Непреложная клятва

Чарли и не думал, что все будет настолько легко, — он только предложил толстому магглу способ расправиться с ненавистным врагом, как тот согласился. Терять Вернону Дурслю было особенно нечего. Сын вырос без него, и отца в грош не ставил, а жена вечно доставала истерикой. Да еще и кредиты, и дом, и прочие мелкие долги — зеленщику, в мясную лавку, за яйца и молоко... Определено, Гарри Поттер заслуживал того, чтобы гореть в аду. Размозжить бы ему череп... Но Чарли предложил другое — Поттер ведь хирург? А для хирурга что самое важное? Конечно, руки. Лишить его возможности работать — вот она, достойная месть... И пользоваться волшебной палочкой, про себя подумал Чарли. На одной стихийной магии против Сам-Знаешь-Кого не устоишь. И вот тогда-то, тогда Орден вспомнит своего истинного героя. Да и вины особой на Чарли лежать не будет — все не убийство, а так, обронил: «Руки у Гарри золотые, страшно подумать, что с ним будет, если он лишится возможности оперировать...» Кто ж знал, что этот маггл такой дурной, побежит стрелять. Чарли же по родственному пришел. Про брата больше узнать захотелось. Из первых рук, да... О маггловском мире он мало знает, он и предположить не мог, что его дядя попросит деньги именно на пистолет. *** К утру Гарри пришел в себя настолько, что смог принять посетителей — полицию. К его большому удивлению, кроме обычного следователя из Скотланд-Ярда по его душу явился и аврор. Высокий, плотный, чернокожий мужчина, одетый в обычный ничем не примечательный костюм. Очевидно, он не в первый раз бывал в маггловском мире и умел вести себя, не привлекая внимания. Впрочем, аврора Кингсли интересовался не столько покушением на убийство, сколько возможными контактами Гарри с темными волшебниками. Гарри вскоре понял, что о его встрече с Беллатрикс уже всем известно, и понадеялся, что Макгонагалл купили «Китикет» за ее преданную службу. Очевидно, Светлые, поняв, что им не удается контролировать своего героя, решили просто надавить. Ведь за контакты с Пожирателями полагался тюремный срок. Даже Сириус поддался на их провокации и уговоры. Он пришел к Гарри сразу после того, как крестнику разрешили принимать посетителей. Две ночи он спал на узком и коротком диванчике в коридоре. «Как преданный пес», — шептались медсестры, не спешившие прогонять домой собрата-санитара. Сириус присел рядом с крестником рядом с постелью, и с тревогой взглянул в глаза крестника — он все еще боялся, что Гарри винит его в том, что Дамблдор узнал о его местонахождении. — Может, это неплохо... — сказал Сириус, выслушав историю cо сном. — Уверен, Джеймс предложил бы операцию сделать, но случайно ошибиться... Ведь у каждого может дрогнуть рука. Гарри вскинулся, его глаза потемнели от гнева. Но вспышка боли в плече отрезвила его, и Гарри пришлось откинуться на подушки. — Никогда не говори таких вещей, Сириус! — прошипел он. — Если не хочешь лишиться моего доверия. Я врач, а не убийца. Идите вы... со своими интригами — полем, лесом да болотом! — А было бы так просто, — вздохнул Сириус. — И точно по пророчеству: «Жизнь и смерть одного будет зависеть от жизни или смерти другого». — Ко мне это тоже относится, — устало вздохнул Гарри. — Не знаю, что со мной будет, если я лишусь возможности лечить. Это меня убьет. А пророчество — бред. Да еще и не рифмованный. Все порядочные пророчества в стихах. Катрены Нострадамуса, например... — Значит, ты уже все решил? — спросил Сириус. Гарри неопределенно пожал плечами, показывая, что не хочет об этом говорить. Остаток дня играли в морской бой, используя старый блокнот. Вечером Сириус поддался на уговоры Гарри и на обещания, что ничего с ним не случится, уехал домой, отсыпаться перед дежурством. Гарри долго ворочался, морщился