Непреложная клятва

Привыкший к стерильности своего рабочего места, Гарри с интересом рассматривал холл больницы Святого Мунго. Пожалуй, это было весьма эклектичное место: будто здесь происходили съемки фильма категории «С» про средневековую больницу и авторы по незнанию добавили несколько современных деталей — вроде стойки регистратуры, с весьма неприветливой дамой средних лет за ней, и довольно неудобных на вид диванов и кресел. Пол был грязен — бахил посетителям явно не полагалось. Впрочем, на глазах Гарри некая женщина в лимонной мантии пару раз взмахнула палочкой, и пол стал чуть чище. Гарри подошел к стойке «Привет-ведьмы», изумляясь нелепости названий: колдоведьма, колдомедик — как будто бы и так не понятно, что в магической больнице работают маги, — и с интересом изучил указатель. В крупнейшей магической больнице Соединенного Королевства было всего шесть отделов. В больнице, в которой работал Гарри, в обычной городской клинической больнице, которых много, было... двадцать четыре клинических отделения и шестнадцать вспомогательных отделений и служб... Против шести отделений. Гарри с ужасом представил себе, как один и тот же целитель утром принимает роды, в обед оперирует сердце, вечером... вечером, к примеру, подрабатывает психологом. Если в магическом мире вообще есть такая наука, как психология. — Гарри, милый, пойдем, — позвала его миссис Поттер. — Нас ждет главный целитель, Гиппократ Сметвик. Гиппократ... Гиппократ — это хорошо, может быть, магические коллеги хоть клятву давали. Хотя Гарри не удивился бы, если бы узнал, что они приносили эту клятву, читая все десять тезисов — включая обязательство не лечить домовых эльфов без разрешения их хозяина... Гиппократ Сметвик оказался полноватым мужчиной лет шестидесяти. Он с радостью пожал руки Поттерам и представил своего молодого коллегу, Августа Сепсиса, человека, который, как оказалось, увлекался «всякими маггловскими методами лечения». Август Сепсис едва заметно поморщился, услышав данную начальником характеристику. Чувствовалось, что его увлечение «нетрадиционной» медициной считалось чем-то вроде блажи. Гарри предложили лечь на кушетку и расслабиться — Сметвик начал диагностику. Это выглядело довольно забавно: он взмахивал палочкой и что-то бормотал. После получаса такой деятельности он разрешил Гарри сесть и принялся рассказывать родителям Гарри о том, какие и когда травмы перенес их сын. Одновременно с тем его речь записывалась резво бегающим по листу пергамента пером. Гарри хмыкнул про себя: Самозаписывающее перо, полезная вещь для врачей, всемирно знаменитых неразборчивым почерком. Миссис Поттер старательно охала, слушая, когда и сколько костей сломал ее сын и насколько плохо он питался в детстве. Джеймс хмурился, старательно проявляя свои отцовские чувства, а Чарльз ухмылялся. Поначалу Гарри не удивлялся, что Сметвик обходится без каких-либо медицинских терминов — он разговаривал с людьми весьма далекими от медицины и упрощал речь. Так Гарри думал, пока не заглянул в больничное дело. «Косточка в ноге»... Ну-ну. А ничего, что косточек в ноге не две и не три? Гарри не удивили выводы колдомедика. Он так же, как и обычные врачи, удивлен, что Гарри может не только ходить, но и бегать, пусть кое-как. И ничем помочь не сможет. Гарри представил, что бы с ним было в этом странном мире, где не проводят операции. Всю жизнь провести в инвалидном кресле — страшный сон Гарри. Ему хватило трех месяцев до операции в пять лет и четырех после нее. Именно тогда, в больнице, готовясь к операции, и после нее, пока Гарри находился под присмотром своего лечащего врача, он понял, кем хочет быть. Медицина захватила его сознание однажды и навеки. Уже студентом он встретился со своим хирургом, и тот так же был очень удивлен успехами Гарри. Гарри передернуло, одно воспоминание потянуло за собой другое; он вспомнил ту ночь, когда сбежал из дома Дурслей. В голове все перемешалось, не хватало воздуха... Возможно, он смог тогда куда-то переместиться незаметно для самого себя — иначе как объяснить то, что его нашли так далеко от дома Дурслей? Как бы то ни было, думал Гарри, шагая по коридору больницы, в том, что он посетил эту обитель скорби — в прямом смысле слова — есть и положительная сторона: он договорился с Янусом Тики, целителем-менталистом, о консультации, объяснив это тем, что ему интересны магические способы работы с поражениями головного мозга и центральной нервной системы. В остальном же день прошел безрезультатно. Впрочем, целитель с говорящего портрета, висевшего в коридоре, одетый по средневековой моде, посоветовал Гарри купить книззла и сажать вечером и утром на больную ногу. *** Только ментальный приказ Дамблдора заставил Гарри пойти на это безумство — отправиться вместе с семейством Поттер в гости к их друзьям, неким Уизли. Снова аппарация, оставившая неизгладимый след в душе и особенно в желудке Гарри. Переместившись, он потерял равновесие и проделал несколько неровных шагов, размахивая для балансировки единственной здоровой рукой с зажатой в ней тростью, по дворику