Благие намерения

Екатерина буквально летела в свои покои. Это было так прекрасно − не бояться оскорбительных предложений, масленых взглядов, неожиданных нападений. Она чувствовала себя почти счастливой: неважно, из каких соображений Франциск передумал: теперь, когда он официально объявил ее фавориткой, у нее появилась защита − вряд ли кто-то рискнет покуситься на женщину короля. Перед долгожданным облегчением меркло даже ощущение немыслимого позора, ведь она окончательно превратилась в шлюху. Екатерина с трудом не опускала глаз и держала спину прямо, слушая речь сына в тронном зале, ловя колючие взгляды придворных и особенно полный абсолютной ненависти взгляд Марии. Королева заставила себя думать, что чужое мнение в данном случае не имело значения − она так намучилась, так устала... Она не говорила никому, но не могла не замечать собственного ускользающего рассудка, к тому же, у нее несколько раз открывалось носовое кровотечение, чего раньше не бывало, и несмотря на бойцовский характер в голове все настойчивее крутилась мысль о самоубийстве, ведь жить с чудовищем-мужем, потеряв власть и детей, она не желала. Поэтому сегодня Екатерина готова была плакать от облегчения. Франциск вернулся к ней, а значит рано или поздно она вернет и все остальное. Главное больше не ошибаться и всегда оставлять сына довольным. У королевы запылали щеки, когда она вспомнила, как они с Франциском доставляли друг другу удовольствие вчера. Это походило на безумие, несколько часов абсолютного безумия, в течение которых они катались по кровати, без устали меняя позы, царапая тела до крови и раздирая простыни в приступе слишком рьяной даже для них страсти. После такого она едва могла свести ноги и уже второй день ходила неестественно. Настолько сильно она не теряла голову в первые годы брака с Генрихом, а потом и подавно. − Что это? − она застыла на пороге, пораженная видом десятка тяжелых сундуков, невесть откуда взявшихся в покоях, и суетливо снующих вокруг них фрейлин. − Подарки короля, Ваше Величество, − ответила одна из них, и приподняла крышку. Остальные последовали ее примеру и приоткрыли другие сундуки. Глазам Екатерины предстали дорогие ткани, драгоценности, какие-то бумаги и даже постельное белье из тончайшего восточного шелка. − Но зачем? − растерявшись, спросила Екатерина. Как королева и наследница богатств Медичи она уже давно ни в чем не нуждалась и не получала такого количества подарков минимум с рождения последнего сына. − Затем, что ты теперь фаворитка, и это знак моего расположения, − вместо фрейлин отозвался появившийся за ее спиной Франциск. − В бумагах есть все дарственные на твои новые земли, − он подошел к ней вплотную и не стесняясь чужого присутствия поцеловал в губы. − Не думаю, что смогу принять их, − ненавязчиво высвободившись из его объятий заявила Екатерина, смущаясь такого открытого и однозначного проявления чувств и любопытных взглядов фрейлин, последовавших за ним. − Выйдите, − Франциск отпустил их и снова обхватил королеву за талию − совсем по-хозяйски. − Ты примешь их, мама, − твердо сказал он, заставив ощутить волнами исходившее недовольство. − Ты стала фавориткой, согласившись на все условия. Мы не будем нарушать обычаи − я обязан проявить свое распоряжение с помощью подарков и привилегий. Ты примешь их, − Франциск погладил ее поясницу, словно напоминая о главном и самом говорящем подарке. − Хорошо, я принимаю, − Екатерина осторожно положила руку ему на грудь. Она не могла рисковать таким сложным примирением из-за какого-то барахла. Тем более глупо разыгрывать оскорбленную гордость, когда сама, пусть и вынужденно, желала титул королевской шлюхи. − Я знаю, они тебе не нужны, − мягко признал Франциск, погладив ее лицо. − Ты о них не мечтала, не просила, они оскорбляют тебя. Но так нужно для всех остальных, мама, − он поцеловал расслабившуюся королеву в висок. − Скоро ты получишь то, о чем действительно мечтаешь. − Конечно, Франциск, − королева улыбнулась, предвкушая месть. Сын сказал, у него есть имя предателя, но помимо него необходимы еще доказательства вины этого человека. Пока Екатерина не знала его, кто он, чуть ли не каждый час на несколько секунд замирая в злобном нетерпении. Каждый час ей приходилось вспоминать, что она должна ждать, ждать и ждать. Только так она получит результат, а не гневными и непотребными истериками. − Позволь мне подарить тебе несколько украшений лично, − она кивнула, и он тут же извлек из кармана жемчужный гарнитур. − Все драгоценности, которые я для тебя выбрал, ты когда-то желала и любила. Я слышал, эти жемчуга считались самыми дорогими в Европе, когда ты привезла их сюда, − Франциск надел ей на шею подвеску, и только после этого Екатерина поняла, что это те самые жемчуга, которые вошли в ее приданое и стоили целое состояние. После смерти свекра она, как и все женщины королевской семьи, отдала свои драгоценности в государственную казну. По обычаю новый король должен был раздать их заново, но именно эти жемчуга так и остались лежать в сокровищнице. Говорили, Диана имела на них виды, но Генрих не решился подарить ей что-то из приданого жены. Удивительно, ведь много лет спустя он без зазрения совести отдал Кенне украшение, презентованное им Екатерине в день