Не просто химия

– Ты выглядишь так, словно тебя щас стошнит, – сообщает Скотт за секунду до того, как Стайлз складывается пополам, выблёвывая съеденное на тротуар. – Блядский Хейл, – хрипит он двадцатью секундами позже, вытирая рот рукавом. – Вечно как увижу его, так блевать тянет. Скотт смотрит с сочувствием, гладит друга по спине, а сам уже поглядывает в сторону своего мотоцикла, потому что Хейл приближается, а Скотт всегда был достаточно осмотрителен (или труслив), чтобы понять, что, как только Стайлз сталкивается где-то с этим парнем, – надо валить. Стилински тоже посмотрел бы сейчас на себя с сочувствием, ведь его желудок не железный, и, да, возможно, он перебрал с суши только что, но катализатором его рвотного позыва стал все-таки Дерек. Стайлз ненавидит его. Смотреть на него не может, чтобы не сблевать. Ух, удавил бы. – Привет, Дерек! – улыбается широко-широко, аж щеки болят, и начинает ойкать, когда огромная ладонь ложится на его затылок и тащит к блестящей на солнце крошке-Камаро. Стайлз не надеется, что МакКолл подаст голос – на его глазах эти хейлорукираспускания случались не десять и даже не пятьдесят раз, поэтому выкрик в спину его удивляет. – Чувак, что он тебе сделал?! – спрашивает МакКолл, будто у него есть запасные жизни. Дерек останавливается, закатывает глаза, и, не разворачиваясь, выплевывает: – Он мне денег должен. При этом его ладонь все еще на затылке Стайлза, и он давит на него так, что Стилински идет, наполовину согнувшись. – Бля, но ты достаешь его уже года… полтора? Да, точно, еще со школы. Он все еще не отдал тебе долг? Стайлз вздыхает и послушно плюхается на сидение, когда перед ним открывают дверь. Ему еще наручники, и красавец. Дерек захлопывает дверцу, едва не прищемив ему нос и отвечает Скотту: – Он все еще отрабатывает.

***

О, он отрабатывает. Колени дрожат, и, спасибо, блять, с него любезно не сняли джинсы, и они болтаются на щиколотках, не позволяя пошевелить ногой. Да что там джинсы, его даже в дом толком не провели, стянули штаны с жопы и приперли к стене, прямо рядом с вешалкой у дверей. И он так злится из-за этого, так злится, что в очередной толчок-издевательство, когда толстый член входит под углом и бьет по простате, он сжимает зубы и изо всех сил старается проглотить стон. А когда порыв противного, прилипчивого удовольствия чуть отступает, он зло говорит, поворачивая голову так, чтобы Хейл, пыхтящий сзади, его услышал: – Тебя бабуля ебаться учила? Он разбил Камаро. Только сзади, но очень сильно. Вот почему он был должен Дереку. И он расплатился за нее, еще тогда, в школьные годы, причем, расплатился не задницей, а тем, что выдраил и выкрасил хейловский особняк так, что он стал похож на игрушечный. А теперь его ебали как суку вообще без причин. Хотя нет. Причина была. Он так втрескался, что позволял. Дерек, сволочь такая, не кончает, пока не дожидается выкрика-стона от Стайлза. Будто, тварь, одолжение делает – да, детка, смотри, я позволяю тебе кончить. Он отпускает Стайлза от себя, и тот разворачивается, скатываясь по стене и одновременно пытаясь натянуть на задницу заляпанные спермой джинсы. Дерек быстро приводит себя в порядок и стоит, рассматривая его. – Не поцелуешь даже? – интересуется Стайлз. Его гладят по голове так, словно он собачка. – Ты же блевал, придурок. Пожрать закажу. А ты зубы почисти, твоя щетка все там же. И уходит в сторону кухни. Стайлз матерится, посылает проклятья в его спину, а потом ковыляет в сторону дерековой комнаты, чтобы переодеться в его штаны и, правда, почистить зубы, потому что пиздец. Хейл подрезает его у самых ступенек, хватает за подбородок и ловит губами вздох неожиданности. – Но… я же. – Похер, – ласково шипит Дерек и притягивает его к себе.