от боли в плече и старался найти позу поудобнее. Ему не хотелось ни о чем думать. Гарри прекрасно понимал, что он на крючке у Волдеморта, чертова Темного Лорда. Он мог сколько угодно хорохориться и огрызаться, лгать даже самому себе, что сможет прожить без нейрохирургии. Он достаточно образован для того, чтобы заработать на жизнь — переводами с японского к примеру, — но в глубине души понимал, что такая жизнь не для него — проще умереть. Гарри полежал немного не двигаясь, что-то шепча. А затем ударил здоровой рукой по одеялу и сказал довольно громко: — Хочешь второй шанс? Будет тебе второй шанс, ублюдочный шантажист! Той же ночью Гарри навестил еще один гость — Альбус Дамблдор. Он вошел в палату молча и тихо — как призрак, одетый в темную мантию. Гарри честно притворялся спящим. Дамблдор постоял некоторое время, а затем шепотом произнес: — Империо. Гарри почувствовал, будто чужие, холодные пальцы сдавили его мозг изнутри. Он затаился, ничем не показывая, что чувствует колдовство. Вспомнилось наставление Учителя: «Не показывай своей силы — возможно, это спасет твою жизнь». — Возьми в руки стакан, мой мальчик, — ласково попросил Дамблдор, его слова продублировались в голове Гарри. Он хотел возмутиться, сбрасывая одурь, сковавшую его, но вовремя одумался и с невозмутимым выражением лица потянулся к стакану, наполненному водой. — Отлично! — обрадовался директор. — А теперь вылей воду на пол. Гарри, превозмогая боль в простреленной руке, снова повиновался, тщательно следя за тем, чтобы действовать по собственной воле, а не по приказу. — Отлично! — снова обрадовался директор. — А теперь слушай: ты сделаешь операцию тому... ребенку, что носит под сердцем Беллатрикс Лестрейндж. Но мальчик операцию не переживет. Тебя не в чем будет обвинить — ведь всякое случается. — Всякое случается, — словно эхо, повторил Гарри. Директор улыбнулся. — Об этом разговоре ты забудешь. — Забуду, — откликнулся Гарри. Лицо директора внезапно исказилось, и он всхлипнул, закрывая лицо ладонями. — Это все для твоего блага, Гарри! Ты сможешь исполнить пророчество, не испытывая вины. Весь грех на мне, Гарри! Весь грех на мне! Ты будешь чист перед магией! Немного помолчав, директор добавил. — И будь поласковее с родителями. Если кто и заслуживает твоей ненависти, так это я. А не они. Произнеся последнюю, полную пафоса и раскаяния фразу, директор аппарировал. Зато Гарри смог наконец уснуть. Больше его никто не беспокоил до самого утра. А утром пришла миссис Поттер. Она была такая смешная — в маггловской одежде, вышедшей из моды еще во времена ее молодости. Смешная и очень хорошенькая — волшебницы, очевидно, старели медленнее обычных женщин. Чувствовалось, что она вполне счастлива: у нее есть все, о чем она могла мечтать — дом, муж, дети... Была лишь одна проблема — число детей в списке мечт Лили Поттер не оговаривалось. Двое или трое, ей было не важно. Вот еще одно доказательство того, что волшебники погрязли в Средневековье, — отношение к детям у них соответственное. Она сидела на краешке стула, что-то щебетала о детских проделках Чарли и Ники, и Гарри, лежа с прикрытыми глазами, вслушивался в этот голос. Он пришел к выводу, что ничего не чувствует — никакой биохимии, никакой мистической связи между матерью и ее ребенком. Биохимия выветрилась, а связи не выдержали натяжения и порвались. Впрочем, детей, которые жили с ней, миссис Поттер тоже не очень-то знала. Был бы Гарри счастлив, живя в семье? Пожалуй. Он просто не знал бы другой жизни, лишенный ее отцом и общественным мнением. Он стал бы одним из мальчиков мажоров, которых так не любил. Может быть, и неплохим человеком, но никаким. Не тем, кем он стал сам, по собственному выбору. Нет уж. Пусть все будет как есть. Так, как должно быть!