Swimming With Sharks/Плавая с Акулами

Всю дорогу до дома Чарльз не может прекратить думать о своих новых учениках. Он живет в маленьком доме неподалеку от школы, прямо как добрый учитель из детских книжек. Немалая часть средств из принадлежащего ему трастового фонда пошла на приобретение этого дома, остальное лежало в банке нетронутым. В распоряжении Рейвен остался старый особняк, который она использует для своих вечеринок, приюта для различных съемочных групп во время съемок, и Бог знает, чего еще. Чарльз задумывается, что бы она сказала о близнецах Леншеррах, если бы увидела их, и улыбается. Она наверняка была бы очарована их острыми зубами и темными, похожими на кукольные, глазами. Они прекрасные дети, в очень нестандартном смысле слова. Их кожа, кажется, покрыта тонкими чешуйками, и если к ней прикоснуться, то она будет грубоватой на ощупь, как кожа акулы. Рейвен скорее всего задействовала бы их в каком-нибудь фильме ужасов, и им бы это понравилось. Он улыбается этой мысли и поднимается по крыльцу, чтобы открыть дверь в свое жилище, в котором царит уютный легкий беспорядок. Повсюду рассованы книги и различные бумаги, и сегодня их станет только больше, учитывая работы, которые он принес с собой для проверки. Он наливает воды в стакан, ставит ужин в духовку и садится за проверку работ. Как только запах запеканки начинает распространяться по дому, звонит телефон. Если его предположение правильно, это должна быть Рейвен. Она в красках рассказывает ему о вечеринке, которую она устраивала вчера ночью, а затем спрашивает о том, как прошел его день. Чарльз улыбается и устраивается в своем кресле поудобнее. – У меня в классе сегодня появились новенькие. – Правда? – Помнишь дело Шоу? – Конечно, помню, это было просто помешательство. Погоди… Ты же не хочешь сказать, что столкнулся с детьми, которые находятся под Актом?! – Более того, с мужчиной, который испытал на себе эксперименты Шоу. Это его дети. – Акулята! Господи, я представляю себе, какие они милые! – Они милые, и, кажется, очень хорошо адаптировались. – И слава Богу. У них острые зубы? – Не такие острые, как у их отца, но все же… Они очень сообразительные, – он рассказывает Рейвен все, что смог узнать о них, пока делает чашку послеобеденного чая. – Не уверен, что понимаю, каким образом они выживают в нашем мире с их обостренным восприятием. Их нюх должен быть просто потрясающим. – А разве у акул нет этой, электрочувствительности, или как это называется? – Я слышал, что есть. Но все равно, эти дети живут в совершенно ином мире, чем все мы, а их отец наверняка чувствует себя инопланетянином. – Кстати, что по поводу их отца? Что он из себя представляет? Чарльз вздрагивает и заставляет себя проглотить рвущиеся с языка слова «прекрасный» и «пугающий», потому что это точно не те эпитеты, которыми он хотел бы описать Эрика Леншерра своей слишком наблюдательной сестре. Он останавливается на следующем: – Впечатляющий. Молчаливый, наблюдательный, и… в общем, напоминает акулу. Он очень мало говорит, но, безусловно, обожает своих детей. – А что случилось с их матерью? – Умерла, уже давно. Рейвен, этому человеку приходится выживать в человеческом обществе в одиночку, и мне не кажется, что Агентство по Контролю за Последствиями Экспериментов сильно помогает ему в этом. – А кому они вообще помогают? Чарльз вздыхает. – Наверное, ты права. Агентство не всегда хорошо относилось к огромному числу людей, забота о которых входила в их непосредственные обязанности, и разделение семей, подобных семейству Эрика Леншерра, было нередким. Чарльз и Рейвен переходят на другие темы разговора, но после Чарльз все равно мысленно возвращается к Леншеррам. Во время обеда Чарльз вспоминает огромные сэндвичи, которые близнецы достали из пакетов во время ланча, начинкой которых были куски едва прожаренного мяса, и невольно задумывается о том, какой же рацион будет для них самым полезным и естественным. И принимает решение проследить за тем, чтобы близнецы получали все необходимое, несмотря на то, что дети и так защищены Актом. Когда он заканчивает ужинать и проверять работы, он залезает в кровать с лэптопом и читает об акулах до тех пор, пока его глаза не начинают слипаться, и он не погружается в сон, полный гладких и смертельно опасных тел, плавающих в зелено-синей глубине. Утром он медленно просыпается, услышав шум прибоя с берега океана еще до того, как открывает глаза. Затем до него доходит, что на самом деле это – звук ветра, шумящего в ветвях деревьев за окном. На улице оказывается довольно-таки холодно, и кажется, что зима наступает на землю в то же мгновение, когда ветер уносит вдаль последние желтые листья. Листопад еще не начался в полную силу, но это только вопрос времени. Чарльз жалеет, что не взял из дома шарф, и идет быстрее, подняв воротник пальто. Он подходит к ограде вокруг здания школы и идет вдоль неё ко входу, после чего заходит внутрь и пересекает игровую площадку. Он видит Леншерров, только тогда, когда приближается к ним достаточно близко. Ванда и Пьетро качаются на качелях, отталкиваясь от земли и взмывая высоко в блистающее голубизной небо, волосы Ванды развеваются на ветру. Их отец прислонился к опоре, на которой закреплены качели, засунув руки в карманы. На нем надета только водолазка и темные джинсы, но ему, кажется, совсем не холодно. Дети едва ли одеты теплее, и Чарльз вздрагивает от холода, широко улыбаясь Леншерру, когда тот смотрит на него. Он поднимает руку в приветственном жесте, и Леншерр мигает мутно-белой мембраной, которая на секунду прикрывает его глаза. – Доброе утро! – здоровается Чарльз, подходя ближе. – Доброе утро, – Леншерр рассматривает Чарльза без улыбки, но ничем не показывает, что ему неприятно общество Ксавьера. – Детёны… Дети захотели приехать пораньше. Чтобы покачаться на качелях. – Хорошая идея, – говорит Чарльз. – В каникулы как раз проводятся большие соревнования. Кто быстрее и выше раскачается. Леншерр усмехается на шутку, обнажив все зубы, которые отдаленно напоминают Чарльзу острия ножей. Затем он ловит себя на этом и прекращает улыбаться, соединив губы в тонкую линию. Чарльзу хочется сказать ему, что его улыбка вовсе не пугает (во всяком случае, не сильно), но не знает, как.