Иные. Второе поколение

У них на утро головная боль и кровать на двоих. Джей жмется к плечу Юнги и что-то мямлит под нос. Намджун тихо посапывает там, где засыпал, и только Тэхена нет в комнате. Шуга думает встать, пройтись по квартире в поисках воды, но вода стоит на столе, и искать ее абсолютно не надо, зато можно поискать хозяина квартиры, вот лишь один вопрос: "Зачем?" Парень задает его себе несколько раз, лежа в кровати, а потом еще пару раз, когда идет по прохладной квартире, которая в тусклом свете раннего утра кажется еще менее жилой. Тэ находится на балконе, сидящий в кресле и укутанный в куртку, у него кружка чая в руках, от которой идет пар, и чуть припухшее лицо. Он смотрит на зашедшего к нему парня узкими сонными глазами, зевает широко, а потом снова смотрит. – Иди в комнату, холодно здесь, – на Юнги футболка, джинсы, а на ногах только носки, хотя тапочки, на удивление, Тэхен выдал каждому из гостей, откуда только набрал нужное количество. – Покурить хочу, – доставая помятую пачку из кармана. – Разрешаю на кухне. – Даже если так, то нет, – Юнги переминается с ноги на ногу, стоя у края и облокотившись о перила, подкуривает дрожащими пальцами и делает первые затяжки. – Садись тогда, – Тэхен тянет парня за руку, поднимаясь с кресла и усаживая в него старшего. – Ноги подбери под себя и вот, – он ставит кружку на тонкие перила, снимает с себя куртку и протягивает Юнги, тот делает вид, что это ему вовсе не надо, а щеки и нос, покрасневшие от утреннего легкого морозца, говорят об обратном. Тэ укрывает курткой парня, и только сейчас Мин понимает, что Тэхен больше него раза в два, ведь курткой можно укрыться полностью, если сесть с ногами на кресло. – Спасибо, – Юнги курит и косится на спину стоящего парня, тот смотрит куда-то задумчиво и иногда потягивает чай. Милая картина, как для тех, кто, в общем-то, раньше и не общался, как для Юнги, который не переносит Тэ с первого дня просто за то, что тот наглый и вообще выводит старшего, как для Тэ, который еще помнит ночные поцелуи. Юнги помнит тоже, но поднимать эту тему не хочет, лучше списать на алкоголь и сон, и да, Юнги порой разговаривает во сне, наверное, а там, кто его знает. – Прости за ночь. – А что было ночью? – как бы пытаясь вспомнить, говорит Юнги. – Я пнул тебя, кажется, или это был Хосок. Ну, тогда не важно, забей, – Тэхен выходит с балкона, а Юнги уже докуривает, и поэтому идет следом минуту спустя, не больше. Младший моет кружку в раковине, а Мин подходит зачем-то сзади, тянет Тэ за футболку, а когда тот поворачивается, привстает немного на носочки и целует в губы. Вот так ведь бывает, не любишь котов, особенно рыжих, а потом приблудится к твоей двери один, притом самый рыжий, пусть и с темными волосами в реальности, и привыкаешь, гладишь, даешь имя и начинаешь подкармливать. Юнги, наверное, сейчас на последней стадии, остается главная задача – не перейти эту грань, ведь за ней идет самое опасное: я терпеть не могу котов, у меня аллергия на них, но ради своего закинусь таблетками и пусть зимует в квартире, даже на кровати моей, если уж совсем холодно будет. А у кота этого сейчас руки мокрые и холодные, странно, что не нос, а еще сильные и надежные, подхватывают под бедра и усаживают на стол. Тэхен целуется не так, как Чимин, сейчас более страстно, но менее уверенно, наглеет, врывается языком в горячий рот Юнги, а влажными пальцами сжимает бедра. Сейчас старший думает лишь о том, что Тэхен из той породы котов, которая устраиваясь на кровати хозяина обязательно уляжется ему между ног, и улыбается в поцелуе. – Что такое? – Юнги сидит на столе в полумраке раннего утра и смотрит на Тэ. – Пнул меня опять? – Я бы уточнил, что это ты меня, уже дважды, – Тэхен подтягивает парня за колени ближе к себе и к краю стола, кладет руки на ягодицы и наклоняется к губам почти вплотную. – Разрешаю отпинать себя полностью. Он думал, что сможет. Тэхен верил, что сможет сдержать свою сущность за милой оболочкой, но Юнги вытаскивает из него зверя. В поцелуе рождается страсть, закипает кровь, заостряет клыки, заставляет каждый рецептор языка ощущать приятнейший чужой вкус. И в голове чечеткой: "Сожри его, сожри полностью, разрывай на кусочки и наслаждайся каждой каплей его крови, каждым крохотным кусочком его тела". Губы дрожат, дрожат колени. И поцелуй уже вот-вот оборвется, но нужно продержаться еще