свадьбы. − Спасибо, − искренне поблагодарила королева, уже давно не ожидавшая возвращения такой важной части своих богатств. − Я хотел бы, чтобы ты носила его всегда, − Франциск натянул ей на палец перстень с крупной красивой жемчужиной. − Или можешь выбрать любой другой. Главное, чтобы на тебе всегда был знак фаворитки, − погладив потеплевшее на матери серебро, добавил он. − Он уже давно есть на мне, − не удержалась Екатерина, напомнив о клейме и сразу же испугавшись, что испортила все так быстро. − Я имею в виду... − Мы больше не будем обсуждать это, − предупредил Франциск, и она лишь согласно кивнула. Он снова погладил ее по щеке и привычно впился в губы. Екатерина слабо выдохнула, не способная ничего поделать с мгновенно отозвавшимся телом. Сын целовал ее все более страстно, почти грубо, задевая зубами и глубоко проникая языком, а она поймала себя на мысли, что была бы не против, если бы он сейчас укусил, поцарапал или ущипнул бы... Легкая боль заставила бы окончательно поверить в реальность, отогнала дурман в голове. − Франциск... − простонала королева, когда, толкая перед собой, он притиснул ее к стене. Обнажившихся бедер коснулся холод камня, и она вздрогнула, вытянув шею, которую тут же принялся ласкать влажными губами сын, − о боже, мы же только вчера... так долго, − совсем теряя контроль, Екатерина прижалась к нему, водя ладонями по спине и мечтая дотронуться ногтями до нежной кожи. − Теперь, когда ты фаворитка, мы будем делать это чаще, − прошептал он ей в ухо, вдавливая в стену так сильно, что стало трудно дышать. − Я соскучился, мама, − объявил Франциск и скользнул рукой между ее ног, чтобы сразу же удивленно отшатнуться от явно болезненного вскрика. − Возможно, придется повременить, − Екатерина покраснела под его удивленным и встревоженным взглядом. − Я говорила тебе, я не привыкла так много и часто делить постель. Вчера нам было так хорошо, что сегодня мне... немного больно, − призналась она, все еще чувствуя дискомфорт и одновременно страх. Стоило потерпеть − ее во всеуслышание назвали фавориткой, а она не могла принять короля в свое ложе. − Конечно, мама, − Франциск погладил мать по волосам. − Я был слишком не сдержан. Мы подождем, пока тебе станет лучше, − он наконец-то отлепил Екатерину от стены и помог поправить платье, задравшееся неприлично высоко. − У тебя есть какие-нибудь пожелания? Может быть, ты желаешь чего-то, о чем я не знаю? − Я не хочу пользоваться своим новым положением. По крайней мере, так быстро и так глупо, − притворно резко отвергла она предложение сына, чтобы следующие слова уже не показались ему лишь жаждой мести. − Даже когда я не обладала статусом фаворитки, многие попрекали меня поиском выгоды. Они издевались надо мной, не гнушаясь ничего, − королева опустила вовремя повлажневшие глаза в пол. − Я до сих пор не могу забыть, как те двое напали на меня в коридоре. Они вели себя так... Со мной никогда так не обращались, − она всхлипнула, зная, что он помнит ее отчаяние той ночью, когда она перебрала с вином. − И я напилась, как какая-то деревенская девка... − Ты говорила тогда, что они пытались залезть тебе под юбку, − прижав мать к груди пробормотал Франциск, и Екатерина похолодела. Она не ожидала от него подобной осведомленности. Как она умудрилась сболтнуть лишнего и даже не запомнить этого? Теперь Франциском могла завладеть ревность, а примирение − закончиться, не успев начаться. − Ты не назвала их имен. Иначе я бы уже наказал их как подобает. − Я не знаю их имен, − скрыв вздох облегчения, прошептала Екатерина чистую правду. Она была настолько подавлена, настолько боялась, что пыталась спрятаться ото всех, просто выделяя для себя наиболее опасные лица. Она собиралась пожаловаться сыну, но вовсе не в такой форме, и его незаданный вопрос поставил ее в тупик. − Ты сможешь показать их? Я обещаю, мама, они заплатят. Они, и все, кто оскорбил тебя, − Франциск погладил ее щеку, вызывая неконтролируемый приступ любви, скрутивший живот, сдавивший сердце. Этого горячего и искреннего чувства она боялась больше всего. Оно полностью лишало воли, забивало мысли, отнимало ощущение реальности. − Только не пытайся сводить личные счеты. Мы договаривались − никаких интриг, − предупредил он, приподнимая подбородок Екатерины и разом напоминая о превосходстве и в росте, и в обладании властью. − Я покажу, − она предпочла сосредоточится на мести. Мести этим ублюдкам, пытавшимся не только применить насилие, но и манипулировать ею. Франциск готов был прислушаться, а значит, она по-прежнему имела на него влияние. Осталось лишь постепенно увеличивать его. − Договорились. Теперь мне нужно покинуть тебя, − он притянул ее к себе с той самой страстью, которую пообещал сдерживать. − Хотя я не оставлял бы тебя по крайней мере до вечера. Надеюсь, в ближайшие дни ты поправишься, и мы наверстаем упущенное, − Франциск вновь принялся терзать ее губы, и королева на несколько мгновений всерьез заопасалась, что стала всего лишь диковинной постельной игрушкой. − Конечно, − сдавленно отозвалась она, пока не имея другого выбора. Франциск отправился по своим делам, а она принялась тщательно готовиться к одному из первых после получения нового статуса выходу, предстоявшему завтра. Платье, украшения, прическа − все было