Коп моих грёз

Чонин встречал соседа как полагается примерным хозяюшкам. Даже выглядел соответствующе: в фартучке с рюшами. Дом оказался очень уютным. Даже странно, что это жилище мужчины. Такие они, «женушки» мафиози: снаружи – примерные и бесхитростные, а внутри – сущие дьяволицы. Стервы и интриганки. Пройдясь до кухни, Кёнсу подумал, что попал на Вистерия Лейн в дом Бри Ван Де Камп: всё было идеально, вычищено, вылизано, и отсутствовали сугубо мальчишеские вещи. В обеденной зоне был накрыт стол. Ничего особенного: чай и яблочный пирог, аромат которого чувствовался ещё в прихожей. В доме бабушки Кёнсу всегда так пахло: она тоже пекла пироги. Внезапно ему показалось, что былые времена вернулись, и сейчас из соседней комнаты к нему выйдет бабушка. Никогда ещё Кёнсу не было так комфортно в гостях - это не хорошо. Никаких ассоциаций с бабушкиным гостеприимством и её пирогами быть не должно. Всё это только мешает расследованию. Почему Ким такой противоречивый? Одного взгляда на его внешность и манеры хватает, чтобы понять, какой он спонтанный и безответственный, а тут вдруг его дом разрушает эту видимость. Ничего настоящего в Чонине нет, и полицейский убедился в этом ещё раз. А как огорчает атмосфера дома. Сюда непременно захочется вернуться. Но ведь это не дом его бабушки, напротив, здесь живет почти что его враг. В очередной раз убеждаешься, как всё обманчиво. Вот Кёнсу и чувствует себя идиотом. Но это ощущение испаряется, когда кусок пирога оказывается в его тарелке. Много сахара. Что в пироге, что в голосе объекта. Говорит он слишком томно, совсем не скрывая намерений обольстить. «Случайные» касания своей шеи, а потом и руки Кёнсу говорят сами за себя. Может он тактильный маньяк? Или его просто захлестывают эмоции при описании бывшего арендатора дома Кёнсу?... Или он сознательно соблазняет? - Они все съезжают, я даже не знаю в чём дело. «Ну да, а не ты ли пугаешь натуралов своей голой задницей?» - Наверное, это потому что вход находится с торца – не по фэн-шую. – «Да, Чонин, фэн-шуй виноват». Ради соблюдения образа типичного соседа он поинтересовался, живёт Кёнсу один или с кем-то. А в ответ услышал историю об одиноком писателе, ищущем уединение для написания романа. Он сделал вид, что поверил. Сейчас Чонин пытается убедить Кёнсу, что умом не обременён. Но, ясное дело, эта тупость напускная и он знает, кто Кёнсу по профессии, и зачем он поселился по-соседству. Когда разговор был исчерпан, и нарастало напряжение, Кёнсу решил осмотреть дом. И под предлогом нужды отправился рыскать. Чонин даже не вызвался проводить. Только и сказал, что дверь в ванную на втором этаже, первая слева. На первом санузел тоже есть, но там проблемы с сантехникой. Так как ванная не является целю поисков полицейского, он прошёл мимо и двинулся вдоль по коридору, приоткрывая двери в комнаты. Спальня, кабинет, кладовка, а вот последняя дверь не поддаётся… Значит тут Синяя Борода прячет своих жён! Что там может быть? «Думаю, точно не наркотики, не что-либо удостоверяющее личность его любовника-наркоторговца. Педро не стал бы хранить в этом доме ничего серьезного. Кроме того, дом находится под наблюдением, поэтому привезти сюда что-либо нельзя, да и вывезти отсюда - тоже. Педро, конечно, может не знать о слежке, но всё равно - слишком большой риск. Следовательно, то, что скрывает эта дверь – секрет самого Чонина. Но это не означает, что там нет компромата на Педро. В конце концов, какие еще секреты могут быть у Кима? Если я не расследую это, то не смогу спокойно спать». Дело выходит за рамки простого наблюдения. Следующая веха на пути достижения главной цели – это выяснить, что за скелеты в шкафу у Чонина. Полицейский не стал задерживаться в коридоре. Хотя Чонин не пошёл бы проверять, достиг ли Кёнсу ванной, надо быть осторожнее, чтобы Чонин думал, что Кёнсу не подозревает о его прозорливости. Подумав немного, Кёнсу решил, что нужно забыть о той комнате. Будь там что-то важное, Чонин не пустил бы его на второй этаж. Он специально его