немного, совсем чуть-чуть, чтобы запомнить, до последнего насладиться этим парнем и остановиться. – Что случилось? – Юнги держит его за руку. – Что не так в этот раз? – Я же тебя раздражаю, – Тэ пытается выглядеть холоднее льда, хотя секунду назад пылал огнем. – Тебя же Чимин трахает, неужели мало? А на вид и не скажешь. Внутри война. Все существо борется с собой. Одна часть так и твердит: "Сожри, убей, попробуй", другая умоляет заткнуться и держать рядом до последнего, потому что нельзя прогонять его к Чимину. Там его ничего хорошего не ждет. И только в дальнем углу его подсознания кто-то тихо шепчет – отпусти к Чимину, пусть сделает его одним из нас, и тогда можно будет забрать себе и больше не бояться потерять, тогда можно будет все. – Круто, – Юнги слезает со стола, поправляя одежду. – Шикарно. Давай на этом и закончим. – А мы что-то начинали? Я тебя умоляю, – у него на губах ухмылка, а в душе он стоит перед мостом, держа в руке канистру с бензином, и спичка уже брошена, мост еле-еле начинает разгораться и нужно просто добавить горючего, чтобы тот вспыхнул и превратился в пепел. – Ты и рядом с тем, кто мне нравится, не стоишь, еще и на развод так быстро ведешься, – он скрывает за ухмылкой все, что на самом деле режет по живому, а Юнги встает, чтобы подойти поближе. – Вот только почему его нет рядом с тобой сейчас? – Шуга хотел бы обидеться на те брошенные слова, которые на деле даже не задели, ну может самую малость и по гордости, что сам позволил с собой играть какому-то мелкому засранцу. Лучше бы так, чем на долю секунды заметить всю боль и тоску в глазах Тэхена после брошенной фразы, которую теперь, кажется, лучше было бы и не произносить вслух, но уже поздно. И ухмылка все еще на губах Тэ, и стоит он все так же, вот только глаза сразу красные, грустные и пустые. Шуга часто сравнивал в своей голове Тэхена с надоедливым котом и был во многом прав. Тэхен такой же, как и это животное, а у Юнги на самом деле на них аллергия. И он не заметил, когда привык пить таблетки, чтобы не был заложен нос и чтобы не чихать от шерсти, не раскидывать по квартире кучу бумажных салфеток. Он не заметил, когда привык трогать его, гладить, наблюдать за ним и просто привык к тому, что он вот тут, всегда рядом, всегда рад видеть, хоть и может когти выпустить, оставив одну-две царапины при каждой встрече. Привык к тому, что это его кот, пусть у того есть ошейник, а значит и хозяин имеется, но ведь спит он на кровати Юнги и ест тоже у него дома, значит все же его, его и только его кот. А сейчас, когда он внезапно выбежал вперед тебя на улицу и куда-то рванул что есть мочи, ты замечаешь, как он останавливается у чьих-то ног и ластится, ластится, мурлыча, как заведенный игрушечный трактор. Юнги кажется, что этот кто-то имеет внешность того парня, что когда-то врезал Намджуну. Сейчас этот кот просится взять его на руки, а Юнги смотрит, и как-то обидно и больно, что несмотря ни на что его кот хочет к своему хозяину больше, чем остаться, а тот самый владелец гулящего, но преданного животного, гладит пару раз по головке пушистика и уходит, обещая вернуться за ним, и только Юнги понимает, что не вернется, что ему кот уже не нужен. А зверек ждет послушно на том же самом месте, смотря грустным взглядом вслед удаляющемуся человеку, и пусть не хочет понимать, но тоже догадывается, что его опять бросили. Этот кот – тот еще преданный пес. Кота нужно забрать домой, накормить, уложить на подушку, погладить и заставить забыть, но, как только Юнги протягивает к нему руки, тот шипит, кидается и оставляет новые болезненные царапины. Вот такой сейчас Тэхен перед ним. И как только приходят такие сравнения в его голову. Сказать «Прости» тут уже бессмысленно, но все же надо. – Прости, – Шуга дотрагивается до пальцев, но Тэхен сжимает руку в кулак. – Ты прав, его нет сейчас здесь, поэтому мне и нужна такая замена, как ты. Потрахаться, отвести душу. – Давай, – Юнги подходит ближе. – Давай хотя бы так, – он хватает за руки, тянется к чужим губам, чувствуя, как сжимается парень. – Я хочу так, – пальцы Юнги на шее Тэхена, он чувствует плотно сжатые губы, тяжелое дыхание и готов поклясться: у Тэ внутри сейчас ничуть не тише, чем у Юнги, где ураганы, лавины и пред апокалипсис. Шуга чувствует, что это просто пустая болтовня слетает с губ Тэ, пусть и не ясно, почему он это делает. Но руки не