подобрано заранее. Затем Екатерина поговорила со своим Эскадроном, раздав новые поручения, написала несколько важных писем, встретилась с ехидно поздравившим ее и намекнувшим на необходимость дальнейшего сотрудничества Нарциссом, навестила детей, подарив дорогие игрушки. Королева вернулась, собираясь стать еще более могущественной, чем была раньше. Любовь сына, любовника и короля поможет ей в этом. Главное, не торопиться, не спугнуть, не разозлить. Так она думала и вечером, немного почитав на ночь и удовлетворенно улегшись спать. Она славилась терпением, она подождет, и все получится. И проснувшись, Екатерина радостно потянулась, позвала фрейлин даже раньше обычного, привела себя в порядок, но задержалась на час, разбираясь с парочкой срочных донесений. Все было в порядке, пока она не услышала громкие споры и возню за дверью. Кто-то рвался к ней, не успев даже позавтракать. Она знала, кто именно. − Мария, доброе утро, − поприветствовала Екатерина распахнувшую дверь невестку. Хорошее настроение не позволило сразу уловить ярость на ее лице. − Шлюха! − вместо ответа выкрикнула Мария и с размаху ударила королеву по лицу. Екатерина отшатнулась, схватившись за пылавшую болью щеку. Когда-то невестка уже отвешивала ей пощечину в отместку за убитых соотечественников, но даже тогда приложенная сила была намного меньше. − Что ты себе позволяешь? − оскорбленно прорычала королева, в глубине души прекрасно понимая причину такого поведения Марии. Вместо замужества Екатерина стала фавориткой супруга этой наивной и вспыльчивой девочки, несмотря на все разговоры, в которых клялась в своей невиновности. − Сколько раз я спрашивала вас, правда ли это, действительно ли между вами с Франциском существует эта омерзительная позорная связь. Вы лгали, все это время лгали без зазрения совести, − Мария подошла ближе, словно собираясь ударить снова, но передумала и принялась кружить рядом со слишком ошарашенной ее неожиданным визитом свекрови. − Поэтому вы так сопротивлялись браку: зачем вам муж, когда у вас есть король. − То, что произошло между нами с Франциском, случилось не из-за власти, − возразила Екатерина, рассматривая искаженное гневом лицо невестки. − Хотите сказать, вы спите с ним из-за любви? − тяжело дыша поинтересовалась Мария и рассмеялась, когда свекровь неуверенно кивнула. Екатерина же в очередной раз задумалась о том, что до сих пор не знала, почему сын затащил ее в постель. Кроме излишней любви на ум ничего не приходило. − Тогда почему он позволил так унижать вас все эти недели? Он ненавидел вас. Я была свидетелем. Он видеть вас не мог. − Он просто хотел от меня слишком многого и не получил желаемого слишком просто. Мы поссорились, − королева предпочла использовать полуправду, не желая, чтобы невестка считала ее совсем уж чудовищем. − Пытаетесь убедить меня, что он хочет от вас чего-то, помимо теперь уже очевидного? − Мария фыркнула и скептически тряхнула головой. − Что еще вы можете дать ему? Я не понимаю… не понимаю, как он посмотрел на вас... как на женщину. Чем вы приворожили его? Это все ваши отравы? Чем вы привлекли его, если даже муж не испытывал к вам желания? − она бросала оскорбительные вопросы снова и снова, пробуждая в Екатерине волну невыносимой обиды. Слышать о нелюбви мужа, о приворотах и отравах, о других неведомых ухищрениях, когда воспоминания о насилии и клейме еще не стерлись из памяти, было больно, очень больно. − Вы даже не красивы! Как можно желать вас? − Он изнасиловал меня! − вдруг громко крикнула Екатерина и испуганно зажала рот ладонью, не ожидав собственного признания и зацепившись взглядом за огромные от удивления глаза невестки. − Я не хотела этого. Мне пришлось, − совсем подавленно добавила королева. Облегчение от полученной защиты сына и хорошее в кои-то веки настроение испарились без следа. Снова тошнило, кружилась голова и мучила духота. − Сколько же в вас подлости! − оправившись от потрясения, бросилась с обвинениями Мария. − Прикрывая свою низость, вы готовы оговорить родного сына! Да еще так оговорить! Как у вас язык поворачивается? − она стремительно краснела и раздувала ноздри, едва не скрипя зубами. − Это правда! Ты думаешь, я бы стала лгать о таком? − Екатерина не могла признаться столько времени, так долго боролась с собой, но теперь была не в состоянии остановиться. В конце концов, Мария заслужила каплю честности. Вряд ли ей станет легче от слов свекрови, но они избавят их обеих от необходимости придумывать нелепые объяснения − каждой со своей стороны. − И ты заметила тогда. Ты несколько дней ходила за мной по пятам, спрашивая, что со мной, и лично водила в лазарет. Если бы там не просто выписали мне снадобье от бессонницы, а осмотрели, ты могла бы собственными глазами увидеть… У меня остались следы. Он не был груб, но я сопротивлялась, − королева понизила голос, вспоминая тот день и сдерживая слезы. Тот день изменил ее жизнь навсегда, и она приняла его, собираясь даже из такого извлечь пользу, но вспоминать оказалось тяжело. Раньше она не возвращалась мыслями к подробностям, а сейчас случившееся словно предстало перед ней во всех деталях, даже забытых. − Он изнасиловал меня, Мария. Я могу поклясться в этом, − она выпрямилась с усилием, ожидая ответной реакции. Внутри стало