Out of you

Матсумото впитывал в себя чужое тепло, словно оголодавший вампир. Басист выглядел воплощением холодного спокойствия, но то была лишь видимость: внутренние противоречия ощущались подсознательно. Позор не смыть, как простую грязь, — он въедается в душу. Но Руки был благодарен, что, несмотря на это, Хара всё ещё рядом. Красивые пальцы неторопливо потянули за молнию на толстовке, и Руки напрягся. Он чувствовал, что Тошия всё же не настолько открыт, насколько ему хотелось бы. Обнажая плечи, а затем и торс, басист стянул с него худи, и она бесхозно осталась на полу. Прикосновения прохладных ладоней заставили занервничать ещё больше, вызывая дрожь, а руки Хары продолжали свой путь по груди, опускаясь на живот. Собственное тело казалось ему отвратительным, и Руки совсем упал духом, опасаясь увидеть в глазах напротив отражение тех же чувств. Он не сомневался, что Хара сдержит слово, но мысль о том, что секс станет для него вынужденной мерой, просто убивала. Тем не менее, останавливать любовника Матсумото не стал. — Что не так, Руки? — Всё. Ты не обязан этого делать… — А если я сам этого хочу? — усмехнувшись, отозвался басист. Но Руки было не до смеха. Никогда ещё он не желал этой близости сильнее, чем сейчас. Объятия Хары как ластик стирали всё ненужное, позволяя хоть ненадолго спрятаться от самого себя. Матсумото обожал эти руки, которые обнимали его за плечи и скользили по спине, заставляя внутренне тянуться за их движением. Пальцы гитариста на мгновение переплелись с его, сжали и выпустили, оглаживая предплечья, нырнули вниз, задержавшись на бёдрах. Потянули за узел шнурка, ослабляя резинку. Така вдруг смутился, прикрывая пах, вспомнил, что не надел белья. — Не прячься, — негромко сказал Хара. — Чего я ещё не видел? Таканори сглотнул. — Не надо думать, — шепнули губы, а ладони сильнее прижали его к себе. — Снимай их, Гаечка. — Мне будет легче, если ты не станешь акцентировать, — Матсумото говорил сквозь зубы, пытаясь надеть штаны обратно. Вот он, момент истины: Тошимаса обязательно проявит себя, изучая полученный ущерб. Начнёт подсчитывать количество ссадин и царапин, станет злиться; а во что это всё выльется? Руки стало очень не по себе. — Пожалуйста, — едва слышно попросил он. — Покажи. Перехватывая цепкий взгляд любовника, Руки прикусил губу: просьба «не акцентировать» грубо осталась без внимания. Его тело покрывали следы чужого посягательства. Отметин оказалось не так много, но Тошимаса, подобно следопыту, отыскивал их, и, пропуская свои, он оценивал те, другие. Одно дело рассматривать фото, совсем иное — наблюдать в реальности. Мягко, но настойчиво Тотчи развернул Руки спиной, осторожно убирая с его шеи волосы. Попытки сохранить самообладание результата не принесли: в груди чёрной спиралью закручивался гнев. Насильник не церемонился, он удерживал жертву сзади, не позволяя шевелиться, вцепился жёстко и бескомпромиссно. Гематома чётко обозначила захват. Как не придушил — оставалось загадкой. Сзади, на пояснице, тоже были синяки. Тошия явственно «увидел» позу — следы от сильных пальцев, стиснувших узкий таз. Эта мразь наследила практически везде. От такого «показательного» выступления внутренне выворачивало, а ещё больше Хара злился из-за собственного бездействия и негодовал на Таку за молчание и упрямство, которые проявили себя так некстати. Его гнев не находил выхода, и Хара опасался, что, отпустив себя, нанесёт ещё больший удар по чужим истерзанным нервам. Он крепко сжал худое плечо, поднимая на любовника тяжёлый взгляд. Хотелось орать и крушить всё вокруг. «Какая тварь это сделала с тобой?!» Не отводя взгляда и с трудом заставляя себя дышать, Руки давал любовнику возможность рассмотреть