Mix

      Я всегда был одинок. Всегда. С той самой аварии. Что было до неё, я не помню даже теперь. Посему и могу точно заявить, что был одинок с осознания самого себя как человека. Или хотя бы живого мыслящего существа.       Единственный мой друг в то время исчез, вернее улетел также быстро, как и появился. А девочка с золотыми волосами и букетом роз в руках осталась почти единственным светлым воспоминанием. Хотя... почему почти?       Потом полетели года, вначале там медленно ползущие. Со сверстниками я очень трудно находил общий язык: они не понимали меня, я — их. Дети никак не могли понять и, главное, принять в свою компанию маленького волчонка, который скалил зубы на любое подозрительное действие в его сторону. Или же просто не хотели возиться со мной и моей тёмной душой, покрытой всякими дурацкими тайнами. Я же в свою очередь не понимал, как можно быть такими наивными и глупыми до одури. Я не доверял им, они — мне. Однако они не строили вокруг себя невидимых барьеров, а вот я — с удовольствием. Я возводил вокруг себя непреодолимую стену и смотрел сквозь неё на окружающий протухший, совсем как моя душа от одиночества и вечной тоски, мир. Вместо привычных всем розовых очков на мне были чёрные, позволяющие видеть в людях лишь всё отрицательное.       Школа, университет... Всё было, как и всегда. Я ходил волком-одиночкой и никого не подпускал к себе ближе, чем на пару метров. Лишь Мотоки с его непринуждённостью, коим-то неизвестным мне образом, смог назваться моим другом. Он не походил ни на кого из других, не лез копаться в душу, а просто молча помогал, если возникали проблемы. О, а их у меня было предостаточно. Просто целый букет! Моя больная голова на самом, что ни есть, ровном месте создавала какие-нибудь ушлые проблемы и вечные причины. То вымораживающее отношение к окружающим, то просто жуткая депрессия и тщательное ковыряние в себе и своих поступках, то провалы в памяти или того похлеще. Или бредовые призрачные сны, к которым я почему-то привязался всей душой. И Мотоки терпел меня и не давал упасть духом. Однако совсем не это мне было нужно, дружеского плеча мне было мало. На душе скребли кошки, а я постоянно чувствовал, что чего-то не хватает. Чего именно — я так и не понимал.       А потом появилась она. Усако. Моя Усако. Единственный человек в этом мире, который по-настоящему дорог мне. Который никогда не предаст. И благодаря которому я могу почувствовать себя живым, а не брошенным на произвол судьбы в этом чужом мире. Она — тот самый лучик света в моей жизни, который я так долго и упорно подсознательно искал. Искал и нашёл.       Ещё тогда, когда мы впервые встретились, я почувствовал что-то такое, чего никогда ещё не чувствовал. Меня тянуло к ней, как хилое растеньице к лучам солнца, поэтому-то мы так часто и сталкивались. Не зная, чего и сказать, я только и делал, что грубил ей. И потом невольно любовался на милое нахмуренное и покрасневшее от злости личико. Я никогда и не думал, что вообще смогу сказать ей о том, как люблю её. Думал, что мы так и продолжим бегать вокруг да около, если бы не... Да, если бы не тот ужасный период в жизни. Я никогда себе не прощу того, что позволил заколдовать себя. Это признак слабости, а воин не должен быть таковым. Но Усако уверяла меня, что тогда я был сломлен духом и слаб телом, поэтому не мог сопротивляться. Ради неё я поверил в это и старался никогда более не вспоминать. Но на душе всё равно остался осадок. Уже какой там по счёту?       Но я всегда был и буду рядом с ней, защищая и оберегая своё единственное сокровище в жизни. Но я знаю, что она тоже должна становиться сильнее, дабы стать в будущем великой королевой. Поэтому-то скрепя сердце и вмешивался только в самом конце битвы или в её критический момент. А если Усако становится сильнее, то и я вместе с ней безусловно.       Но сейчас, когда она лежит в моих объятьях, такая хрупкая, нежная и беззащитная, я не могу представить её великим воином, защищающим наш мир ото зла. Она всегда останется для меня милой и любимой Усако, которая сейчас так сладко потягивается во сне и льнёт ко мне всем телом, согревая теплом и словно прося защиты.       Я только крепче прижимаю её к себе и, прикрыв глаза, вдыхаю приятный аромат лавандового шампуня, который уже вот который раз кружит мне голову. Я пьянею от него, я пьянею от Усако, от того, насколько близки наши тела, пьянею от её любви ко мне. Я не перестану её любить, и совсем неважно, сколько пройдёт лет. Буду любить целую жизнь. И даже её мне не хватит.       — Мамо-чан... О чём ты думаешь? — я перевожу свой взгляд на Усако, которая уже проснулась и, прикрыв глаза, нежно смотрела на меня из-под длинных чёрных ресниц.       Я лишь улыбаюсь и наклоняюсь к ней, проводя носом по её щеке. Моя милая тихо смеётся, и её лицо кажется мне таким светлым. А её смех — услада для моего слуха.       Усако трётся щекой о моё плечо, зажмуриваясь от удовольствия и покоя, как кошка, а я наклоняюсь к её уху и тихо говорю:       — Я думаю только о тебе. Я счастлив, что в моей жизни появился такой лучик солнца, как ты. Ты вырвала меня из плена одиночества, и я безумно тебе благодарен за спасение моей грешной души, — я выпрямляюсь и смотрю в её прекрасные голубые глаза, которые светятся теплом и любовью, и я просто тону в них, словно проваливаясь в безоблачное небо.