Благие намерения

Нарцисс замер в кресле, сцепив руки в замок и явно собираясь вот-вот начать длинный и тяжелый разговор, а Екатерина внезапно ощутила, насколько сильно ей необходимо было сейчас выпить хотя бы стакан воды. С радостью бродившего по пустыне пару дней путника она взяла с принесенного служанкой подноса наполненный стакан, осушив его в один миг. В голове сразу стало яснее, изо рта исчез неприятный кислый привкус, желудок перестал казаться пустым, словно после недельной голодовки. − Это отвратительно, − заметил граф, когда Екатерина один за другим выпила еще два стакана и наполнила следующий. − И часто вы напиваетесь с горя? Странно, что еще не спились, при вашем-то количестве бед, − его губы растянулись в пахабной ухмылке, и, не задумавшись ни на секунду, королева вылила остатки воды из стакана ему в лицо. − Хам, − фыркнула она, довольно наблюдая, как он неуклюже вытирает платком прозрачные капли с глаз, носа, подбородка и дорогого камзола. Екатерина чувствовала себя маленькой нашкодившей девочкой, хотя в юном возрасте отличалась как раз безупречным поведением. Нынешнее чудачество она предпочла списать на жуткое похмелье. В конце концов, Нарцисс сам притащился к ней ни свет ни заря, зная о ее не слишком хорошем после вчерашнего настроении. − А вы жалкая истеричка, и возразить вам на это нечего, − самодовольно протянул граф, вновь располагаясь в кресле. − Наблюдая за вами много лет, я никогда не думал, что вы можете настолько расклеиться, настолько потонуть в жалости к себе, настолько… сдаться. Вы терпели непростой нрав Генриха, нашли управу на Диану Пуатье, приручили саму власть, а теперь впали в отчаяние из-за сына, мальчишки. Неужели вам не приходило в голову воспользоваться его любовью? − Нарцисс проскользил по королеве оценивающим взглядом, раздражая еще больше. − Думаете, все так просто? − она злобно сверкнула глазами и отвернулась, взмахнув подолом платья, которое так и не сменила со вчерашнего дня. − Начнем с вопроса, смогли бы вы спать со своей дочерью? − она вновь крутанулась на каблуках, посмеявшись над приоткрывшимся от удивления ртом графа. − Не правда ли, ответить сложно? − Какое это имеет значение, если вы все равно легли в его кровать? − Нарцисс вернул прежнюю невозмутимость и теперь постукивал пальцами по подлокотникам кресла. Каждый удар, казалось королеве, непостижимым образом приходился на ее череп. − Вы не в состоянии сладить с мальчишкой, но даже это не так важно, как то, что вы стали выглядеть хуже побитой собаки! Носитесь по замку тенью, глаза на мокром месте, а вместо ужина принимаете вино в таких количествах, что сегодня я с трудом узнал вас! Возьмите себя в руки, Екатерина, прекратите воротить от меня нос, и я помогу вам. За определенное вознаграждение, разумеется. Вполне разумное, должен сказать, − он ухмыльнулся, оскалился, становясь похожим на хищника. − Начните с того, что перестаньте во всем рассчитывать на Франциска. Тоскливый вид оставьте только для него, для всех остальных наденьте маску безразличия и превосходства. Вы прекрасно знаете, как это делается. Ваш сын не вызвал конец света, и вы еще можете обернуть вашу связь во благо… − Он король! Вы не представляете, что мне пришлось пережить! Думаете, я не пыталась воззвать к его любви? К его совести? Он прекрасно понимает, что я никуда от него не денусь. Я не знаю, как заставить его снова разговаривать со мной, а вы говорите о благе… Я перепробовала все − скорбные послания, истерики, обмороки, я вызывала в нем детские воспоминания и взрослые желания… точнее пыталась, потому как если мой сын что-то решил, его не сбить с пути, − Екатерина остановилась, осознав, что уже раз десять пронеслась от одной стены до другой под внимательным и заинтересованным взглядом Нарцисса. − Мой сын − король, он заботится о том, чтобы я была жива и здорова, остальное он полностью вычеркнул из своей жизни, − она нервно потерла ладони друг о дружку, признавая − несмотря на показушно вальяжный и снисходительный вид, граф и правда внушал ей позабытое спокойствие и вызывал неосознанное желание расправить плечи, гордо задрать подбородок и перестать распускать сопли. У нее не было друзей, но он ближе всего подходил под определение друга. Если забыть о его корысти, можно представить, что он правда заботится о ней и хочет помочь разорвать бесконечный круг