своё тело со всех сторон. Это стало испытанием для обоих, и лёгкий жест, призванный, чтобы успокоить, подействовал на Хару, как прикосновение раскалённого железа. Резко отталкивая Матсумото от себя, он действовал скорее инстинктивно, нежели осознанно. — Не надо. Меня. Трогать, — зарычал Тошимаса, сжимая кулаки. Таканори побледнел, лицо его стало неподвижной маской, на которой живыми оставались лишь глаза: бездонные и тёмные. Напряжение достигло финальной точки, и Руки, отгораживаясь от Хары ладонями, почти завыл в изнеможении. — Всё, хватит! Закончили! Во всей его фигуре отражалась такая мука, что Тошия неожиданно опомнился. — Тебе больно? — его тихий голос звучал низко и хрипло. — Просто остановись! Это не все следы, что есть на мне, а ты… — Руки медленно выдохнул, — Хватит терзать нас обоих! — Прости, если я… — Тебе противно? — Руки дёрганым жестом откинул со лба волосы, заглядывая Тотчи прямо в глаза. — Вполне нормальная реакция, — он судорожно вздохнул. — Только жалеть меня не нужно! — Это не жалость! — Мог ли Хара сейчас признаться, что, поддавшись слабости, готов упасть на колени? Сжать Руки в объятиях, покрывая поцелуями каждый синяк? Увезти любовника подальше, спрятать от всех, стереть выражение затравленности в ореховых глазах, вернуть улыбку? Никогда. — Тогда что? Скажи, я ведь мысли читать не умею. Если хочется ударить меня — сделай это! Ломай мебель, ори. Только не держи всё в себе, ради бога! Не молчи! — Прости, — ответил Тошия, опуская взгляд. — Что именно простить? Я сам себе противен, но, чёрт возьми, не смей унижать меня этим! — сорвался на крик Матсумото, отворачиваясь. — Твоё снисхождение мне нахер не сдалось! Снисхождение? Тотчи следовало бы сказать правду. Правду о том, насколько Матсумото дорог ему; и что это вовсе не мерзкое снисхождение, а совсем другое чувство: тяжёлое и горькое в осознанном желании не отпускать. Что-то извне зацепило в нём сильно и крепко, а что конкретно, Хара и сам не понимал, осознавал лишь своё бессилие в невозможности вытеснить этого человека из… своей жизни? Руки — настоящее сокровище: идеальный саб, удивительный в противоречивости собственных желаний, и в этом отношении они были похожи. Между ними была не просто физическая близость — она давала Тотчи право делать то, чего он никогда не позволял себе с другими. Фантазии Матсумото, рождённые его же собственной мнительностью, вполне гармонично сочетали в себе извращённые желания обоих партнёров. Таких — один на миллион. С такими так просто не расстаются. Наверное, имело смысл переубедить и заставить Таканори ещё раз подумать, но Матсумото так чудовищно упрям в своих решениях… и Тошия мучительно усмирял своё эго, потому что не хотел оставлять всё вот так, не хотел бросать Руки одного, не хотел никуда уезжать. Но что даст его признание? Ничего. Случившегося не изменить, а то, что произойдёт сейчас между ними, тоже ни на что не повлияет. Глядя на опущенные плечи и нахмуренный лоб любовника, Тошия ещё не понимал, насколько ранит Матсумото его молчание. — Если ты ищешь дополнительный повод помучиться, я тебе его не дам, — огрызнулся Хара. — Ты невозможен, Хара! Убирайся к херам! С Руки неожиданно случилась истерика. Ему показалось, что всё, что происходит, — по-дурацки нелепо. Тотчи не договаривал, скрываясь за маской невозмутимости, и всегда избегал разговоров о чувствах. Обессиленно сползая на пол, Руки ржал, как умалишённый, смеялся до колик в животе и никак не мог справиться с эмоциями. Хохотал и всхлипывал, смахивая катившиеся по щекам слёзы. — Никуда я не уйду, — механически произнёс Тотчи, снимая с себя рубаху, а затем и майку, — а ты дурак! — Глядя, как Руки корчится, пытаясь справиться с