у дома Уизли. Он едва успел остановиться, услышал позади неприятный смешок — это смеялся Чарли Поттер. Впрочем, одного взгляда Гарри хватило, чтобы этот придурок заткнулся. У Уизли обнаружилась и Ники, она гостила у своей старшей подруги — Джиневры Уизли, девушки Чарли по совместительству. Семья Уизли была весьма плодовита — шестеро сыновей и одна дочь. Правда, теперь с родителями жили лишь два младших отпрыска: Рон Уизли, ровесник Гарри, спортсмен-квиддичист, и Джинни Уизли, уже который год тщетно ждущая предложения от жениха. Впрочем, судя по тому, как она стреляла глазами в сторону Гарри, замужество за младшим из сыновей Поттеров не было верхом ее мечтаний. Отец семейства, мистер Уизли, маленький, плотный и улыбчивый человек, был отчаянным магглолюбцем и ничего о магглах не знал. Его супруга, одетая как истинное дитя цветов, беспрестанно колдовала на кухне, пытаясь откормить гостей на убой. Но больше всего Гарри поразил их дом — он явно держался лишь на честном слове и волшебстве. Он был похож на два куска разного пирожного, слепленных вместе на одной тарелке. В доме было три этажа, разное количество комнат на каждом и в каждой комнате разная высота потолков. Мистер Уизли протащил дорогого гостя по всем этажам, совершенно не замечая того, что ему довольно сложно подниматься и спускаться по шаткой крутой лестнице. Ужинать устроились в саду, под окном кухни, — провожать последние летние деньки. Миссис Уизли несколько раз спросила, удобно ли Гарри и не хочет ли он пересесть на стул помягче, мистер Уизли расспрашивал о приборах, которыми Гарри пользовался во время операций. Работа Гарри его восхищала. — И прямо вскрываете черепную коробку, Гарри! — радостно восклицал он, вплескивая руками. — И прямо вырезаете болячку? Удивительно! Просто удивительно. — Он вертелся на стуле, предлагая всем сидящим за столом удивиться тому, что напридумывали эти магглы. Чарльз и Джеймс Поттеры слушали с одинаковым выражением брезгливости, явно показывая, что они думают о разговорах на медицинскую тему вообще и за столом в частности. Лили Поттер шепталась с Джинни, а Ники сидела поодаль, ковыряясь в тарелке. Рон Уизли ел, не обращая ни на кого внимания; он был спортсменом, ему требовалось много пищи, чтобы восстанавливать силы. Гарри отпросился покурить и отошел подальше от веселой компании. Он достал из кармана зажигалку и спички, но не торопился закуривать — просто наслаждаться тишиной. Позади треснула сухая ветка под чьей-то ногой. Гарри обернулся. Это была Ники Поттер — хорошая и скромная девочка, обещавшая расцвести через год-другой. Она не пошла ни в мать, ни в отца, оставаясь ровно посередине; каштановые, мягкие кудри и переменчивые, каре-зеленые глаза делали ее очень хорошенькой, но обычной. Гораздо интересней и привлекательней ее делал ум, светившийся в глазах. Ей было семнадцать или около того. В сентябре Ники собиралась на последний курс в Хогвартсе. — Гарри, — сказала Ники, низко опустив голову и отчаянно смущаясь. — Я... мне надо с тобой поговорить. Я не знаю, у кого еще спросить совета. — Говори, — спокойно ответил Гарри. — В следующем году я заканчиваю школу, и папа хочет выдать меня замуж, — скороговоркой произнесла она. — Он ужасный, гадкий, старый и тупой как тролль. Я ненавижу его! — И кто же это? — участливо спросил Гарри. — Рон Уизли, — с отвращением ответила Ники. Гарри подошел вплотную к сестре... нет, просто к запутавшейся девчонке — и сказал, глядя ей прямо в глаза: — Послушай меня, Ники, — он приобнял ее за плечо здоровой рукой, — у тебя два выхода: бороться за себя, свою независимость, терпеть лишения, тяжело работать, чтобы обеспечить свою жизнь, терять любовь близких — хотя любовь ли это, еще большой вопрос... Или остаться и сделать то, что от тебя требуют, не потерять привычного комфорта, привыкнуть к нелюбимому мужчине и прожить жизнь по инерции... Решай сама, чего ты хочешь. Ты уже взрослая девушка, умная, смелая. Ники несколько раз всхлипнула. Гарри молча протянул ей платок, глядя, как она собирается утереть нос рукавом. — Просто подумай, — добавил Гарри. — Не делай ничего так, надо на свежую голову... Но если решишься — готовься уже сейчас. Изучай обычный мир, копи деньги на первое время, попробуй нагнать, насколько сможешь, программу обычной школы. Можешь спросить совета у Сириуса Блэка — он вполне прилично адаптировался в обычном мире. Ники порывисто обняла Гарри и повисла у него на шее. — Ты самый лучший старший брат, — заявила она, заливая слезами его сорочку. — Не то что этот придурок Чарли! Возомнил себя пупом земли!.. Гарри хмыкнул, и Ники тут же сконфужено отпрыгнула. — Ох, извини, — сказала она, снова опуская голову. — Я знаю, тебе не за что нас любить, и никакая я тебе не сестра. Гарри хотел было возразить — и не только из вежливости, но и потому, что тихая и умненькая мисс Поттер не вызывала у него раздражения, — но телефон, лежавший у Гарри кармане, издал несколько трелей. — Мистер Поттер, — услышал Гарри в трубке хриплый голос Беллатрикс Лестрейндж. — Кажется, началось... Кажется, я рожаю!