тоски и печали. − Перепробовали все, а самого главного не использовали, − добродушно рассмеялся Нарцисс, поднимаясь и протягивая утомившейся королеве новый стакан воды. − Ревность, Екатерина. Вы же сами сказали − он не сомневается, что вы никуда от него не денетесь. Но если он поймет, что вовсе не единственный мужчина, способный обладать вами, возможно, он не захочет отпускать вас. Вновь приблизит, осыплет побрякушками и торжественно назовет своей. Вы должны убедить его, будто уплываете из его рук и против его воли, − слушая длинную речь графа и отхлебывая воду из стакана маленькими глотками, Екатерина почти соглашалась с ним. Ее не посещала мысль вызвать у сына ревность. Она не привыкла действовать подобным образом, не привыкла использовать мужчин в столь щекотливых делах. Подобная перспектива, несмотря на в красках расписанное Нарциссом возможное будущее, смущала и пугала королеву. Она никогда, никогда не доверяла мужчинам и старалась вовлекать их в свои интриги только в крайних случаях. И кроме того, это было опасно: Франциск мог приревновать и вернуться к ней, а мог посчитать предательницей, не сохранившей ему верность, и наказать так, что клеймо показалось бы ей детской забавой. Кто знал, какое решение примет его крайне изворотливый и извращенный ум? − Он поверит в это? − с сомнением спросила королева, вспомнив еще одну сложность. − Кому я нужна? Особенно с такой репутацией, − она посмотрела на свой безымянный палец, где красовалось обручальное кольцо. После смерти Генриха она собиралась стать образцовой вдовой хотя бы внешне, а теперь считалась женщиной самого низкого сорта, ради власти совратившей сына-короля. − Вы так ничего и не поняли вчера? − Нарцисс взял королеву за руку, потерев пальцем привлекшее внимание Екатерины кольцо. − Вы нужны очень многим. Сейчас, когда вы больше не замужняя женщина и не благочестивая вдова, но мать и бывшая любовница короля, сойтись с вами стало и выгодно, и просто… − И что дадут сношения со мной в темном углу королевского замка? За них непременно выдадут сундук с золотом? − пошутила Екатерина, совсем не ощущая веселья. Одновременно хотелось смеяться и плакать, лежать и бегать, пить и плеваться. − Если вы согласитесь сами, уже на следующий день ваш ухажер будет хвастаться царственной любовницей… если нет, вы ведь знаете закон? − Екатерина отрицательно помотала головой, не понимая, к чему он клонил. − Если вас, благородную даму, обесчестит не менее благородный рыцарь, он обязан будет на вас жениться. Король, конечно, может и не дать разрешения на брак, но что он сможет сделать, если в одну ночь над вами и надругаются, и немедля отвезут в ближайшую церковь для венчания, где заранее все подготовлено? Только оставить вас вдовой во второй раз, вызвав волну возмущения среди дворян. А может быть, он даже обрадуется и выделит вашему мужу прекрасный свадебный подарок в благодарность за то, что счастливчик избавил своего короля от вашего кислого вида, − граф замолк, коснувшись ее задрожавшей руки и ободряюще улыбнувшись, тем самым только усилив ощущение фантастичности происходящего. − Как это нелепо. Как же это нелепо, − прикрыв глаза, прошептала Екатерина. − Мне сорок, я вдова, мать десятерых детей, королева. И я должна опасаться изнасилования с целью свадьбы. Это похоже на какой-то второсортный роман, − она устало опустилась в кресло, облюбованное недавно Нарциссом. В данный момент она походила на кроткую, смиренную страдалицу, будто никогда не сталкивалась с казавшимися неразрешимыми проблемами. Она забыла и про хитрость, и про яды, и про все на свете. Или не забыла, а просто замерла, заледенела в своей беде. Ей определенно требовался хороший, уверенный толчок, чтобы выбраться из закостеневшей скорлупы. Нарцисс собирался его обеспечить. − Это властные игры. Жена-королева − почему бы и нет? Какой-нибудь разорившийся барон умер бы от счастья. И не только он, − она наклонила голову, рассматривая свои туфли, и граф опустился перед креслом на колени, чтобы погладить нежную, еще совсем не старческую щеку королевы. − Подумайте, подумайте, Екатерина. Дальше тянуть нельзя. Вы должны выбрать, должны предпринять хоть что-то. Даже если вы решитесь на побег, я помогу вам. Чего вы хотите? − ее губы дрогнули, но она не заплакала, став на мгновение совершенно подавленной и безучастной внешне. − Я хочу