23 истории из жизни

      Он встретил ее впервые очень давно, когда еще был кадетом на последнем курсе. Вроде бы, он возвращался тогда в казармы после очередного тяжелого разговора с отцом, мечтающим, чтобы старший сын бросил играть в солдата и продолжил семейную династию – стал врачом. Она же шла куда-то в компании двух светловолосых мужчин в форме разведки.       Старшие офицеры, судя по нашивкам, но Моблит тогда не обратил на них особого внимания. Застыл под фонарем и взгляда отвести не мог от этой улыбки и озорного блеска красивых глаз. Ловил каждый жест, наслаждался смехом и очень резко повернул голову, когда незнакомка прошла мимо.       Аж хрустнуло, да и заметно было, наверное, но Моблит об этом даже не задумался. Лишь резко сорвался с места, когда из-за очередного широкого жеста из папки в руках женщины вылетел лист бумаги, а она даже не заметила.       ― Простите, вы уронили, ― как же было приятно получить в ответ благодарный кивок и искреннюю улыбку! Настолько, что все слова разом вылетели из головы, бросив парня на произвол судьбы. Кажется, она тоже хотела от него что-то услышать, потому и не уходила.       ― Эй, Ханджи! Чего ты там застряла? ― окликнул ее высокий усатый разведчик, когда ушедшие вперед сослуживцы заметили, что их подруга куда-то делась. ― Догоняй!       И женщина, еще раз улыбнувшись Моблиту, поспешила к своим друзьям, оставив смущенного кадета стоять под фонарем.       Бернер не помнил, как вернулся в тот вечер в казарму, да это было и не важно. Засыпая, он не мог перестать думать, какое же это красивое имя у встреченной незнакомки.       А потом был восемьсот сорок пятый год: страх, плач матери и младших сестер, причитания отца, у которого на тот момент сильно подкосилось здоровье, и стойкое ощущение того, что, несмотря ни на что, перевод в легион разведки – это единственно верное решение.       Конечно же, Ханджи Зоэ – теперь Моблит многое узнал: и ее фамилию, и стаж, и звание – его не помнила. Да и он не старался освежить ее память. Не до того было.       Вокруг творилась такая неразбериха, а командование и офицеры вовсю готовились привести в исполнение самый бесчеловечный приказ за всю историю стен – отправить на верную смерть двести пятьдесят тысяч человек.       Это был кошмар наяву, ужас, к которому невозможно было морально подготовиться никакими самовнушениями, смерть… Но Моблит выжил. Так уж получилось, что отряд, в котором он оказался, погиб, выполняя приказ командора Шадиса, и Ханджи взяла его к себе под крыло. Из жалости, уверял себя Бернер, не смогла пройти мимо плачущего мужчины, даже не заметил, что при падении рассек себе веткой лоб. И не просто взяла, а обучила всему что знала, помогла справиться со страхом, выжить, а после окончания этой пытки оставила при себе.       Уже намного позже, примерно через год после той бесчеловечной экспедиции, о которой все предпочитали не говорить, лежа в одной постели, Моблит признался, что не забыл девушку, встреченную им когда-то. Признался, что влюбился в ее улыбку и хранил ее в памяти годами.       Ханджи лишь назвала его безнадежным романтиком, легонько поцеловала в нос и устроилась на широкой груди, чтобы удобнее было слушать стук сердца. Улыбнулась.       Она тоже прекрасно помнила этого смущающегося кадета, которому отдала частицу своего сердца.