собой, он добавил: — Остынь и протрезвей, истеричный мой! — Что? — В лёгких вдруг закончился кислород, и Руки закашлялся. — Ничего! — всплеснув руками, Хара тяжело вздохнул, сгребая невменяемое тело в охапку. Закинув к себе на плечо, басист потащил парня в ванную. — Успокоительного тебе в зад, а не секса, — ворчал он, направляя на вокалиста ледяную струю воды. — Угораздило же меня… Да успокойся, блять, уже! — Одной рукой Хара удерживал его на месте, а другой поливал из душа до тех пор, пока Руки не пришёл в себя, начиная вполне адекватно возмущаться. — Мне холодно! — Да неужели? — Тотчи иронично приподнял бровь и, ухватив Таканори за плечи, потянул на себя. — Так лучше? — серьёзно спросил он, направляя в лицо любовнику струю холодной воды. — Перестань! Хватит! — Закаляться полезно! — Тошимаса убрал воду, продолжая держать душ в руке, и пристально смотрел на певца с выражением не то сожаления, не то нежности. Целовать Матсумото становилось клинической потребностью. И касаясь дрожащих от холода губ своими, Хара словно пьянел. Отстранился на секунду и, глядя, как доверчиво потянулся к нему Руки, стал более настойчив. Ласки отрезвляли Матсумото, внося логику во всё происходящее. — Ну, почему ты такой упрямый? — тихо спросил Хара. — Т-ты не мог бы... сделать воду потеплее? — Снова это трогательное выражение на лице, которое так умиляло басиста. Хара лишь вздохнул. — Мог бы. Я вообще всё мог бы, — ответил он. — Штаны снимай — простудишься… — Т-ты вообще п-представляешь, как д-действуешь на меня? У меня чёртова зависимость… понимаешь? А ты чёртов допинг. Я… «Тогда доверься мне. Позволь взять ответственность и разобраться со всем этим. Развяжи мне руки, чёрт подери! Ты не обязан разгребать это в одиночку!» Но Руки услышал лишь: — Не надо, — ладонь наложила заклятие, так и не позволив признанию сорваться с губ. — Тебе не стоит этого говорить, а мне — слышать. — Сухарь! Тошимаса улыбнулся одними глазами. — ...Таканори. Его требовательно потянули за джинсы, и Хара, как был в одежде, шагнул под душ, поддаваясь раскрывшимся губам и власти рук, которые нетерпеливо прижимали его к себе. Вода смоет печаль, даст возможность переключиться, не зацикливаясь на том, кто и что потеряет. Сейчас они оба намеренно отключали в себе опцию «думать». Похоть способна растягивать время, а секс приглушает страдания. *** …И вот протрезвевший вокалист вернулся в кухню, где, глотая минералку с лимоном, с блаженным видом закурил. Собственная нагота больше не стесняла — желание откровенно выпирало, вытесняя все проблемы куда-то к чертям собачьим. Припухшие губы неоднозначно обхватили фильтр, а взгляд наполнился томным ожиданием. Хара прищурился, оценивая провокацию: душ определённо помог тому расслабиться, сдерживающих факторов не осталось, а значит, теперь можно поиграть по-другому, не озадачиваясь последствиями. — Что, второе дыхание открылось? — Сам же видишь… — Вижу, — прервал его Тотчи. — Сигарету убери! Вокалист поспешно вынул её изо рта и, зажав между пальцами, молчал, неотрывно глядя на мужчину. Хара, стоя в одном полотенце, возвышался посреди кухни, словно статуя греческого бога. Руки пялился на него слишком пристально, а сигарета быстро тлела, роняя пепел прямо на стол, и Тотчи невольно окинул взглядом траекторию падения — ведь там, рядом с пепельницей, вдруг обнаружился неизвестно откуда взявшийся металлический тюбик с помадой. — А это что? — ухмыльнулся Хара. — Это для тебя. — Сигарета вновь вернулась в рот, Руки нервно затянулся; в мозгу плотно засели слова про успокоительное и снотворное. — Я накрашу губы… если захочешь. — Желая продолжения, вокалист превратился в тюнер, мгновенно подстраиваясь под любые изменения в