вернуть его. Хочу вернуть своего сына, − наконец ответила она, вырываясь из своего кокона, и граф победно ухмыльнулся. − Хотите вернуть человека, сломавшего вам жизнь, попользовавшегося и бросившего, безразлично наблюдающего за вашими мучениями, зная, что он единственная их причина? − лицо королевы мрачнело с каждым словом, невероятным образом придавая детской неуверенности и зрелого, глубокого горя. − Да, хочу, − решительно откликнулась она, впервые за долгое время становясь прежней − властной, волевой, целеустремленной и недовольной грязью, по неосторожности оказавшейся под ее красивыми, расшитыми драгоценными камнями, заказанными из родной Флоренции туфлями. − Не могу осуждать вас за это, − не удержавшись от сарказма, сдобренного неподдельным сочувствием, отозвался он. − У меня есть план. Я почти уверен в его успехе, − Екатерина заинтересованно посмотрела на него, подтверждая, что тактику он выбрал верную. Немного поддержки, пара идей, и она уже благоволила к нему и к власти, словно и не сидела каменным истуканом пару минут назад. − Как я и говорил, мы вызовем у вашего сына ревность. Сделаем так, чтобы он своими глазами увидел, как вы уплываете от него в руки других мужчин. В мои руки, − она гневно подскочила, разочаровавшись, замахнулась для пощечины, передумала и уже открыла рот для возмущенной отповеди, но он перебил ее. − Не волнуйтесь, я не собираюсь лезть вам под юбку. Хотя мог бы, − пошутил он, искреннее посмеявшись над перекошенным яростью лицом королевы. − Я просто попрошу у короля вашей руки, демонстрируя всю возможную страсть к вам. − Как вы смеете? Как вы смеете предлагать мне подобное? − задохнувшись от шока, пробормотав сначала нечто нечленораздельное, взбеленилась Екатерина, одними побледневшими от бешенства губами доставляя графу удовольствие − не каждый мог похвастаться, что довел королеву до состояния неспособности связно говорить. − Почему нет? − Нарцисс снова встал, обходя сидящую в кресле королеву со спины. − Вы вдова, а я знатен и имею влияние на дворян, мы с вами друзья много лет. Все будет выглядеть более чем правдоподобно: я всегда испытывал к вам симпатию и, осознав ее полностью, дождавшись окончания вашего траура, захотел жениться на вас. Мое предложение покажется королю искренним, и оттого вызовет в нем необходимую бурю эмоций, − она неуютно заерзала в кресле, вытягивая шею и пытаясь повернуть голову в его сторону. − Вы были другом Генриха много лет, не моим другом! Вы вытерли об меня ноги! Франциск не поверит вам никогда! Только не в сказки о любви. Любому понятно, что вас интересует исключительно власть. Вы и сейчас здесь из-за нее, теперь я отчетливо это вижу, − Екатерина сердито отмахнулась, обиженно надув тонкие губы. Она ожидала какого-то изящного многоходового плана, а Нарцисс предлагал ей еще более дикое и рискованное решение, чем то, на которое намекал изначально. Она могла понять знаки внимания вроде целования рук, двусмысленных писем и преподнесения цветов, но предложение брака… такой спектакль выходил за пределы разумного. − Я не говорил о любви ни единого слова, − Нарцисс позволил себе короткий смешок, заметив, как сконфуженно дрогнули плечи королевы и тут же распрямились вновь, − но глупо отрицать, что вы могли бы привлекать меня, − он легко провел пальцами по ее руке выше локтя и склонился к белоснежной шее. − Многие и сейчас уверены, что между нами существовали вполне определенные отношения. Следовательно, из всех прочих я буду выглядеть наиболее опасным. И благородным. Представьте реакцию вашего сына, когда я открыто попрошу вашей руки, пообещав заботиться о вас и закрыть глаза на вашу репутацию, − его речь и вкрадчивый голос настолько захватили королеву, что она не сразу заметила, насколько уверенно скользит ладонь графа по ее шее ниже, к тяжело вздымающейся в вырезе платья груди. − Бросьте ваши игры, черт бы вас побрал! − наконец очнулась она, вспомнив хищнические повадки графа, сбросив его руку и вскочив на ноги. − Я знаю, какой будет его реакция. Он убьет нас обоих! − она сжала кулаки и закружилась по комнате, размышляя, перебирая возможные варианты. − Нет, так действовать нельзя. − Вам есть что терять? − резонно заметил Нарцисс, ни на секунду не потеряв невозмутимости и самообладания. − Я запрещаю вам! Вы слышите? Запрещаю обращаться к королю со столь нелепой и