пусто и абсурдно легко. Будто последняя нить, связывающая ее с насилием, оборвалась. Два дня назад Екатерина добровольно дарила ласки сыну, беззастенчиво наслаждаясь любовными утехами, и в эту минуту, наконец признавшись его жене, поняла, что стыд и совесть больше никогда не проснутся с прежней силой, никогда больше не помешают в постели с королем, никогда не встанут на пути к власти. − Зачем? − еле слышно прошептала Мария, впиваясь в нее все тем же колючим взглядом. − 3ачем ему делать это? Даже если бы я и поверила вам, это безумие. Абсолютное безумие. Изнасиловать свою мать… у такого не может быть причин, − она покачала головой, выдавая сомнения и желание докопаться до истины. − Я не знаю, зачем он это сделал, − пожав плечами, честно призналась Екатерина, заработав еще один недоверчивый взгляд от невестки. − Он не объяснял мне своих мотивов. Он просто пришел и овладел мной силой. Я не кричала и не звала на помощь, испугавшись, что все узнают о моем позоре. Он воспользовался моим страхом, и это повторилось снова. И на следующую ночь. И на послеследующую, − она прервала рассказ, заметив, как закатываются от ужаса и отвращения глаза Марии. − Теперь о нас узнали. У меня не осталось выбора. Я согласилась стать его фавориткой… − Почему вы не сказали мне? − перебила Мария, явно не заинтересовавшись причинами, побудившими свекровь стать официальной фавориткой короля. Ее интересовала лишь измена мужа, и это вызвало у Екатерины тоскливую обиду. Никто не верил ей. Она никогда не желала совращать сына − он совратил ее, но именно она проведет остаток своих дней с клеймом шлюхи и грешницы. − У вас было столько возможностей. С самого начала, и потом в лесу, и даже после − в карете и замке. Вы молчали. − Ты думаешь, так просто рассказать о подобном? Мне понадобилось не одно десятилетие, чтобы поведать о случившемся в монастыре, и я открыла тайну только тебе и только потому, что жизнь Франциска была в опасности. После того, что он сделал со мной, я не могла даже спать, а говорить и подавно, − Екатерина сложила руки на животе, рассматривая невестку и втайне надеясь на ее благоразумие. Пока Мария выглядела озадаченной, шокированной, но не агрессивной. Может быть, все оказалось не так страшно, как расписывала себе королева. − Я не верю вам! Вы лжете! − разрушила надежды свекрови Мария, когда та уже успела расслабиться и собиралась извиниться перед ней за причиненные страдания. − Это абсурд! Как вы можете говорить мне, что он изнасиловал вас и продолжает это делать, если уже третьи сутки все только и обсуждают, как вы стонали под ним совсем недавно! Весь замок слушал ваши вопли, как будто каждый стоял под дверями вашей спальни! Да и когда он объявлял вас своей шлюхой, вы выглядели отнюдь не несчастной! Алчная лгунья! − она кричала и кричала, перемежая выкрики оскорблениями и не замечая слез на побледневшем лице свекрови, уже пожалевшей о выстраданном признании. Оно запоздало на месяцы и принесло лишь боль и разочарование. Лучше бы она молчала и дальше. Екатерина снова чувствовала себя грязной, словно ее выпачкали в помоях сплетен и безосновательных обвинений. − Мария, позволь мне объяснить, − вяло попыталась она, осознавая, что все перипетии их с Франциском взаимоотношений невестка понять не сможет, раз не захотела поверить в слова об изнасиловании, даже помня, как действительно водила Екатерину в лазарет из-за плохого самочувствия и жуткого внешнего вида, как была свидетельницей ее глубокого обморока. − Даже если он изнасиловал вас, вы сами в этом виноваты! Вы спровоцировали его! Это только ваша вина! − прорычала Мария, и королева едва не схватилась за сердце от боли, причиненной подобным обвинением. Вся вина Екатерины заключалась в том, что обезумевший Генрих возжелал ее во что бы то ни стало и кинулся колотить, лишь бы добиться своего, а Франциск поспешил ей на помощь, в результате помешавшись на спасенной им женщине. − Вы отняли у меня мужа! Из-за вас он отказывается спать со мной! − Ты должна была думать об этом раньше, пока вместо того, чтобы нежиться в твоей постели, он радостно ублажал меня! − Екатерина выпалила упрек и только потом уловила в нем возможную ноту самодовольства. − Мария… − постаралась исправиться она, но было уже слишком поздно. − Значит, он все-таки ублажал вас, а не насиловал? − Мария усмехнулась, хватаясь за пышную юбку и разворачиваясь к двери. − Шлюха. Я сочувствовала вам, и тогда, в лесу, мое сердце разрывалось из-за того, что делали с вами те оборванцы. Но они лишь распознали вашу сущность. Вы шлюха, и я больше никогда не подумаю о вас иначе, − она отвернулась и молча прошествовала к выходу, оставив в спальне свекрови атмосферу ненависти и немых угроз, приправленных сладковатым запахом духов. Екатерина устало опустилась на кровать, разрываясь на части: ей хотелось доказать Марии, что в их связи с Франциском был виноват только он сам, и в то же время бурлившая внутри обида на жестокие слова о внешности и приворотных снадобьях нашептывала доказать совсем другое − как сильно он любил мать, какую страсть к ней испытывал, несмотря на все ее недостатки. Ей нужно было чем-то заняться, чтобы вновь не погрузиться в уныние, не подойти к той грани, где начинается безумие. Королева вдруг пожалела, что