***
Тайлер знает, что через пять, максимум – восемь лет, Дилан сможет купить себе особняк с вертолетной площадкой, обустроить гараж под четыре машины и ежедневно контролировать, чтобы газон под окнами его спальни был ровно подстрижен. Что в это время будет делать Тайлер? Возможно, играть в бейсбол с братом, сниматься в малобюджетных фильмах на вторых ролях и иногда посещать модные показы с Колтоном. Нет, он не недооценивает себя, но и не переоценивает. Он смотрит правде в глаза. Дилан – это парень, который всегда будет нарасхват, потому что таланта в нем столько, что можно черпать ковшом, а необычная внешность позволяет обрисовать вокруг него абсолютно любую роль. Тайлер не сомневается, что вытрет слезы счастья уголком носового платка, когда Дилан получит свой первый «Оскар», только вряд ли к тому моменту номер Хеклина сохранится в его телефоне.***
– Я вообще, что ли, твоей нежности не заслуживаю? – шипит Дилан и трется членом о мокрую простыню. Тайлер хочет сказать «ты заслуживаешь целого мира». Но… Хватает за бедра сильнее, так, что завтра точно будут синяки. Не трахает, а вколачивает, выбивая уже не просто стоны, а почти крики вперемешку с отборным матом и хриплым шипением. Его мало. Раз в два месяца на пару часов, а потом сообщения и звонки через день. Ма-ло. Обхватывает рукой за пояс, почти наваливается всем телом. Дилан вгрызается зубами в подушку и кричит, кончая, когда Тайлер ускоряет темп.***
Дилан засыпает в 3:15, распластавшись по кровати безжизненной лепешкой. Рядом с ним его телефон, на котором включено четыре будильника. Тайлер смотрит на него, пока не начинает светать.***
Он не осмеливается сказать в лицо. Труструструс. Пишет сообщение только на следующий вечер после того, как Дилан уезжает. Никаких театральных прощаний, только спокойные слова. О’Брайен ведь взрослый мужчина, он поймет и безо всяких соплей… Напивается так, что стоять не может. Ходит по квартире, пинает стены, орет на кота, и только потом, надышавшись, прооравшись, снимает грязные простыни, к которым так и не прикоснулся – спал на диване, как идиот.***
– Все норм? – Томас тихонько хлопает по плечу, мажет обеспокоенным карим взглядом от его лица к рукам, в которых зажат телефон. Дилан поднимает взгляд, и, если бы Сангстер был Поузи, то явно п р о ч е л бы все по глазам, даже не спрашивая. Но Томас – это Томас. Ему нужно г о в о р и т ь. Дилан облизывает губы и вертит телефоном. – Меня, кажется, только что Хеклин бросил. Томас хмурится: – А вы встречались? Вот оно. Та самая ошибка. Он даже не знает, встречались ли они. Он не знает, имеет ли он право позвонить и наорать на Тайлера, сказать, что «Больше не приезжай» – это ни хера не прокатит, что он не гребанный Дерек Хейл, чтобы отшивать его подобным образом. У него последние дни съемок, и он не знает, как он выживет вообще.***
– Кажется, я сказал тебе не приезжать больше. Дилан закручивает воду и фыркает, смахивая капли, стекающие с носа. – Мне типа пофиг на то, что ты сказал. Мы друзья, так? Я не могу провести с тобой выходные? Они никогда не проводили вместе выходные, как друзья, и Тайлер не верит ни единому его слову. Было немного странно обнаружить его с утра в своем душе. – Не включай Стилински, – просит он. Дилан морщится. Он уже давно не Стилински – подростковая худоба ушла, тело стало рельефным, подтянутым, да и щетина на лице как-то не соответствует образу. – Не включай Хмуроволка. Когда он произносит это, Хеклин ощущает удар под дых. Будто первый сезон «Волчонка» пнул по ребрам. – Я серьезно. У тебя новый проект и вроде съемки в понедельник? Пока О’Брайен обматывает бедра полотенцем, Тайлер сосредоточенно рассматривает стену перед собой. Они знакомы так много лет, что это тело должно перестать вызывать в нем такое бешеное желание, но нет. Ни фига. – Ага. – Главная роль, все такое. – Ага. Я их послал. Говорит это и смеется, приоткрывая окно. Садится на подоконник, прямо так, в чем мать родила, чиркает зажигалкой, стонет довольно, делая затяжку. Тайлер снимает с носа очки и трет глаза, не понимая. – Как это – послал? Дилан выдыхает дым в едва позолоченное солнцем небо. Утро совсем раннее, еще прохладное, с капельками росы на цветах, уютно расположившихся на балконе соседки. – Вот так. Отказался от роли. У тебя есть какая-нибудь еда? Со вчерашнего утра ни крошки во рту. Хеклин смотрит на впалый живот и немного осунувшееся лицо. Похудел, измотал себя, выглядит так, будто не спал неделю. Больше всего на свете он хочет подойти, обмотать его полотенцем и вытереть насухо. Потом надеть на него свои штаны и футболку, заставить натянуть теплые носки. Потому что у Дилана вечно мерзнут ноги, а простыть он может даже от легкого ветерка жарким летом. – Закажу что-нибудь. Уходит на кухню, оставляя его одного.***
– Нет, я все-таки уточню, – Тайлер откидывается на спинку дивана, обнимая бутылку с пивом свободной рукой. Вторая рука сжимает пульт от телевизора, хоть он и работает на фоне, как успокоительное. – Ты отказался от главной роли? Дилан кивает и слизывает расплавленный сыр с пальцев. Тайлер не знает, что сильнее он хочет попробовать – эту пиццу или эти пальцы. – Задолбался. По нему видно. Усталость так и херачит из него в каждом взгляде, каждом вдохе. Потому что сразу после травмы без передышки подряд три проекта, и снова – с одной площадки на другую. Тайлер понимает его. Но… – Это ведь тот фильм, с Уиллом Смитом, да? Дилан хохочет, прихлебывает от бутылки, а потом ставит одну ногу на край стола. Кивает, успокаиваясь. – Я долбоеб, да? Тайлер пинает его в коленку, заставляя убрать ногу. – Ты конченный.***
Оказывается, с Хеклином можно проводить время, не трахаясь. Он интересный. Он вопит, как придурок, в душе по утрам, готовит вкусный завтрак и оставляет подборку с фильмами, когда уходит на весь день. Агенты Дилана разрывают его телефон, и он с ними настолько вежлив, что сам себе противен. Ему говорят, что он пожалеет. Что он пускает свою жизнь по пизде, что сейчас, на пике, нельзя позволять себе такой роскоши, как отпуск. Дилан даже не извиняется. Ему так насрать на все это, потому что однажды вечером Хеклин спокойно интересуется: – Если ты не собираешься ехать домой – может, навестим моих родителей вместе?***
– Это всегда была бешеная любовь, Хеклин. Никакой ебаной дружбы, – прижимается сзади грудью к спине, потом тянется на носочках и мягко трогает щеку губами. Тайлер прикрывает глаза. Он согласен с каждым словом.