опасной просьбой! − она приблизилась к нему, едва не тыча пальцем в грудь в знак наставления. − Спасибо за помощь, Стефан. Возможно, мы найдем другой выход. Но это − нет. Я не согласна, − уже мягче добавила Екатерина. В голове постепенно вырисовывалось решение, но его стоило обдумать как следует, наполнить деталями, высчитать и выверить. − Конечно, Ваше Величество, − удивительно легко согласился он, и при иных обстоятельствах она бы задумалась над причинами такого смирения, однако сейчас у нее имелись более насущные проблемы. − Полагаю, вы хотите остаться наедине со своими мыслями, − она согласно кивнула, и Нарцисс поклонился, собираясь покинуть ее. − До скорой встречи, Екатерина, − многообещающе попрощался граф и обернулся, уже переступив одной ногой порог. − Я уложил вас в его постель, как вы помните, я и верну, − добавил он, лишив Екатерину на мгновение дара речи. Наглая, подлая натура всегда умудрялась перевешивать все благородные порывы Нарцисса, перечеркивая раз за разом возникавшую к нему симпатию. Сейчас он вновь ужалил ее и скрылся, не дав возможности ответить. Не став кидаться в закрытую дверь хрупкими предметами, она мысленно послала его к черту и пообещала отплатить позже. К счастью, он снисходительно направил бушевавшую в ней бурю в нужное русло. Оставшись одна, королева еще несколько раз прошлась по комнате, чтобы успокоиться, а потом принялась собираться к выходу. Выбирая платье, корону, туфли и драгоценности, она радовалась, как ребенок: Нарцисс подарил ей идею, а вместе с ней и желание жить − по-настоящему, не таскаться следом за сыном, как какая-нибудь игрушка на веревочке, а привычно идти к цели, чтобы в конце концов ощутить желанный вкус победы. Конечно, рисковать здоровьем, бросаясь в авантюру с замужеством, она не собиралась, но вызвать ревность Франциска более безопасным способом казалось ей вполне подходящим и достижимым. К ней ведь действительно проявляли нежелательное внимание, присылая цветы, бросая взгляды, в которых только сейчас она распознала что-то помимо неприязни, и даже не гнушались нападать в коридоре. Раньше она и не думала использовать это, но сегодня безрассудные выходки придворных мужчин вдруг посулили ей надежду. Нужно было лишь отчетливо продемонстрировать их королю, не забыв выставить себя ничего не подозревающей жертвой. Такой, какой она была еще вчера. Всего через день королева остановилась перед зеркалом, пристально вгляделась в отражение и, несмотря на случившуюся недавно жестокую попойку, осталась довольна увиденным: блестящие светлые волосы, уложенные в замысловатую прическу, наконец-то ровная, не бледная и не желтушная, кожа, еще ни разу не ношенное платье, острые носки серебристых туфель, выглядывающие из-под подола, таинственно мерцающие украшения − почти идеально… если бы не совсем печальные, несчастные глаза преданной и брошенной женщины. Екатерина постаралась скрыть грусть за блеском азарта. Перед ней стояла задача, и она собиралась выполнить ее. Как сказал Нарцисс, терять ей было нечего. − Доброе утро, мама, − Франциск поздоровался с ней за завтраком, и королева ощутила невиданный прилив энергии − он почти никогда не забывал о вежливости и этикете, но уже давно не смотрел на нее так… заинтересовано. Встретившись с ним взглядом, она ответила на приветствие и смущенно опустила глаза в тарелку. Это походило на игру, в которую она много лет назад играла с Генрихом. Муж быстро уставал от вечно беременной Екатерины, и первоначальная радость от скорого появления очередного наследника сменялась полным равнодушием, оттененным дежурной заботой о ребенке. И тогда, после каждых родов, едва оправившись, Екатерина надевала самый лучший и новый наряд, укладывала волосы по последней моде, душилась самыми изысканными духами и неожиданно появлялась перед мужем посвежевшей, разрумяненной, счастливой. Отвыкший от такой жены Генрих едва ли не пожирал ее взглядом и бросался доказывать, что прежние чувства в нем еще не угасли. Иногда его внимания даже хватало до следующей беременности королевы. Год за годом они с Генрихом бегали по замкнутому кругу. Пока на свет не появились близняшки. Тогда Екатерине стало не до нарядов и кокетства: в те дни она больше напоминала живой труп, чем совсем не старую и вполне привлекательную женщину. Она не простила мужу ревнивых истерик Дианы и часовни, которую