мгновенно почувствовав себя виноватым. Обещания нужно выполнять − только тогда награда найдет его. Король не сомневался, что рано или поздно мать даст ему полноценное согласие. − Доброе утро, Ваше Величество, − на повороте в нужный коридор, как всегда неожиданно, возник надоевший до умопомрачения Нарцисс. − Не доброе, раз я вынужден видеть вас, − огрызнулся Франциск, собираясь побыстрее избавится от неприятного общества графа. − Нам нужно поговорить, − Нарцисс явно не понимал намеков, зля этим еще больше. − А если я не желаю? − все-таки остановившись, поинтересовался король, неопределенно махнув рукой. − Вы знаете, какие слухи о вас ходят? − вместо ответа выдал граф, и Франциск замер, удивившись такому вопросу. Это было чем-то новым − выслушивать нелепые сплетни не от щебетавших вокруг фрейлин, а от не в меру нахального графа. − Например? − предпочел не гадать на кофейной гуще король, уже размышляя, как собрался воспользоваться пока неведомыми ему слухами Нарцисс. − Вы не посещаете постель жены, у вас нет фаворитки − официальной или нет, мать вашего сына вы видите редко и уж точно не с целью постельных утех, − Нарцисс понизил голос, и Франциск понял, что сплетни обязательно будут омерзительными, − двор начинает сомневаться в ваших мужских способностях. До сегодняшнего дня такой мысли в голову Франциска не приходило ни разу. Его давно не интересовали никакие женщины, кроме матери, и он посещал ее постель каждую ночь с тех пор, как решился сделать своей любовницей. О том, чего ему может стоить желание держать их связь в тайне, он не задумывался. − Какое вам до этого дело? − не скрывая неприязни, пробормотал король. Сомнительно, чтобы Нарцисса заботили слухи. Вернее, сомнительно, чтобы они заботили его просто так. − Недавно я дал вам совет. Вы воспользовались им? − Франциск помнил этот совет, он и правда помог ему принять решение. Честь и желания матери были принесены в жертву сохранности королевского рассудка. − Вы взяли эту женщину? Думаю, что взяли. Вы выглядите куда лучше, чем раньше… − Почему вас так это заботит? − не став отрицать, что дело именно в женщине и ощущая все большую тревогу, повторил вопрос король. − Мое благосостояние зависит от стабильности Франции, а она зависит от того, насколько надежно держится корона на вашей голове. Я помог вам сохранить рассудок, но вы добились того, чтобы опасность подобралась с другой стороны. Слабый король так же плох, как и безумный. У вас нет законного наследника, вы ничего не делаете, чтобы он появился, и даже любовниц себе не заводите. Что думать людям? Что у вас необычные пристрастия? − Нарцисс вдруг застыл, словно пораженный догадкой, и королю стало не по себе. − Или правдивы другие слухи? Вы предпочитаете мужчин? Почему мне не приходило это в голову раньше… − Что? − перебил Франциск, в ужасе отшатываясь от графа. Такое предположение удивляло, возмущало и приводило в ярость. − Что вы себе позволяете? − чувствуя, как пылает от гнева лицо, Франциск подавил порыв придушить мерзавца на месте. − У вас есть женщина? − снова резко сменил тему тот, выводя короля из равновесия все больше. Слишком много информации, слишком много неожиданных вопросов за один раз. − Да, − не оправившись после абсурдной теории графа, выпалил он и тут же пожалел об этом. Нарцисс победно ухмыльнулся, и король возненавидел его еще сильнее за то, как ловко он в очередной раз добился от него признания. − Объявите ее своей фавориткой. Если не хотите говорить, сделайте ей подарок, который все скажет за вас, − не дав возразить, предложил Нарцисс, − просто при свидетелях наденьте ей на шею колье или натяните на ее палец кольцо − что угодно, и ваша репутация будет спасена, − граф смотрел, ожидая ответа, но Франциск молчал. Он с радостью бы объявил, кто занимает все его мысли, но мать никогда ему этого не простит. − Это невозможно… − твердо возразил король, помня, как совсем недавно она прижимала к себе сорочку, словно щит, умоляя вспомнить данное ей обещание. − Почему? Она замужем? Ее муж будет только рад, даже счастлив, если вы подарите ему какие-нибудь земли. Она не молода? Вашему отцу в свое время не помешал такой недостаток избранницы. Не слишком красива? Никто не будет судить короля за его вкусы, − мгновенно отозвался Нарцисс. Он был бы прав… если бы Франциск желал кого угодно, только не мать. − Я не могу, − отрезал он и сделал несколько шагов по коридору, проклиная себя за то, что сомнение уже точило сердце. Он ведь поклялся ей. Поклялся всего десять минут назад. − Тогда вы прослывете либо слабаком, либо мужеложцем и потеряете Францию. Каждая ваша слабость приближает ее конец. Подумайте о ней и о своей семье. Что станет с ними? − снова королю приходилось принимать нелегкое решение. Он хотел, чтобы оно оказалось в пользу матери, но один раз он уже оставил ее униженную, обесчещенную на смятой постели, выбрав Францию, и, несмотря на всю любовь и нежность к женщине, подарившей ему жизнь, в глубине души он знал, что снова выберет не ее.