Another side of medal

      Обычные люди, подобные мне, в восемь часов утра еще в постели, но, кажется, в президентском дворце ты становишься «элитой», поэтому Элиза вытащила меня из кровати в половину восьмого, заставив надеть рубашку поприличнее, набрызгала меня духами и бегом за руку со мной пустилась к дверям столовой.       Что за черт?       Перед дверью затормозили, мой мозг еще отказывался воспринимать информацию, поэтому я тупо выполнял действия Элизы, которая пищала: «Быстрее!», «Мы опоздаем!». Будет смешно, если кто узнает, что мы опаздываем на завтрак. Я всегда думал, что капитолийцы не привыкли вставать раньше десяти, однако у президентов, кажется, другой взгляд на данную трапезу.       Вот почему мы должны нестись на этот завтрак? Лично меня уже вытошнит при очередном облике Сноу, а я ведь забыл, что с недавних пор должен звать его «отец». Внутри аж содрогнулось все от этой мысли. Моего отца никто и никогда не заменит, тем более этот демон в белом обличии. Хотя слово «никогда» у меня все чаще перетекает в «так должно быть».       Спину прямо, улыбку на позицию, и сделай вид, будто ты безумно рад сидеть за одним столом со змеей, готовой вцепиться тебе в горло.       Двери распахиваются, и перед нами шикарный стол с десятками разных блюд. Глаза разбегаются от такого количества еды, но тут я замечаю «белое пятно» во главе стола.       — Доброе утро, — здороваюсь я, кажется, чуточку фальшивлю.       — Доброе, — расплывшись в улыбке, отвечает президент.       Дочь подбежала к отцу, чтобы расцеловать его в обе щеки. Я вовремя сообразил, что нужно помочь присесть Элизе. Мне же досталось место напротив Сноу.       Молчание напрягало. Мне ничего не оставалось, как пытаться изящно порезать яичницу с беконом.       — Мистер Одэйр, — обратился ко мне президент. — Впрочем, к чему формальности, вы же теперь мой сын. Поэтому, Финник, как насчет маленького путешествия с Элизой к вам в Четвертый дистрикт?       Я поперхнулся два раза. Первый раз при слове «сын», второй раз при «к вам в Четвертый». Прежде чем подумать, я выпалил:       — А зачем?       — Отдохнете вдвоем, разве не прекрасно?       «Прекрасно, если я поеду туда один, и желательно навсегда», — пронеслось у меня в голове. Мама вряд ли будет рада обществу Элизы. А для Дианы будет «пример для подражания». Да и вообще, можно обойтись без этого всего? Зачем ехать в мой дом? Решили забрать все личное, сделав своим? Вам мало? И так лишили полной свободы, насильно затащили под алтарь, запихнули любимого человека к черту на куличики, использовали мое тело направо и налево, отрезали меня от близких, которых я вижу слишком редко. Осталась последняя цель, я так понимаю? Нет, у вас совсем совести нет!       — Я думаю, что в Капитолии Элизе будет уютнее, — тщательно взвесив свои слова, я ответил.       — А я бы очень хотела туда вернуться. К тому же, с тобой. Передай соль, пожалуйста.       Я молча протянул солонку, встретившись взглядом со Сноу, приторно улыбнулся.       — Собирайте чемоданы. Сегодня отправим вас в Четвертый, — наконец выносит вердикт Сноу.       А меня спросили?       А мне оставалось дожевывать бекон, который сейчас казался резиновым. Пора бы уже смириться с тем, что моего мнения никто не спрашивает. ***       — Финник!       Радостный возглас Дианы окончательно меня разбудил. Она бросилась мне навстречу, обвив тонкими ручками, и прижалась ко мне, что есть силы. Я взял ее на руки, и она обняла меня за шею, что-то радостно визжа. Элиза молча стояла в стороне, не зная, куда деться.       Диана, кажется, только встала. Вся разлохмаченная, в ситцевой ночнушке, с немного заспанными глазами.       — Не могу поверить, что ты приехал! — совесть начала мелко покалывать от этих слов, но мне не привыкать.       — Думаю, мы сюда надолго, — искренне улыбнулся я. Когда увидел сестру, внутри что-то будто потеплело. Вот мое место. Рядом с ней. Безгранично улыбающейся, солнечной и такой близкой сердцу. От Дианы тянуло запахом рыбы, моря, таким родным, что на секунду я даже прикрыл глаза.       Диана потрепала меня за щеки, эта маленькая особа любила поиздеваться над моим лицом, делая из меня хомяка и прочих животных. И снова меня обняла. Я опустил ее вниз и разлохматил ее шабаш на голове еще больше.       — Мама спит?       — Она в магазине. Это ты спишь до двенадцати! — припомнила старое сестра, по-детски закатив глаза.       Элиза театрально приподняла бровь, и я еле сдержался, чтобы не закатить глаза подобно Диане.       Сестра подбежала к Элизе, та слегка отступила, а потом, расправив плечи, посмотрела на Диану немного свысока.       — Ты красивая, — улыбнулась сестренка. — Только какая-то холодная. Пойдем, я покажу тебе мою комнату! — Диана потащила Элизу за руку, хотя та отчаянно отбивалась.       — Не трогай меня, — она отпрянула, ибо боялась, что сестра испачкает ее безукоризненно белый сарафан, хотя руки у Дианы были чистыми. Элиза отошла еще на шаг.       — Диана, давай ты проводишь нас в дом, — попытался разрядить обстановку я.       Мы вошли.       Кухня, кажется, совсем не изменилась. Моя мама любила порядок, поэтому все было идеально и находилось на своих местах. На плите грелось молоко, скорее всего, для овсянки на завтрак, шторы на окнах были открыты, и всю кухню залил солнечный свет. На подоконнике по обыкновению лежала заветная книга с рецептами, которая передавалась из поколения в поколение. Мама дорожила этой книгой, даже отказывалась, бывало, от капитолийской еды, беря от продуктов столицы только овощи, мясо и молоко. Иногда покупала Диане сладости, но старалась всегда делать их самой. После того, как ей не пришлось работать, мама занялась кулинарией и садом. Рядом с книгой рецептов лежала книжка Дианы, кажется, школьная. Литература. Она любила читать матери, пока та готовит. Всплывшая в сознании такая картина вызвала тепло в сердце. Рядом с обеденным столом стояло приспособление для макраме. Наверное, Диана решила поупражняться в плетении узоров.       Через несколько мгновений отворилась дверь, и в комнату вошла моя мать вместе с Миссис Крестой — Арианой.       Мне хотелось спрятаться, сделать вид, что меня нет. От неожиданности появления матери Энни я сделал шаг назад и здорово ушибся об угол кухонного шкафа.       — Привет, мам, — я поспешил к матери. — Доброго утра, Миссис Креста, — комок встал поперек горла. Слегка трясло.       — О, Финник, не ожидала, что вы приедете!       — Не успели предупредить, прости.       — Ничего, я очень рада вас видеть, — она аккуратно заключила меня в объятия.       — Здравствуйте, — улыбнулась Элиза, повернув голову в сторону женщин.       Мать ограничилась кивком головы.       — Миссис Креста, позавтракаете с нами?       — Нет, спасибо большое, я пойду, мне только хотелось кое-что спросить у Мистера Одэйра.       — Да, конечно, — отозвалась мать.       — Финник, как там Энни? Я думала, она должна была приехать на неделе, но ее все нет, — зеленые глаза поймали мой взгляд, и на мгновение мне показалось, что передо мной Энни. Я потряс головой, чтобы выбросить образ.       Все. Попал ты, Одэйр. Мы в ответе за тех, кого приручили. Четыре пары глаз были направлены на меня. Дыхание слегка сбилось. Оставалось только врать. Лгать. Я боялся причинить боль. Столь внезапный визит матери Энни в одно мгновение выбил меня из колеи.       — Она будет через несколько дней, Миссис Креста, не волнуйтесь. Просто нужно проделать некоторые, хм, процедуры, чтобы она вернулась в полном здравии.       Ложь. Наглая ложь. В кого ты превратился? Лжец. Ты лжец. Трус.       Я молил Бога, чтобы Элиза молчала. Затаив дыхание, я ждал, что Миссис Креста что-нибудь скажет.       — Буду надеяться, что все хорошо, спасибо вам. До свидания.       Хлопнула дверь. Меня передернуло.       Соврал. ***       Ночь душила. Несколько часов я ворочался в постели. Мысли опутывали сетями, внутри совесть прожигала огромную дыру, тонкие щупальца стыда будто бы проникали в вены и распространялись по всему телу. Простынь была смята, подушка была теплая с двух сторон. В голове был беспорядок.       Я не выдержал и сел на край кровати. Я только и делаю, что лгу, с пользой или для вреда, я погрязаю в этой лжи, тону и не пытаюсь вынырнуть из этой грязи.       Ночь, она сейчас не примет тебя, Одэйр. Кто не спит в такое время суток?       Мне было плевать. Я подохну тут с этой сносящей голову совестью.       В следующие секунды я постучал в дверь дома Энни и положил записку, где попросил встретиться у моря, недалеко от каменного берега. ***       Морской воздух непривычно давил на легкие. Камень на душе с приближением к назначенному месту становился все тяжелее. Я успокаивал себя лишь тем, что буду говорить правду, оправдывал себя, что собираюсь все решить честным путем. А для меня это было редкостью.       Насколько она меня поменяла? Сейчас я иду признаваться в том, что натворил, ее матери, и без страха нарушаю обещание, данное Элизе, собираюсь склонить голову перед женщиной.       Она меня изменила.       