он строил в тот момент, когда Екатерина больше всего нуждалась в нем. Это были и его дети тоже, но порой королеве казалось, что он не вспомнил о них ни разу после похорон. Она моргнула, отгоняя печальные картины и тупую, ноющую боль в сердце. Франциск больше не смотрел на нее, но она признала свой выход успешным. Впервые она допустила мысль, выглядевшую нелепой и одновременно логичной: ему, как и когда-то его отцу по совсем другим причинам, могло надоесть видеть ее, подурневшую, измученную, с вечно красными заплаканными глазами. Предательство матери пошатнуло любовь к ней Франциска, а испортившийся внешний вид окончательно отбил желание. Сегодня Екатерина чувствовала себя выздоравливающей после долгой и тяжелой болезни. Красивое платье и мимолетный взгляд сына сделали ее почти счастливой: путь к успеху наконец-то отыскался, остался один-единственный и самый главный шаг. Представление для чересчур самоуверенного короля, и Екатерина отыграла его блестяще. Он направлялся в подземелья, чтобы лично допросить одного из садовников замка − шпионы, занятые расследованием таинственных записок, доложили королю, что этот парнишка был каким-то образом связан с анонимом, но пока отказывался говорить. Франциск решил пообщаться с несчастным. И вот, когда он уже был у лестницы, ведущей глубоко под землю, до него донесся разговор, мгновенно отозвавшийся яростной дрожью в теле. − Мне кажется, маркиз, вам не стоит тешить себя ложной надеждой, − голос матери звучал тихо и мелодично. Король уже и забыл, как она говорила, если не кричала и не плакала. Неожиданно Франциску подумалось, что ее итальянские колыбельные напоминали ему в детстве перезвон маленьких, но звонких колокольчиков, висевших на одной из перекладин его кроватки. − Я никогда не давала вам повода считать меня заинтересованной вашим… расположением. − Но я не тороплю вас, − рьяно возразил подхвативший королеву под руку мужчина. − Если вам нужно время, я подожду. Только не будьте столь категоричны. Вам понравились цветы, которые я прислал вам? − резко остановившись, поинтересовался он, и Франциску захотелось немедленно поотрубать головы обоим участникам этой отвратительной сцены, но все же он сдержался и не выдал своего присутствия. Уж больно ему хотелось увидеть, соблазнится ли мать сладкими речами излишне романтичного поклонника. − Я отдала их служанке, − сбрасывая его руку, норовившую обхватить ее за талию, объявила королева. − Бедная девушка порадуется, а мне они не нужны. Я прошу вас впредь не присылать мне ничего и не ожидать от меня того, что я никогда не смогу вам дать, − она обернулась в профиль к Франциску, и он засмотрелся на локон, нарочно высвобожденный из прически и спускавшийся почти до плеча. От короля не укрылось, что мать вернула привычный образ, видимо, совсем оправившись от клейма и истерических припадков. Он злился на то, как быстро она нашла силы стать прежней, и в то же время не мог не замечать ее вновь открывшейся красоты. − Я люблю своего сына, маркиз. Отнеситесь к этому с пониманием. − Но он бросил вас! − вскричал мужчина, уже грубее схватив королеву за запястье, и Франциск применил все возможное терпение, чтобы не убить наглеца сейчас же. Он еще более отчетливо осознал, что не отдаст мать никому и никогда, даже если больше не обменяется с ней ни единым словом. Он найдет способ сделать так, чтобы она не досталась больше никому. − И вы прекрасно знаете − есть другие, куда хуже и обладающие в разы меньшим благородством, чем я, − эти слова вызвали в короле неясную тревогу. О чем-то он не знал, что-то ускользнуло от его внимания. − Хотите оказаться обесчещенной еще больше? Я по крайней мере терпелив и желаю заполучить ваше согласие. − Достаточно, − явно занервничав и испуганно оглядываясь по сторонам, приказала она, и маркиз замолк на полуслове, казалось, против своей воли. − Я разберусь с этим сама. Эти люди ничего мне не сделают, я королева, − с каждой секундой Франциск еще больше убеждался, что они говорили о чем-то известном всем, кроме него самого, и волновался все сильнее. − Мой вам совет − не подставляйтесь. Вокруг меня теперь одна грязь, и не каждый сможет не захлебнуться в ней, − она кивнула, и из ближайшего поворота вдруг показались притаившиеся там фрейлины. Маркиз ошарашено уставился на них, затем глянул в сторону в последний момент успевшего