отказала сыну. Боль уже не имела для нее большого значения, она могла бы потерпеть без труда, ведь только с Франциском чувствовала себя… не такой ненавидимой всеми. Он так долго мучил ее, но, простив, разом вернул прежнюю нежность, заботливость и внимание к ней. Всего один день его доброты приободрил Екатерину больше, чем любые самовнушения. Если бы она не отказала, они провели бы вместе больше времени. Она нуждалась в поддержке как никогда. Поразмыслив еще немного, королева решила прогуляться. Пришло время заняться оздоровительными процедурами, ведь серый цвет лица, круги под глазами, упадок сил и полуобмороки вряд ли прибавят ей привлекательности в глазах сына. Над своей невыдающейся красотой ей придется трудиться с невиданным прежде упорством. Он расцветает, только-только превратившись во взрослого мужчину, а она увядает, все ближе подступая к порогу старости. Конечно, вовсе не красота заинтересовала в ней короля, но ложиться в кровать со старухой ему точно не захочется. Впервые Екатерина задумалась, как надолго он сохранит свое влечение и как продлить его, чтобы удержаться на плаву. Сад одурманивал запахами, успокаивал зеленью, и она действительно почувствовала себя лучше. Все было не так уж плохо, и заискивающие расшаркивания тех, кто только вчера грозился уничтожить ее, только подтверждали это. Она вернула любовь сына, осталось лишь довести дело до конца. Однако вновь ожившую королеву ожидал сюрприз. Кузен Романо, навещавший ее вместе с покойной Гортензией, на следующий день объявился в замке без приглашения. Вернее, уверив, что приглашение просто не успело дойти, а он не мог ждать. Екатерина всегда относилась к нему с наибольшей симпатией по сравнению с другими родственниками. Он не пытался оскорбить или шантажировать ее − просто таскался хвостом за корыстной и едкой Гортензией. Если он приехал сам и один, значит, что-то случилось. Екатерина догадывалась о причине: Ватикан снова был ей недоволен и решил сообщить об этом прямо. − Романо, как я рада тебя видеть! − фальшиво улыбаясь, она поцеловала кузена в щеку и коротко потрепала по рыжим волосам. В конце концов, в них текла одна кровь, и Екатерина иногда испытывала нечто отдаленно напоминавшее родственные чувства. − Я тоже рад встретиться с тобой, Катерина, − он устало огляделся вокруг, на секунду задержавшись на перстне фаворитки, украшавшем ее руку. Королеву уколола смесь неуверенности и страха, но она сохранила внешнее спокойствие. − Однако для нас обоих было бы лучше, если бы ты не видела меня еще лет десять, − он рассмеялся, плохо скрывая вину и растерянность. − О чем ты? Я всегда рада гостям, − она снова улыбнулась − чуть более искренне − и предложила кузену усесться за уже накрытый стол. − Нет смысла разыгрывать целый спектакль, Катерина. Ты всегда обладала умом и прекрасно понимаешь, зачем я здесь, − он налил себе вина и с наслаждением осушил целый бокал. Слуг они отослали во избежание подслушивания. − Ватикан хочет, чтобы ты доказала полезность своей связи с королем, − Романо принялся за кусок сочной курицы, занявший почти всю тарелку. − С чего он взял, что мы с королем возобновили нашу связь? Наша ссора была очень серьезной. И всего неделю назад мне прислали письмо из Ватикана, где требовали подробностей и расспрашивали о моем влиянии на него, − она быстро вспомнила то противоречивое и оскорбительное послание, полное упреков и угроз. События развивались стремительно. Она еще не вернула прежнее воздействие на сына. Они только-только помирились, и давлением она могла все испортить. − Ты не должна недооценивать Папу. У него десятки шпионов во Франции. Твоя жизнь на виду, и он знает о каждом твоем шаге. Черт возьми, первым, что я услышал от своих знакомых, въехав в Париж, было: «вчера твоя сестрица вновь разделила ложе с сыном». Я не стану рассказывать тебе все смачные подробности той беседы, − Романо аккуратно вытер рот салфеткой и добавил в тарелку салат, пока Екатерина пыталась подобрать необходимые объяснения и обещания. − Теперь, когда ты играешь практически ту же роль, что жена короля, наблюдение за тобой еще более пристальное. Так же, как и спрос с тебя. Ты коронованная королева, к которой пылает страстью король. Он дарит тебе подарки, − кузен снова посмотрел на драгоценности Екатерины. − Есть лишь одна проблема: ты его мать. Ватикан завален гневными посланиями со всей Европы. Пока Папа прикрывает твой грех, но ему нужно доказательство целесообразности такой лояльности к кровосмесительной связи. − Я не могу, Романо, − честно призналась Екатерина, надеясь заработать хотя бы поддержку кузена. − Клянусь, я добьюсь влияния, но мне нужно больше времени. Мы только помирились. Он не станет слушать меня сейчас, − она сделала глоток из своего бокала, размышляя, с чего начать. Плакаться сыну? Поведать об угрозах? Просто тащить в постель? Доказательство реального политического веса нельзя получить за один день. − У тебя нет времени. Папа ждал достаточно. Прошло уже два месяца с визита кардинала. Уже тогда нужно было твое воздействие на короля, пусть мы и не знали о вашей связи, а ты с тех пор умудрилась лишь ухудшить свое положение. Папа не станет рисковать собственными властью и репутацией ради тебя. Религиозные трения и без того сотрясают его