заслал туда. Очевидно, что он путает Кёнсу, подсовывая фальшивые зацепки и направляя по ложному следу. Конечно, есть второй, маловероятный вариант – на первом этаже действительно неисправна сантехника, а Чонин тупица и забыл о сохранности своей тайны, кроющейся за запертой дверью. И что делать со своей этой путаницей!? Короче, надо развеять сомнения – узнать, что в комнате, и удостовериться, что это «что-то» не влияет на расследование. А вот если там действительно улики против Педро, то надо будет думать – обманка ли это или действительно что-то стоящее. Чонин ждал на кухне с очередным куском пирога. Посидев еще с пол часика и выслушав жалобы на одиночество, Кёнсу решил умывать руки, так как Чонин становится слишком напористым, а капитулировать ещё рано. Он хорошо умел манипулировать. Так убедительно горевал по отношениям и ласке, что не будь он объектом слежки для Кёнсу, то мог бы получить от него желаемое. Придя домой, Кёнсу стал готовиться к вечернему кинопросмотру. Думать о дальнейшем плане действий, смысла нет. Чонин сам покажет комнату. Но в ней наверняка ничего нет. Как Кёнсу догадывается, Чонин нужен Педро для того, чтобы отвлекать на себя внимание правоохранительных органов. Так что, Кёнсу изолирован от настоящего расследования, в котором сейчас верховодит Пак, кажется, впервые за трудовую деятельность. А Кёнсу остаётся ждать, когда отзовут из дома: либо когда Чан найдёт Педро и доказательства, что не ошибся, либо запутается и сдастся.

***

Чонин не заходил дальше бытового стриптиза, и Кёнсу заволновался, что его посчитали совершенно безобидным и решили вообще не брать во внимание. А меж тем, таинственная дверь занимала его мысли всё больше и больше. И тогда он подумал, что не хуже Кима и вполне может воспользоваться его методом – соблазнением - чтобы проникнуть в соседский дом и остаться там на ночь. Поэтому, теперь ходит по дому исключительно голиком, а когда лежит на кровати, не укрывается. Апогеем его изобретательности стала затея переплюнуть Чонина. И когда тот в очередной раз трогал себя перед зеркалом в своей спальне, полицейский заменил вестерн высокорейтинговым видео “Cocky Boys” и под него принялся совершать нехитрые манипуляции со своим тополем. Плед, естественно, валялся в стороне, и ничто не мешало Чонину увидеть самое интересное. Он дёрнулся, когда заметил то, что происходит в спальне соседского дома, но быстро взял себя в руки. Кёнсу же не собирался наблюдать за его реакцией. Он просто знал, что дрочка не останется без внимания и старательно делал своё дело, не отвлекаясь от видео. Было очень стыдно заниматься самоудовлетворением, зная, что за тобой наблюдают, но Чонин сам не ангел, перед ним не так стрёмно. Доведя дело до логического завершения и разрядив обойму, Кёнсу лениво поднялся. Теперь он щеголяет по комнате в чём мать родила и ищет полотенце, а потом удаляется в ванную. Точнее, это для Чонина в ванную. В действительности он уже одетый и почти обутый: готов к контратаке. Пластилин для слепка ключа в кармане. Чонин, наверное, тоже готов, только не к обороне. Кёнсу видел краем глаза, что он так и остался у зеркала. Если первая часть операции возымела успех, то нужно торопиться. Чтобы не упустить нужный момент, Кёнсу несётся сломя голову и в кофте наизнанку. Он достиг порога и позвонил в звонок. Осталось только дождаться, когда ему откроют. Если откроют, конечно. Жалко, что Кёнсу не мог видеть реакцию Кима! Но наверняка, он сам не свой сейчас и ищет кофту пообъемней. «Вот тебе! Думал, только ты так можешь!? Да куда уж тебе до меня! Вот что значит супер-мега-крутой коп!» Вопреки ожиданиям Кёнсу, Чонин открыл быстро и объемной кофты на нём не было. Только домашние штаны. Огромными усилиями воли полицейский не стал рассматривать его пах. Из-за волнения он даже забыл поздороваться. - У меня сахар закончился. Дашь? - Дам. Проходи. – Милая улыбка, а глаза чёрные-чёрные – зрачки расширены: заполонили чуть ли не всю радужку. У Кёнсу такие же. Чонин уходит на кухню, а Кёнсу идёт следом