спрятаться в нише Франциска, коротко поклонился и умчался куда-то так быстро, будто за ним неслась свора охотничьих собак. Увидевший достаточно король поспешил в подземелья, намереваясь с удвоенным энтузиазмом добиваться от узника признания, а Екатерина приказала фрейлинам сопроводить ее в сад. Свежий воздух улучшит здоровье и внешний вид, а она успеет обдумать следующий шаг. Весь день улыбка играла на губах королевы, вызывая раздражение у придворных дам и интерес у кавалеров. Конечно, она знала, что сын подслушал их с маркизом: она сама в процессе беседы завела поклонника туда, где, по ее сведениям, вот-вот должен был объявиться Франциск. Несчастный маркиз и правда выделялся из остальных, агрессивных, охотников до власти. Он выглядел вполне безобидным: присылал цветы, делал комплименты, пытался заигрывать. Поэтому Екатерина и решила использовать его − так она могла продемонстрировать сыну реальность, на которую он обрек ее, и при этом не бояться оказаться впечатанной в стену на его глазах и отправиться на плаху вместе с незадачливым насильником, задравшим ей пышное платье повыше колен. Да, маркиз был идеальным выбором. Королева поежилась, вспомнив, как в саду на нее выскочил другой мужчина, малознакомый ей дворянин. Он скалился, щурился, крутился рядом, опасаясь подойти совсем близко надолго, и Екатерина порадовалась, что на этот раз прихватила с собой чуть ли не десяток фрейлин. В памяти сразу всплыли предупреждения Нарцисса. Изнасилование − самый короткий путь к браку с ней. Горькая ирония судьбы: когда-то оно едва не оставило ее без мужа, а теперь грозило обеспечить им. Екатерина не хотела замуж, ни при каких обстоятельствах. Она только-только освободилась от Генриха, и даже после этого не успела насладиться свободой − сын привязал Екатерину к себе. Но если уж склоняться, то только перед королем, только перед ним, а не перед каким-нибудь зарвавшимся герцогом, который будет вытирать об нее ноги, не имея на то никакого права. Следующий шаг королева предприняла через два дня. Все это время Франциск наблюдал, правда не за ней, а за окружающими, но она знала: он сомневается и ищет доказательства или опровержения услышанному. Вечером, подготовившись ко сну, она вновь взглянула в зеркало. Жалко было портить зажившее не так уж давно лицо, однако Екатерина решилась, с размаху приложившись головой о трельяж. Резкая боль обожгла скулу, в ушах зазвенело, и при новом взгляде в зеркало королева обнаружила на щеке быстро наливающийся, средних размеров синяк. Выглядело ужасно, и все же она улыбнулась, поморщившись следом: было больно, но как-то… тихо больно, ненавязчиво, и Екатерина задалась вопросом, не сместились ли у нее представления о боли после клейма. − Что это? − спросил король, с ужасом разглядывая намеренно не закрашенный синяк, как только она переступила порог его покоев с просьбой выписать из Флоренции очередного подающего надежды художника. − Я… упала, − правдоподобно разыгрывая нерешительность, ответила Екатерина, отводя глаза и после короткой паузы возвращаясь ими к перепуганному сыну. − Меня толкнули. Я шла к тебе, и вдруг кто-то толкнул меня в спину. Я не знаю, кто это был… там темно. Я упала и ударилась, − она потерла щеку, пытаясь передать страх, которым он так любил упиваться, и свойственную ей гордость. − Опять твои преданные воздыхатели не могут тебя поделить? − равнодушно усмехнулся Франциск, возвращаясь к ящикам письменного стола. Королева изумленно приоткрыла рот, не ожидав от него такого безразличия, особенно после вполне искреннего испуга. − Бери с собой фрейлин или стражу и не провоцируй их. − Провоцировать их? − позабыв об изначальной цели визита, взорвалась она. − Это ты спровоцировал их, сделав меня главной придворной шлюхой, и теперь я вынуждена терпеть, когда надо мной смеются, тычут пальцем и задирают юбку прямо в коридоре! Я была целомудренной вдовой, пока ты не объявился в моей постели без моего согласия! Разве ты не обещал защищать меня, пользуя в свое удовольствие? − она поджала губы, стараясь отвлечься от обиды на ноющую щеку. − Тебе больно? − повинуясь каким-то своим мыслям, недоступным для понимания Екатерины, он поднялся из-за стола и взялся за ее подбородок, встречаясь с ней взглядом. − «Смотри под ноги, потаскуха»… так сказал тот, кто толкнул меня, − не упуская шанса надавить на