Миссис Креста ждала на скамейке у самого моря. Место было скрыто от чужих глаз и ушей. Ариана была закутана в шелковый зеленый платок поверх платья, волосы были заплетены в косу на боку так, что не выбивалась ни одна прядь. Лицо было встревожено, она покручивала перстень на пальце, а, завидев меня, вздрогнула. Одарив меня некой дерганой улыбкой, поздоровалась:       — Доброй ночи, мистер Одэйр, — у них с дочерью были очень похожи голоса, что вызвало у меня стаю мурашек по телу. Я не мог смотреть на лицо Арианы, потому что мне было страшно. Этот страх можно сравнить даже со страхом перед ареной.       — Доброй, — отозвался я, глубоко вздохнув, тем самым еще больше встревожив Ариану.       — Финник, что случилось? Это касается Энни? — Миссис Креста встала, окинув меня взглядом смятения, подергивая кисточки зеленого кружева.       Я подошел ближе.       Спокойно себя веди. Стыд пронизывал все тело тонкими нитями, переплетаясь с легким страхом. Чтобы долго не тянуть, я наконец-то решился.       Я аккуратно взял руку Арианы, опустившись на одно колено, та удивленно на меня посмотрела:       — Финник, что Вы, встаньте, — проговорила она немного высоковатым, напуганным голосом. Все же Энни своим упорством пошла, скорее всего, в отца.       — Миссис Креста, я прошу Вас, выслушайте меня, — ее рука была ледяная, и пришлось слегка ее сжать. — Миссис Креста, я люблю Вашу дочь, люблю ее до безумия. После того, что я сейчас расскажу, Вы можете меня возненавидеть, проклясть, и на Вашем месте я бы сделал то же самое. Энни сейчас в психиатрической больнице Седьмого дистрикта. Туда невозможно попасть. Причину я не могу Вам назвать, потому что если расскажу, то могут умереть обе наши семьи, — мне показалось, что пальцы женщины стали холоднее, глаза превратились в два голубых камня, она не отводила взгляда. — Пытаясь спасти, я обрек ее на это. Меня заставили жениться на дочери президента насильно. Это не оправдание, мне известно. Но единственное, что я хочу сказать — я клянусь Вам, я вытащу ее оттуда во что бы то ни стало. Слышите, Миссис Креста?       Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Кожа стала мертвенно-бледной, Ариана схватилась за голову и тихонько опустилась на скамейку, выдернув руку из моих мокрых от пота пальцев. Я аккуратно встал, женщина от меня отвернулась. Внутри все разрывалось, было душно от мыслей, душно от стыда, душно и плохо от той картины, что сейчас была передо мной. Я попытался дотронуться до ее плеч, поправить платок, но Ариана резко развернулась и обратила взгляд на меня. Глаза казались больше из-за едва выступивших слез, не читалось ни укора, ни ненависти, просто если посмотреть в них, то тебе будто бы передается та боль, что испытывает этот человек.       Жалость — качество, не свойственное победителю. Сентиментальность — порок. Буря ненужных чувств — к проигрышу. Хладнокровие и решительность в глазах — вот твои товарищи. Это были правила, скандируемые плакатами в академии.       С недавних пор я нарушал все эти правила. Сначала влюбился, потом шел на риск ради «ненужного», отдал деньги, которые были главной ценностью, шел против закона, против «Великого правительства», которому нужно было целовать руки, чтобы быть на высоте. Стал паниковать, метаться ради кого-то, а не ради денег, отрекаться от того, что дано свыше, хочу жениться не на самой богатой, выбирая по сердцу, а не по кошельку.       И сейчас я вновь их нарушаю.       — Я знала, что этим все кончится, — вдруг заговорила Ариана, смотря куда-то в пол. — У Энни были проблемы со здоровьем некоторое время. Но никто не знал, что вот так вот все обернется, — Миссис Креста подняла влажные глаза и судорожно вздохнула.       Как же мне хотелось ей сказать, что Энни здорова, но если я скажу правду, то последствия могут быть самыми ужасными. Так будет куда безопаснее.       Когда женщина плачет, лучше молчать. Просто быть рядом, попытаться донести до нее, что тебе не все равно. Я вновь сжал руку Миссис Кресты, та снова заговорила:       — Финник, я благодарна Вам, главное, что моя дочь жива, что Вам удалось вытащить ее с арены. Извините, мне нужно идти, — слова были сказаны так холодно, будто бы человек на грани того, чтобы ударить. Сильно ударить. И я не был бы против этого, зная, сколько всего натворил.       — Я вас провожу, нам все равно по пути.       Шли мы молча, тишину нарушали лишь шум моря и чуть слышные наши шаги. Обстановка была настолько напряжена, мне казалось, что Миссис Креста сейчас не выдержит и закричит на меня. Морально я был уже к этому готов, и уж лучше так, нежели это уничтожающее молчание и перебирание в голове тех слов, что сейчас мне хотела высказать Ариана.       Домой я вернулся поздно, уснуть не удалось. Но Элиза вряд ли заметит мешки под глазами от отсутствия сна. А вот Энни бы заметила, ибо ей знакомо это состояние, когда камень вины давит на сердце.