шаг в шаг. Со спины он может свободно осматривать своего полуголого соседа. Осанка ровная и гордая, фигура точёная, а смуглая кожа матовая. Трудно не залюбоваться такой красотой. И если залюбовался, надо помнить, что она обманчива. «А что, если он просто отсыплет сахара и отправит домой?» Ким ведь мог просто играться с ним и не планировать заходить дальше. В приглушённом свете бра, кожа парня выглядела ещё соблазнительнее. Свет ложился на неё, выделяя рельеф мышц, и заставлял мерцать наиболее доступные участки. Ким по-прежнему стоял спиной к Кёнсу и копошился в шкафчике. И вот, наконец, нашел пачку рафинада. - Очень любишь сладкое? - Очень. - Я знаю, как сделать сахар ещё слаще. А ты знаешь? - Нет. Ты мне покажешь? Чонин не отвечает. Кусочек сахара теперь скрывается у него во рту, на котором фокусируется взгляд полицейского. До чего приятна на ощупь эта кожа. И сахар действительно слаще, чем обычно. Наверно потому что Чонин сам сладость, а рафинад не так уж и значим. Его уже почти нет. Он растоплен горячими языками. Голова стремительно пустеет, мысли становятся вялыми и несвязными. Кёнсу окунается в этот сахарный сироп под именем Ким Чонин. Так недолго и поджелудочную железу испортить. А чёрт с ней, с этой железой. Какая в конце концов разница, когда проворный язычок щекочет шею, а руки блуждают под кофтой. До чего нежные его прикосновения, будто пропитаны любовью. Конечно, этого не может быть. Просто он хороший актер или «вместо меня представляет своего любовничка». Даже пахнет карамелью – почему-то Кёнсу не удивлён таким выбором геля для душа. Ким ещё больший сладкоежка. И слишком много в его жизни пирогов и вкуснопахнущей косметики: сам в конфету превратился. Кёнсу не стал спрашивать кондитеры ли его родители, всё итак очевидно. Он просто шёл, ведомый им в спальню, и не замечал, как с его тела исчезает одежда. Весь мир вращался вокруг ягодиц, твёрдых, но небольших, как раз для ладоней Кёнсу. Но мир так велик, зачем ограничиваться попой. Гладкая кожа спины... невозможно оторваться, не прощупав каждый сантиметр; тренированные мышцы пресса; чувствительные сосочки. Они набухшими спелыми ягодками так и просятся в рот. И Кёнсу не сопротивляется порыву – покусывает и слегка оттягивает, срывая вздохи с покрасневших губ. Ощущения от самоудовлетворения, к которому Кёнсу прибегнул ради того, чтобы оказаться здесь и сейчас с объектом слежки, даже близко не стоят с тем что он сейчас испытывает - поцелуи; нежные прикосновения; тепло чужого тела, которое трепещет и нуждается во внимании. Пусть Чонин не является для него любимым, пусть их не соединяет взаимная любовь... Их соединяет игра. И это самый приятный её момент, когда Чонин нетерпеливо трется возбуждением о возбуждение Кёнсу, не прекращая зрительного контакта; напрашивается на ласку и подставляется под губы. Откуда всё это во взгляде, почему так хочется верить, что Чонин искренен? Белье уже мокрое, да и совершенно не к месту, вот и летит на пол. Чонин толкает копа на кровать, седлает его бедра и прижимается к нему что есть сил, плавится в чужих сильных руках, которые нежно оглаживают бедра. Прелюдии затягиваются. Члены обоих уже истекают смазкой, и ждать ещё смысла нет. Чонин направляет член Кёнсу между своих ягодиц, но вопреки его ожиданиям, только трется. Приходит мысль о том, что они забыли про растяжку. - Я сейчас кончу, а ты не растянут... - Речевой поток прекращается, когда Чонин слазит и выуживает из под кровати свой короб. Рассмотреть всё содержимое Кёнсу не успевает, Чонин достает эрекционное кольцо и надевает на его член, а затем седлает уже не бёдра Кёнсу, а его лицо. Полицейскому только и остаётся вылизывать сладкую дырочку, проникая языком между сжавшихся мышц. Этот парень сладкий везде, во всех местах. А как трепыхается его тело, отзываясь на откровенные ласки, выгибается в пояснице, совершая волнообразные движения, с каждым разом все сильнее насаживаясь на язык. Теперь попка готова для пальцев. Чонин становится на колени и откидывается грудью