жалость, на ходу сочинила она. − Неужели ты позволишь отнять то, что принадлежит тебе? Они покушаются на собственность короля, разве не так? − Екатерина взяла его ладонь и уложила себе на поясницу, туда, где, как они оба знали, горело под слоями ткани клеймо. − Ты успела сойтись с кем-то из них? − в голосе не слышалось ни ревности, ни любопытства, скорее желание поддержать беседу. Возможно, дело обстояло сложнее, чем полагали они с Нарциссом. Пока Франциск выигрывал по всем параметрам. − Ты не слышишь меня, − она погладила его лицо и зарылась пальцами в волосы. − Это не игра, Франциск. Я королева, а на королеву всегда есть спрос, тем более если королева слывет женщиной, не отягощенной принципами морали, − она грустно улыбнулась, размышляя, как еще достучаться до него. Он знал, что по отношению к ней распускают руки, но не спешил действовать. Слава богу, время пока было. Следовало придумать новый повод для ревности. − Я оплачу твоего художника, − вновь неожиданно сменил тему Франциск, бросаясь к своим бумагам, как к спасительному щиту. Екатерина вышла, раздумывая, как поплотнее замазать синяк и как безопасно ознакомить сына с каким-нибудь еще знаком внимания к ней. Через три дня намечался бал. Наверняка кто-нибудь обязательно станет вести с ней беседы и приглашать на танец. Не сразу, конечно, а когда вино уже позволит танцевать не только с безупречными дамами, но и с распутной королевой. Она постарается почаще попадаться Франциску на глаза. Пусть он увидит, как самоотверженно она борется с обильным и нежелательным вниманием. И щека к тому времени уже подживет настолько, что синяк можно будет скрыть косметикой без малейшего следа. Все три дня она жила мыслями о проклятом бале, полагая, что он станет еще одной ступенькой к спасению. Однако ее надежды неуклонно таяли: Франциск снова отдалился, выписав ей дополнительную охрану. Он не верил, по-прежнему не верил. И вот сейчас, под звуки музыки, Екатерина смотрела на сына, стоящего рядом с особо надоедливыми вельможами и совершенно их не слушающего. Он ни разу не повернулся в ее сторону, с мрачным выражением лица выпивая один бокал вина за другим. Королева хотела подойти к нему, но никак не могла решиться. Сын уже не единожды оттолкнул её публично, и с каждым разом это приносило Екатерине все больше вреда. Сегодня она привычно и подчеркнуто равнодушно ловила на себе насмешливые, пропитанные злобой или похотью взгляды. Чтобы отвлечься, она поискала глазами Марию, увлеченно танцевавшую с Конде. Отношения с ней становились все напряженнее − невестка не могла не интересоваться, почему Екатерину перестали пускать хоть на мало-мальски важные мероприятия, почему открыто смеялись над ней, почему Франциск вдруг ударился в такую обиду. Екатерине пришлось выдумать для нее байку о том, как якобы разозлился король на попытку матери организовать ему шантажом поддержку нескольких влиятельных протестантов. Франциск же предпочитал хранить гробовое молчание, и Марии ничего не осталось, как поверить свекрови, и ненадолго успокоиться. Екатерина снова взглянула на нее, возвращаясь к личным душевным терзаниям. На этот раз в сердце королевы зашевелилась глухая, противная ей самой неприязнь, неведомая прежде червоточина. Она привыкла жалеть невестку из-за боли, которую против воли причиняла ей, но теперь она чувствовала нечто иное, страшное, необузданное. Екатерина узнала, что король снова сблизился с женой, нежничает с ней, проводит все свободное время, и ей стало плохо, когда она осознала собственную ревность. Женскую, злую, давно уже позабытую. Франциск сам бы виноват в ней: он клялся в любви, доказывал свою страсть, не желал возвращаться к Марии, но теперь она была рядом с ним, пока Екатерина боролась с постоянными насмешками, сальными шуточками и откровенными намеками. И ведь это она, Екатерина, заставила его вспомнить про постель жены, когда из-за безумного, нелепого влечения к матери он забыл туда дорогу… Обида еще горела в нем, и это побуждало двор все быстрее и надежнее забывать, что Екатерина, несмотря на размолвку с сыном, по-прежнему носила титул королевы-матери. Быть брошенной любовницей оказалось еще сложнее, чем брошенной женой. − Ваше Величество, − услышала она голос Нарцисса, склонившегося перед королем в поклоне. Франциск молчал, глядя на графа с плохо скрываемой ненавистью, − надеюсь