престол каждый день, − Романо придвинулся к ней ближе, неприятно протянув стул по полу. − Добейся хотя бы казни тех мятежников. Для начала. А потом стоит взяться за всех протестантов, − он взял королеву за руку, и она вздрогнула, не ожидав прикосновения. − Он хочет, чтобы я развязала настоящую религиозную войну, чтобы я ложилась ради этого в постель с сыном, − Романо покачал головой, и она решила прояснить ситуацию окончательно. − Он хочет, чтобы я спала с сыном, и в то же время угрожает, что позволит мне это делать только после очередной бессмысленной резни. Безумие, − Екатерина фыркнула и отвернулась. Франциск не потеряет бдительность так быстро, он не доверится ей так скоро, да и шумиха вокруг их отношений еще не утихла. Карательные меры, тем более по указке, способны расколоть Францию бесповоротно. − Это слуги Бога, Катерина. Ты знаешь, каковы они. Они ни перед чем не остановятся. Главное, чтобы твой сын не был таким. Ему нужны выдержка, ум и хитрость. Ему нужна ты. То, что вы любите друг друга, и упрощает дело, и осложняет. Ты должна быть осторожной, − кузен погладил ее по щеке, и Екатерина подумала, что не зря питала к нему симпатию − пусть он и зависел от Папы и родственников, исполнял их волю, он хоть немного заботился о ней. Тогда, после похищения, он тоже единственный поинтересовался самочувствием и настроением Екатерины. − Я пробуду здесь еще несколько дней, а потом отправлюсь с новостями в Рим. − Я постараюсь получить подходящий результат, − пообещала королева, взглядом приглашая кузена отведать десерт. Ей придется действовать уже сегодня, а забыть о своем нездоровье не позднее завтрашнего вечера. Они с Романо провели почти семейный обед, сделав вид, что позабыли об угрозе, нависшей над ними обоими. И впервые за долгое время Екатерина шутила и смеялась, вспоминала редкие счастливые события из прошлого и расспрашивала о событиях в Европе, которые кузен повидал собственными глазами. Больше всего королеву волновали Англия и Испания − давние враги и конкуренты. Но и у них не все было спокойно, и она тут же принялась просчитывать, как использовать эти сложности, как стравить две пока нейтральных друг к другу страны между собой. Возможно, такой путь станет наиболее выгодным для Франции − она будет разбираться со своими проблемами, пока ее соперники теряют силы на другом поле битвы. Учитывая морскую мощь и Англии, и Испании, поле битвы могло оказаться и не на земле. Когда Екатерина вернулась к себе, за окном смеркалось. Она принялась рассматривать подарки короля, чтобы понять, что он уже мог предложить ей. Тряпки и драгоценности ее волновали мало, но вот земли и титулы говорили о многом. Перебирая дарственные, увеличившие состояние Екатерины едва ли не вдвое, она наткнулась на слабо исписанную бумагу и с чувством прижала ту к груди. Шенонсо. Сын подарил ей Шенонсо. Он всегда знал о любви матери к этому замку, но она не ожидала такого подарка − Генрих отобрал его у Дианы, но после Шенонсо еще несколько раз уплывал из рук королевы, то по причине занявшей ее место кухарки, то по причине смерти основательно тронувшегося рассудком мужа. Она и думать забыла о каком-то замке, но получить его обратно было приятно, очень приятно. Даже больше, чем роскошные жемчуга из приданного. Королева отобрала несколько наиболее приглянувшихся тканей и велела пошить из них платья, чей покрой пообещала обсудить с портнихой. За одеждой теперь придется следить втройне тщательно, как того требовала роль королевы, матери, а так же фаворитки короля. − Ваше Величество, удачного дня, − она слышала несколько таких пожеланий, казавшихся и лживыми, и искренними одновременно. Двор еще не переосмыслил ее важность окончательно, и это не слишком радовало Екатерину. Ей нужно было влияние, реальная власть или хотя бы видимость такой власти. Пока что придворные сплетники больше интересовались тем, какие позы она принимала в кровати с сыном, а не последствиями подобного времяпрепровождения Франциска с матерью. Однако, когда в ней все же увидели именно королеву, она не испытала радости. Она впала в ужас, ведь судьба снова пробовала ее на прочность и изворотливость. − Ваше Величество, позвольте обратиться к вам, − один из вельмож, владевший огромными землями на севере Франции обратился к ней, склонившись почти до земли, прямо после утренней аудиенции у короля. Присутствовавшие уже почти разошлись, но кое-кто еще ошивался в тронном зале, слоняясь по углам в надежде урвать минуту монаршего внимания и получить хоть каплю привилегий. − Мы с моим соседом, не так давно помогшим вырвать вас из грязных лап заговорщиков, строим очередное заграждение на северной границе, но средств снова не хватает. Не могли бы вы поспособствовать… − он пустился в долгие объяснения, едва получив одобряющий кивок от королевы. Но она не ожидала, что просьба будет такой, что он практически прямо попросит убедить короля ее исполнить. И это когда в зале присутствовал не только сам Франциск, но и его жена. Ему не понравится, если он узнает, он ведь приказал не вмешиваться в политику, а она пока не успела исправить это… − Почему вы не попросите об этом меня? − когда она открыла рот, чтобы предложить незадачливому вельможе обсудить все где-нибудь в другом месте, рядом объявился