на простыню, ожидая последующего проникновения. Сразу два входят свободно. Кёнсу ведь знает, что этот парень развлекается, если не с Опиумным Педро, то со своими игрушками. Чонин не так узок и вскоре три пальца беспрепятственно растягивают стенки его ануса, а сам он шипит и дает понять своими нетерпеливыми движениями, что нуждается в члене. - Ну же! Хочу тебя в себе! Перевернув разомлевшего парня на спину Кёнсу приставляет головку члена к растянутому отверстию и входит. Внутри горячо. Несдержанные стоны над ухом. Кёнсу тоже не может сдерживаться. Кто сказал, что настоящие мужчины не кричат во время секса? Кёнсу кричит, вбиваясь в податливое тело. А когда это тело снова сверху, резко опускает его на свой член, придерживая за бедра. Кёнсу смотрит в раскрасневшееся лицо, считывает каждую эмоцию любовника и наслаждается звучными шлепками от столкновения их тел. Фрикции становятся более яростными, и Чонин разворачивается к нему спиной, не слезая с члена. Кёнсу видит, как трясутся половинки, когда между ними скользит его орган. Ему определённо повезло с этим заданием. Чонин такой ласковый и податливый, подстраивается под его движения, ловит каждый вздох и каждое желание. Сейчас, кажется, что они едины, в целом свете нет больше никого. И неприятно думать, что на самом деле есть какой-то задрипаный наркоторговец, который дерёт это тело. Кёнсу не хочет становиться временной заменой, но искушение слишком велико, и не жалко так размениваться. Чонин стоит этого. Какие мягкие у него губы, как они тянутся к губам Кёнсу. Чем это вызвано? Долгим воздержанием? – Ещё одна суровая правда. Конечно, всё так и есть, ведь игрушкам не заменить реального живого человека, который дышит и чувствует. Кёнсу осторожно вытаскивает орган из Кима и снимает кольцо. Оно ни к чему, они оба близки к разрядке. Когда Чонин ложится на живот, Кёнсу пристраивается между разведенных ног и с новыми силами вбивает его в матрас. В голове ни одной мысли – всё вытрахано. Отдаётся лишь бешенный пульс на фоне сладких стонов. Член Кёнсу бьёт по простате снова и снова, а его рука на члене Кима и совершает всё те же поступательные движения. Губы на мокрой спине, растирают соленые капельки пота. «Почему ты подпустил меня к себе, впустил в свой дом и уложил в свою постель?» Ты используешь меня, я использую тебя – всё взаимно. «Ты подаёшься мне навстречу, но думаешь не обо мне. Откидывая голову на моё плечо, ты видишь в моих глазах чужие. Ты не мой, и не будешь моим». - Кёнсууу, глубже, пожалуйста! – Кёнсу выполняет, радуясь, что слышит именно свое имя. Докатились. Глубже, чаще – Чонин стонет громче. «Эти стоны только мои. Чонин только мой. Это из-за меня он кричит, хотя эта ночь первая и, скорее всего, последняя». Кёнсу приникает к истерзанным губкам и ловит последний, самый откровенный предоргазменный стон, изливаясь внутрь. Разгорячённое и обессиленное тело расслабляется под ним. Чонин устал и спокойно лежит, дожидаясь пока пульс придёт в норму, и перестанет дрожать тело. Перекатившись на соседнее место, Кёнсу притягивает Чонина для поцелуя – пусть он не догадается о его смешанных чувствах. Тем более, что в конце концов физически ему было хорошо. Ласковый нежный поцелуй, ответ такой же многообещающий. За время близости с Чонином Кёнсу понял, что заниматься любовью без чувств и без ответной симпатии – слишком сложно. Чувство удовлетворения сменилось какой-то душевной опустошенностью. - Пойду в душ, не смогу заснуть перепачканным. - Ты иди, я не хочу. – «Это и к лучшему - смогу собрать свою одежду, разбросанную по твоему дому и проверить сохранность пластилина» Когда Кёнсу вернулся после душа, замотанный в полотенце, которое нашёл на полке в ванной, то Чонин ещё не спал, а следил за его перемещениями по комнате – как он складывает свою одежду на спинку стула, смотрит в окно (Кёнсу интересно узнать, как отсюда выглядит его спальня). Простыня всё ещё мокрая от пота, но после душа на ней не так неуютно лежать. - Почему ты пришёл? - Потому что ты мне нравишься.