на вашу благосклонность, − продолжил Нарцисс, и королева подошла ближе, чтобы не пропустить их разговор, обещавший быть важным. − Что вам нужно? − бросил король, впервые за вечер удостоив её взгляда и тут же отворачиваясь к графу. − Я прошу у вас руки вашей матери, − просто ответил тот, и Екатерина похолодела от ужаса и наступившей вокруг тишины. Она ведь ясно дала понять Нарциссу, что не одобряет его план, но он предпочел действовать по-своему. Он даже не предупредил ее, и уже было поздно помешать ему. − Что? − Франциск смотрел то на него, то на нее, краснея от злости. Екатерина знала своего сына, и сейчас он определенно впадал в состояние, близкое к тому, в котором оставил отметину на ее спине. Она проклинала влезшего куда не просили Нарцисса. Он понятия не имел, как король мог обойтись и с ним, и с ней в особенности. Она обязательно выйдет виноватой и обязательно заплатит за это. − Я вдовец, лишившийся единственного наследника. Я мог бы жениться на ком угодно, − граф усмехнулся, без слов дав понять, что при желании легко женился бы на женщине куда моложе Екатерины, − но я слишком устал бороться. Мне бы хотелось, чтобы рядом был кто-то, кого я знаю хорошо, в ком уверен. Ваша мать − вдова, чей траур уже закончился... − Нарцисс говорил что-то еще, но королева уже не слушала, подходя все ближе, думая, как успокоить разгневанного сына и уверить его, что это просто очередная наглая выходка графа, к которой она не имела никакого отношения, − поэтому я прошу у вас разрешения жениться на ней, − закончил Нарцисс, и на мгновение Екатерине показалось, король согласится, и ей не останется ничего, кроме как выйти за не в меру находчивого графа. − Вон, − наконец, тихо, но четко приказал Франциск. − Вон. Оба. Она уже открыла рот, чтобы возразить, когда Нарцисс схватил ее за руку и настойчиво потянул к выходу. Королева оглянулась − слава богу, свидетелей у сцены было немного. − Вы сошли с ума? − Екатерина отвесила пощечину незадачливому поклоннику, как только они оказались в коридоре. − К чему этот дурацкий спектакль? По-моему, я ясно дала понять, что против таких методов, − она взмахнула руками по старой итальянской привычке. − Я действовала иначе, и мне многое удалось… − Вам не удалось ничего, − отрезал Нарцисс с самым уверенным видом. − Ваши жалкие потуги беспокоят короля не больше суток. Он не видит реальной опасности потерять вас, − ненадолго он стал прежним заботливым и добрым другом, но она уже многократно убедилась, что скрывалось за этой личиной. − Вам не обойтись без моей помощи. Повторю: я уложил вас в его постель, Екатерина. Я и верну, − он перехватил ее запястье, притягивая к себе. − Мне нужен король целиком и полностью в вашей власти. Ради Франции, − Нарцисс коротко рассмеялся, вновь делаясь похожим на хищного шакала. − Поможем друг другу. Как в старые добрые времена. − Идите к черту! − выплюнула королева, вырываясь из его хватки. − После такого он меня видеть не захочет, − она даже удивилась, почему Франциск просто выгнал их, а не бросил в соседние камеры в подземельях. − По крайней мере, он вспомнит о вашем существовании. И о существовании других мужчин рядом с вами, − склонившись к ее уху, прошептал Нарцисс. − Я знаю его лучше. Он в бешенстве, − отрезала Екатерина, прилагая огромные усилия, чтобы не поддаться панике. Граф разрушил все планы, внес в них сумятицу и хаос, спутал карты и подарил новую порцию ненависти от сына. − Думаю, даже если он пожелает избавиться от вас, это тоже будет мне на руку, − Нарцисс одним рывком вновь прижал её к себе. − Мой наследник будет братом короля, − его ладонь недвусмысленно легла ей на живот, и лицо Екатерины перекосило от ярости. Она вдруг осознала, для кого все это затевалось, для кого была вся эта забота и обещания светлого будущего. Ни разу граф не подумал о ней − он стремился к собственной власти, через любовницу короля или свою новоявленную жену. Он обманул ее, и действительно выиграет при любом раскладе, тогда как она окажется еще глубже в болоте амбиций деливших опальную королеву между собой мужчин. − Ублюдок! − выкрикнула она и с силой ударила его по щеке. Он рассмеялся, и Екатерина, увидев в коридоре дворян, опоздавших на праздник, обошла графа и направилась к себе, высоко и упрямо подняв голову. Новый приступ хохота полетел в спину, словно кинжал притаившегося врага.