настроении Хары. А тот приучал его терпеть. И когда уголок рта Матсумото начал судорожно подрагивать, Тотчи тихо произнёс: — Ко мне. Выдох облегчения и два шага вперёд. Дёрнув плечом, Руки подчинился, ожидая действий любовника. А Хара рассматривал кухонный стол, длина и высота которого вполне позволяли воплотить фантазии. Помада, стол и рот Матсумото — отличный антураж для сюжета под названием «Секс». Потихоньку выхватив сигарету из чужих пальцев, Тошимаса вложил в них золотистый футляр. — Начинай, — коротко сказал он, сминая окурок в пепельнице. — Не поможешь? Здесь нет зеркала. Наличие зеркала было необязательным — Доминанта сейчас волновало воздействие визуальной картинки на его либидо, и ровность линий здесь не имела значения. Сама мысль, что Матсумото обведёт губы алым, уже заставляла его член реагировать. Руки замер в предвкушении: он ждал, когда Тошимаса забьёт на формальности и прикоснётся к нему сам. Красный цвет на губах Таканори заставлял Хару плавиться изнутри. Тошия забрал помаду, одновременно читая надпись. Маленькие, почти микроскопические буквы именитого бренда стремительно возводили простой интерес в ранг фетиша. «Tom Ford». Отличный выбор. …Миг, когда губы Таканори соблазнительно раскрывались, принимая в себя его плоть, становился для Хары точкой отсчёта. Это было как улететь в другую реальность — врата в параллельный мир, его собственная страна Оз. И Тотчи невольно представил, насколько упоительно сожмёт его узкое горло, как чётко сработает язык, способный доводить до исступления в считанные минуты. Да, такого умения у Таканори не отнимешь — просто десять из десяти! И рука предательски дрогнула, выдавая смазанную линию. Дыхание Хары изменилось, когда Матсумото вдруг удержал его ладонь и, пошло обхватив пальцы губами, начал посасывать их. «Я знаю, о чём ты думаешь», — говорил его взгляд. Этот жест действовал безотказно, и Тошия уже не мог подавить желание засадить провокатору по самые гланды. А Руки придвинулся совсем близко, намеренно вжимаясь в него бёдрами. Выдержки басисту было не занимать, но подобная импульсивность его очень заводила: в своей жажде Матсумото выглядел так естественно. Игра началась. Сейчас не было больше Тошимасы и Руки, остались лишь Доминант и его Сабмиссив. — Не наглей. — Да, Тошия-сан… — вокалист покорно опустил глаза. — Тихо! — механически проговорил Доминант, пропуская всё мимо ушей. Сейчас перед ним был только блядский рот, который манил его выполнить вполне однозначное действие. Хара слегка надавил сабу на плечи, чтобы тот опустился на колени. Расфокусированный взгляд снизу провоцировал Тошию притянуть Руки ещё ближе и, сжав его волосы у корней, ткнуть лицом в свой изнывающий от ожидания пах. — Ты этого хочешь? Таканори с мольбой смотрел на Доминанта. Хара любил этот взгляд. Выражение слепого подчинения вынуждало инстинктивно и грубо толкнуться навстречу. Таканори выдохнул, рывком сдёргивая с бёдер любовника полотенце. Язык восхитительно заскользил по члену, и Хара закрыл глаза, полностью погружаясь в чужое горло. Ощущая фиксирующее давление ладони на своём затылке, Руки контролировал дыхание, позволяя любовнику немилосердно отыметь свой рот. Эта власть обостряла чувствительность, и несмотря на болезненное напряжение в паху, саб не мог ослушаться Доминанта, чтобы помочь себе. Его руки были связаны приказом, и он продолжал держать их за спиной. Матсумото нравилось само ощущение зависимости в сексе, а самоконтроль Дома восхищал его. — Ноги шире! — Поднимая саба с колен, Хара подхватил его под ягодицы, резко опрокидывая на стол. Така почувствовал обилие смазки, стекающей по его промежности. Вязкая субстанция приятно холодила плоть, заставляя инстинктивно