Франциск, и по его руке, сдавившей ее талию, она поняла, как сильно он зол. Король любил свою власть и не терпел, когда на нее покушались, даже если это была его собственная мать. − Его светлость как раз собирался это сделать, но Ваше Величество беседовали с графом Нарциссом и членами Совета, а дело не терпит отлагательств, − вмешалась Екатерина, пока дворянин лишь хлопал глазами, а король исходил неприязнью и недовольством. − Англичане становятся все смелее. Его светлость утверждает, что тех мятежников, с которыми справился граф Нарцисс, готовили, перебравшись через северную границу, и некоторые из тех, кого вы помиловали после событий в церкви, и сейчас общаются с английскими шпионами. Северную границу нужно укрепить немедленно. Верно, Ваша Светлость? − королева впилась глазами в уже совладавшего с собой вельможу, и тот мгновенно понял − ему предлагали сделку. Он не сказал ни слова о помилованных мятежниках, но скажет, если хочет получить деньги. Она убьет двух зайцев − докажет Франциску заботу о государстве и предоставит Романо доказательства своего влияния, ведь с помощью этого разговора она сумеет убедить короля покончить с помилованными мятежниками. − Совершенно верно, Ваше Величество. Этих мерзавцев периодически видят на границе, где они вербуют местных жителей. Они опасны, − дворянин выпрямился по струнке и добавил пару незначительных деталей, будучи неуверенным в легенде, но этого пока было достаточно. − Неужели они продолжают свою деятельность после того, как чудом остались живы? Это все проклятые англичане, − Франциск недовольно нахмурился, явно жалея о проявленном милосердии и врожденной жажде справедливости. За его спиной довольно ухмылялся Нарцисс, которому не терпелось покончить с ненавистными протестантами, а еще дальше Екатерина заметила кузена, внимательно прислушивавшегося к разговору. Ощущение собственного превосходства почти застилало ей глаза, и она отогнала его усилием воли. − Расскажете мне детали позже, − сжав напоследок материнскую талию до боли, король мотнул головой и направился к выходу. Екатерина же договорилась встретиться с оказавшимся полезным землевладельцем вечером, и оставшееся время провела, собирая сведения, договариваясь с нужными людьми и выверяя все до последнего штриха. − Вы расскажете ему о бежавших на север после помилования мятежниках. Они продолжают сообщение с англичанами и готовят новый заговор, возможно, с самыми преступными целями, − проведя дворянина в небольшую гостиную, сообщила королева и уселась на обычное кресло, словно на трон. − Вам передадут все имена и доказательства. Я говорила с графом Нарциссом и преданными ему людьми. Бояться вам нечего. Деньги вы получите в полном объеме. Как и наше расположение. Признаюсь, господство Гизов надоело всем, даже королю. Нам нужны новые, свежие силы. Вы подходите для этой цели, − она вальяжно уложила руки на подлокотниках, демонстрируя подаренный Франциском перстень. − Вы согласны, Людовик? Угостить вас чаем? − она улыбнулась, кивнув на пару чашек, от которых тянулся ароматный пар. Людовик нервно сглотнул, наверняка посчитав, что в чае яд. Конечно, его там не было, но живым из замка после такой беседы, закончившейся его отказом, он точно бы не ушел. − Я согласен, Ваше Величество, − наконец выдал он, поглядывая на нее с опаской и уважением, от которого она уже отвыкла. Екатерина всегда соглашалась с флорентийским философом Макиавелли: страх гораздо более действенное оружие в управлении государством, чем любовь. Любовь хрупка, страх вечен. Она умела этим пользоваться, и, как оказалось, умудрилась неплохо обучить такому приему сына. Даже чтобы заполучить ее в свою постель, он прибег к помощи не только любви − он сыграл на страхе Екатерины. Маленький шажок к успеху окрылил королеву, и она прошлась по коридорам в сопровождении увеличившейся свиты, с удовольствием раздавая приказания слугам и собирая осторожные поклоны придворных. На нее смотрели оценивающе, а не испуганно, но скоро она добавит им смирения. Однако, переступив порог спальни, Екатерина вмиг растеряла свою уверенность: Франциск дожидался ее, и на его лице застыли раздражение и напряженность. Она и раньше замечала их, но сейчас они буквально светились алыми буквами у него на лбу. Что-то беспокоило короля, и сегодняшний случай только разозлил его еще больше. − Франциск… − она замерла у двери, не решаясь подойти к нему. Чего он ждал? Чего хотел? Совершенно неожиданно она поняла, что не знает о его мыслях решительно ничего. Франциск медленно распрямился, сделал несколько шагов к ней, схватил за руку и уже в следующее мгновение толкнул на кровать. Королева задохнулась от неожиданности, уперевшись лицом в подушку и чувствуя, как задирается к поясу ее тяжелая юбка. Но Екатерина не услышала скрежета расстегиваемого ремня или грохота упавших на пол сапог. Вместо этого она услышала собственный крик, когда чужая ладонь с размаху впечаталась ей в ягодицы. − Что ты делаешь? − заверещала королева, вырываясь, пока сын с поразительным рвением придавливал ее к кровати свободной рукой. Зад снова обожгло болью − не сильной, но ощутимой, и ошарашенная Екатерина вскрикнула второй раз, поймав новый удар, куда более мощный. Франциску и раньше нравилось шлепать ее, но обычно он