врут. Сжатые на боках старшего сильные руки Тэ не могут обманывать, потому что они не хотят отпускать, а только прижимать к себе еще ближе, еще сильнее. – Я не хочу тебя, – и еле слышно, – не хочу тебя убивать, – последнее слово Юнги не слышит, а первым – не верит. Сильнее напор, глубже поцелуй и ближе тела. Шуга чувствует то, что хочет попробовать, то, что хочет ощутить. Пальцы по штанам вниз, немой стон с губ Тэ и боль от сжатого запястья. – Больше не подходи ко мне. Никогда, ни за что, – сильный толчок и Юнги падает на стол, а потом на пол, боль сдавливает теперь все в груди и сложно дышать, а перед глазами темно, и то ли от удара, то ли от падения ему кажется, что в глазах Тэхена что-то блестит, перед тем, как тот уходит. Тэхен не уходит, это только кажется Юнги от шока, Тэ убегает сломя голову, пока старший не очнулся, а остальные не пришли на шум. У него в глазах застывает серебро, в ушах шумит кровь, хочется раздирать плоть на куски, выкидывая из себя чувства и желания. Никакой куртки, хоть на улице зима, тонкие кеды, потому что быстрее всего обуть, и только раннее утро и для убийств слишком многолюдно. Ноги несут его интуитивно лишь в одно место, куда можно, туда, где можно быть самим собой. – Знаю, – говорит Тэ, встречая заспанную и недовольную рожу Джина в дверном проеме. – Потом расскажешь. Джину, чтобы проснуться, оказывается, хватает пары секунд во власти Тэхена, его губ и рук. Горячая кожа на кончиках пальцев, с порога снятая кофта, расстегнутые джинсы на Тэ, скинутые на входе в спальню кеды, и только тогда получается избавиться от мешающих штанов. Джин не успевает делать вдохи между поцелуями. Тэхен терзает его губы будто через пару секунд мир превратиться в пепел, и это последнее, что можно успеть ощутить в своей жизни. Дыхание Тэ сбитое и чертовски горячее, он кусает в шею, царапает спину и избавляет старшего от всего, в чем тот сегодня спал. И только бешеный глоток воздуха на все легкие, когда горячий язык скользит от шее вниз, когда губы обхватывают головку члена, когда щеки втянуты и кажется Тэ заглатывает чертовски глубоко. До белых косточек сжатые пальцы комкают и почти рвут простынь, до белых вспышек перед глазами, когда младший все быстрее движет головой, и рык с губ, когда Тэхена вжимает в кровать, широко разведя ноги в стороны и лежа между ними. – Оставайся зверем, сейчас будет больно, – Джин тонет в серебре чужих глаз, поддаваясь утреннему безумию, принесенному Тэхеном и заразившему уже каждую клеточку в Джине. Он толкается сразу, быстро и глубоко, даже самому больно, и от этого чувства, от зрачков в его глазах радужка оборачивается серебряными каплями. А он вбивается в чужое тело, сжимая от боли зубы, слушая, как кричит от боли Тэхен под ним, как дергается, мечется, отталкивает, но все равно остается под ним. Становится легче входить, а в воздухе пахнет железом. Джин почти ощущает на языке вкус чужой крови и, когда глаза одинаково серые, а зрачки чертовски широкие, Тэхен стонет уже от удовольствия, хватаясь руками за старшего. Ему хорошо, чертовски хорошо, как давно не было. Во всем теле разливается удовольствие и собирается все быстрее внизу живота, комкается, пульсирует и вот-вот взорвется, расщепив Тэхена на молекулы под громкие вскрик удовольствия. – Еще не все, – Джин подхватывает его на руки, переворачивает и ставит на колени. Трахает так быстро, как только может, слыша пошлые шлепки их тел и видя кровавые следы на коже, на ткани, на своих руках. На каждый вскрик, на каждое движение все ближе катастрофа. И когда ее уже не избежать, он пальцами ведет по губам, наслаждаясь вкусом чужой крови и кончая в Тэхена. – Доброе утро, хен, – Тэ поворачивается к старшему, который еще не вернулся из других отдаленных вселенных. – Можно я не буду объяснять? – Можно, – Джин возвращается уже с темными карими глазами, которые даже на вид намного теплее, чем у многих. Старший подтягивает парня к себе, развернув лицом, прижимается губами и, не разрывая поцелуй, ложится на кровать, точнее на Тэ. – Я даже знать не хочу что и как, я просто оставлю тебя здесь, хорошо? – Думаешь получится? – Навсегда. – Навсегда что? – Оставлю тебя здесь навсегда, – он не разжимает объятий, надеясь, что получится остановить этого беглеца, но тут даже смирительная рубашка не поможет, кого он обманывает. – Навсегда не обещаю, но пока никуда не собираюсь.