сжать мышцы. — Давай сам, только медленно. Нет ничего более развратного и волнующего, чем вид Матсумото, ласкающего самого себя. Колени предельно разведены в стороны, веки полуопущены, и весь он так бессовестно открыт, что в своей похоти не оставляет воображению ни единого шанса. Бесстыдство, с которым боттом трахал себя пальцами, завораживало Тошимасу. Ладонь другой руки, накрывая член сверху, красиво заскользила по нему подобием восьмёрки, сначала медленно, затем быстрее. — Убери руки, — шепнул Хара, перехватывая инициативу. Ему захотелось сделать всё самому. Под его прикосновениями напряжённая плоть сильнее засочилась секретом, а пальцы проникали в Таканори так беспрепятственно глубоко, что Хара с трудом удержался от порыва взять его немедленно. Матсумото застонал, но ему не дали кончить, Тотчи стащил его вниз, укладывая грудью на стол. Просунув ладонь под ягодицы саба, он замахнулся свободной рукой. Вместе со звуком первого удара по телу Таканори прокатился экстаз. — Не сдерживайся... *** Римминг был исключительной лаской, которой Тошимаса удостаивал немногих. Действия, вроде как, неподобающие Доминанту, но он всегда плевал на принципы, делая только то, чего хотел сам. У Руки перехватило дыхание, и он замер, не понимая, как такое вообще возможно. Ощущая движение языка внутри своего тела, это плавное скольжение, которое стимулировало его чувствительные точки, Руки вдруг понял, что ничего лучше этого он ещё не испытывал. Голова кружилась, и тело пробивала мелкая дрожь. — В первый раз, что ли? Ты чего? — Тошии было чему удивляться. Матсумото судорожно всхлипнул, не в силах выровнять сбитое дыхание. — Хара, пожалуйста... Укладывая саба на стол, Хара развернул его лицом к себе и бессовестно задрал ему ноги. Вошёл аккуратно и плавно, но толкнулся жёстко, сразу наращивая темп. Осторожничать уже не было смысла. Только вот стол под ними жалобно заскрипел, раскачиваясь. Тотчи рывком оторвал любовника от поверхности, продолжая насаживать его на себя, а Матсумото, вцепившись ему в шею, прижался крепко, упираясь плотью в чужой живот. Поцелуи-укусы, резкие толчки, боль, и сквозь это — ощущение нарастающего кайфа. На полу оказалось удобнее. Руки вдруг осенило, что его чувства, вероятно, всё же взаимны, но член Хары не оставлял возможности соображать. Оргазм подбросил тело, на мгновение отключая сознание, и Матсумото сильно сжал Тошию внутри себя. Не прекращая двигаться, Хара беспардонно вернул любовника в прежнюю позицию и, продолжая вбивать в паркет, пришёл следом. Потный, запыхавшийся… «Сухарь» — промелькнуло в голове перед тем, как Таканори затащило в темноту. …Он очнулся в постели. Рука автоматически ухватила басиста за штанину, когда Тошия, уже одетый, собирался незаметно уйти. Часы показывали половину четвёртого утра. — Спи давай, — обернулся к нему Хара, — поздно. — Тошия. — Ну? Снова будем трахаться? Матсумото не видел его лица, но чувствовал, что тот сейчас улыбается. — Побудь со мной… пока я не усну. Как раньше. Тотчи медлил, чувствуя, как внутри него разрастается болезненная пустота. Она змеёй просачивалась по венам, отравляя сердце холодом. И чем дольше он оставался здесь, тем сильнее не хотелось уходить...  — Хорошо, я останусь, двигайся, — пробормотал он, пряча взгляд. Таканори привычно ткнулся носом в тёплую подмышку, и Хара обнял его. Всё как обычно, не считая того, что это в последний раз. — Знаешь, я… — Молчи, не надо. — Спасибо… — Не смей, слышишь? За секс не благодарят! Хотелось что-то ещё сказать, но слова превратились в бесполезное. Смысл исчезал, растворяясь в просветах нового утра. Остались лишь руки, что крепко обнимали в призрачной надежде удержать, и глаза, которые клялись помнить.