делал это почти в шутку, едва касаясь ладонью. − Прости, я виновата. Я знаю, что обещала, но… я не сделала ничего плохого, − не дождавшись ответа, сотрясаясь под все крепче молотившей зад рукой и увидев причину этого в непослушании, уверила Екатерина короля. Она обещала не лезть в политику, и Франциск так полюбил власть, а тот дворянин… − он сам обратился ко мне. Клянусь, я покорна твоей воле, − залепетала Екатерина, подпрыгнув под впечатавшимся в левую ягодицу острым перстнем и отчаянно бросившись в сторону. − Замолчи и не сопротивляйся, − приказал Франциск, устав удерживать мать на месте. Она испуганно прекратила метания, опасаясь вызвать у него недовольство и заверещав в подушку под тремя обжигающими, словно языки пламени, ударами подряд. Нелепое, неожиданное для взрослой женщины наказание, которое ей предстояло вытерпеть, чтобы не разозлить короля еще больше. Он привык наказывать ее за любую провинность, она поняла это окончательно и дернулась, взмахнув растрепавшимися волосами. Больно-больно-больно. Она и не знала, что обычная ладонь на ягодицах может принести такие ощущения. Голова отключалась, становясь пустой, чего не случалось с Екатериной достаточно давно. Даже во сне она беспрерывно о чем-то переживала, а в данный момент думала лишь о том, сколько еще будет терзать ее зад собственный сын и насколько болезненна подобная процедура. Отвратительно пошлый звук очередного шлепка заглушил мычание королевы, потом еще раз. И еще. Зад щипало и подергивало, и она заерзала на покрывале, потираясь об него животом. Не только животом. Содрогаясь от следующего от удара, Екатерина поняла, что вовсе не уходит от него, а, слегка отклонившись, спешит навстречу, и сбившаяся между ног ткань только усиливает странное ощущение. Ей было приятно. Больно и приятно. Боль уже давно перестала пугать королеву, став помощником в борьбе с убегавшим рассудком, и сейчас тоже помогала. Своеобразно: пустая голова наполнилась удовольствием − извращенным, гадким и тягучим. Оно захватывало все настойчивее и тверже. Удары посыпались один за другим − жгучие, сильные, резкие, уверенные. Екатерина чувствовала, как жжет кожу, как она пылает, словно под мазью с имбирем, как горит ожогом и будто разъедается кислотой, и все равно подавалась навстречу ладони сына. Проблемы − ускользнувшая власть, озлобленная Мария, недовольный Ватикан − ушли, испарились, стали неважными в боли и абсурдном наслаждении. Или наслаждение появилась в свободе от привычных сложных задач и решений. Она не успела понять, вставая на четвереньки и подставляя зад под неожиданное наказание еще больше. − Я должен остановиться, иначе ты не сможешь сидеть, − рвано выдохнул Франциск, слушая ее короткие, мало напоминавшие болезненные стоны, жадно следя за движениями ее покрасневших, налившихся кровью бедер и продолжая остервенело хлестать их то одной рукой, то второй − слишком быстро те уставали. − Нет. Нет, − не соображая, что говорит, возразила Екатерина. Слишком хорошо было не чувствовать ничего, кроме боли и изощренного удовольствия. Как будто она не приходилась любовницей собственному сыну, как будто ее не подкладывали к нему в постель ненавистные родственники, как будто от нее не ускользали власть и честь, будто ее не презирали, видя только убийцу и шлюху. Но король ударил Екатерину в последний раз − с такой силой, что она взвыла и чуть не упала ничком на кровать, совсем потерявшись в происходящем, и уже через несколько секунд толкалась ему навстречу совсем по другой причине. Ремень и расстегнутые штаны сына вгрызались в растерзанные ягодицы, а королева просто не обращала на это внимания. Ей нужно было, нужно так немного… совсем чуть-чуть… Хватило всего пары движений, чтобы они с Франциском застонали от наслаждения: он − коротко и тихо, она − длинно и протяжно. − Я не.. не думала, что ты настолько разозлился, − тяжело дыша призналась Екатерина, не пытаясь вернуть юбку на место. Сидеть действительно будет сложно. Придется доставать какую-нибудь заживляющую мазь и надеяться на ее чудесные свойства. − Разозлился? − удивленно переспросил Франциск, помогая матери лечь поудобнее и привычно поглаживая розовевшее на ее пояснице клеймо. − Я просто знал, что нам обоим это понравится, − она повернула голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но так и не нашла на нем ответа − говорил сын всерьез или просто прикрывал вспышку ярости. Он умел прятать эмоции, и это заставляло что-то в груди сжиматься в тугой комок волнения и беспокойства. − Тот дворянин просто делился со мной своими тревогами, ожидая, пока ты освободишься, − неуверенно повторила Екатерина, по-прежнему желая оправдаться. − Он все равно обратился бы к тебе позже. − Я знаю, мама, − странно холодно отрезал Франциск, доставая шпильки из ее прически. − Я поговорю с ним завтра. Совет уже давно предупреждает меня о тех мятежниках, а Баш бесконечно находит английских шпионов даже в соседних к замку деревнях, − он легким касанием поцеловал королеву и отстранился. − Лучше расскажи мне, что здесь делает твой кузен. − Мы с тобой попали в ловушку, Франциск, и должны вместе из нее выбраться, − поглаживая его грудь, отозвалась Екатерина. Неожиданно ей подумалось, что для достижения цели можно работать сразу по двум фронтам.